Как питались известные люди XX в.

Как питались известные люди XX в.

Вопрос о том, что едят или ели великие или просто значительные люди, интересует не только обывателей, людей легкомысленных и просто любопытных, стремящихся по складу своего характера заглядывать в любые недозволенные им по рангу «щелки» и «замочные скважины», но и людей серьезных, степенных, рассудительных и скромных, считающих, в принципе, крайне неприличными любые «заглядывания» за чужой забор. Выходит, поинтересоваться меню ближнего, и даже вовсе не соседа, а высокопоставленного лица, иначе говоря, «сунуть свой нос в его кастрюлю» — отнюдь не считается зазорным, а вроде бы даже вполне допустимым. Отчего же?

Дело в том, что сравнивать, сопоставлять свое личное положение с положением недосягаемых лиц психологически и легче, и доступнее, и удобнее именно на бытовом, особенно на кулинарном уровне.

В таких случаях каждый подспудно рассуждает так: а чем я отличаюсь от него или он от меня как человек, на чисто физиологическом уровне? И чем, собственно, я хуже?

Кроме того, обычно, интересуясь бытовой, гастрономической стороной жизни высокопоставленных лиц, а особенно великих людей, исходят из того, что знать о ней крайне полезно, а потому и необходимо по причине, так сказать, чисто просветительской и рекомендательной. Во-вторых, у великих, несомненно, существуют гораздо большие возможности по сравнению с обычным Homo sapiens.

В начале XX в. именно эти соображения, именно подобный ход рассуждений стали все более распространенными, поскольку сама общественная, социальная и политическая структура общества во всем мире претерпела значительные изменения.

При феодализме подданный, вассал, а тем более крепостной, вовсе не простирал свою фантазию до того, чтобы интересоваться кулинарным бытом своего сюзерена. Подобные мысли крепостным и в голову не могли прийти. Его мечты сводились лишь к тому, чтобы его не выдрали лишний раз без всякой вины на конюшне!

В XX в. рост мелкой буржуазии в Западной Европе и США, рост средней буржуазии и национальной интеллигенции в России и других странах Восточной и Юго-Восточной Европы существенно не только изменили социальную структуру общества, не только привели к созданию новых общественных движений, течений, но и вызвали в низовых слоях общества такие новые интересы, такие потребности в информации о различных явлениях, происходивших в обществе, какие не только не существовали, но даже и не снились, не могли пригрезиться ни одному существу в предыдущих столетиях!

Вторая половина XX в. оказалась в этом отношении еще более «урожайной». Не просто потребность в информации о том, что делается в «высших» сферах общества, возросла у «простых людей», но и степень удовлетворения такого любопытства была доведена до предела, причем искусственно, даже без всяких «требований» толпы.

Новое поколение СМИ, целые орды пишущих, говорящих, фотографирующих и звукозаписывающих журналистов самыми наглыми, насильственными способами стали добывать и выбрасывать на широкое, всемирное общественное обсуждение самую закрытую, самую интимную бытовую информацию, не только кулинарно-гастрономического, но и постельно-сексуального плана.

Короче говоря, если в начале XX в. все еще считалось неприличным заглядывать на чужую кухню, в чужую кастрюлю, не дозволялось без спроса заходить в чужом доме в буфетную или столовую комнату, то к концу нашего века стало вполне допустимым, вполне возможным врываться «прямо в спальню» и выставлять хозяев во всей наготе... читающей и смотрящей телевизор публике. Тут уж никак нельзя объяснить свой (то есть наш) интерес мотивами «просветительскими и рекомендательными», с которых начался сто лет назад поход мелкобуржуазных масс на кухни «великих людей». Теперь «заглядывание» в чужие тарелки, а вернее, неприкрытый кулинарный допрос — «что ел, когда, почему, по какой цене?» — учиняется любой поп-звезде, спортсмену, а также государственному мужу, с которым «беседует» представитель прессы.

И такой «допрос» не дает, естественно, ничего просветительского и ничего поучительного, бывает лишен всякого смысла. Он просто примитивно удовлетворяет сиюминутное любопытство пресыщенного подобной информацией обывателя. Тот в очередной раз узнает, что поп-звезда пьет водку «Довгань» как якобы... дамскую, а известный гитарист не может вспомнить ни одного блюда, кроме макарон с мелко нарезанными сосисками и томатным соусом.

Я сделал свой исторический обзор кулинарных привычек известных людей XX столетия с единственной, действительно научно-просветительской целью, тем более что буду анализировать по преимуществу еду людей уже почивших, давно отошедших в мир иной, и, таким образом, не нарушу их жизненный покой, не коснусь нескромно их нынешнего быта.

