БАТАЛЬОН ЗАНИМАЕТ ОБОРОНУ

БАТАЛЬОН ЗАНИМАЕТ ОБОРОНУ

УРАЛЬСКИЙ Николай Матвеевич

Род. в 1906 г. В Советской Армии служил с 1919 г. До войны окончил Училище имени Верховного Совета РСФСР, курсы «Выстрел».

В боях под Москвой Н.М. Уральский командовал вторым батальоном 40-го (18-го гвардейского) стрелкового полка. Одним из первых в дивизии был награжден орденом Ленина. Под Истрой пыл тяжело ранен.

В последующем командовал полком, бригадой, дивизией. Был награжден вторым орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени и другими орденами и медалями. В 1952 г. окончил Высшую военную академию Генерального штаба Советской Армии имени К.Е. Ворошилова.

Полковник в отставке Н.М. Уральский живет ныне в г. Александрове Владимирской области.

Батальон, которым я командовал, расположился в двух километрах западнее станции Новоиерусалимская. Бойцы быстро заняли круговую оборону, подготовили огневые позиции для орудий, минометов, пулеметов.

С запада доносилась артиллерийская канонада. Это вели бои, находившиеся впереди, другие части 16-й армии. Постепенно стала втягиваться в бой и наша дивизия. 4 ноября первым боевое крещение принял 258-й стрелковый полк.

В канун праздника Великого Октября поздно вечером в батальон приехал командир 40-го стрелкового полка подполковник Алексей Павлович Коновалов. Я пригласил весь командный состав батальона. Командир полка поздравил собравшихся с наступающим праздником.

Всех нас волновало, как дела у 258-го полка, и мы спросили, как закончилась первая схватка с врагом.

Коновалов подробно рассказал о первом бое полка, о настроении людей, о первых героях.

— Теперь наша очередь вступать в битву, — сказал в завершение командир полка. — Готовьтесь во всеоружии встретить врага…

9 ноября часов в восемь утра на командном пункте батальона раздался телефонный звонок.

— Товарищ капитан, спрашивают вас, — передавая мне

трубку, сказал дежурный.

Меня вызывали в штаб дивизии. «Значит, работа есть», — подумал я.

В избе, где расположился штаб дивизии, было людно. Офицеры сидели в шинелях, внимательно слушая начальника штаба дивизии полковника Ивана Федоровича Федюнькина. Я доложил о своем прибытии. Начальник штаба тут же объяснил мне обстановку.

— 258-й полк, — сказал он, — ведет бои в районе Слобода — Михайловское. Разведкой подтверждено, что в Покровском и севернее в лесу противник сосредоточивает до 1500 человек пехоты с танками и намеревается нанести удар по правому флангу нашей дивизии. Вашему батальону, — продолжал Федюнькин, — с первым артиллерийским дивизионом

159- го легкого пушечного полка срочно, по тревоге, выдвинуться вперед и овладеть рубежом Мары — Слобода — по реке Озерна — Бороденки и не дать противнику развить

успех на Никольское, Мансурово, Истру.

Полковник сказал, что батальон выходит из подчинения полка и будет вести бои в первой линии обороны дивизии правее 258-го полка, подчиняясь в боевом отношении непосредственно командиру дивизии.

Получив в штабе дивизии боевое задание, я вернулся в расположение своего батальона. Капитан Гаврилов доложил:

— Батальон готов к выступлению, — и подал на утверждение боевую схему подразделений на марше.

Было два часа ночи. Командиры рот и батарей, а также командир артдивизиона майор Иосиф Федорович Гараган были в сборе. Я тут же поставил боевую задачу, приказал довести боевой приказ до каждого бойца.

К семи утра мы должны были уже занять рубеж Мары — Слобода — Бороденки. Дело в том, что этот участок никем не защищался и только случайно немцы не воспользовались нашей оплошностью и не вклинились в нашу оборону.

Начался марш-бросок. Никогда мне его не забыть: моросил мелкий дождь, стоял густой туман — за три шага человека не видно. Маршрут Новодарьино — Мансурово — Никольское был нам незнаком. Но боевая выучка, которую мы получили в условиях Дальнего Востока, пригодилась. Роты и батареи двигались плотной колонной. Чтобы твердо держаться нужного направления, к спине каждого бойца был прикреплен «светлячок» — фосфоресцирующая гнилушка. Такой «светлячок» хорошо помогал идущему сзади ориентироваться и не потерять людскую цепочку.

