ПЕРВЫЙ ПЛЕННЫЙ

ПЕРВЫЙ ПЛЕННЫЙ

ДМИТРИЕВСКИЙ Алексей Федорович

Род. в 1917 г. Начал службу в дивизии командиром взвода разведроты, закончил начальником разведки дивизии. Награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, орденами Александра Невского, Красной Звезды и медалями.

В настоящее время майор запаса А. Ф. Дмитриевский живет в г. Пензе.

В то время, когда наша дивизия в полной боевой готовности прибыла с Дальнего Востока на фронт в Подмосковье, я командовал танковым взводом разведывательного батальона. Взвод состоял из пяти танков-амфибий. Мы их ласково называли «малютками». Этих «малюток» мы любили за неприхотливость, за хорошую проходимость. «Где лошадь с телегой пройдет, там пройдет и наша «малютка»! — говорили мы. И это было действительно так.

В первых числах ноября взвод получил задачу выдвинуться в деревню Загорье, вести оттуда круглосуточное наблюдение за противником, знать его намерения и обо всем докладывать штабу дивизии. Для оперативности и безопасности при сближении с противником в распоряжение взвода дали отделение пеших разведчиков с командиром отделения старшим сержантом Нипаридзе. В то время я знал слабо немецкий язык. Поэтому с нами поехал переводчик Дмитрий Петрович Веселов. Это был очень находчивый и рассудительный человек. Его умение разбираться в окружающем привилось всем разведчикам взвода.

В разведке не нужны торопливость и бесшабашность. Обстановка в самый острый момент требует рассудительности и решительности, в это время надо уметь думать.

За четыре дня пребывания в Загорье мы создали видимость сильной обороны деревни. Немцы нас бомбили, особенно ночью, сбрасывали зажигательные бомбы. В небе висели осветительные ракеты, спущенные на парашютиках с самолета. Неоднократная попытка захватить пленных за эти дни была безуспешной. Враг готовил решительное наступление на столицу, выдвигал заслоны, выставлял усиленные посты.

Командир разведбатальона капитан Ермаков не разрешал ввязываться в бой. А без боя мы не могли взять языка.

Мы узнали от местных жителей, что немцы на рассвете делают налеты на соседние деревни и грабят их. Тогда у нас и родилась мысль подсидеть грабителей.

Не помню названия деревни, но она находилась юго-западнее Загорья, ее занимали оккупанты. Ночью через лес мы приблизились к ней, заглушили танки и подошли вплотную. Нашей обороны здесь не было. Из деревни, где творили бесчинства фашисты, были слышны крики женщин, рев скотины, лай собак и одиночные выстрелы.

Уже рассветало, а фашисты не покидали деревню. Тогда мы решили танки оттянуть в глубь леса. И только отъехали, как я увидел — бежит из головного дозора сержант Саша Назаров. Он доложил, что в лесу появилась группа оккупантов.

Я посадил Сашу в свой танк, и мы всем взводом двинулись в указанное место. Но в лесу было тихо, только от мороза потрескивали деревья. Тогда Саша вылез из танка и направился к толстой столетней сосне. Я увидел, как от ее ствола побежал фашист, но выстрелить в него сразу не смог, потому что по пояс вылез из танка. Когда спустился к пулемету, услышал выстрел. Стрелял, видимо, немец. Я дал по нему очередь. Механик-водитель Бурдуковский крикнул: «Готов!» А когда я опять вылез из танка, то увидел, что Назаров стоит на коленях и держится за грудь. Мы с Бурдуковским втащили его в танк. Медлить было нельзя. Я дал команду остальным командирам танков рассредоточиться, но узкая дорога в лесу не позволяла развернуться по фронту. Взвод двинулся вперед.

Перед нами оказалась большая поляна, в центре которой стояла кучка деревьев — «околок», как называют их лесники. В этом околке и прятались враги. Они, конечно, не ожидали танков. Наши дозорные во главе с Нипаридзе завязали с врагом перестрелку. Пять танков полукольцом окружили фашистов и открыли пулеметную стрельбу. Я увидел, как хорошо одетый офицер готовил на санках крупнокалиберный пулемет, чтобы открыть по танкам огонь. Увидел его и Бурдуковский. Он сразу выдвинул танк так, чтобы я мог прицельно стрелять по офицеру. Дал длинную очередь по фашисту, да к тому же трассирующими пулями. Шинель на офицере задымилась — значит, пули попали в цель. Рядом с моим танком стоял танк старшего сержанта Николая Андреева (он был моим заместителем). Николай вовремя заметил подползавшего с гранатами врага и выстрелил в него.

Через 20–25 минут боя огня со стороны фашистов больше не было. Я решил вылезти из люка и посмотреть, нет ли среди них раненого, чтобы взять его в качестве «языка». Вылез из танка и Андреев.

Было тихо. Только у одного танка глухо работал мотор. И вдруг я услышал возню у сосны и увидел, как фашист, вероятно раненный в обе ноги, сидя, достал «лимонку» и собрался ее бросить в нас, но я опередил его. Вот в этот момент как из-под земли во весь рост встал здоровенный фашист и с поднятыми руками направился к нам. Здесь уж мы не растерялись. Это и был наш первый «язык»: эсэсовец из дивизии СС «Рейх».

Дмитрий Петрович Веселов допросил его, все было передано по рации, а затем «язык» был доставлен в штаб дивизии. Немец дал ценные сведения.

Когда мы вместе со своим наставником — помощником начальника разведки Г.Е. Жолниным пришли на доклад к командиру дивизии полковнику А.П. Белобородову, я не успел еще поднять руку к солдатской ушанке, как Афанасий Павлантьевич меня обнял и поцеловал. Это была на войне моя первая, но не последняя награда.

А дальше опять бои, разведка в тылу, на переднем крае — днем и ночью…