Императрица и фаворит

Императрица и фаворит

Злосчастная привязанность Анны к любимцу бездушному, низкому омрачила и жизнь, и память ее в истории.

Н. Карамзин

Вопрос о роли личности в истории многократно исследовался историками, философами, психологами. Роль фаворита (или фаворитки) в истории не менее часто рассматривалась на отдельных примерах. В работе, которая еще не написана, посвященной фаворитологии, как отдельной дисциплине, будут, видимо, главы, рассматривающие отдельно роль временщиц при монархах и временщиков при государынях.

Российская история - до 10 февраля 1730 г., когда Анна явилась в Москву, - хорошо знала деятельность фаворитов. Любимцы Ивана Грозного, Алексея и Петра I активно воздействовали на политику, помогая или мешая царю. Давнюю историю имела роль любимцев при женщинах, достигавших трона. Елена Глинская, мать Ивана Грозного, опиралась на князя Ивана Овчину-Телепнева-Оболенского, правительница Софья отдала бразды правления государством князю Василию Голицину, при Екатерине I власть принадлежала Александру Меньшикову. Императрица Анна привезла в Россию Эрнста-Иоганна Бирена (1690-1772), который, затем, изменив одну букву в фамилии, стал называть себя Бироном, утверждая тем самым свое родство с французскими герцогами Биронами.

Роковое знакомство произошло в Митаве. Герцогиня курляндская была владетельницей провинции только номинально - всем управлял от имени русского государя резидент Петра - Петр Бестужев, который был одновременно интимным другом Анны. Бестужев оказал покровительство молодому и ловкому красавцу, сыну конюха, как говорили в Митаве, Бирону. Уехав на некоторое время в Россию, Петр Бестужев, вернувшись, обнаружил, что его место при герцогине занято. Николай Костомаров, написавший биографию Анны, сообщает: «По известиям современников, привязанность Анны Ивановны к Бирону была необычная. Анна Ивановна думала и поступала сообразно тому, как влиял на нее любимец. Все, что ни делалось Анной, в сущности, исходило от Бирона. Все так разумели и в Курляндии, когда она была герцогиней, и в России, когда она стала императрицей»10.

Страсть императрицы к сыну конюха, которого она делает герцогом и отдает в его руки власть в России, - отличный сюжет для исторического романа. Тем более, что характер фаворита оценивался современниками и потомками однозначно. Дочь Петра Бестужева княгиня Волконская называла в письмах Бирона «каналья курляндец». Знаменитый историк Василий Ключевский не именует его иначе, как «каналья Бирон». Только три некоронованных деятеля русской истории дали свои имена эпохам: в XVIII в. - бироновщина, в XIX в. - аракчеевщина, в XX в. - ежовшина. Фаворит императрицы Анны, любимый министр Александра I, верный нарком Сталина дали свои имена мрачным периодам русского прошлого. В кругу временщиков, записавших свое имя на страницах истории, Бирон занимает особое место. У него не было «проекта», желания изменить общество, как у Аракчеева, или мир, как у Ежова. «Каналья Бирон» хотел только богатства, славы, власти.

«Бироновщина» - эпоха, длившаяся с 1730 по 1740 г., т.е. со дня вступления Анны на престол и до дня ее смерти, время господства «немцев» в России. Сам Бирон, в отличие от Аракчеева и Ежова, ничем не занимался и не занимал никаких правительственных должностей. Главное же - не хотел ничем интересоваться и что-либо делать, если не считать забот о собственных интересах и накоплении богатств. Место фаворита, любимца императрицы, которая делала все, что он хотел, превратила Бирона в символ и синоним «немецкого» засилия. «Немцы, - пишет Василий Ключевский, - посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении»11. И, прежде всего, историк имеет в виду «каналью курляндскую», интересовавшегося только породистыми собаками и «другого каналью», лифляндца, графа Левенвольда, «человека лживого, страстного игрока и взяточника», также фаворита императрицы.

Старший современник Ключевского Николай Костомаров не соглашался с тем. что «жестокий и крутой» характер царствования Анны можно приписывать «Бирону и группировавшимся вокруг него немцам»12. Костомаров подчеркивает, что нельзя говорить о «немцах огулом, потому что немцы, стоявшие у руля государства, не составляли единой корпорации, не преследовали единых интересов. К тому же следует добавить, что наименование «немец» не обязательно обозначало немца. Бирон и Левенвольд были латышами, как сказали бы сегодня, Андрей Остерман, практически возглавлявший правительство Анны, фельдмаршал Миних - крупнейший полководец этого времени - были этническими немцами, другой знаменитый полководец фельдмаршал Ласси - был шотландцем.

«Немецкое» засилье было засилием иностранцев. Начиная с Ивана III, женившегося на Софье Палеолог, и открывшего путь к великокняжескому двору иностранцам, прежде всего грекам, строго контролируемое присутствие чужеземцев в Московской Руси, а потом и в петербургской (при Петре), хотя и вызывало недовольство, терпелось, ибо воспринималось как необходимое. Чужеземцы были техниками (военными, инженерами, архитекторами), приносившими определенные знания и навыки, которых не хватало в России. При Петре иностранцы начали занимать и правительственные посты, но под бдительным контролем государя. «Бироновщина» была временем, когда чужеземцы взяли в свои руки бразды правления страной бесконтрольно. «Все издавалось от имени императрицы, - пишет Н. Костомаров, - но также точно, как если бы вместо нее сидел на престоле младенец».

