Послесловие

Послесловие

Как же сказалось на судьбе прибалтийских народов (в первую очередь эстонцев) международное соперничество за достижение торгового и военно-политического господства на Балтике? Почему коренное население осталось вне поля русского цивилизационного притяжения? И какие выводы можно сделать из опыта российской политики на прибалтийской окраине применительно к современности?

Начнём с того, что древние эстонцы и латыши были более молодыми этносами по сравнению со своими соседями и отставали от них в политическом, экономическом, военном и культурном отношениях. Поэтому они неминуемо становились лёгкой добычей для более сильных народов, стремившихся к территориальным приращениям и обогащению.

Ещё не успев соединиться в государственное целое, эстонские племена были данниками древнерусского государства, проложившего от Пскова и Новгорода важный торговый путь к Балтийскому морю. При этом взимание дани не сопровождалось вмешательством в местные дела этих языческих племён, навязыванием русского уклада жизни и православия. На Западной Двине, вдоль которой селились древние предки латышей, господствовали полоцкие князья. Об этом времени сохранились предания, позволявшие русским государям смотреть на прибалтийские земли как на свою «отчину» и «дедину». Однако с вступлением Руси в период феодальной раздробленности и нашествием монголов прежние позиции русских князей на балтийской окраине ослабевали и в образующийся геополитический вакуум хлынули представители германского мира — датчане, шведы, немцы. Последним удалось наложить свой национальный отпечаток на прибалтийские земли.

Эстонцы и латыши имеют длительную и во многом трагическую историю отношений с немцами. Прологом к этой трагедии стало прибытие в Прибалтику вслед за немецкими купцами крестоносцев, которые за относительно короткий промежуток времени (25 лет) крестом и мечом покорили её всю, создав на завоёванных территориях немецкую колонию — Ливонию. Они отняли у покорённых племён землю, собственность, веру отцов и превратили их в своих рабов, обращаясь с ними так же жестоко, как было принято обращаться с рабами в то время. Победители и побеждённые, немцы и ненемцы — вот деление, которое в течение многих веков знал балтийский берег. Первым — все привилегии и богатое кормление от доходов и дани, другим — бесправие и постоянный труд на пользу победителя. Немцы, как они это всегда делали при покорении других народов, уничтожили элиты завоёванных племён, а также самые непокорные элементы в их среде и на столетия затормозили развитие коренных этносов. Из века в век они оставались только рабами немцев, не имея своей истории, своих королей, своей образованной прослойки. Обращение в католичество, а затем в лютеранство было формальным и служило главным образом геополитическому закреплению территории за германским миром.

Однако с той поры, как Прибалтийский край был включён в пределы России, наметилось улучшение в положении местного населения, которое благодаря мощи и силе Российской империи два века не знало войн, не подвергалось риску исчезновению как этноса, как это, например, произошло со славянами Северной Германии, и могло под русской защитой пользоваться плодами культуры.

В целом же, следует признать, улучшение было не одномоментным, а растянутым во времени. Дело в том, что при Петре Великом русские вступили в завоёванные области не под собственным культурным и цивилизационным знаменем, как это делали в старину наши князья и цари, а сохранили здесь прежний остзейский порядок: немецкое управление, немецкий язык, протестантское вероисповедание, заповедные привилегии немецких баронов, включая монопольное право собственности на землю, т.е. согласились с существованием государства в государстве, несмотря на то что остзейский порядок тяготел к германскому миру и работал на обособление Прибалтийского края от России. И это стало первым основополагающим фактором, который сыграет свою роль в процессе отпадения Прибалтики от российской имперской территории.