Часам к пяти утра батальон преодолел самый тяжелый участок Новодарьино — Мансурово — озеро Тростенское и сосредоточился в Никольском. Все с облегчением вздохнули, когда я разрешил сделать десятиминутный привал.

От Никольского на Покровское вел хороший большак. И мы были уверены, что на заданный рубеж выйдем вовремя. Пройдя Бороденки, батальон вошел в лес, левее дороги. В направлении Слободы, выслав вперед отделение разведки, выступила с двумя батальонными орудиями четвертая стрелковая рота под командованием старшего лейтенанта Н.С. Марченко. На Мары направилась пятая рота под командованием лейтенанта Макарычева. За ними сразу же потянулась связь. Артиллеристы тем временем занимали огневые позиции на опушке леса.

Но на войне бывает много неожиданностей. Такая неожиданность подстерегала и нас. Мы были осведомлены, что Слобода и Мары не заняты противником, и вдруг командир четвертой роты Марченко по телефону сообщил:

— Разведка достигла крайнего дома деревни Слободы и установила, что здесь вот уже два дня располагается до 50 немцев…

Медлить нельзя. Приказываю атаковать деревню.

Часов в восемь утра 10 ноября четвертая рота, обойдя деревню с двух сторон, ворвалась в расположение гитлеровцев. Они не ожидали такого дерзкого налета и, не оказав серьезного сопротивления, бросились врассыпную. 30 немецких солдат было убито, а остальные спаслись бегством.

Мары также оказались занятыми врагом. Пятая рота внезапным ударом освободила деревню. Были захвачены трофеи: тяжелый пулемет, автоматы, винтовки.

Это была наша первая встреча с врагом, наш первый бой. Мы его выиграли. Но потерь не избежали. Обе роты лишились 15 человек убитыми и ранеными. Погиб командир взвода старшина Гуров, скромный человек, умный и храбрый воин.

В ответ на разгром боевого охранения мы ждали со стороны противника немедленных атак, яростного артиллерийского и минометного обстрела. Но ничего подобного в этот день не было. Только усилился огонь тяжелых пулеметов.

В ночь на 11 ноября противник, как говорят бойцы, «исчез».

Утро 11 ноября было тихим. Бойцы уже успели хорошо окопаться, оборудовать огневые позиции, наблюдательные пункты. Река Озерна покрылась льдом, что облегчало переправу. В тыл врага под командованием старшего сержанта Сысолятина отправилась очередная разведгруппа.

Я находился на командно-наблюдательном пункте на западной опушке леса. Здесь же были командир артиллерийского дивизиона майор И.Ф. Гараган и командующий артиллерией дивизии майор Н.Д. Погорелов. Нам было известно о накапливании сил противника в Покровском и в лесу севернее этого села. По данным разведки, мы знали, что сюда подведен свежий полк из дивизии СС, части 87-го пехотного полка и 10-й танковой дивизии немцев.

Однако тишине вскоре пришел конец. Около десяти утра на опушке леса перед деревней Слободой показалось до батальона немцев. Стройными рядами они двигались в нашу сторону.

— Психическая атака, — сказал кто-то.

Да, это действительно была психическая атака. До этого мы, советские бойцы, видели ее только в кинофильме «Чапаев», а теперь вот она направлена против нас.

Гараган забеспокоился. У него уже были приготовлены заградительные огни батарей метрах в 200 перед Слободой. Четвертая рота тоже пока не открывала огня.

Фашисты уже метрах в 400 от деревни. Их отлично видно на свежем снегу.

Вот послышались одиночные выстрелы со стороны Слободы. Это заработали наши снайперы. А фашисты идут, стреляя на ходу из автоматов.

Вот они уже в 300 метрах от нас. Видим, как падают и не поднимаются офицеры противника. Это наши снайперы подкашивают их. Молодцы!

До немцев 250 метров, 200… Они идут в полный рост. Психическая атака! Какая неприятная это штука…

Но почему молчит артиллерия? Погорелов кричит Гарагану:

— Почему не стреляете?

Иосиф Федорович спокойно отвечает:

— Орудия заряжены, пушкари держат в руках боевые шнуры, но время еще не наступило.