Изменение положения иностранцев в России было связано не только с характером императрицы. Оно было вызвано прежде всего тем, что победа Петра в Прибалтике, присоединение к России бывших шведских провинций, открыло путь в столицу сильной, образованной, обладающей западноевропейскими знаниями и навыками группе иностранцев, ставших в результате расширения империи русскими. Феофан Прокопович придумывает в это время новое слово - россиянин. Этот неологизм станет очень модным в конце XX в. после распада советской империи. Власть «немцев» (среди них были датчане и пруссаки, вестфальцы, голштинцы, ливонцы, курляндцы) вызывала недовольство, которое будет нарастать. Опасаясь недовольства, помня, что самодержавный характер ее правления был обеспечен вмешательством гвардейских офицеров, Анна сразу же по воцарении создала третий гвардейский полк - Измайловский (по месту резиденции). Он должен был служить противовесом Преображенскому и Семеновскому. Командование полком было поручено графу Левенвольду, офицеров он набрал среди иностранцев (прежде всего из прибалтийских немцев), подполковником стал немец Яков Кейт, перешедший недавно на русскую службу. Его называют в числе первых организаторов масонских лож в России (он был связан с гамбургскими ложами). Рядовых в Измайловский полк набирали в Малороссии, «в таких слоях, – подчеркивает советский историк, - где еще не исчезли противорусские настроения»13.

Опорой императрицы был, конечно, не Измайловский полк, но русское шляхетство, настоявшее на сохранении самодержавной власти государя. Вечером того дня, когда Анна разорвала «кондиции», где было сказано «а буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской», на московском небе появилось северное сияние - чрезвычайно редкое в этих широтах. В нем увидели плохое предзнаменование. В этот же вечер князь Дмитрий Голицин произнес знаменитые пророческие слова: «Пир был готов, но гости были его недостойны! Я знаю, что стану жертвой неудачи этого дела. Так и быть! Пострадаю за отечество… Но те, которые заставляют меня плакать, будут проливать слезы долее, чем я».

Время бироновщины было временем террора. Прежде всего пострадали верховники и их сторонники. Феофан Прокопович, один из наиболее образованных людей своего времени, был одновременно одним их первых русских пропагандистов. «Ученый регимент», в который он входил вместе с А. Кантемиром и В. Татищевым, много трудился над прославлением деяний Петра Великого. Затем «птенцы гнезда Петрова» активно поддерживали Екатерину I и активно содействовали борьбе с верховниками (В. Татищев занимал особую позицию). Архиепископ Феофан прославлял Анну стихами, которые свидетельствовали, что русская поэзия только готовится к взлету, но уже понимает необходимость верноподданнических чувств: «Ты наш ясный свет, ты красный цвет, ты доброта, ты веселие, велие». Об Анне можно сказать много, кроме одного - она не была доброй. Императрица была мстительной, злой государыней.

Едва заняв трон, Анна (в марте 1730) учредила тайных розыскных дел канцелярию вместо уничтоженного при Петре II Преображенского приказа. Во главе органа политического розыска был поставлен генерал Андрей Ушаков, служивший ранее в Преображенском приказе под началом Федора Ромодановского и не уступавший жестокостью любимцу Петра. Впрочем, современники отмечают, что глава Тайной канцелярии сочетал природную жестокость со светским лоском. Андрей Ушаков докладывал лично императрице и получал от нее инструкции. Центральная канцелярия, переехавшая в Петербург, который с 1732 г. окончательно стал столицей империи, насчитывала, кроме генерала Ушакова, двух секретарей и 21 чиновника. С таким небольшим штатом она проделала большую работу: было сослано в Сибирь больше 20 тыс. человек, широко применялись казни. «Шпионство, - комментирует В. Ключевский, - стало наиболее поощряемым государственным служением». Особый указ предусматривал смертную казнь за недонесение об услышанном неуважительном слове о царской особе.

Террор «бироновщины», как его традиционно называли историки, хотя он осуществлялся прежде всего русскими руками, произвел впечатление на современников Анны и на потомков прежде всего потому, что удар обрушился на знатнейшие русские фамилии: были сосланы, а затем казнены Долгорукие, умер в Шлиссельбургской крепости князь Дмитрий Голицин. Самым знаменитым политическим делом в царствование Анны был процесс кабинет-министра Артемия Волынского. Приближенный к трону, приобретший значительное влияние на императрицу, Волынский вступил в конфликт с Бироном и Остерманом и проиграл. «Правду говорят о женском поле, - делился он своими мыслями в кругу друзей, - что нрав имеют изменчив, и когда женщина веселое лицо показывает, тут-то и бойся! Вот и наша государыня: гневается иногда сам не знаю за что; резолюции от нее никакой не добьешься, герцог что захочет, то и делает». Преданный суду, признанный виновным - под пыткой признался, что дерзко отзывался об императрице - Волынский был приговорен к лишению языка и посажен на кол. В последнюю минуту Анна помиловала своего бывшего министра, смягчив казнь: Артемию Волынскому отрубили голову, предварительно вырвав язык.

