§ 3. Политические взаимоотношения московской великокняжеской власти и Псковской феодальной республики в конце 50 — начале 60-х годов XV в. Восстание в Пскове в 1462 г.

§ 3. Политические взаимоотношения московской великокняжеской власти и Псковской феодальной республики в конце 50 — начале 60-х годов XV в. Восстание в Пскове в 1462 г.

В 1456 г., во время похода московских войск под предводительством великого князя Василия II на Новгород, псковские военные силы оказали помощь новгородцам в их борьбе с московской ратью. Победу в этой борьбе одержала московская великокняжеская власть. Новгородские архиепископы, посадники, тысяцкие вместе со псковскими посадниками принесли «челобитье» Василию II. С Новгорода была взята в московскую казну большая контрибуция. По московско-новгородскому договору, оформленному в местечке Яжелбицах, политическая самостоятельность Новгородской республики была значительно стеснена.

Что касается псковско-московских отношений с 1456 г., то они характеризуются усилением стремления псковского правительства к независимости от Москвы. В 1456 г. в Псков приехал из Новгорода в качестве князя Александр Васильевич Чарторыйский. Инициатива его приглашения на княжение в Псков исходила от псковских правящих кругов («а по псковскому челобитью»). Новому князю была оказана торжественная встреча: «и приаша его честию», «и выидоша противу его игумены, и попы, и дияконы с честными кресты…», «оустретоша его посадники псковския, и бояря, и вси мужи псковичи прияша его с великою честию» В Троицком соборе была совершена имевшая большой политический смысл церемония утверждения А. В. Чарторыйского на княжении на основе заключения с ним договора от лица псковских выборных властей, А. В. Чарторыйский получал те права, которыми, согласно исконному обычаю, пользовались князья, правившие в Пскове («и даша ему княжю пошлину всю»). Он со своей стороны принес присягу в том, что будет соблюдать старинные постановления Псковской феодальной республики[2421].

Из рассказа псковских летописей создается впечатление, что призыв в Псков А. В. Чарторыйского и весь ритуал его оформления в качестве псковского князя преследовали определенную цель: реставрировать тот государственный строй времен независимости феодальных республик (Новгородской и Псковской) от московской великокняжеской власти, который в значительной степени был подорван в результате шедшего на Руси процесса образования централизованного государства. Чьим интересам отвечала подобная политическая линия? Прежде всего, конечно, интересам правящих феодальных кругов. Но как можно судить по формулам, употребляемым в летописях при характеристике взаимоотношений А. В. Чарторыйского и Псковской республики («оустретоша его… боляря и вси мужи псковичи…», «…приаша его псковичи…»), действия псковского боярства, совершаемые якобы от лица всего населения Пскова, не вызывали сопротивления со стороны широких масс горожан («мужей»). Возрождение псковской «пошлины», казалось, сулило им какие-то блага.

В княжение А. В. Чарторыйского в Пскове были проведены мероприятия по улучшению городских укреплений. Была надстроена стена в системе кремлевских крепостных сооружений. 1458–1460 годы наполнены военными столкновениями псковичей (при участии новгородцев) с отрядами ливонских немцев и шведов, из которых русские большей частью выходили победителями.