Фашисты идут ускоренным шагом. Потом с криками вдруг бросаются на оборону роты Марченко. В тот же миг заработали наши станковые пулеметы, разом ударила артиллерия Гарагана, подали свой голос батальонные минометы старшего лейтенанта Комаря…

Сначала цепь фашистов дрогнула, приостановилась. Потом в нерешительности побежала вперед. Но наш уничтожающий огонь делал свое дело. Батальон врага на глазах таял. Нам хорошо было видно ползущих по снегу и бежавших теперь уже назад вражеских солдат.

Психическая атака провалилась. Заснеженное поле, где только что в полный рост стеной шли на нас фашисты, почернело. Земля вздыбилась от взрывов мин и снарядов. Погорелов тычет меня в бок рукой и говорит:

— Ну сейчас они тоже нам, наверное, дадут…

Командир пятой роты Макарычев докладывает по телефону, что отбивает атаку на Мары. Слышно, как там гремит бой. Гараган помогает ему третьей батареей. Со стороны Покровского по Слободе, Марам, по всем нашим боевым порядкам бьют артиллерия и минометы врага.

Бой продолжался до 2 часов дня. Потом постепенно все стихло. Попрощавшись, Погорелов поехал в штаб дивизии. Он остался доволен «работой» пушкарей. Начальник штаба батальона капитан Гаврилов отдает распоряжение о доставке в роты обеда, об эвакуации раненых. Я разговариваю с соседом слева — полковником Сухановым, командиром 258-го полка.

— Слышу работу соседа, — несется из телефонной трубки. — Хорошо действуешь. — Потом он рассказывает, как сам отбивает наступление противника, просит почаще информировать его о делах.

Не успел я после разговора с Сухановым подняться на свой наблюдательный пункт, оборудованный на высоком дереве, как услышал рев моторов. Смотрю, в направлении Слободы движутся 10 немецких танков и до роты автоматчиков. А там как раз у нас стояли на прямой наводке пушки. «Ничего, — думаю, — давайте, вас там достойно встретят сибиряки».

И вот раздались выстрелы наших пушкарей. Один танк задымил. Подбит второй. Остановился третий. А почти во фланг наступающим, отсекая автоматчиков врага от танков, открыли огонь четыре наших станковых пулемета. Жарко стало фашистам Охладили мы их пыл. Однако бой тогда не затихал до 12 ночи.

Наступило утро 12 ноября. И снова по всему фронту тяжелые бои. В этот день авиация противника шесть раз бомбила Слободу, Никольское, Бороденки и боевые порядки батальона. К вечеру враг овладел северной окраиной деревни Слободы. Тяжело было и в районе деревни Мары. Рота лейтенанта Макарычева отбила за день пять атак.

В ночь на 13 ноября я доложил об обстановке командиру дивизии. Полковник Белобородов приказал подготовить контратаку с утра. После разговора с комдивом мы с Гараганом и Гавриловым стали писать боевое донесение штабу дивизии. Вот о чем мы докладывали:

«За два дня — 11 и 12 ноября 1941 года — второй батальон 4 °CП и первый артдив 159 ЛАП вели бои. Особенно ожесточенные бои проходили в районе деревень Мары и Слобода. Нами уничтожено до 350 фашистских солдат и офицеров, три танка, шесть грузовых машин и причинен другой урон противнику».

Утром не успел я закончить боевого приказа, как мне доложили:

— Приехал комдив!

А.П. Белобородова в дивизии знали в лицо не только командиры, но и бойцы. Командир дивизии выслушал мой доклад. Обстановка на участке батальона была сложной — фашисты вели яростные атаки, силы были неравные, от стойкости бойцов зависело очень многое, и Белобородов решил поднять воинов в атаку на врага сам. И батальон поддержал своего храброго командира дивизии. С ходу бойцы ворвались в траншеи противника. Гитлеровцы были уверены, что на участок нашего батальона прибыло подкрепление.

Ночью, когда бой уже затих, Афанасий Павлантьевич поел у нас супу из солдатского котелка, попил чайку и, пожелав нам всяческих успехов, сел на своего коня по кличке Задорный и уехал на КП дивизии. Кстати, Задорный несколько лет был моим верховым конем, но, видя, что он крепко понравился комдиву, я предложил ему взять его себе. Полковник не отказался, и я был горд тем, что мой конь хорошо служит человеку, которого все в дивизии любили и называли отцом…

В боях под Москвой мы показали врагу, что можем его бить, как и подобает воинам Красной Армии.