Сохранение остзейского порядка ставило имперскую власть в сложные отношения с местным населением края, которое оказалось как бы под двойным подданством: немецких баронов и русского императора, причём власть относительно небольшой горстки пришлого немецкого населения была абсолютной благодаря сосредоточению в руках немцев всей собственности края, а также по причине значительного представительства немецкого элемента в российской элите. В этих условиях все упования эстонцев и латышей были направлены на освобождение от деспотического всевластия баронов и переход под непосредственную единодержавную власть русского царя. Баронов ненавидели, перед царём благоговели, связывая с ним надежды на избавление от немецкого невыносимого ярма. Таким образом, предпосылки для племенного срастания края с внутренними губерниями России были налицо, но, так как это движение шло снизу и опорочивалось баронами как бунт, им не спешили воспользоваться. И это был второй факт, который помешает установлению нерушимых связей Прибалтики с Россией.

Вместе с тем при анализе исторических источников нельзя не заметить той постоянной тенденции, которая развивалась вплоть до начала XX в., — тенденции защиты верховным правительством туземного населения от эксплуататорских наклонностей прочно усевшихся здесь немецких колонистов. Если правительство постоянно стремилось к согласованию местных корпоративных привилегий немцев с общегосударственными интересами и требованиями времени, то действия баронов и бюргерства были неизменно направлены на сохранение выгодных для себя порядков любой ценой: будь то показная покорность, уступчивость в мелочах, использование связей в имперских верхах, интриги, обман, противодействие исполнению царских распоряжений на местах и т.п.

Поворотным пунктом в противостоянии мира германского и мира русского в Прибалтийском крае стало массовое движение в православие эстонцев и латышей в Лифляндии в 40-х гг. XIX в. По мнению очевидцев, поддержи верховная власть это движение в полную силу, и весь край был бы православным, а его тяготение к русскому миру — необратимым. Хотя это движение застало врасплох не только правительство, но и баронов с лютеранскими пасторами, последним всё же удалось перехватить инициативу и вначале затормозить это движение, а потом свести его на нет. Немецкий элемент смог отстоять свои интересы благодаря многим обстоятельствам. Это: терпимое отношение к протестантству в правительственных кругах, замедленная и противоречивая реакция верховной власти на религиозные запросы местного населения, слабые позиции Русской Православной Церкви в Прибалтийском крае, незнание русскими священниками местных языков, отсутствие подготовки православных священников для работы в Прибалтийском крае, организационная и кадровая неготовность Церкви справиться с массовым наплывом желающих присоединиться к православию, возведение правительством труднообъяснимых барьеров на пути в православие, свидетельствующее о неадекватности управленческих решений масштабам и потенциалу движения. Со своей стороны немецкие бароны и пасторы сделали всё от них зависящее, чтобы отстоять доминирование лютеранской религии в крае. Эстонцы и латыши столкнулись с такой религиозной нетерпимостью, с такими репрессиями, с таким остервенелым отстаиванием единства и неделимости лютеранско-немецкого геополитического пространства, что их переход в государственную религию можно сравнить с героическим хождением по кругам ада. Верховная же власть, несмотря на формальные распоряжения, не смогла оградить эстонских и латышских страдальцев за государственную религию, а значит, и за русские интересы в крае от репрессий, унижений, экономического давления и бессовестных обвинений. Вынужденный спад движения явился серьёзным поражением русского дела в крае и очередным фактором, который нельзя сбрасывать со счётов при осмыслении процессов, вызвавших потерю для России Прибалтики.