Те же годы отмечены какими-то социальными столкновениями в Пскове, о которых туманно говорят летописные памятники. Они возникли по вопросу о хлебных мерах, употреблявшихся при продаже зерна, взимании оброка и т. д. Псковская первая летопись под 1458 г. глухо указывает, что «псковичи прибавиша зобниць», т. е. увеличили объем единицы измерения сыпучих тел, применяемой при взвешивании зерна, что должно было, естественно, несколько снизить хлебные цены. В столь же лаконичной форме содержится приведенное известие и в Псковской второй летописи. Более развернуто оно изложено в Псковской третьей летописи: «Того же лета прибавиша псковичи зобници и палицю привишили к позобенью при посадниче степеннем Алексее Васильевиче, а старых посадников избив на вечи». Здесь интересно прежде всего упоминание о том, что при посредстве специально устроенной «палицы» можно было контролировать правильность употребления вновь утвержденной меры сыпучих тел. Очевидно, этот контроль должен был осуществляться выборными представителями Псковского посада. Я понимаю разбираемый текст Псковской третьей летописи в том смысле, что как в Новгороде при церкви Иоанна Предтечи на Опоках — патрональном храме купеческой корпорации, объединявшей торговцев воском, имелись контрольные меры веса, так и в Пскове посадские люди взяли под надзор меры, установленные для измерения зерновых товаров, продававшихся на псковском рынке. Реформа мер, произведенная в 1458 г., конечно, отвечала интересам широких слоев населения — крестьян, городских черных людей. Ведь речь шла о ценах на предметы первой необходимости. Но проведению этой реформы оказывали сопротивление «старые посадники» — представители господствующего класса феодалов. Они были заинтересованы в извлечении большей прибыли при продаже хлеба из своих вотчин и поэтому держались за старые единицы измерения. В связи с этим очень важно сообщение Псковской третьей летописи о том, что реформа 1458 г. была проведена после открытого выступления в Пскове народных масс, которые добились устранения «старых посадников» и их казни по вечевому суду. Словом, в рассматриваемом известии можно видеть указание на акт серьезной классовой борьбы.

Нельзя ли думать, что в какой-то связи с этой классовой борьбой находятся и пожары, случившиеся в Пскове в 1458 и 1459 гг.? В первый раз «погоре все Запсковие», причем начался пожар «от Якова от Железова из Мощоной улицы». Таким образом, от пожара пострадал прежде всего дом ремесленника, занимавшегося (как можно судить по фамилии) металлообрабатывающим промыслом. Во второй раз жертвой огня сначала стал двор мясника Феодоса Габолы, затем пожар захватил торг и уничтожил три городских конца. Пострадал и княжеский двор. Весьма вероятно, что описанные пожары не были следствием несчастных случайностей, а явились результатом намеренных поджогов. Пострадало больше всего ремесленное население, выступавшее против боярства и ставшее жертвой классовой мести[2422].

Выступление ремесленников имело место и в 1456 г. «Мастера», возводившие мост через реку Пскову, получили от псковских властей за свою работу 60 рублей, но остались недовольны этой суммой и подали челобитье псковскому вечу («мастери биша челом на вичи псковичем…»). В результате им доплатили еще 20 рублей[2423]. В данном случае интересно, что спор между ремесленниками и городской администрацией доходит до веча, которое и выносит решение по этому делу. Мы вправе поэтому расценивать обращение мастеров в вечевой суд с заявлением как акт социального конфликта между ними и феодальным правительством Пскова. Этот конфликт разрешается в пользу мастеров, так как на вече их поддерживают более широкие массы горожан.

Активизация городского ремесленного населения заставила псковское боярское правительство сделать некоторые политические выводы. Это произошло в 1460 г. 20 января этого года в Новгород приехал из Москвы великий князь Василий II с сыновьями Юрием и Андреем для разбора ряда политических конфликтов («о всех своих оуправах»), возникших между великокняжеской властью и Новгородской феодальной республикой после Яжелбицкого докончания 1456 г. Когда весть о прибытии Василия II дошла до Пскова, оттуда в Новгород было направлено к нему посольство в составе двух посадников и «бояр изо всех концов». Послы должны были преподнести великому князю «дар» в сумме 50 рублей и «бити челом… о жаловании и о печаловании своея отчины, мужей псковичь добровольных людей…». Целью «челобитья» являлось получение из Москвы военной помощи для борьбы с немецкой и шведской агрессией и утверждение в Пскове князя А. В. Чарторыйского в качестве великокняжеского наместника. Псковские послы обратились к великому князю со словами: «…приобижени есмя от поганых немець водою и землею и головами, и церкви божии пожжени быша на миру и на крестном целовании». Затем послы поставили вопрос о князе А. В. Чарторыйском, «чтобы ему быти от тебе наместником, а во Пскове князем»[2424].