Враг чувствовал нашу силу и имел свое мнение о сибиряках. В связи с этим небезынтересно отметить, что еще 16 июля 1941 года в попавшей в наши руки инструкции для 87-й пехотной дивизии отдельным пунктом специально говорилось о воинах-сибиряках:

«…Особенно азиатские солдаты Красной Армии непроницаемы, загадочны, скрытны и бесчувственны».

Насчет бесчувственности явный поклеп на наших воинов. А вот в другом — в стойкости, в высоком моральном духе, в храбрости — сибирякам не откажешь.

14 ноября авиация противника весь день бомбила боевые порядки наших подразделений. В ночь на 15-е мы все время слышали неумолчный гул моторов. Это в лесу, южнее Покровского, немцы сосредоточивали свои танки, мотопехоту. Только перед утром все стихло. Я позвонил командирам рот и предупредил, чтобы чаще проверяли боевое охранение, посты наблюдения и дежурных у пулеметов, а сам прилег отдохнуть. Вот уже месяц, как, ложась хоть немного поспать, мы не раздевались. О нормальном отдыхе потеряли всякое представление.

Стрелки часов показывали шесть утра. Я закрыл глаза. В этот самый момент внезапно, словно сговорившись, затрещали наши пулеметы. Сразу ожил весь передний край. Открыла огонь наша артиллерия, минометы. То тут, то там взвивались и повисали в воздухе ракеты.

Что же произошло? Оказывается, немцы рассчитывали, что после многодневных изнурительных боев мы спим. Они решили застать нас врасплох — без артподготовки скрыто поползли к нашим окопам. Но наше боевое охранение своевременно обнаружило врага и накрыло его губительным ружейно-пулеметным огнем.

Внезапности не получилось. Но от своего плана атаковать нас противник не отказался. Часов в десять утра, уже с танками, он перешел в наступление по всему участку. На деревни Слобода и Мары при поддержке танков наступало больше полка немецкой пехоты. В ряде мест завязались штыковые схватки.

Звоню Суханову, рассказываю ему об обстановке.

— У меня такая же картина, — отвечает он, — мы отбиваем непрерывные атаки танков и пехоты врага.

Вот как записано о событиях этого дня в журнале боевых действий штаба артиллерии дивизии:

«15.11.41 г. противник с рассветом перешел в решительное наступление, имея тройное и более превосходство в живой силе при поддержке свыше 60 танков 10 ТД и дивизии СС на рубеже Мары — Слобода против второго батальона 4 °CП. В результате ожесточенного боя немцам удалось окружить первую, вторую и третью батареи 159 артполка. При защите матчасти героически погибли орудийные расчеты третьей батареи, давая возможность выйти из окружения первой и второй батареям на новый оборонительный рубеж: Онуфриево — Мансурово. Уничтожено свыше 200 автоматчиков врага и несколько танков. КП 78-й СД в школе д. Леоново».

Действительно, третья батарея погибла, чтобы дать возможность вырваться из окружения первой и второй батареям…

Очень трудными были бои, которые вел наш батальон и первый артиллерийский дивизион 159-го легкого пушечного артиллерийского полка в период с 15 по 19 ноября в районе Слобода — Мары — Бороденки — Никольское.

15 ноября противник ввел в бой свежие силы. Наш батальон уже несколько суток вел тяжелые, изнурительные бои и имел немалые потери.

В результате противник 19 ноября ворвался в Мары и Слободу.

Часа в два дня начальник штаба батальона Гаврилов связался с 258-м полком и узнал, что тот отходит на новый оборонительный рубеж. В это время артиллерийский дивизион, приданный батальону, отошел в Мансурово. Справа соседа нет. Район Бороденок обороняет шестая рота без одного стрелкового взвода, который находился в моем резерве. А бой не утихает. Наступила ночь. Враг и ночью теснит наших бойцов. Часто завязываются рукопашные схватки. Очень трудно. Мы теперь без артиллерии, деремся в полуокружении.

Марченко кричит в телефонную трубку:

— Противник занял большую половину Слободы, рота почти вся погибла. Враг продвигается вперед только по трупам наших бойцов.