Расправа со сторонниками ограничения самодержавия шла параллельно с удовлетворением некоторых требований дворянства, изложенных в проектах 1730 г. Едва вступив на трон, Анна отменила закон Петра о единонаследии, который давал право отцу передавать имущество кому он хочет. Новый закон требовал делить недвижимость «всем ровно», но прежде всего отменил различие между вотчиной (наследственным имением) и поместьем (землей, пожалованной за службу и на время службы). Поместные земли стали таким образом частной наследственной собственностью дворян-шляхетства. В 1731 г. был открыт шляхетский кадетский корпус - привилегированное общеобразовательное заведение для дворянских детей. О преподаваемых предметах и разном интересе к ним учащихся, которые могли их выбрать, свидетельствует программа 1733 г. В кадетском корпусе воспитывалось 245 кадет. Они обучались: немецкому языку - 237 чел., танцам - 110, французскому - 51, фехтованию - 47, музыке - 39, геометрии - 36, рисованию - 34, истории - 28, верховой езде - 20, русскому - 18, географии - 17, латыни - 15, юриспруденции - 11 человек14. Из кадетского корпуса выпускники выходила на офицерскую или гражданскую службу.

В 1736 г. указ императрицы удовлетворил одно из главных дворянских требований - ограничил срок обязательной службы 25 годами (до этого она была бессрочной). К тому же отец мог из двух или более сыновей удержать одного дома для ведения хозяйства, но обязательно обучая его грамоте. Значение этого трудно переоценить: служба государству - военная или гражданская - перестала быть единственной возможной карьерой для дворян. Возник слой не служащих помещиков. Через четверть века все дворянство будет освобождено от обязательной службы - первый шаг в этом направлении был сделан указом 1736 г. Право выходить в отставку после 25 лет службы давало возможность дворянам, начинавшим служить в 20 лет, возвращаться в имение в цвете лет. Символическим актом, свидетельствовавшим о внимании императрицы к шляхетству, было уравнивание жалованья: русские стали получать столько же, сколько иностранцы, которым до этого платили значительно больше. Впрочем, символичность повышения жалованья проявлялась в том, что в царствование Анны его платили очень редко: с финансами было трудно - очень высокими были расходы двора, казна интенсивно раскрадывалась, дорого стоила внешняя политика.

Превращение шляхетства в привилегированный слой сопровождалось усиливавшимся на протяжении следующих десятилетий закабалением крестьянства, превращением крестьян в рабов. Процесс был неудержим: расширение прав дворян-помещиков шло за счет сокращения (до исчезновения) прав крепостных крестьян. XVIII век - век императриц и дворянства был одновременно веком полного закрепощения крестьян. Видимо, игрой исторического случая следует объяснить тот факт, что законодательство, лишившее в конце века крестьян всех человеческих прав, вводилось императрицами. В 1796 году, когда почила в бозе Екатерина II, любимица французских философов, образец просвещенного монарха, в России жило 36 миллионов человек: в частном владении находилось 9790000 мужских душ, в государственном владении - 7276 мужских душ. Считая с семьями, 90% населения России были помещичьими или государственными крепостными - рабами.

Императрица Анна внесла значительный вклад в процесс полного закабаления крестьян, возложив на помещиков фискальные обязанности, право взимать подушную подать с крепостных. Усиление крепостного права, но в еще большей степени два неурожайных года подряд (1734-1736) выбросили на дороги множество нищих и бродяг, бегство крепостных приобрело гигантские размеры. В качестве меры борьбы был испробован указ 1736 г., дававший помещикам право определять меру наказания крепостному за побег. Нищие и бродяги сбивались в разбойничьи шайки, гулявшие по всей стране. Они хозяйничали в издавна опасных для купцов местах - на Волге и Оке, но также расплодились вокруг столицы. Отряды солдат вырубали леса вдоль дороги из Петербурга в Москву, чтобы лучше видеть разбойников. В 1740 г. незадолго до смерти Анны «гулящие люди» напали на Петропавловскую крепость, убили часового и похитили казенные деньги.

Толчок, данный Петром, был так силен, что русский корабль плыл в заданном направлении, несмотря на отсутствие настоящего капитана. Вступив на престол 37лет, Анна старалась наверстать тоскливые годы, проведенные в Митаве. Николай Костомаров, биограф императрицы, беспощаден: «Ленивая, неряшливая, с неповоротливым умом и, вместе с тем, надменная, чванная, злобная, не прощающая другим ни малейшего шага, который почему-либо ей был противен, - Анна Ивановна не развила в себе ни способности, ни привычки заниматься делом и особенно мыслить, что было так необходимо в ее сане»15. Анна любила наряды (предпочитая, по совету Бирона, яркие ткани), праздники, пригласила впервые в Россию (1736) итальянскую оперу, особое удовольствие доставляли ей шуты и шутихи. Десятилетнее царствие Анны занимает в русской истории небольшую главу, в которой наиболее запомнившимся эпизодом остался ледяной дом. По приказу императрицы в последний год ее жизни на Неве был построен дом из льда - стены, двери, окна, вся внутренняя мебель и посуда были из льда. В ледяном доме была отпразднована свадьба князя Михаила Голицина, принявшего католичество и за это превращенного в шута, с шутихой - калмычкой Анной Бужениновой, известной своим безобразием. Советский историк, видимо слегка преувеличивая, назвал ледяную свадьбу «позором России, куда более постыдным, чем Нарва или Аустерлиц»16. Иван Лажечников написал исторический роман «Ледяной дом» (1835), в котором, осуждая Анну, представил положительным героем Волынского, защитника России от иноземного фаворита Бирона.