Александр III предпримет решительные меры по укреплению русских позиций в крае. Произойдёт замена немецкого языка на русский в качестве официального, преподавание в школах, гимназиях, Императорском Юрьевском (бывшем Дерптском) университете будет переведено на русский язык, интенсифицируется строительство православных церквей, создание церковно-приходских школ, будет всячески поддерживаться влияние русской культуры на прибалтийскую жизнь через русские периодические издания, организацию гастролей русских оперных и драматических театров, выступлений русских певцов и музыкантов, устройство художественных выставок и т.п. Немцы навесят на русского императора ярлык «русификатора» и постараются убедить эстонцев и латышей с помощью их формирующихся этнонационалистических элит, будто в приобщении к русскому языку, русской культуре и русской духовности на суверенной территории Российской империи есть что-то неприемлемое, унизительное, попирающее национальное достоинство местного населения и ставящее под угрозу перспективы национального развития коренных этносов. И это после восьми веков беспрецедентного немецкого засилья в Прибалтике! Важно отметить, что такое информационно-пропагандистское воздействие немецкого элемента на эстонцев и латышей будет облегчено тем, что остзейский порядок исключал хозяйственное обоснование русских в крае и верховная власть непозволительно долго с этим мирилась. Если остзейцы в своей значительной массе входили в состав российской управленческой, военной, научной, хозяйственной элиты, то для русских, за исключением коронных должностей, тонкого культурного и предпринимательского слоя, такие перспективы на прибалтийской окраине были наглухо закрыты. На обеспеченных русских немцы смотрели как на гостей и дачников, каковыми они в действительности и являлись. Большинство же осевшей в Прибалтике малочисленной русской диаспоры представляло малограмотную (нередко совсем неграмотную) и наиболее бедную часть населения. Она, конечно, не могла выступать проводником влияния русской культуры и русской духовности на коренное население. Эстонцы и латыши хорошо видели разницу между прибалтийским немцем, который оставался полновластным хозяином, сосредоточившим в своих руках все ресурсы края, и русским, оказавшемся на прибалтийской окраине, несмотря на пролитую в многочисленных военных походах кровь предков, на птичьих правах и в крайне унизительном положении. Коренные этносы не могли не видеть и глубокой пропасти между материальным обеспечением немецко-лютеранских церковных, культурных и образовательных учреждений, опиравшихся, помимо поддержки из имперского центра, на хозяйственный и демографический потенциал края, и финансированием соответствующей русской инфраструктуры, развитие которой из-за бедности православной паствы и представителей русской диаспоры осуществлялось в основном за счёт скудных поступлений из государственного бюджета, которых, как правило, не хватало. В этих условиях немецкое пренебрежение ко всему русскому, носящее зачастую пропагандистский и защитный характер, легко передавалось от хозяина к его прежним многовековым рабам. Отстранение русских от полноправного владения богатствами края и отсутствие возможностей для их широкого представительства в управлении, экономике, культуре, образовании, религиозной жизни прибалтийских губерний станет ещё одним фактором, загубившем русское дело в Прибалтике.

П.А.Столыпин разработает программу по повышению образовательного, культурного и профессионального уровня русских в Прибалтийским крае, по их расселению на стратегически важных направлениях, по предоставлению им льготных кредитов, по поощрению русской миграции в Прибалтику. Но для реализации такой программы останется крайне мало исторического времени.

Революция 1905–1907 гг. со всей очевидностью продемонстрирует, что утверждения прибалтийско-немецких баронов, будто остзейский порядок охраняет прибалтийскую окраину империи от народных бунтов и революций, оказались построенными на песке и служили лишь для оправдания своих прав на хозяйничанье в крае. Напротив, жестокий разгул революционной смуты в Лифляндии и Эстляндии показал, что немецкое культуртрегерство и протестантская религия не способны поддержать авторитет русской государственности и воспитать коренное население в имперском духе. Германский мир в лице остзейского порядка произвёл лишь разрушителей традиционной России: революционеровсоциалистов и этнонационалистов. В чрезвычайных условиях иностранной интервенции и Гражданской войны этнонационали-сты, идя на прагматичные контакты то с немцами, то со странами Антанты, то с «белыми», то с «красными» и используя их противоречия в своих интересах, смогут заложить основы национальной государственности, хотя это и произойдёт во временном союзе с Советской Россией, но в конечном итоге — против России как таковой, в любом идейно-политическом обличье.

Если учесть балтийский опыт России применительно к ситуации в современной Российской Федерации, то можно выделить ряд факторов риска.

