Глава III РИМ: ЭПОХА РЕСПУБЛИКИ

Глава III

РИМ: ЭПОХА РЕСПУБЛИКИ

Своим взлетом Рим был обязан характеру и качествам самих римлян более, нежели чему-либо еще. Это был простой, прямой и законопослушный народ со строгим пониманием семейных ценностей, готовый подчиняться дисциплине, когда это требовалось, — так, несомненно, случилось в 510 г. до н. э., когда они изгнали династию этрусских царей Тарквиниев, которые управляли ими в предшествующее столетие[34], и установили у себя республику. Их город, утверждали они, существовал за много веков до этрусков; изначально он-де был основан троянским князем Энеем, который прибыл в Италию после разрушения греками его родного города. Таким образом, Рим выступал в качестве преемника древней Трои.

В 280 г. до н. э. Пирр, честолюбивый царь Эпира — эллинистического государства на северо-западе Греции, — высадился в Таренте (совр. Таранто) во главе армии, насчитывавшей 20 000 человек. Около Гераклеи римское войско преградило ему путь, однако оно потерпело поражение. Но и потери Пирра оказались почти столь же значительными, что и у римлян, — отсюда пошло выражение «пиррова победа».[35] В течение нескольких лет царь продолжал нарушать спокойствие в Италии, но со все меньшим и меньшим успехом; наконец в 275 г. до н. э., потеряв две трети армии, он вернулся в Эпир. Рим, до той поры мало кому известное государство в Центральной Италии, нанес поражение эллинистическому царю.[36] «Гвоздем программы» в состоявшейся по этому случаю триумфальной процессии стали захваченные у врага слоны, впервые появившиеся тогда в Италии.[37]

Но главным врагом Рима был Карфаген, первоначально финикийская колония, занимавшая часть территории современного города Тунис. Карфагеняне были занозой для Рима в течение более ста лет, с 264 по 146 г. до н. э., когда римлянам пришлось вести две Пунические войны[38], прежде чем они смогли избавиться от Карфагена. Именно в результате этих войн Рим сделался центром Средиземноморья и, поскольку вскоре стало ясно, что для победы над Карфагеном его нужно одолеть не только на суше, но и на море, ведущей морской державой. Первая, закончившаяся в 241 г. до н. э., принесла Риму грандиозный успех — завоевание большей части Сицилии, которая стала с этого времени его главной житницей. (Сардиния и Корсика были присоединены три года спустя.) Гораздо больше у Рима было поводов для беспокойства в течение двадцатитрехлетнего интервала, разделившего первую и вторую войны, поскольку в этот период Карфаген преуспел в создании новой империи — на сей раз в Испании.

Впервые финикийцы достигли Иберийского полуострова около 1100 г. до н. э., когда основали порт Кадис. В то время он находился на острове и стал образцом для последующих финикийских колоний — пришельцы стремились закрепляться на мысах или на островах, лежавших недалеко от берега, часто в устьях рек; вероятно, это было связано с продуманной стратегией финикийцев, которые, как и все купцы, желая мирной жизни, не хотели задевать местное население больше, чем того требовала необходимость. Среди аборигенов были иберы — таинственный народ, два языка которого, как и этрусский, не были индоевропейскими, но в отличие от последнего по-прежнему остаются загадкой для нас. Иберы активно торговали с финикийцами, с которыми у них существовали, по-видимому, дружественные отношения. Несколько столетий спустя они создали собственную весьма примечательную цивилизацию, особенно если говорить о ваянии: так называемая «дама из Эльче», датируемая IV в. до н. э. и ныне находящаяся в Археологическом музее Мадрида, является одним из самых очаровательных и запоминающихся произведений древней скульптуры.

Примерно в 237 г. до н. э. Гамилькар Барка, наиболее выдающийся карфагенский полководец — или флотоводец, поскольку он, судя по всему, одинаково успешно воевал и на суше, и на море, — отправился на Иберийский полуостров, взяв с собой своего маленького сына Ганнибала, которому было тогда всего девять лет. Здесь в течение восьми лет Гамилькар создал процветающее государство с большой армией для его защиты. В 229 г. до н. э. он утонул в результате несчастного случая[39], и преемником погибшего стал его зять Гасдрубал, который основал столицу карфагенской Испании, в римское время называвшуюся Новым Карфагеном, а ныне — Картахеной.[40] Он также начал развивать горное дело: только месторождение в Бебелоне приносило 300 фунтов серебра в день. Когда в 221 г. до н. э. Гасдрубал был убит иберийским рабом, его место занял двадцатишестилетний Ганнибал.