Доклад Макарычева тоже не радует:

— Оставил Мары, веду бой на опушке леса перед деревней, в роте осталось человек тридцать.

Оставив за себя Гаврилова, я бросился с резервным взводом к Слободе. Застал Марченко на его командном пункте. При нем было два связных. Командир роты доложил, что за день ожесточенного боя у него выбыл из строя весь командный состав. Оставшиеся в живых бойцы обороняют уцелевшие в деревне пять-шесть домов.

Был час ночи. Значит, уже наступило 16 ноября. Но кругом было светло. Горели деревни Слобода и Мары. С КП командира роты мне удалось связаться с командиром дивизии Белобородовым. Я доложил обстановку. Афанасий Павлантьевич ответил:

— Хорошо вижу зарево пожаров в Слободе и Мары, слышу ожесточенность боя. — Потом он спросил: — Сколько осталось людей?

— В ротах не больше чем по 30 человек, — доложил я.

Комдив дал приказ на выход из боя.

Я сразу же по телефону передал капитану Гаврилову приказ немедленно начать сосредоточение всех подразделений батальона в Бороденках. Сам же стал выводить остатки четвертой роты и резервный взвод из деревни Слободы.

К 4 часам утра 16 ноября батальон сосредоточился в назначенном месте. Здесь были четвертая и пятая роты. Они пострадали больше всех. Из командного состава остались только командиры рот Марченко и Макарычев. Шестая рота имела меньше потерь, минометная почти полностью сохранилась. Из 12 станковых пулеметов в батальоне осталось только три.

Обстановка, в которой мы оказались, была сложной. Справа и слева — немцы. Дорога на Никольское простреливалась фашистскими автоматчиками.

Решили с боем выйти из кольца, прорваться к деревне Мансурово.

В авангарде шла шестая рота лейтенанта Шпака. С боем она разорвала вражеское кольцо и, минуя Никольское, которое уже было занято фашистами, обеспечила выход батальону на Алексеевку и Мансурово.

Батальон занял район обороны. Бойцы немного передохнули, хорошо поели. Командир дивизии в это время был в Онуфриеве, и я отправился к нему, чтобы доложить о состоянии батальона…

— Поблагодарите от моего имени бойцов и командиров за отличную службу, — сказал комдив после моего доклада. Он пожелал успеха, и мы расстались.

Понеся большие потери, враги теперь боялись каждого куста. В районе Мансурова они не сразу начали наступление на оборону батальона. Только 18 ноября к вечеру их передовой отряд завязал бой с нашей шестой ротой. Однако ночью опять все стихло. Зато утром 19-го дело снова дошло до рукопашных схваток. На следующий день бой продолжался. Батальон удерживал район обороны. Однако Онуфриево враг уже занял После ожесточенного боя в ночь с 20 на 21 ноября мы отошли на новый рубеж, указанный командиром дивизии, — Васильевское — Ново-Дарьино.

Трудно пришлось нам в эти дни. Но и противнику крепко досталось. Все наши бойцы и командиры, беря пример с коммунистов и комсомольцев, дрались с врагом, не щадя сил и жизни. За несколько дней боев только один снайпер пятой роты Руденко истребил 26 фашистов. Когда же его окружили, он, будучи неоднократно раненным, кинулся врукопашную и уничтожил еще трех вражеских солдат.

Всего с 15 по 19 ноября наш батальон, действуя совместно с артиллерийским дивизионом, уничтожил свыше 800 гитлеровских солдат и офицеров, бутылками КС и из орудий прямой наводкой сжег 12 танков врага.

Мне никогда не забыть 21 ноября. Бой не затихал весь день. Враг стремился выбить нас из деревни Васильевское. Ему удалось потеснить наших бойцов. Чтобы восстановить положение, я поднял пятую роту в контратаку. Линию обороны мы восстановили, но в этой контратаке меня тяжело ранило…

Уже в Москве, в госпитале, я с большой радостью и гордостью узнал, что наша 78-я стрелковая дивизия 26 ноября 1941 года преобразована в 9-ю гвардейскую дивизию, а затем награждена орденом Красного Знамени. Это была высокая оценка ратного труда наших бойцов, командиров и политработников, их непоколебимой стойкости, храбрости и геройства в боях за Родину, за Москву.