Правительство Анны не задавалось вопросом отношения к ре-Формам Петра. Не желая упразднить их, не имея плана их продолжения, Анна (выбранные ею руководители внешней и внутренней политики) руководствовалась текущими нуждами, действовала по обстоятельствам, часто руководствуясь только личным интересом. Принимаются меры по «регулированию» государства: организуется постоянная почтовая связь - каждые 25 верст стояли станции, имевшие в военное время по 25 лошадей, в мирное - по 5. В 23 больших городах были заведены полицейские управления (до этого они существовали только в столицах). В 1737 г. городским властям было предписано иметь в городе врачей (из военных лекарей) и платить им ежемесячно по 12 рублей; одновременно были учреждены аптеки, где можно было за плату приобретать медикаменты.

Господствующей тенденцией в промышленности, о создании которой так заботился Петр I, была передача государственного контроля в частные руки. Горное дело, которое было казенным достоянием, открывается для частных лиц. Казенные горные заводы отдаются компаниям, составленным из русских и иностранцев. Часть заводов и рудников отдается на откуп. На откуп отдается также рыбный промысел, процветавший в низовьях Волги. Особое внимание уделяется конным заводам, число которых быстро растет. Это объясняется тем, что страстным любителем лошадей был Бирон. Большое внимание уделяет правительство Анны монетному делу. Русский червонец - золотая монета достоинством в 3 рубля, введенная при Петре I, - получает новую постоянную цену: 20 рублей 20 копеек. В 1731 г. уничтожаются мелкие серебряные деньги, вместо них чеканятся более крупные - рубли, полтинники и гривенники из серебра 77-й пробы. Одновременно изымается из обращения медная монета.

Быть может, наиболее последовательно Анна продолжала церковную политику Петра. Всеми церковными делами ведал Синод, все духовные владения (монастырские вотчины) находились в ведении правительственного органа. Отношение к другим религиям определялось, как и при Петре, государственным интересом. Старообрядцев преследовали не за то, что они верят по-своему, а за то, что они вносят раскол в государство, отходя от господствующей церкви. Старообрядцы платили двойную подушную подать, их монастыри разорялись, за «совращение» православных наказанием была вечная ссылка на галеры. Спасаясь от преследований, старообрядцы бежали из центральных районов на далекие окраины - в Сибирь, к подножьям Кавказа, за границу - в Польшу, Молдавию.

Особое положение занимали протестанты - это отражало не только политику Петра, но и настроение императрицы, окруженной фаворитами-протестантами. В Петербурге была построена лютеранская (и армянская) церковь, было разрешено иметь лютеранские церкви и в других городах, где было много рабочих-немцев. Василий Татищев в сочинении «Разговор о пользе наук и училищ» представил первую в России защиту «светского жития». Он не отвергал, конечно, «жития духовного», но защищал право светской жизни на совместное существование с духовной. Развивая свою программу, автор отмечает необходимость полной веротерпимости с позиции «светской жизни», с точки зрения государственных соображений. Россия, пишет В. Татищев, «от разности вер вреда не имела, но еще пользу видела». Он делает исключение только для иезуитов, «по их коварству», и для евреев - «не для веры, но паче для их злой природы»17.

Веротерпимость, основанная на государственном интересе, не исключала жестоких наказаний за вероотступничество - за переход из православия в другую веру. В 1738 г. был сожжен заживо флотский офицер Возницын, перешедший в иудейство, с ним вместе сожгли и Боруха Лейбовича, совратившего православного. В 1740 г. был казнен сибирский казак Исаев, принявший магометанство. Подобные случаи были редки. Серьезным соблазном было католичество. Ему поддавались русские, подолгу жившие на Западе, католическая пропаганда шла главным образом из Польши. Опубликованные впервые в 1992 г. записки аббата Жака Жюбе, приехавшего в Россию в декабре 1728 г. и бежавшего из нее в марте 1732 г.. отлично демонстрируют трудности, с которыми встречался католический миссионер в Петербурге в царствование Анны (не только, впрочем). Аббат Жюбе поехал в Россию как духовник княгини Ирины Долгорукой, урожденной Голицыной, принявшей католичество за границей. Парижские теологи из Сорбонны поручили Жюбе выяснить возможности объединения церквей, о котором шла речь во время пребывания Петра I в Париже. Аббат Жюбе вынужден был довольствоваться раздачей книг, но и это навлекает на него преследования. К тому же он оказался связанным с опальными фамилиями - Долгоруких и Голицыных. Ко всему прочему никакого желания объединять церкви в России не было. В 1735 г., вернувшись на родину, Жак Жюбе написал о своих приключениях, но рукопись, озаглавленная «Религия, нравы и обычаи московитов»18, была обнаружена в муниципальной библиотеке Руана 250 лет спустя. Миссия аббата Жюбе не удалась.

Николай Костомаров, без особого расположения относившийся к императрице Анне и ее деятельности, тем не менее, как добросовестный историк, констатирует: «Как ни сурово относилось правительство Анны Ивановны к расколу и к религиозным заблуждениям (историк имеет в виду другие, кроме православной, религии. - М.Г.), но оно все-таки было мягче и снисходительнее, чем того Желали некоторые ревностные духовные сановники». Он заключает: «У правительства ранее, чем у русского народа, наступило сознание той простой истины, что недостаточно ограничиваться полицейскими способами устрашения, чтобы удержать народ в верности православной церкви»19. Результатом этого понимания было создание семинарий и училищ для подготовки священников - «умных, ученых и высоконравственных»20.