Ганнибал стал самым выдающимся военачальником после Александра; пожалуй, это один из величайших полководцев всех времен. Согласно легенде, отец взял с него клятву вечно хранить ненависть к Риму; с этого момента он был обречен мстить Риму за поражение, понесенное сто страной двадцать лет назад; ради этой цели он, опираясь на новые испанские владения, опустошал людские и материальные ресурсы Рима. Ганнибал покинул Испанию весной 218 г. до н. э. с сорокатысячной армией, двигаясь по южному берегу Франции, вверх по долине Роны, затем к востоку от Бриансона и через перевал Монженевр. Его пехота состояла большей частью из испанцев под командованием карфагенских полководцев, конница же была набрана в Испании и Северной Африке. В армии было также тридцать семь слонов. Знаменитый переход через Альпы Ганнибал совершил ранней осенью, и вскоре ему удалось одержать две победы.[41] К концу года он уже контролировал большую часть Северной Италии, но затем начались трудности. Пунийский полководец рассчитывал на общее восстание италийских городов, тяготившихся усиливавшимся могуществом Рима. Однако его постигло разочарование: даже третья победа, одержанная в апреле 217 г. до н. э., когда он устроил римской армии ловушку в ущелье между Тразименским озером и окрестными холмами, не возымела особого эффекта. Идти же на Рим Ганнибалу не имело смысла: город располагал мощными оборонительными сооружениями, а у него не было необходимых для его взятия осадных машин. Тогда он двинулся в Апулию и Калабрию, многочисленное греческое население которых не любило римлян и могло, на что было резонно надеяться, перейти на его сторону.

Но Ганнибал опять ошибся. Вместо того чтобы встретить надежных союзников, на что он рассчитывал, карфагенский полководец вскоре столкнулся с еще одной римской армией, куда более многочисленной и лучше экипированной, чем его собственная. Римляне последовали за ним на юг, и 3 августа 216 г. до н. э. близ Канн (около реки Офанто, примерно в десяти милях к юго-западу от нынешней Барлетты) состоялась битва. Результатом ее стала новая победа Ганнибала и, вероятно, величайшая в его жизни, а для римлян — самое сокрушительное поражение в их истории. Благодаря умелому руководству легионеры были окружены и порублены на месте. В итоге 50 000 из них в этот день остались лежать на поле боя. Потери карфагенян составили всего 5700 человек.

Таким образом, Ганнибал уничтожил все боеспособные силы Рима, кроме тех, что находились в самом городе для его обороны. Но он так и не приблизился к своей главной цели — уничтожению Римской республики. Все слоны к тому времени погибли от холода и сырости, а его самая грозная сила, великолепная испанская и североафриканская кавалерия, была бессильна против городских стен. С другой стороны, Ганнибала поддерживала надежда на то, что его брат (также звавшийся Гасдрубалом) намерен набрать другую армию, на сей раз с необходимыми осадными машинами, и что они соединятся, как только она будет готова. Затем, к своему удивлению, он обнаружил, что в Кампании, италийской области к югу от Рима с центром в Неаполе[42], население как будто готово ему оказать ту самую поддержку, которой ему так не хватало в других районах полуострова. Ганнибал пересек со своей армией горы, дошел до Капуи, в то время второго по величине города Италии, устроил там свою главную квартиру и остался ждать.

Ждал он очень долго, поскольку у Гасдрубала были свои трудности. Римляне же воспользовались тем, что Ганнибал покинул Испанию, и через несколько месяцев после его ухода оттуда вторглись на Пиренейский полуостров с двумя легионами и 15 000 союзников под командованием молодого военачальника Гнея Корнелия Сципиона, к которому вскоре присоединился его брат Публий. В результате началась долгая борьба между римлянами и карфагенянами, в которой с обеих сторон участвовали местные иберийские племена. В итоге римляне закрепились в этих краях на шесть столетий. После гибели обоих братьев Сципионов в 211 г. до н. э. командование принял их молодой родственник, также звавшийся Публием, и после короткой осады захватил Новый Карфаген. С потерей столицы пунийских владений карфагеняне быстро пали духом и в 206 г. до н. э. покинули полуостров.

Пока была надежда на победу над римлянами в Испании, Гасдрубал не имел возможности организовать экспедицию для оказания помощи брату. Не ранее чем в 206 г. до н. э., когда понял, что потерпел поражение, Гасдрубал не рассматривал возможность проведения такой операции, а когда он повел войска через Южную Францию и перешел Альпы, оказалось, что он шел навстречу гибели. На реке Метавр, близ Анконы, путь ему преградили римские войска и нанесли полное поражение. Ганнибал узнал о случившемся лишь тогда, когда отрубленную голову брата доставили в его кампанский лагерь.[43] Он оставался в Италии еще четыре года, но поступил бы куда мудрее, если бы вернулся — молодой Публий Корнелий Сципион вновь развернул наступление по всему Средиземноморью.

В 204 г. до н. э. Публий и его армия высадились на североафриканском побережье, менее чем в двадцати милях к западу от Карфагена, где наголову разгромили 20 000 туземных воинов и заняли позицию у Тунисского залива, угрожая самому городу. Весной 203 г. до н. э. Ганнибал, теперь уже сильно встревоженный, поспешил вернуться в Карфаген и в следующем году повел армию из 37 000 человек и 80 слонов против римских интервентов. В итоге оба войска сошлись у селения Зама. После долгого и ожесточенного сражения Ганнибал потерпел единственное крупное поражение за всю свою выдающуюся полководческую карьеру. Как известно, именно при Заме римляне наконец поняли, как противостоять столь грозной силе карфагенян — слонам. Сначала их оглушил неожиданный вой труб, и вожаки утратили над ними контроль. Затем римляне разомкнули свои ряды, и охваченные паникой слоны промчались между ними, не причинив какого-либо вреда. Римляне одержали полную победу.[44] Вторая Пуническая война завершилась. Наградой за победу для Рима стала Испания. Все военные и административные структуры, созданные там карфагенянами, уже были ликвидированы Сципионом, и теперь Карфагену оставалось только формально уступить полуостров победителям. Сам же Ганнибал, который едва избежал смерти при Заме, дожил до 183 г. до н. э., когда принял яд, чтобы не попасть в плен к столь ненавистным ему врагам. Что же касается победоносного Сципиона, то он получил в награду почетный титул «Африканский», который вполне заслужил. Он сделал больше, чем кто-либо из его соотечественников, для того чтобы Рим, а не Карфаген, стал хозяином Средиземноморья в последующие столетия.