Указанные факты нуждаются в интерпретации с нескольких точек зрения. Во-первых, совершенно ясно, что псковское правительство проявляет инициативу установления союзных отношений с Московским княжеством. Значит, оно заинтересовано в этом. Московско-псковские взаимоотношения, по предложению псковских властей, должны строиться на основе несколько противоречивой формулы: Псков — великокняжеская «отчина» и в то же время псковичи — «добровольные люди». Казалось бы, два составных элемента данной формулы противоречат друг другу. Признание Псковской земли московской «отчиной» означает включение ее в состав Московского княжества в качестве одной из его частей. Наименование псковичей «добровольными людьми» говорит о добровольно-договорных отношениях Псковской республики с московским правительством. Но эта противоречивость отражает сложность самого процесса складывания централизованного государства, на разных этапах которого различные русские земли в разных формах и с неодинаковой степенью подчинения великокняжеской власти включались в его состав.

Псковские послы в 1460 г. понимали под политическим принципом, изложенным в словах «жалование» и «печалование» «своея отчины мужей псковичь добровольных людей», признание со стороны великого князя (по предложению Пскова) своим наместником князя, выбранного псковскими властями и утвержденного в Пскове на вече. При подобном характере московско-псковских отношений сохранялась самостоятельность Псковской республики, однако ее государственный аппарат оказывался под известным контролем московского правительства. Реальное соотношение сил должно было определить степень действенности этого контроля.

Почему псковское боярство, в 1456 г. самостоятельно выбравшее себе князя и при его утверждении в Пскове по старинному ритуалу демонстративно подчеркивавшее, что избрание и смещение князей — это дело псковского веча (правомочного поступать по собственному усмотрению и не нуждающегося в указаниях из Москвы), вдруг изменило свою позицию? Один ответ на этот вопрос напрашивается сам собой. Московское правительство все более стесняло государственную самостоятельность Великого Новгорода. Целью приезда туда в 1460 г. Василия II с сыновьями и, конечно, с военной силой было укрепление там позиций московской великокняжеской власти. За Новгородом могла прийти очередь и Пскова. Ограничение политической независимости Псковской республики московскими властями являлось вопросом времени. При такой ситуации псковскому боярскому правительству казалось более дальновидным самому поставить вопрос о политических отношениях с Московским княжеством.

Вторая причина псковского посольства к Василию II в Великий Новгород указана в псковских летописях. Это — нужда в военной поддержке со стороны московских вооруженных сил в борьбе псковичей с Ливонским орденом и шведскими феодалами.

О третьем мотиве источники не говорят, но о нем можно догадываться. Обострение социальных противоречий, о котором шла речь выше, побуждало господствующий класс к укреплению государственного аппарата. Одним из путей к этому, казалось, было выдвижение князя — вечевого избранника (при сохранении за ним этой роли) одновременно в ранг великокняжеского наместника.

Псковское посольство к московскому великому князю в 1460 г. отражало прежде всего боярские интересы. В то же время такой вопрос, поднятый послами, как потребность в военной помощи со стороны Москвы псковичам против внешних врагов, затрагивал нужды более широких масс населения. А авторитет великокняжеского имени среди горожан и крестьян был достаточно силен, чтобы сделать популярной идею о признании Василием II псковского князя своим представителем в Псковской земле.

Московский великий князь согласился с предложениями псковского правительства. Согласно летописи, он ответил послам: «аз вас, свою отчину, хощу жаловати и боронити от поганых…» В настоящее время московское правительство не могло еще рассчитывать на ограничение самостоятельности Псковской республики в пределах больших, чем те, которые были намечены во время переговоров с псковским посольством. Принятие псковского политического проекта должно было открыть московской великокняжеской власти путь к дальнейшему усилению своего влияния в Пскове. Условием утверждения А. В. Чарторыйского в качестве московского наместника в Псковской земле Василий II поставил принесение им клятвы верности на свое имя и на имя своих сыновей. «А что ми глаголете о князи Александре Черторизком, и о том вас, своих людей, и свою отчину, жалую: отпущу вам князя Александра, аже токо поцелует животворящий крест ко мне, князю великому, и к моим детям, к великим князем, что ему зла на мене и на моих детей не мыслити, ино вам буди князь, а от мене наместник».