Отсутствие последовательности в политике правительства Анны, использование отдельных элементов петровских реформ и отказ от других, объясняется отсутствием политических идей у императрицы, передачей ею реальной власти фаворитам, но также большому количеству фаворитов, каждый из которых имел свои взгляды, а прежде всего свои личные интересы. Английский историк Ле Донн пишет о России XVIII в., добавляя, что это касается не только этого века: «Процесс принятия решений в русском правительстве остается тайной»21. Это замечание целиком относится к царствованию Анны. Василий Ключевский, как подавляющее большинство историков, не жалеющий резких слов и красок для изображения «бироновщины», пишет о выдающемся государственном деятеле Анисиме Маслове, занимавшем пост обер-прокурора Сената и без устали обличавшем «недобросовестность и бездельничество сильных правителей и самих сенаторов». «Нравственному действию его нелицеприятной и мужественной настойчивости подчинялись даже такие нравственные сухари, как императрица и ее фаворит»22.

Русские историки чрезвычайно критически относятся к внешней политике Анны, к ее дорогостоящим войнам. Это вызвано тем, что примерно 100 тысяч русских солдат, погибших в битвах, не принесли государству значительных территориальных приобретений, но так же и тем, что руководители этой политики были хорошо известны. Василий Ключевский горько иронизирует по поводу «постыдно-смешного» договора 1739 г., закончившего «войну за польское наследство»: «Вся эта дорогая фанфарада была делом первоклассных талантов тогдашнего петербургского правительства, дипломатических дел мастера Остермана и такого же военных дел мастера Миниха с их единоплеменниками и русскими единомышленниками». Вице-канцлер Генрих-Иоганн (Андрей Иванович) Остерман и фельдмаршал Бурхард-Христофор Миних были «птенцами гнезда Петрова», карьеру сделали при первом императоре. Остерман начал службу молодым, занимался по поручению царя разными делами, но особенно часто Петр употреблял его способности в дипломатии. После смерти Петра Остерман играл важную роль, как «делатель царей», его репутация умнейшего человека в империи, во всяком случае при дворе, позволила ему принять активнейшее участие в выборах Екатерины I, Петра II и Анны. При Анне Остерман был подлинным руководителем правительства. Перед смертью императрица призвала к себе Бирона и Остермана. Вице-канцлеру она вручила документ о наследнике престола.

Миних приехал в Россию в 37-летнем возрасте. Он родился в одном из немецких княжеств - Ольденбургском графстве, которое с XV в. входило в датские владения. В 16-летнем возрасте он отправился служить во Францию, в инженерные войска. А затем 20 лет Миних воевал, кажется, во всех армиях Европы, служил под началом Евгения Савойского, герцога Мальборо, в польской армии Августа Сильного. В числе работ, выполненных в России, было руководство строительством Ладожского канала, получившее высокую оценку Петра.

В смутное пятилетие после смерти императора Миних сблизился с Остерманом и после восшествия на престол Анны возглавил в кабинете военные дела. Ему принадлежит инициатива военной реформы, которая включала формирование двух гвардейских полков (Измайловского и Конногвардейского), создание тяжелой кавалерии, выделение инженерной части в особый род войск, учреждение сухопутного кадетского корпуса. Он уравнял жалованье русских офицеров с иноземными. Под его наблюдением была создана система укреплений - Украинская линия между Днепром и Северным Донцом. В немалой степени под его влиянием двор переехал в Петербург, генерал-губернатором которого он был до того, как стал членом кабинета Анны.

Одна из причин, по которой русские историки критикуют внешнюю политику Анны, ее войны, хорошо изложена Н. Костомаровым: «Каждое государство надеялось обмануть русских и сделать их державу орудием своих целей… союз с ней давал всем большую приманку, чтоб иметь возможность располагать ее большими военными силами и вести, так сказать, ее на буксире за собой»23. Прежде всего, Россией интересовались две крупнейшие европейские державы - Франция и Австрия (Германская империя немецкой нации). Их представители в Петербурге не жалели денег, чтобы привлечь руководителей русской политики на свою сторону.

В течение 18 лет (1723-1741) руководителем внешней политики России был граф Андрей Остерман, хотя номинальным канцлером был граф Гавриил Головкин. Дипломатический справочник, выпущенный в Москве в 1992 г., подчеркивает, что все деятели русской и иностранной политики руководствовались исключительно историческими интересами России, хотя случалось и так, что попутно, но не нарушая государственных интересов, тот или иной канцлер решал и свои личные дела. В числе тех, кто умел сочетать интересы государства и личные, назван Андрей Остерман.

Выбор между Австрией и Францией стал неизбежным 1 февраля 1733 г. - после смерти короля Речи Посполитой саксонца Августа Сильного. Единственный законный сын покойного короля Фридрих-Август без хлопот занял саксонский трон, но с польским возникли серьезные трудности. Франция решительно поддержала кандидатуру Станислава Лещинского на польский трон. Изгнанный в свое время из Польши войсками Петра, поддерживавшего Августа II Сильного, Лещинский, неудачный ставленник Карла XII, нашел приют во Франции, выдал свою дочь Марию за юного Людовика XV и после смерти своего счастливого соперника предъявил права на корону Речи Посполитой. Франция обещала поддержать его в случае необходимости вооруженной силой. 12 сентября 1733 г. польская шляхта единогласно избрала Станислава Лешинского королем.