Но Пунические войны дорого стоили Риму. В ходе сражений республика несколько раз оказывалась на краю гибели; они унесли 200 000 или даже 300 000 жизней римлян. И кроме того, город Карфаген, отделенный от Италии лишь нешироким морем, продолжал стоять. Его население насчитывало примерно 750 000 человек; это были здоровые, энергичные и предприимчивые люди, которые с почти пугающей быстротой оправились от недавнего поражения. И в глазах всякого патриотически настроенного римлянина это выглядело напоминанием, укором и постоянной угрозой. Очевидно, что такое положение для Рима было нетерпимо. «Delenda est Carthago» («Карфаген должен быть разрушен») — эти слова в конце каждой своей речи произносил Катон Старший, и в результате они стали лозунгом. Вопрос был лишь в том, когда и как это осуществить. И вот в 151 г. до н. э. повод к нападению представился: карфагеняне решили оборонять свой город от набегов туземного вождя, а римляне расценили это вполне естественное поведение как casus belli[45] и в 149 г. до н. э. вновь отправили в Африку армию. Поначалу карфагеняне сдались на милость врага, но когда услышали о предложенных условиях мира, согласно которым их город надлежало разрушить, а самим жителям запрещалось селиться ближе чем в десяти милях от моря, то, потрясенные, они решили сопротивляться, несмотря ни на что. Результатом стала двухлетняя осада, после которой в 146 г. до н. э. Карфаген подвергся полному разрушению — не осталось камня на камне. Катона послушались — Карфаген был уничтожен.

Понтийское царство, до того времени незначительное государство на южном побережье Черного моря, не играло особой роли в истории Средиземноморья. Так бы продолжалось и дальше, если бы не молодой царь этой страны Митридат VI: в течение двадцати пяти лет его действия являлись главной причиной беспокойства для Римской республики. Хотя по происхождению Митридат и его подданные были персами, сам он представлялся греком, гордым поборником эллинизма, вдохновляющим греческие города на восстание против римских угнетателей. В 88 г. до н. э. он вторгся на территорию провинции Азия[46] и вызвал массовое восстание, закончившееся избиением примерно 80 000 жителей Италии. Затем, ободренный таким успехом, царь пересек Эгейское море и овладел Афинами. На его сторону перешло и несколько других греческих городов.

Ясно, что Рим должен был что-то предпринять, и римский сенат выбрал главнокомандующим экспедиционных сил пятидесятилетнего патриция по имени Луций Корнелий Сулла, который обладал богатым боевым опытом и отлично знал Азию. Но когда он уже собирался погрузиться со своей армией на корабли, демократическая группировка в сенате добилась решения о том, чтобы его заменить старым, начавшим дряхлеть военачальником, под чьим командованием служил когда-то сам Сулла, — Гаем Марием. Это было губительное решение, и Сулла категорически отказался подчиняться ему. Со своей армией, последовавшей за ним до последнего человека, он двинулся на Рим, расправился там со своими врагами и без особых сложностей отправился в Грецию.[47] Он взял штурмом Афины, разрушил афинский порт Пирей, одержал две победы в открытом бою[48] и в итоге заключил мирный договор с Митридатом — хотя, как казалось, на очень мягких условиях. При этом Сулла не имел даже подобия полномочий от правительства в Риме, где в его отсутствие к власти вернулась группировка марианцев.

Спешно вернувшись в столицу, Сулла вторично разгромил противников и принял полномочия диктатора, без колебаний учинив массовые убийства примерно 10 000 своих политических оппонентов, включая сорок сенаторов и приблизительно 1600 equites — всадников.[49] Затем он провел серию реакционных законов, которые возвращали Рим к тому положению, в котором он пребывал как минимум полстолетия назад. В конце концов, успешно завершив свои труды, Сулла отказался от власти и удалился в поместье в Кампании. Здесь он вел совершенно беспутный образ жизни, наводя страх на своих многочисленных рабов. Время от времени, видимо, pour encourager les autres[50], он приговаривал одного или двух из них к смерти и обычно присутствовал при казни. Но в один из дней 78 г. до н. э., наблюдая за удушением очередной жертвы, он чересчур разволновался, им овладел внезапный приступ болезни, и вскоре он скончался.

В последующие сорок лет в Риме господствовали три военачальника, которые оставили в жизни республики еще более неизгладимый след, нежели Сулла до них. То были Гней Помпей Магн (более известный нам просто как Помпей), Марк Лициний Красс и Гай Юлий Цезарь. Женатый на падчерице Суллы Помпей одержал для тестя победы на Сицилии и в Африке, за которые ему неохотно предоставили редкое право на триумф.[51] В отличие от большинства знатных римлян того времени он мало интересовался деньгами, а политика наводила на него скуку. Зато он любил власть — Помпей был солдатом до мозга костей, и притом в высшей степени честолюбивым.