Проект о назначении в Псков А. В. Чарторыйского, согласованный между псковским правительством и московской великокняжеской властью, встретил решительное препятствие в лице самого А. В. Чарторыйского. Он отказался категорически от дачи присяги Василию II с детьми. Роль администратора, присланного из Москвы и стесненного в своих действиях, его не устраивала. Он хотел занимать в Пскове положение князя, не зависимого от контроля со стороны московских властей. «И оу слышав князь Александр ответ князя великого, и не восхоте целовати креста ко князю великому и к его детям».

Псковская первая летопись сообщает, что А. В. Чарторыйский произнес на вече довольно яркую речь с выпадами против московской великокняжеской власти и недвусмысленными намеками на то, что московско-псковское соглашение 1460 г. — это начало полного подчинения Псковской республики московскому правительству. «И молвил: не слуга де яз великому князю, и не боуди целование ваше на мне и мое на вас; коли не учнуть псковичи соколом Вороны имать, ино тогда де и мене, Черторииского, воспомянете; и попрощався на вече: яз де вам не князь»[2425].

Какие цели преследовал А. В. Чарторыйский в своем обращении к псковскому вечу? Прежде всего, являясь сторонником порядков политической «старины», при которых договорные отношения между правительствами аристократических республик и князьями заключались на вече, он до конца остался верен этим порядкам и на вечевом собрании расторг свое докончание с Псковом. Но, думаю, что дело было не только в соблюдении старинных правовых норм периода феодальной раздробленности. Можно полагать, что речь Чарторыйского (политически достаточно целеустремленная), по его замыслу, должна была завоевать ему сторонников на вече. И тогда обстановка могла бы сложиться так, что ему не пришлось бы ни уезжать из Пскова, ни клясться в верности Василию II. Однако эти предположения А. В. Чарторыйского не оправдались. Правда, судя по летописным сведениям, «псковичи ему много биша челом, чтобы осталъся», но условий, при которых теперь мыслилось возможным его дальнейшее пребывание в Пскове, они не изменили. Этим еще раз подтверждается сделанный выше вывод, что договоренность псковских послов с Василием II в 1460 г. была произведена не только в соответствии с интересами боярства, но получила одобрение и более широких слоев городского населения.

А. В. Чарторыйский покинул Псков и уехал в Литву вместе со своими слугами и зависимыми людьми, число которых достигало весьма внушительной цифры: «а двора его кованой рати боевых людей 300 человек, опричь кошовых». Как только о выезде князя стало известно в Новгороде, Василий II отправил в Псков своего сына Юрия с боярами. После соглашения московского великого князя с псковскими послами это был первый с его стороны шаг на пути дальнейшего усиления своего политического влияния в Пскове. В указанных целях использовался удобный момент, когда Псковская земля осталась без князя и когда вмешательство московских властей в дела Псковской феодальной республики казалось наиболее своевременным и уместным. Однако посещению Пскова князем Юрием был придан характер дипломатического визита. Так же старалось отнестись к нему и псковское правительство, соблюдавшее в отношениях с Юрием все правила дипломатического этикета. Князя Юрия Васильевича с почетом встретили на границе Псковской земли псковские посадники и бояре, в сопровождении которых он явился в город, и там после торжественной церемонии в Троицком соборе псковичи «посадиша его на столе отца своего великого князя Василия Васильевича». Тем самым великий московский князь официально был признан верховным главой Псковского государства. В то же время псковские власти договорились с Юрием Васильевичем об утверждении (от имени его отца Василия II) в Пскове в качестве московского наместника нового, выдвинутого ими, кандидата И. В. Стриги-Оболенского. С согласия Юрия Васильевича состоялся акт возведения И. В. Стриги-Оболенского на княжение в Пскове на. основе традиционного двустороннего соглашения нового князя с Псковской феодальной республикой: он «целова крест ко Пъскову по всей пъсковскои пошлине»; псковичи «даша ему всю княжю пошлину»[2426].