Во-первых, это доставшееся от большевистской власти административно-территориальное деление РФ, организованное в результате национально-территориального размежевания народов и допускающее неодинаковый статус территорий: от области и края до национальной автономной республики. Существование национальных автономий может в чрезвычайных условиях привести к нежелательному явлению: формированию «государств в государстве», этих оплотов этнонационализма и сепаратизма, что в лучшем случае усилит центробежные тенденции в РФ, а в худшем может привести к распаду России. Хотя автономный статус чрезвычайно выгоден национальным элитам и они всеми силами будут его защищать, это не означает, что не следует исправлять роковые ошибки и просчёты большевиков, уже приведшие к распаду Советского Союза и потере Россией её исторических территорий. В среднесрочной перспективе выход видится в постепенном выравнивании статуса автономных и неавтономных образований на территории РФ.

Во-вторых, дискриминация в автономных республиках русских специалистов при получении престижной и хорошо оплачиваемой работы, а также в карьерном росте, в то время как представители других народов не сталкиваются с аналогичными проблемами за пределами своих автономий. Вытеснение русских из управленческих и инфраструктурных институтов в автономиях усиливает риск образования «государств в государстве». С другой стороны, действительное, а не формальное право русского человека спокойно и безопасно жить и работать в любом регионе созданного его предками государства, не поступаясь при этом ни одним из политических и гражданских прав российского гражданина, будет залогом единства и нерушимости РФ.

В-третьих, развитие тенденции забвения роли и значения русских как имперского государствообразующего народа, что наблюдается в условиях дефицита мер по повышению уровня и качества жизни русского народа, в отсутствии большого дела и великих целей, мобилизующих русских на подвижническую, самоотверженную деятельность, в развёртывании процессов замещения убывающего русского населения мигрантами из Средней Азии, в опасном росте пренебрежительного отношения к русским обычаям, достижениям и культуре среди представителей других народов, населяющих Российскую Федерацию. В последнем факте трудно не увидеть проявления общей тенденции в отношении к русским, русскому языку и русской культуре в бывших союзных республиках, что, к сожалению, не встречает решительного противодействия в РФ и косвенно развязывает руки националистам из числа так называемой титульной нации в автономиях. Утрата русскими необходимого потенциала (управленческого, демографического, морального, культурного, научного и т.п.) для реализации своего проверенного тысячелетней историей государствообразующего назначения приведёт к закату русской цивилизации, ослаблению цементирующих начал в РФ с риском последующего распада.

В-четвёртых, формирование в российском обществе (главным образом в его либеральном и воинствующем атеистическом сегменте) сил, организующих информационно-психологическую войну против Русской Православной Церкви и её Патриарха. И это тем более странно, что повсюду в современном мире религия переживает ренессанс. Во всяком случае, балтийский и сегодняшний опыт показывают, что ослабление позиций РПЦ и терпимое отношение к нападкам на неё с целью дискредитации в глазах паствы и представителей других конфессий подрывает основы российской государственности, плодит армию её сознательных и бессознательных разрушителей, губительно сказывается на русской идентичности с её православным ядром, снижает авторитет РПЦ как участника диалога с другими конфессиями, блокирует объединительные процессы на православном цивилизационном пространстве.

Балтийский опыт Российской империи, а также опыт, связанный с распадом СССР, говорят о том, как важно извлекать уроки из исторического прошлого и своевременно снимать риски, которые под давлением чрезвычайных обстоятельств могут перерасти в угрозы целостности российской территории, «добытой кровью и страданиями нашей истории».

Российская империя не успела устранить риски, связанные с существованием особого остзейского порядка, дискриминировавшего местное население и препятствовавшего цивилизационному срастанию прибалтийской окраины с имперским пространством. Случилось, как казалось, невозможное. Прибалтийский край был утрачен Россией. Вместо него возникли Эстонская и Латвийская республики. Вождь эстонских коммунистов В. Кингисепп определил своё отношение к этим республикам названием и содержанием написанной им книги: «Под игом независимости». Конечно, этот заголовок несёт известный пропагандистский посыл, но и отражение действительного положения вещей в нём, по-видимому, всё-таки присутствует. Но это тема другой работы.