Что же касается Красса, второго из этих трех «гигантов», то он был совершенно не похож на Помпея. Родившись богатым, он стал еще богаче благодаря своим хитроумным и нечистоплотным приемам, а также операциям на рынке недвижимости в Риме. Он умел воевать, когда хотел, однако если Помпей все время стремился увеличить свою и без того громкую славу полководца, то Красс предпочитал оставаться в Риме, чтобы плести закулисные интриги для достижения собственных финансовых и политических целей. Его крупнейшим военным достижением стало подавление вспыхнувшего в 73 г. до н. э. восстания рабов. Преследуя его предводителя Спартака по всей Калабрии, он в конце концов столкнулся с ним в Апулии, где и разгромил начисто. Шесть тысяч взятых в плен рабов были распяты на крестах, расставленных вдоль Аппиевой дороги.

Помпей, который в это время находился в Испании, где он основал город Памплону и назвал своим именем, возвратился оттуда еще до разгрома восстания, в котором принял активное участие. Характерно, что всю славу победы над рабами он попытался присвоить себе. Как нетрудно представить, Красс пришел в ярость. А так как за каждым из них стояла армия, какое-то время казалось, что Рим вот-вот вновь будет ввергнут в пучину гражданской войны. К счастью, оба соперника в последний момент пришли к соглашению: оба выставили свои кандидатуры на выборах в консулы на 70 г. до н. э. Строго говоря, они ни имели права быть избранными, поскольку на тот момент не распустили свои армии, как это требовалось от кандидатов в консулы. Большее того, Помпей в свои тридцать шесть лет даже не стал еще сенатором. Однако у сената не хватило духу выступить против двух таких личностей, и они таки были избраны надлежащим образом. Все время своего консулата они потратили на демонтаж законодательства от Суллы.

В последующие годы Красс оставался в Риме, без конца ссорясь с сенатом из-за сбора налогов в Азии, а Помпей шел от одного успеха к другому. В 67 г. до н. э. со 120 000 воинов и 500 кораблями всего за сорок дней он полностью разгромил пиратов, которые долгое время свирепствовали в Средиземном море, и сделал его акваторию безопасной большее чем на полтысячелетия. Затем Помпей отправился на Восток, где понтийский царь Митридат взялся за старое. К несчастью для Помпея, Митридат покончил с собой еще до сражения с ним[52], однако на Востоке было много других дел, которые требовалось завершить, прежде чем вернуться домой. Не обременяя себя консультациями с сенатом, Помпей быстро аннексировал Понт, а затем двинулся на юг, в Сирию, и изгнал оттуда последнего селевкидского царя, приобретя тем самым для Рима великий город Антиохию, а саму эту страну превратив в римскую провинцию. Наконец он обрушился на Иудею и взял Иерусалим, благоразумно позволив тогдашнему иудейскому царю остаться на престоле в качестве «клиента» Рима. Все это он совершил в течение четырех лет, и не будет преувеличением сказать, что ему удалось изменить и лицо Ближнего Востока.

Когда в 62 г. до н. э. Помпей вернулся в Рим, его встретили как героя. Ему даровали второй триумф[53], куда более блестящий, чем первый. Многие римляне пребывали в страхе, вспоминая возвращение Суллы всего за двадцать лет до этого, но триумфатор распустил свои войска, ничего не требуя взамен, кроме утверждения мероприятий, осуществленных им на Востоке, и дарования его ветеранам земли, на которой они могли бы поселиться. Обе просьбы казались вполне резонными. Тем не менее, касаемо первой, он действительно не имел полномочий, но из-за несовершенства средств связи у него не было выбора. Во всяком случае, доходы Рима возросли неимоверно, так что римляне не имели оснований жаловаться.

И тем не менее они жаловались. Одним из принципиальных критиков действий Помпея был Красс, которым совершенно очевидно двигала старая вражда. Два самых могущественных человека в Риме противостояли и друг другу, и правительству.

Теперь на сцену выходит третий и наиболее выдающийся член этого удивительного триумвирата.[54] В 62 г. до н. э. Гаю Юлию Цезарю, женатому на внучке Суллы Помпее (в следующем году он развелся с ней)[55], было тридцать восемь лет от роду. Он пользовался в Риме репутацией интеллектуала, блестящего сенатского оратора, мастера устраивать роскошные пиры, из-за чего всегда был в долгах, а также распутника, имевшего массу связей как с мужчинами, так и с женщинами. Несмотря на это, он сумел добиться избрания великим понтификом, то есть верховным жрецом Рима. Словом, талантливый, очаровательный, но чрезвычайно ненадежный человек. В 60 г. до н. э. Цезарь вернулся из Испании, где выполнял обязанности наместника, и в связи с тем, что одержал там несколько побед, мог рассчитывать на триумф. Но здесь возникли трудности. Цезарь решил стать консулом. Однако чтобы выставить свою кандидатуру на выборах, ему требовалось прибыть в Рим задолго до проведения триумфа; чтобы добиться избрания, ему пришлось бы поступиться правом на торжественную церемонию. Он попытался разрешить проблему, обратившись с официальной просьбой о заочной баллотировке. Получив же отказ, Цезарь не стал более колебаться и решил пренебречь триумфом. Он прибыл прямо в Рим, поставив власть куда выше, чем славу.