В декабре 1732 г., за два месяца до смерти Августа II, в Берлине был заключен договор, который вошел в историю, как «договор Левенвельда» (по имени русского дипломата, брата одного из фаворитов Анны), или «договор трех черных орлов». Его подписали Россия и Австрия, в гербе которых были черные двуглавые орлы, и Пруссия, гербом которой был орел черный, но одноглавый. Петербург, Прага и Берлин решили не допустить на польский трон сына Августа, а сделать польским королем португальского принца. Инициатором договора был австрийский император Карл VI, не имевший сыновей и заботившийся о том, чтобы ему наследовала одна из трех дочерей. Сын Августа II мог претендовать на австрийскую корону, и Карл VI хотел помешать ему стать польским королем, что значительно усилило бы его.

Появление Станислава Лещинского спутало карты «трех черных орлов». Союзники решают поддержать саксонского претендента, который подписывает «Прагматическую санкцию» - согласие на избрание после смерти Карла VI на венский престол его дочери. Русские войска под командованием фельдмаршала Ласси вступили в Польшу. За ними следуют корпусы генералов Загряжского, Измайлова, князя Репнина. Регулярной русской армии пробует безуспешно сопротивляться польское ополчение. Саксонского претендента поддерживает также часть шляхты, прежде всего литовские магнаты. 5 октября 1733 г. противники короля Станислава Лещинского выбирают королем саксонского электора Фридриха Августа, который принимает имя Августа III. Лещинский бежит в Данциг, надеясь дождаться там обещанной французской помощи. Русская армия осаждает могучую крепость, которая успешно сопротивляется. Положение меняется после того, как командование осадой переходит в руки Миниха. После интенсивного артиллерийского обстрела города, начавшегося в марте 1734 г., потеряв надежду на помощь (французская эскадра появилась в виду города, но не решилась высадить десант), Данциг капитулировал 27 июня. Станислав Лещинский бежал в Пруссию, а затем во Францию. Побежденные заплатили миллион талеров контрибуции. Поставленный союзными государствами (прежде всего русской армией) король Август III мог спокойно править Польшей.

Польша интересовала Францию лишь как средство давления на Австрию. Убедившись в серьезности сопротивления Лещинскому и не желая посылать свои войска для войны с русскими армиями, Людовик XV соглашается на подписание мирного договора с Австрией: Станислав Лещинский отказывался от притязаний на польский трон, сохранял до смерти королевский титул и формально становился владельцем Лотарингии, недавно завоеванной Францией. Характер французско-польских отношений выражен в том, что Франция подписала соглашение с Австрией об отречении Лещинского ровно через пять дней после подписания с ним наступательного и оборонительного договора.

Для Франции Польша была третьестепенным объектом дипломатической игры. Для российской империи значение Польши было первостепенным. Кампания против короля Станислава и в защиту «прав» Августа III обошлась дорого русской армии. Только под Данцигом она потеряла 8 тыс. человек. Но подтвердила право России по своему желанию (при согласии других «Черных орлов») вмешиваться в польские дела, поддерживать свою кандидатуру на польский трон. После смерти Августа II, когда начались поиски кандидатов на варшавский трон, Польша не дала России никакого предлога для обиды, не нарушала границ, не вступила в антимосковский союз ни с одним из соседей империи. Это не имело значения. Анна и ее советники продолжали политику Петра и спешили воспользоваться развалом польской государственной и социальной системы. Царившей в Польше анархией, которую сами поляки называли свободой. Польский историк Павел Ясеница отмечает знаменательный факт: «Петербургом тогда правили немцы, это обстоятельство характерно для колорита эпохи, но лишено решающего значения. Было безразлично, как назывался человек, определявший политику России, - Остерман, Репнин или как-нибудь иначе. Каждый из них вел себя одинаково, ни один не выпустил бы из рук добычи Петра Великого»24.

Союзники России - Австрия и Пруссия - имели свои планы, рассчитывали при возможности расширить свою территорию за счет Польши, но соглашались оставить Речь Посполитую под заботливым протекторатом Российской империи. Победа в Северной войне продолжала плодоносить.

Обеспечив прочную границу на северо-западе, Россия обращается на юго-восток. В сторону Оттоманской империи. Блистательная Порта, Оттоманская империя, просто Турция - все эти имена носил давний противник России. Турция преграждала Москве, а затем Петербургу дорогу к Черному морю, но, кроме того, владея частью Украины, она чрезвычайно интересовалась польскими делами, будучи одним из соседей Речи Посполитой. Причем законность этого интереса была подтверждена договором 1711 г., подписанным Петром после поражения на Пруте. Действия России и традиционного противника Оттоманской империи Австрии в Польше побудили Турцию поддержать своего вассала крымского хана, отправившегося в очередной набег на русские земли. Незабытая в России обида, связанная с неудачей на Пруте, не угасавшее желание проучить крымского хана, ослабление Турции, где в 1730 г. янычары снова свергли одного султана и посадили на трон другого, сложились в причину войны с Турцией, начавшейся в 1735 г.