Итак, была найдена приемлемая на данном этапе и для московского великого князя, и для псковского правительства политическая система. Верховным главой Псковской земли являлся великий князь московский. Представителем его в Пскове был князь — наместник, выдвигавшийся псковскими властями и заключавший с ними договор о соблюдении законов и обычного права Псковской республики. Утверждаемый вечем, псковский князь одновременно получал назначение в Псков от великого князя в качестве московского наместника. Конечно, подобная система не могла быть устойчива. В зависимости от соотношения политических сил она неизбежно должна была привести или к возрождению политической независимости Псковской республики, или к включению Пскова в состав единого Русского государства с центром в Москве.

После шестинедельного пребывания в Новгороде Василий II выехал в Москву. За ним отправился и князь Юрий Васильевич, проведший в Пскове свыше трех недель. Проводы ему были устроены столь же почетные, что и встреча. Пребывание этого князя недешево обошлось псковичам. Помимо содержания его со свитой в течение довольно длительного срока, псковичам пришлось еще уплатить ему на вече 100 рублей при его отъезде. Известное значение посещение Юрием Васильевичем Пскова имело для урегулирования взаимоотношений Псковской земли с Ливонским орденом. Немецкие послы приходили в Псков и вели с Юрием Васильевичем переговоры. Вскоре между Псковской республикой и «Немецкой землей» было заключено перемирие на пять лет[2427]. На оформление перемирия потребовалась санкция великого московского князя Василия II. Значит внешняя политика Псковской республики берется под контроль московским правительством.

И. В. Стрига-Оболенский княжил в Пскове около года, а затем, в 1461 г., уехал в Москву. Причины относительно недолговременного его пребывания на псковском княжеском столе летописи не раскрывают. О дальнейших событиях в Пскове летописные памятники говорят противоречиво. Они сходятся в том, что вместе с И. В. Стригой-Оболенским в Москву отправились псковские послы (посадник и бояре) к великому князю с «даром» в сумме 150 рублей и с просьбой, чтобы он «печаловалъся своею отчиною мужьми псковичи», «и дал бы князя» для Псковской земли. Вернувшись в Псков, послы доложили на вече о своих переговорах с Василием II («правиша посольство на вечи»). По словам послов: «князь великии свою отчину жалует, мужии псковичи добровольных людей, врекается стояти и боронити за дом святыя Троица и за мужии псковичь». Через некоторое время в Псков приехал новый великокняжеский наместник, князь Владимир Андреевич, встреченный, судя по Псковской первой летописи, «с великою честию»; судя по Псковской второй летописи, «с честию». Таким образом, приведенные летописные данные как будто говорят о том, что назначение великим князем князя Владимира Андреевича наместником в Псков было согласовано с псковскими послами. Но, судя по Псковской теретьей летописи, новый наместник был прислан из Москвы не в соответствии с пожеланиями псковичей: «того же лета прислаше князь великои Василеи Васильевичь наместника своего во Псков на княжение князя Володимера Андреевича, а не по псковскому прошению, ни по старине». Тем не менее «псковичи приаша его с честью и посадиша его на княжение во Пскове»[2428]. Как примирить эти разноречивые показания?

Судя по тому, как развивались в Пскове дальнейшие события, имеются основания думать, что в данное время вопрос о желательном характере московско-псковских отношений различно решался разными общественными слоями. Первоначальное относительное и временное единство по этому вопросу среди псковского населения кончилось. Часть господствующего класса Псковской земли, стремившаяся укрепить свои позиции при поддержке московской великокняжеской власти, по-видимому, уже соглашалась с новой политической линией, принятой Василием II применительно к Псковской республике: посылать туда наместников по собственному выбору. Послы, ездившие в Москву в 1461 г., очевидно, держались именно таких взглядов. Но указанная политическая линия, которую стала проводить великокняжеская власть, вызывала протест со стороны широких масс черных людей. Вероятно, ей не сочувствовала и часть феодалов. Подробное изложение в летописных сводах отчета послов, прибывших из Москвы, на псковском вече, говорит о том, насколько злободневной и острой была для псковичей тема о дальнейшем порядке выбора на месте или назначения из Москвы псковских князей. Эта тема возбуждала широкий и глубокий общественный интерес. Можно предположить, что послы не совсем точно информировали вече о том, о чем они договорились в Москве с Василием II, о мере уступок, которые они сделали московскому правительству касательно его права посылать в Псков по своему усмотрению князей. Могло быть и так, что Василий II обманул псковских послов, обещав им посчитаться с их мнением относительно кандидатуры на пост нового наместника в Псков, но не выполнив своего обещания и отправив через некоторое время на этот пост того, кого он счел нужным.