Однако теперь его постиг новый удар. В Риме существовал давний обычай распределять между будущими консулами накануне их вступления в должность провинции, куда им надлежало отправиться для управления ими после отбытия срока магистратуры. Сенат, зная, что нечего и надеяться помешать Цезарю добиться избрания в консулы, решил по крайней мере урезать его возможности, назначив ему не провинцию как таковую, а всего лишь надзор за «лесами и пастбищами Италии». Очевидно, это было сознательное оскорбление, и, очевидно, Цезарь это именно так и воспринял.

Теперь сенат испортил отношения с тремя самыми могущественными людьми в Риме, и поскольку Цезарь находился в прекрасных отношениях с Помпеем и Крассом, то едва ли приходилось удивляться тому, что он сумел найти к ним подход и создать коалицию с их участием. Чтобы добиться поддержки этих людей, Цезарь обещал дать им то, чего они хотели, при условии (которое было принято ими без возражений), что оба воздержатся от дальнейших ссор друг с другом. Он сдержал слово. Коллега Цезаря по консулату, забавная и бесцветная личность по имени Бибул, заперся у себя в доме «для наблюдения за небесными знамениями». Цезарь просто проигнорировал его. Он даровал землю ветеранам Помпея, которой они так хотели, добился утверждения его мероприятий на Востоке. Когда Помпей развелся со своей первой женой[56], Цезарь был весьма польщен тем, что тот попросил руки его дочери Юлии. Когда Красс оказался вовлечен в небольшое дело по сбору налогов, его интересы оказались быстро удовлетворены. Для себя же при поддержке своих новых союзников Цезарь добился предоставления ему двух провинций по окончании консулата — Цизальпинской Галлии (Северная Италия) и Иллирика (Далмация). Когда это случилось, подоспела новость о том, что неожиданно скончался наместник Трансальпийской Галлии, которая охватывала собою большую часть современной Франции. Таким образом, Цезарю представилась отличная возможность закрепить за собой и эту должность.

По окончании консулата Цезарь сразу же отправился в Галлию, где оставался последующие восемь лет, в течение которых покорил всю страну. Плутарх утверждает, что в ходе завоевания погиб миллион галлов и еще миллион был обращен в рабство. Для самого же Цезаря было особенно важно то, что он приобрел блестящую военную репутацию, затмившую самого Помпея и показавшую, что он, Цезарь, является одним из самых выдающихся полководцев своего времени. Мысль его работала молниеносно, благодаря чему он умел быстро приноравливаться к меняющейся ситуации; у него было безошибочное чувство времени. Физически крепкий, он обладал потрясающей энергией и выносливостью, зачастую проезжая за один день по сто миль в маленькой повозке, несмотря на ужасную погоду и отвратительные дороги.

Тем временем в Риме авторитет и Помпея, и Красса, хотя они еще оставались влиятельными людьми, начал быстро падать из-за интриг и махинаций Публия Клодия Пульхра — того самого, который проник на праздник Bona Dea. Теперь Клодий показал себя как опасный радикальный демагог, чья деятельность стала представлять серьезную угрозу для государства. Пытаясь сохранить триумвират, его члены встретились в 56 г. до н. э. в Лукке — городке в Цизальпинской Галлии: Цезаря беспокоило, что нарушения, допущенные им во время консульства, могут навлечь на него судебное преследование, как только он вступит на землю Рима. Здесь, в Лукке, поделив римский мир на три сферы влияния (восток достался Крассу, центр — Цезарю, запад — Помпею), они договорились, как лучше добиться осуществления своих честолюбивых замыслов. Помпей и Красс во второй раз становились консулами на следующий год, после чего Красс, чувствовавший, что слава Цезаря и Помпея превосходит его собственную, и решивший попытать счастья в битве, собирался идти походом за Евфрат против Парфянского царства — единственной во всем мире державы, которая противостояла Риму. Помпей получил в управление на пять лет Испанию, но само это управление, впрочем, осуществлял большей частью через подчиненных, так что мог оставаться в Риме, будучи действующим главой администрации. Что до Цезаря, то ему еще на пять лет продлевалось командование в Галлии и он получал возможность расширить и закрепить свои завоевания.[57]

Однако напряженность и трения в отношениях между партнерами начали давать о себе знать. В 54 г. до н. э. скончалась от родов Юлия; она много сделала для того, чтобы сохранить взаимопонимание между отцом и мужем, но с ее смертью их союз распался. Затем, в 53 г. до н. э., далеко на Востоке армия Красса потерпела сокрушительное поражение от парфянских лучников при Каррах (совр. Харран, на юго-востоке Турции). Из 6000 римских легионеров, вступивших в бой, 5500 погибли, и когда Красс отправился для ведения переговоров об условиях мира, его тоже убили. Цезарь и Помпей остались одни, все более свыкаясь с мыслью о том, что Рим слишком мал для них обоих, и когда Помпей отверг предложение Цезаря о том, чтобы их семьи вновь породнились (вместо этого он женился на дочери врага Цезаря, Метелла Сципиона[58], которого сделал коллегой по консулату в следующем, 52 г. до н. э.), стало ясно, что дело идет к развязке. При этом Помпей обладал заметным преимуществом — он находился в Риме.