Конечно, просветительства в том смысле, в каком его представляет обыватель, в этом обзоре, скажу прямо, будет весьма мало. Ибо, как правило, кулинарный опыт «великих людей» вовсе не велик и тем более не располагает к его рекомендации для всех прочих. Даже подлинно «великие люди» XX в., не говоря уже о просто известных и занимающих высокие позиции, в большинстве случаев не умели воспользоваться ни своими личными возможностями, ни чужими знаниями для правильной организации своего кулинарно-гастрономического быта.

В первых главах книги, посвященных двум первым десятилетиям XX в., я уделил немало внимания придворной кухне в Европе и тем самым достаточно подробно познакомил читателей с гастрономическим бытом тогдашних европейских монархов, которые и составляли, собственно, ту узкую общественную прослойку, которая в то время как бы автоматически причислялась в глазах простого человека к известнейшим людям мира — императорам, королям, царям. Разумеется, монархи не могут отождествляться с «великим людьми», но в чисто гастрономическом отношении как раз именно они и составляли ту верхушку общества, ту высшую точку государственной пирамиды, члены которой обладали наилучшими возможностями и кулинарным опытом, соединенным со знанием высочайших традиций европейской и мировой кулинарной культуры. Это было следствием их исторического положения. Так что в этом отношении стол монархов, который был продемонстрирован на примере таких стран, как Франция, Германия, Россия, достаточно показателен и в историко-кулинарном отношении — репрезентативен.

После первой мировой войны и Октябрьской революции в России, когда большинство государств стали возглавлять не монархи, а президенты, канцлеры, бывшие генералы, маршалы, «вожди» партий и просто диктаторы, то есть лица, пробившиеся к верховной власти не из аристократических кругов, а порой из самых обычных разночинных низов, и отличающиеся от остальных смертных не происхождением, не «породой», а либо своими способностями, либо идеями, либо силой воли, либо всеми этими качествами, соединенными воедино, наступила значительная дифференциация среди глав государств, и эта дифференциация стала проявляться нагляднее всего в области быта этих людей и в области их общей культуры.

Главы государств стали с этих пор отличаться друг от друга не только большей индивидуальностью, которую им труднее было скрывать, чем монархам, но и политическими, общественными, кулинарными взглядами, а также представлениями о своем месте в истории.

Так на мировой политической арене на протяжении XX в. появилось много ярких, исторически значимых и, во всяком случае, заметных представителей международной политической элиты, некоторых из них можно причислить к действительно великим историческим фигурам.

Однако все они по своему гастрономическому жизненному опыту и по кулинарно-образовательному уровню стояли намного ниже даже самых посредственных и бездарных монархов прошлого. Независимо от того, какой политической ориентации или идеологии придерживались выдающиеся деятели XX в., все они по своему пищевому жизненному опыту были, в сущности, неразвитыми, необразованными, неопытными людьми, и это не могло не отложить отпечатка на их индивидуальном подходе к вопросам и общественного, и собственного, личного питания.

Так, одни из них подчеркнуто не придавали никакого значения своему питанию, вели себя в этом вопросе лишь сообразно складывающимся обстоятельствам — могли быть и аскетами, довольствующимися полуголодным существованием, но могли и питаться всем тем, что было доступно и вкусно, совершенно не заботясь о том, полезно ли это, принято ли это.

Другие, наоборот, оказавшись в положении лиц, которым все доступно, либо брали от жизни максимум того, что было возможно, либо оказывались в плену своего окружения и господствующих там современных теорий питания и подчиняли себя, свой режим, свои желания исключительно этим взглядам.

Все это ограничивало «великих людей», превращало их, по сути дела, в рабов современного общества и господствующих в нем предрассудков. Так, убежденными вегетарианцами были одновременно великий демократ и гуманист писатель Бернард Шоу и фашист Гитлер.

Самым же решающим фактором в организации стола того или иного видного общественного или государственного деятеля оказывались ход его политической жизни, его политическая карьера, условия его существования, его деятельность до прихода к власти, которые, как правило, были столь интенсивны, что не оставляли ни времени, ни места для того, чтобы серьезно заняться организацией своего личного быта вообще и питанием, как существенным элементом быта, в частности.

Гитлер, которому приходилось вербовать своих сторонников и устраивать политические сходки в обычных пивных, где собирались отставники-офицеры, разумеется, не мог избежать того, чтобы не пить пива.

Ленин, которому приходилось большую часть жизни скрываться на чужих конспиративных квартирах, волей-неволей был вынужден питаться лишь такой пищей, которая либо не нуждалась в приготовлении, либо требовала элементарного приготовления — кипячения воды на спиртовке. Отсюда понятно, почему основными «блюдами» его стола годами оставались молоко, яйца, хлеб, и ничего больше!