В течение нескольких лет Турция вела войну с Персией, терпя поражение за поражением. Решив начать военные действия против Турции, дипломаты Анны установили добрые отношения с Персией и отдали завоеванные Петром провинции. Астрабадскую и Мазандаранскую по Рештскому договору 1732 г.; Баку, Дербент и уезды по Гянджийскому договору в 1735 г. Идея приобретения территорий на каспийском побережье была связана с давним интересом московских царей к Кавказу. В 1715 г. Петр, отправляя молодого Артемия Волынского, будущую жертву Бирона и Анны, послом в Персию, составил инструкцию, в которой предписывал тщательно изучать местность, порты, города, реки, впадающие в Каспийское море, выясняя, в частности, нет ли реки, которая течет в Индию, нет ли возможности для русской торговли в Персии и на Ближнем востоке. В 1717 г. Волынский представил план захвата значительной территории каспийского побережья, воспользовавшись междоусобицей, царившей в Персии. Петр вел в это время войну со шведами и не имел сил для столкновения с Персией. Он не отверг, но отложил выполнение плана Волынского, который был послан губернатором в Астрахань и продолжал убеждать императора в необходимости воспользоваться слабостью шаха. Военная экспедиция 1722 г. подтвердила правильность диагноза Артемия Волынского: русские войска одержали легкую победу и захватили персидские земли по западному и южному берегу Каспия, отрезав Персию от моря, создав «русский Иран».

Легкость завоевания не означала отсутствия жертв (в каспийскую экспедицию было послано 61090 солдат, погибло в боях, от жары, болезней - 36664)25. Русские завоевания в Персии не оставили равнодушными турок, которые также вторглись во владения шаха. Россия и Оттоманская империя договорились о линии раздела своего влияния в Персии. Желание приобрести союзника в борьбе с Турцией побудило дипломатов Анны вернуть Персии завоеванные провинции, но в Гянджийском договоре имелся пункт, который открывал возможности на будущее: Персия обязывалась не отдавать ни под каким предлогом никому Баку и Дербент. Таким образом Турции преграждался путь к Каспийскому морю, которое становилось персидско-русским.

Формально война начиналась не с Турцией, но с крымскими татарами, которые постоянно совершали набеги и ходили воевать с Персией через русские владения на Кавказе. Подлинные намерения были грандиозными. Фельдмаршал Миних, которому было приказано идти из Польши на Украину и далее на татар, писал 14 августа 1736 г. Бирону, что в 1737 г. русские войска подчинят Крым, Кубань и Кабарду. В 1739 г. планировался захват Константинополя и коронация императрицы Анны в Святой Софии. «Какая слава! - заключал фельдмаршал свой план. - Какая государыня!»26.

Ценой огромных жертв русские армии добиваются значительных успехов. После тяжелой осады фельдмаршал Ласси захватывает Азов, завоеванный Петром, возвращенный туркам после поражения на Пруте, и снова ставший русским (20 июня 1736). В это же время войска Миниха преодолевают перекопский перешеек, отделяющий полуостров Крым от континента, захватывают крепость Перекоп и впервые реализуют давнюю русскую мечту - вступают в Крым (22 мая 1736 г.). Русские берут и сжигают крымские города, в том числе столицу Бахчисарай (был обращен в пепел ханский дворец), но болезни, жара, отсутствие продовольствия вынуждают их отойти к Перекопу.

Весной 1737 г. Миних снова ведет армию против турок, на этот раз, имея целью турецкие владения в Молдавии и Валахии.

Успешные действия русских войск, трудные условия, нерешительность Австрии, с 1726 г. союзницы России против Оттоманской империи, поражения австрийцев побуждают русскую дипломатию начать поиски мира. В августе 1737 г. представители трех воюющих держав собрались в Немирове для мирных переговоров. Русские послы получили инструкции от Остермана, в которых была изложена программа завоеваний, намечена граница, которую Россия хотела получить в результате войны. Необходимость этой границы, - говорилось в инструкции, - диктуется требованиями безопасности империи и ее жителей. Максимальным требованием была передача России Крыма и Кубани. Остерман допускал, что при невозможности добиться этой границы следовало соглашаться на переход к России Таманского полуострова и побережья Азовского моря до впадения в него реки Берды (позднее там будет поставлен город Бердянск). Вся территория между Днепром и Днестром должна была отойти к России. Наконец, от Блистательной Порты потребовали, чтобы она согласилась на независимость Молдавии и Валахии, просивших протектората России, и ушла за Дунай.

План Миниха, видевшего коронацию Анны в Константинополе, мог казаться фантастическим. План Остермана был вполне реальным: одержанные победы позволяли России превратиться в черноморскую державу. Конгресс в Немирове закончился ничем: русские представили свои предложения, турки их отвергли. В 1738 г. возобновились военные действия. Фельдмаршал Миних продолжал одерживать победу за победой. Была взята крепость Очаков. В августе 1739 г. русская армия впервые наголову разбивает турок в открытом поле - в битве под деревней Ставучан терпят поражение отборные турецкие войска. Русские вступают в Хотин, переходят Прут, смывая поражение Петра, вступают в Ясы. Миних готовится продолжать наступление в направлении Бендер, а затем перейти Дунай и маршировать к Стамбулу. В это время фельдмаршал Ласcи во главе сорокатысячной армии совершил победоносный марш в Крым.

Победы оказались слишком значительными. Россия еще не могла их переварить. К тому же Австрия, разбитая турками на Балканах, внезапно вышла из войны, подписав сепаратный договор е Оттоманской империей. Даже вместе с Австрией Россия не могла вынудить Турцию к принятию немировских условий. В одиночку ей не оставалось ничего другого, как приступить к мирным переговорам. Граф Остерман поручил ведение переговоров французскому послу в Константинополе маркизу де Вильнев. Посредничество французского дипломата, представителя страны, бывшей традиционным противником Австрии, а, следовательно, традиционным союзником султана, дало Белградский мир. В сентябре 1739 г французский дипломат подписал его от имени России. Война, стоившая России около 100 тысяч солдат, принесла немного: Азов остается русским, но его нельзя было укреплять, Россия не могла держать кораблей на Черном море, но получила степь между Бугом и Днепром.