Однако Рим быстро катился в пропасть анархии. Хотя Помпей пользовался большим авторитетом, чем кто-либо другой, в верхах у него было почти столько же врагов, сколько и у Цезаря, и он все менее мог контролировать соперничавшие между собой банды Клодия и его главного противника — Милона. В 52 г. до н. э. Клодий был убит, а Помпей стал консулом без коллеги, получив особые полномочия для восстановления порядка в городе. Два года спустя сенат решил, что Цезарь должен сложить с себя командование. Один из самых горячих сторонников Цезаря, молодой энергичный трибун Курион, заблокировал это решение, но патовая ситуация сохранялась. Затем Курион предложил, чтобы Цезарь и Помпей одновременно оставили свои посты, и именно тогда, когда этот проект так же отвергли, один из консулов этого года призвал Помпея принять командование над всеми силами республики, что, по сути, означало диктаторские полномочия. Помпей согласился на том основании, как он сам заявил, что лучшего пути найти невозможно, и немедленно принял командование над двумя легионами, находившимися в столице.

Курион тотчас отправился с новостями в ставку Цезаря в Равенне, а затем вернулся в Рим, преодолев 140 миль за три дня, чтобы привезти письмо Цезаря, в котором последний перечислял свои огромные заслуги перед государством и утверждал, что если он и впрямь должен отказаться от командования, то так же надлежит поступить и Помпею. Однако вряд ли можно было убедить сенат хотя бы прочесть такое послание. Вместо этого сенаторы поддержали предложение Метелла Сципиона (отныне тестя Помпея) о том, что Цезарь обязан сложить полномочия в одностороннем порядке, в противном же случае он будет объявлен врагом государства. Жребий, как сказал сам Цезарь, был брошен, и в ночь на 10 января 49 г. до н. э. он вместе с одним-единственным легионом перешел маленькую речку Рубикон[59], которая являлась границей между Цизальпинской Галлией и Италией. Поступая таким образом, Цезарь сознательно попирал закон, который запрещал наместнику выводить армию за пределы своей провинции, и тем самым навлекал на себя обвинение в государственной измене. Отныне речь шла о силовом противостоянии — началась гражданская война.

Эта война велась на нескольких фронтах. В Италии Цезарь встретил слабое сопротивление. Город за городом открывал перед ним ворота безо всякой борьбы; когда он оказывался вынужденным сражаться, его закаленные в боях войска становились опасным противником для всякого, кто противостоял им. Всего через два месяца после пересечения Рубикона консулы бежали в Далмацию, где вскоре соединились с самим Помпеем. Цезарь не стал его сразу преследовать, поскольку неприятель сохранял контроль над Адриатикой. Вместо этого он отправился по суше в Испанию — твердыню мощи Помпея на западе. По дороге он ненадолго задержался у независимого города Массилии (совр. Марсель) и, сочтя, что население его лояльно по отношению к Помпею, начал его осаду; наконец он пересек Пиренеи с сорокатысячной армией. Ему противостояло не менее 70 000 человек под командованием трех военачальников Помпея. Но Цезарь без труда перехитрил их, и они, увидев, что окружены, прекратили сопротивление и капитулировали. Когда он вернулся к Массилии, город также сдался. Теперь Цезарь готов был вступить в решающую схватку.

Рассеяв врагов, Цезарь без труда добился избрания консулом в 48 г. до н. э. Затем он начал преследование Помпея, который той порой находился в Греции. Попытка блокировать главную базу Помпея и плацдарм под Диррахием (ныне Дуррес в Албании) провалилась, но в 200 милях к юго-востоку оттуда в знойный день 9 августа 48 г. до н. э. на равнине под Фарсалом в Фессалии обе армии наконец встретились. Цезарь, которому помогал молодой военный трибун Марк Антоний, командовавший его левым флангом, вновь одержал легкую победу. Помпей, как сообщают, обратился в бегство одним из первых. Он добрался до побережья, а оттуда до Египта, царь которого, Птолемей XIII, совсем еще мальчик, был его верным сторонником, предоставлявшим ему корабли и продовольствие. Но Птолемей хотел принять сторону победителей, и когда Цезарь, идя по следам врага, прибыл в Александрию, то нашел Помпея убитым.

Тем не менее путешествие Цезаря не оказалось напрасным. Незадолго до этого Птолемей изгнал свою двадцатилетнюю сводную сестру, жену и соправительницу Клеопатру, и требовалось провести судебное разбирательство. В данном случае оно приобрело необычную форму: Клеопатра тайно вернулась в Египет, чтобы защищать свое дело, после чего Цезарь, которому к тому моменту исполнилось пятьдесят два года, сразу же соблазнил ее и доставил во дворец в качестве своей любовницы. Разъяренный Птолемей взял дворец в осаду, но вскоре подошли значительные силы римлян, которые 13 января 47 г. до н. э. и разгромили египтян в битве у Марейогейского озера; тогда же погиб и Птолемей. Цезарь посадил Клеопатру на египетский престол вместе с ее юным братом, Птолемеем XIV, в качестве соправителя. Египет превратился в государство — «клиент» Рима. Перед самим же Цезарем до его возвращения в Рим стояла еще одна задача — примерное наказание Фарнака, сына старого смутьяна Митридата Понтийского, который оказался во всем похож на отца. С семью легионами он быстро двинулся на север, через Сирию и Анатолию, но экспедиция едва не закончилась катастрофой. 2 августа, когда римская армия разбивала лагерь близ Зелы (совр. Зиле) в Центральной Анатолии, Фарнак атаковал ее. Легионы оказались застигнутыми врасплох. Положение спасли только опыт и дисциплина. После случившегося, как пишет Плутарх, Цезарь сообщил в Рим о победе словами, которые известны каждому школьнику, — veni, vidi, vici («пришел, увидел, победил»).[60]