Так ход жизни, ход политической карьеры оказывали решающее воздействие на формирование кулинарных пристрастий многих «великий людей», хотя это и проявлялось, конечно, у каждого в разной степени.

Исключение в этом отношении составляли как раз не великие и даже не выдающиеся люди, известные своим высоким общественным положением, достигнутым в результате политической борьбы, а те «серые лошадки», возносимые на политический Олимп в разных странах в XX в. в силу каких-нибудь случайных, конъюнктурных обстоятельств и не представлявшие собой ни в личном, ни в государственном отношении ничего, кроме самых пошлейших посредственностей.

Конечно, мы знаем очень мало о пищевых взглядах подобных лиц, которые составляли довольно широкий круг или даже слой, обладавший громадными властными и материальными возможностями, ибо редко кто из них поднимался на самую вершину власти, но то, что становилось известно общественности, всегда свидетельствовало о них как о самых ревностных потребителях всех достижений кулинарного и гастрономического производства в своих странах.

Классическим примером в этом отношении может служить президент Франции Феликс Франсуа Эмиль Лубэ, избранный на этот пост 18 февраля 1899 г. Именно он в XX в. весьма символически «открыл счет» тех случайных, конъюнктурных государственных деятелей в Европе, которые к концу столетия фактически заполонили собой «государственные машины» всех стран не только в Западной, но и в Восточной Европе, в России и Америке и, несмотря на все свои национальные, религиозные и иные различия, были весьма близки друг к другу социально, а потому и психологически. Именно поэтому им даже не мешали различия в воспитании и в культуре и они весьма хорошо понимали друг друга и умели договориться между собой.

Французский президент Лубэ — первый глава государства Франции, который совершил в 1902 г. официальный визит в Россию и тем самым заложил не только основу союза России и Франции против Германии, но и основу всей Антанты в целом. Но сделал он это, так сказать, походя, да и не сам по себе, а как посредник, доверенное лицо парижских и лондонских банкиров.

Лубэ происходил из мелкобуржуазной семьи на юге Франции, был, следовательно, провинциалом в гостиных парижской знати, когда начинал свою политическую карьеру. Именно поэтому он избрал профессию адвоката, позволявшую, как и профессия врача, проникать в самые закрытые круги общества в качестве «помощника». Затем Лубэ стал специализироваться на вопросах полиции и финансов, был министром, Председателем совета министров, сенатором и, наконец, стал президентом, пройдя все ступени политической карьеры государственного сановника. Это был типичнейший француз-жизнелюб, не упускавший случая воспользоваться всеми возможностями, которые предоставляли его высокие должности.

В историю Франции он вошел не только как первый президент страны XX в. (18.2.1899—18.2.1906), но и как активный участник Панамского скандала, как борец с анархо-синдикалистским рабочим движением (за что буржуазия и простила ему «Панаму»), как организатор колониальной экспедиции по завоеванию Дагомеи.

Кроме того, он попал далеко не последней строкой и в историю... французской кулинарии. 22 сентября 1900 г. он закатил грандиозный государственный банкет. И, можно сказать, сделал это как раз вовремя, ибо Франция была на пике своего стабильно улучшавшегося экономического положения, которое всего через три-четыре года стало ухудшаться и уже не могло быть восстановлено на прежнем уровне ни в первой, ни тем более во второй половине XX столетия.

Банкет президента Лубэ стал, таким образом, неповторимым и непревзойденным, первым и последним великим банкетом XX в., ностальгическим воспоминанием для многих поколений французов о былом кулинарном (и не только кулинарном) величии Франции. На него были приглашены 22 295 человек, то есть все мэры всех французских городов, поселков и деревень, каждый из которых получил пригласительный билет «личного гостя президента Французской Республики». С тех пор ни одно уже государственное лицо во Франции, включая генерала Шарля де Голля, не могло себе позволить подобную роскошь за государственный счет.

Меню «застолья века»

— Закуски

— Говяжье филе «Бельвью»

— Утка по-руански

— Пулярка, жаренная по-бресски

— Заливные фрикадельки из фазана — «пули Св. Губера»

— Салат Потель

— Мороженое Конде

— Десерт

Позднее Кристиан Пои так писал об этом банкете в своей «Истории французской кухни»:

«Никогда прежде такое значительное число обедающих не собиралось за одной трапезой во Франции, да и вряд ли где-нибудь в целом свете. Заслуга устройства этого фантастически грандиозного банкета целиком принадлежит поварской фирме „Потель и Шабо“. Речь Феликса Лубэ не помешала гостям с удовольствием переваривать вкусную пищу».