Историки подчеркивают несоразмерность затрат и результатов Темпераментный Василий Ключевский категоричен: «Россия не раз заключала тяжелые мирные договора; но такого постыдно-смешного договора, как Белградский 1739 г., ей заключать еще не доводилось и авось не доведется»27. Ключевский не мог, конечно, знать, что ровно через 200 лет будет подписан несравненно более постыдный, смешной и трагический пакт.

Василий Ключевский и другие историки были правы, настаивая на бездумности Остермана, доверившего заключение мира с Турцией французскому дипломату, подчеркивая огромное количество жертв во время войны, тяжелые последствия, которые агрессивная политика Анны принесла всему хозяйству России. Но, в конечном счете, обвинения в адрес правительства Анны сводятся к тому, что войны были неудачными, что завоевания были потеряны. Императрица виновна в неудаче своей политики. Эти упреки не совсем обоснованны. Они верны, если рассматривать результаты этой политики в пределах десятилетия, которое видело Анну на русском троне, окруженную «канальями-курляндцами». Если раздвинуть временные рамки, взглянуть в прошлое и будущее российской империи, станет очевидным постоянство русской политики и полное соответствие с ней действий и планов правительства Анны. Как их предшественники и преемники, дипломаты и военные деятели эпохи Анны не переставали стремиться к «безопасным границам». Миних и Ласси шли по дорогам - на Крым, к Азову, на Прут, - по которым ходили армии Василия Голицина и Петра, по которым будут ходить армии Потемкина, Румянцева, Суворова.

Настойчивость Московского государства, а затем Российской империи в желании «обезопасить» границы, постоянно их раздвигая, постоянство русской политики поразительны, тем более что дворянство, шляхетство, как его называют после Петра, правящий слой общества, поставляющий командный состав, не питал никакого интереса к войне, к военному делу. Главным желанием дворян, служивших в армии, было возвращение домой, в родные поместья. Прусский посол в Петербурге Фокеродт, оставивший интересные записки о русской жизни, рассказывает, что когда русской знати «приводят в пример дворянство европейских стран, считающее величайшей честью военные заслуги, она обыкновенно отвечает: это только доказывает, что на свете больше дураков, чем умных людей. Умный человек не станет подвергать опасности здоровье и жизнь, - разве только из нужды, за жалованье. Но русский дворянин с голоду не умрет, если только позволят ему жить дома и заниматься хозяйством. Даже тому, кто сам за сохой ходит, все-таки лучше, чем солдату»28.

Умных людей было, наверное, не так уж мало. Например, в Польше, где шляхетство не хотело воевать. И по мере ослабления центральной власти шляхта воевала все меньше и меньше, если не считать ссор между соседями. При саксонских королях численность армии Речи Посполитой по сравнению с армиями соседей составляла: 1:11 для прусской армии, 1:17 - для австрийской, 1:28 - для русской. Польша - страна без армии - напрашивалась на гибель. Россия ощущала острую необходимость в сильной армии, ибо на ней строился «оборонительный империализм», составлявший суть государственной политики. Самодержавная власть государя была силой, вынуждавшей идти на войну не только крепостных крестьян, что было просто, но и шляхетство, которое предпочло бы спокойное существование в «дворянских гнездах».

В 1740 г., в год смерти Анны, прусский трон занял Фридрих II. Утверждается прусская модель, о которой остроумный современник Георг Гейнрих фон Беренгорст сказал: «Прусская монархия - это не страна, имеющая армию, но армия, имеющая страну, в которой она расквартирована». Эта модель покажется соблазнительной некоторым русским самодержцам, но иные масштабы территории и населения не позволят им превратить Россию в Пруссию, несмотря на страстное желание приблизиться к идеалу.

Россия расходовала огромные средства, не жалела солдатских жизней для расширения своей территории во всех направлениях. Там, где барьером были границы других государств, оружием «оборонительного империализма» была армия. На бескрайних просторах степи, тайги и тундры инструментом государственной политики становились беглецы от государства. Люди, искавшие свободы, бежавшие от помещиков, от власти, колонизировали территорию, на которую вслед за ними шло государство.

Десятилетие Анны отмечено активными действиями русских войск в Крыму, на Кавказе, в Молдавии, но в это же время открывается еще один фронт - на юго-востоке. Иван Кириллов, начавший карьеру при Петре и достигший в 1728 г. высокого чина обер-секретаря Сената, разработал план выхода России в Среднюю Азию. Опираясь на Башкирию, входившую в состав империи, Кириллов предложил построить крепость у впадения реки Ори в Яик, переименованный позднее в Урал; затем пристани на Сыр-Дарье при ее впадении в Аральское море, проложить охраняемый путь в Среднюю Азию, а затем и в Индию. Заложенный на Ори город был назван - Оренбург (немецкое окончание должно было понравиться в Петербурге), началось строительство и других крепостей.

Башкиры, территория которых стала базой русского продвижения в Среднюю Азию, опасаясь усиления власти петербургских чиновников, подняли восстание, которое - пишет советский историк, - «носило явно выраженный феодальный характер»29. Это определение должно означать отрицательную оценку выступления башкир против русской власти. Восстание продолжалось не менее пяти лет (1735-1740) и было подавлено уже после смерти Ивана Кириллова (1737). Его место во главе Оренбургской комиссии занял Василий Татищев, будущий автор первой «Истории Российской».