Помпей погиб, но двое его сыновей оставались непобежденными и нужно было выиграть еще две кампании — в Африке и в Испании, прежде чем считать гражданскую войну законченной. Теперь, как это не раз бывало, Цезарю предстояло решить проблему обеспечения ветеранов землей, которую они заслужили и на которой могли бы поселиться. Он основал несколько колоний в Италии и, поскольку на Апеннинском полуострове для всех воинов земли не хватало, еще более сорока за морем, в провинциях, в том числе в Карфагене и Коринфе. Эти колонии предназначались не только для ветеранов, к ним намеревались присоединиться примерно 80 000 безработных римлян. Тем самым были посеяны семена длительной романизации побережья Средиземноморья, следы которой сохранились до наших дней.

Юлий Цезарь, достигнув высшей власти, довел число сенаторов до 900 за счет своих ставленников, многих из которых он облагодетельствовал; они были обязаны ему, и он мог доверять им и надеяться, что все они будут поддерживать его. С их помощью Цезарь контролировал государство и весь цивилизованный мир. Тем временем — подобное происходило впервые в римской истории — набирал силу культ его личности. Бюсты последнего Цезаря стояли повсюду — в Италии и за ее пределами. Его изображение — неслыханное новшество! — чеканилось на монетах.[61] Но это не прибавило ему популярности. Сосредоточив в своих руках всю власть, он перекрыл путь молодым честолюбивым политикам, которых все больше возмущали его заносчивость, капризы и — не в последнюю очередь — огромное богатство. Их также раздражали его длительные отлучки во время военных кампаний — по их мнению, ненужные и безответственные. Кроме всего прочего, в свои пятьдесят шесть лет он уже был стариком и, как известно, страдал эпилепсией. Будущие войны предстояло вести его военачальникам. Правда, Цезарь ненавидел столицу с ее бесконечной борьбой интересов и интригами. По-настоящему счастлив он был только среди своих легионеров, которые боготворили его и выказывали ему безусловную верность. Это явилось, вероятно, главным доводом в пользу того, что в начале 44 г. до н. э. Цезарь объявил о новом походе на Восток, чтобы отомстить за гибель Красса и преподать парфянам урок. Он собирался лично руководить войском и назначил выступление на 18 марта.

Римским патрициям тяжело было находиться под властью диктатора, а перспектива оказаться в подчинении у его секретарей в ближайшие два года или даже больше и вовсе вызывала у них отвращение. И тогда возник большой заговор. Его зачинщиком и руководителем стал Гай Кассий Лонгин, державший сторону Помпея вплоть до сражения при Фарсале, но получивший впоследствии прощение от Цезаря. С Кассием заодно оказался его шурин Марк Брут, пользовавшийся особым покровительством Цезаря, который сделал его наместником Цизальпинской Галлии. Тем не менее Брут не мог забыть, что Цезарь считался дальним потомком древнего героя Луция Юния Брута, изгнавшего из Рима этрусского царя Тарквиния в отместку за изнасилование Лукреции Коллатины (покончившей после этого с собой) и рассматривавшегося как основатель республиканской свободы. Когда в феврале 44 г. до н. э. Цезарь стал именоваться dictator in perpetuo (пожизненным диктатором), Брут, как кажется, почувствовал, что настало время нанести удар. Он и Кассий вовлекли в заговор примерно шестьдесят человек. 15 марта они были готовы действовать.

В этот день, за трое суток до выступления на Восток, Цезарь собрал последний сенат в просторном помещении по соседству с театром Помпея. Подойдя к зданию, некий грек, вхожий в дом Брута, незаметно сунул Цезарю в руку записку с предупреждением, но Цезарь, не прочитав, продолжил путь. Заговорщики позаботились о том, чтобы главный соратник Цезаря, Марк Антоний, не только чрезвычайно преданный своему хозяину, но и обладавший огромной физической силой, оказался отвлечен разговором с одним из них. Они предусмотрительно разместили рядом отряд гладиаторов, чтобы прибегнуть к их помощи, в случае если дело дойдет до открытого боя, но эта предосторожность оказалась излишней. Публий Каска, по-видимому, начал первым, ранив диктатора кинжалом в шею. Через мгновение Цезаря окружили заговорщики и с ожесточением принялись наносить ему раны, толкая друг друга, чтобы успеть вонзить свой клинок в ту часть тела, до которой могли дотянуться. Жертва защищалась как могла, но без шансов на спасение. Накрыв окровавленную голову тогой, Цезарь упал у подножия статуи Помпея.

Когда сенаторы увидели поверженного Цезаря, неожиданно впали в панику и бросились бежать из здания, оставив безжизненное тело на полу. Через какое-то время трое рабов положили Цезаря на носилки и понесли к его дому; как рассказывают, рука его волочилась по земле. Позднее врачи осмотрели убитого и насчитали двадцать три раны, из которых, однако, только одна оказалась смертельной.