Касаясь критики, которая последовала в прессе насчет того, что в меню банкета отсутствовали французские сыры, Кристиан Пои отметил, что это вовсе не упущение, а заслуга кулинарно-поварской команды.

«Ибо старинное, но забытое ныне непосвященными нуворишами гурманское правило гласит, что при подаче блюд из фазана следует особенно предохранять органы обоняния обедающих от иных сильных пищевых запахов, причем не только до, но и после фазаньего блюда. И старый шеф-повар Енисейского дворца в точности выполнил это изысканное предписание знатоков еды, исключив сыры из состава энтреме перед сладким и десертом. Этому надо только радоваться: подлинные элитарные кулинарные традиции еще не исчезли во Франции даже на пороге технического, индустриального XX в.».

Да, в 1902 г. предметом радости и гордости французской буржуазии все еще оставались подобные кулинарные торжества и гастрономические изыски. Но как много изменилось к концу нынешнего столетия! Как стала не похожа на себя гастрономическая Франция, допустившая ради туристов и грубой толпы вульгарную кулинарию «Макдональдсов» и давно уже начисто забывшая не только старые добрые величественные банкеты эпохи президента Лубэ, но даже самого папашу Лубэ!

Первая мировая война и Октябрьская революция в России явились значительным историческим рубежом, резко отделившим всю довоенную, мирную, дореволюционную кулинарию от послереволюционной чисто психологически, а не только в силу изменившейся продовольственной ситуации в разоренной Европе. Думать, говорить, а тем более мечтать и увлекаться гастрономическими проблемами, рассуждать серьезно о пище стало не только в Советской России, но и в Европе чем-то мелким, пошлым, почти недопустимым и в целом даже неприличным среди серьезных политиков всех мастей. В советском же государстве гастрономически-кулинарная тематика после Октября оказалась полностью исключенной из общественной жизни, особенно в руководящих кругах партии, среди революционной элиты. Сложилась редчайшая в мировой истории ситуация, когда именно сильные мира сего встали на позицию пренебрежения жизненными благами, сделали эту позицию как бы частью официальной идеологии и сознательно, в силу исторических причин, партийной морали и обязательств, как бы отодвинули все личные проблемы, в том числе и проблемы быта и питания, с переднего плана на самый дальний, на самый непрестижный и целиком сосредоточили свое внимание на разрешении глобальных общественных проблем.

Конечно, в числе этих проблем на первом плане были вопросы обороны страны и снабжения населения продовольствием, но обеспечение людей едой трактовалось исключительно как насыщение с целью сохранения и повышения их общественной активности и работоспособности, а не как удовлетворение их кулинарных желаний и гастрономических вкусов. Именно то, что сами руководители первого в мире рабоче-крестьянского государства смотрели на еду как на физиологическую необходимость, привело к тому, что проблемы продовольственного снабжения, проблемы обеспечения людей едой были отделены резко и наглухо, как китайской стеной, от вопросов кулинарии, гастрономического разнообразия, от проблем усвояемости и вкуса пищевого сырья и тому подобных «деталей».

Продснабжение страны представлялось важным, решающим, главным, а вопросы кулинарного оформления продовольствия рассматривались как мелкие, побочные, даже отвлекающие и вообще ненужные. Была бы еда, а как ее съесть — в этом нет никакой проблемы. Именно такая постановка вопроса, представлявшаяся естественной и вполне очевидной руководству советской страны, возможно, и справедливо — временно, на два-три-четыре года, создала с годами огромные трудности, привела к искаженному развитию всего советского общества. И это стало возможным потому, что это исторически неверное положение не было своевременно компетентно скорректировано. Жизненный, бытовой и пищевой опыт первых руководителей советской страны не давал им никаких оснований для опасений, что в этой области совершается крупная историческая ошибка.

Такие люди, как Ленин, Свердлов, Дзержинский, Фрунзе, Бухарин, в личной жизни не уделяли вопросам питания никакого внимания, довольствуясь чрезвычайно малым, скромным столом и при этом почти не замечая этого, не рассматривая даже вынужденное голодание как жизненное неудобство. Уже одно это качество, свойственное им, препятствовало их активному вмешательству в данный круг проблем в масштабах страны, поскольку считалось, что для таких дел имеются более узкие специалисты. «Специалистов» же, умевших увидеть за политикой кулинарию и за кулинарией — политику, в нашей стране не существовало никогда.

Что же касается Ленина, то его отношение к еде, ее составу и значению в жизни вообще характерно для русской интеллигенции начала XX в., и потому интересно рассмотреть более подробно, как питался Ленин на протяжении всей своей жизни.