Всего за шесть месяцев до своей смерти, 13 сентября 45 г. до н. э., Юлий Цезарь официально усыновил внучатого племянника Гая Октавия. Несмотря на свои девятнадцать лет, Октавиан (под этим именем он известен в годы, предшествующие империи) долго готовился к роли выдающегося человека. Уже в шестнадцать лет его назначили великим понтификом. Впоследствии он отлично сражался вместе с Цезарем в Испании. Затем, невзирая на молодость, после смерти двоюродного деда он мог рассчитывать на обретение власти, однако главный помощник Цезаря, Марк Антоний, начал быстро действовать, не остановившись перед подделкой некоторых бумаг покойного диктатора, и захватил контроль над государством. Октавиан воспротивился этому и — благодаря активной поддержке Цицерона, величайшего оратора в мировой истории, который не любил аристократов вообще и Антония в частности и произнес несколько блестящих речей против него, — добился главенствующего положения в сенате.

С этого времени Рим опять оказался расколот и вновь стоял на пороге гражданской войны. Произошла небольшая битва при Мутине, закончившаяся победой Октавиана, но в ноябре 43 г. до н. э. он и Антоний не без труда заключили союз между собой и вместе с еще одним военачальником Цезаря, Марком Эмилием Лепидом, создали официальный триумвират на пять лет для восстановления порядка в государстве. Их первой задачей стало наказание главных виновников убийства Цезаря. Брут и Кассий бежали с верными им воинами и пересекли Адриатику. Оставив Лепида управлять Римом, Октавиан и Антоний начали их преследование и в Македонии, в двух битвах при Филиппах, происшедших в течение трех недель, разгромили армию повстанцев, а оба ее предводителя покончили с собой, бросившись на меч. По обоюдному соглашению Лепид был окончательно оттеснен на второй план. Победители разделили римскую державу между собой — Антоний получил ее восточную часть, Октавиан — западную.

Маленький городок Тарс в Киликии более известен теперь, по-видимому, как место рождения святого Павла. Однако примерно за сорок лет до того здесь произошло другое событие, которое, как мы теперь знаем, оказало большее влияние на мир. Именно здесь, в Тарсе, как-то летом 41 г. до н. э. Марк Антоний впервые увидел царицу Клеопатру VII. Шестью годами ранее Юлий Цезарь возвел ее на египетский трон вместе с Птолемеем XIV, который являлся ее братом и деверем, а вскоре, согласно странной традиции Птолемеев, стал также и мужем. Однако даже тройное родство не заставило его полюбить ее: в 44 г. до н. э. она приказала убить супруга и стала править одна. Но ей нужен был защитник-римлянин, и она прибыла в Тарс, зная, что найдет там такового.

Несмотря на утверждение Шекспира (и знаменитое замечание Паскаля, что, если бы нос ее был короче, вся мировая история пошла бы иначе), Клеопатра, как представляется, обладала скорее привлекательностью, нежели красотой в классическом смысле. Тем не менее она без особого труда соблазнила Марка Антония, как до этого ее соблазнил Цезарь, и даже убедила его убить ее сестру Арсиною, которой не могла простить, что соперничала с ней, воцарившись на какое-то время в Александрии. (Арсиноя была последней из пяти братьев и сестер, погибших насильственной смертью, причем как минимум двоих из них убили по распоряжению Клеопатры.) Антоний был рад оказать услугу, и в благодарность она пригласила его на зиму в Александрию; в результате на свет появились близнецы. После этого они не виделись три года, но в 37 г. до н. э. римлянин пригласил царицу встретиться в столице римского Востока Антиохии, и между ними возникла постоянная любовная связь, а в следующем году у них родился еще один сын.

Но эта идиллия не могла продолжаться постоянно, поскольку ее прерывали военные кампании Антония. В Риме другой триумвир, Октавиан, чья сестра недавно вышла замуж за Антония, был недоволен поведением зятя и все возраставшей властью Клеопатры над ним. В 32 г. до н. э., после официального развода Антония с Октавией, он объявил войну Египту. 2 сентября 31 г. до н. э. флоты воюющих сторон встретились при Акции, у северной оконечности острова Левкас. Октавиан одержал решительную победу, преследуя потерпевшую фиаско парочку до самой Александрии. Прошел, однако, почти год, прежде чем состоялась последняя сцена драмы. Только 1 августа 30 г. до н. э. Октавиан вступил в город, где объявил, что отныне Египет будет римской провинцией под его персональным контролем. Клеопатра забаррикадировалась в своем мавзолее, и оттуда передали, что она покончила с собой. Антоний, услышав эту новость, в свою очередь, бросился на меч, но ему тут же сообщили, что весть о гибели Клеопатры ложна. Его внесли в покои царицы, где, согласно Плутарху, между ними состоялся последний разговор, после чего Антоний скончался.

Обстоятельства смерти Клеопатры менее ясны. Она явно отравилась, но как? Плутарх рассказывает историю о змее, которую потом изложил Шекспир, но затем добавляет, что «правды никто не знает». Тем не менее аргументы в пользу смерти от змеиного укуса весьма серьезны. Египетская кобра, являвшаяся воплощением бога солнца Амона-Ра, была царским символом со времен первых фараонов — ее изображение они носили на короне в виде диадемы. Более царственную смерть трудно себе представить. В довершение Светоний рассказывает, Октавиан позднее сообщил, что, когда услышал о смерти Клеопатры, собрал заклинателей змей и приказал им высосать яд из раны. Но если они и пришли, то слишком поздно.

Не видишь, грудь мою сосет младенец,

Он усыпит кормилицу свою.[62]