Бесспорны два факта. Во-первых, приезд в Псков князя Владимира Андреевича, назначенного из Москвы наместником, означал серьезный перелом в политической истории Псковской республики. Рушились старые политические порядки, в соответствии с которыми князья были выборными. Московское правительство теперь считает себя правомочным посылать в Псков своих представителей. Во-вторых, партия сторонников подчинения московской великокняжеской власти из среды псковского боярства была достаточно сильна. И в числе псковских горожан имелось много таких, кто считал отвечающим собственным интересам выполнение условий, поставленных московским правительством. Поэтому приехавший из Москвы наместник был принят с соблюдением всех соответствующих его положению церемоний. Но в летописях уже ничего не говорится об оформлении властями Псковской феодальной республики докончания с новым князем, о том, что с него взяли обязательство соблюдать псковскую «пошлину». А псковские летописи обычно очень последовательны в своих сообщениях о форме присяги, приносимой князьями Пскову и псковичами князьям. Очевидно, в данном случае такой двусторонней присяги и не было. Псковская третья летопись лишь указывает, что Владимира Андреевича «посадиша на княжении во Пскове».

Около полутора лет пробыл князь Владимир Андреевич в Пскове. Осенью 1462 г. он был оттуда изгнан. Псковская первая летопись сообщает об этом в таких выражениях: «…псковичи выгнаша из Пскова князя Володимера Андреевича; а иныя невегласы псковичи, злыя люди, сопхнувше его степени». Несколько короче, но примерно в тех же тонах, имеется сообщение об изгнании Владимира Андреевича из Пскова во второй Псковской летописи: «Выгнаша псковичи князя Володимира Ондреевича изо Пскова, а иныя люди на вечи с степени съпхнули его…». Псковская третья летопись говорит не только о том, что псковичи прогнали своего князя-наместника, но и пытается объяснить их поступок: «…а он приеха не по псковской старины, псковичи не зван, а на народ не благ»[2429].

Приведенные летописные сведения требуют более глубокого анализа. Удаление из Пскова Владимира Андреевича нельзя рассматривать как простой разрыв псковскими властями договорных с ним отношений. Он не был князем, избранным Псковом, взявшим перед ним определенные обязательства и получившим соответствующие права. Владимир Андреевич являлся великокняжеским наместником, признанным местными псковскими властями. Поэтому выступление против него можно расценивать только как восстание. И смещен со своей должности он был не какой-то группой боярства, а восставшим народом. В пользу этого вывода говорит летописная терминология. Участников движения, в результате которого был изгнан великокняжеский наместник, летописи называют, как уже указывалось, «люди», «злыя люди, невегласы», а причину изгнания видят в том, что он «на народ не благ». Очевидно, правление Владимира Андреевича было тяжелым для народных масс. Из летописного рассказа можно вывести заключение, что над князем Владимиром Андреевичем устроили вечевой суд, принявший народный характер. По вечевому суду он был приговорен к лишению должности, в знак чего его свели (в летописном изображении — столкнули) с вечевого помоста и выгнали из города. Под давлением народа тут же, на вече, очевидно, был поставлен вопрос о гарантиях на будущее, в силу которых назначение таких наместников, как Владимир Андреевич, стало бы невозможным.

Как понимать слова Псковской третьей летописи о том, что князь Владимир Андреевич в свое время прибыл в Псков «не по псковской старины, псковичи не зван…»? Может быть, это — выпад против великого московского князя или даже вызов ему? Я думаю, что нет. Псковичи не собирались вести борьбу ни с московской великокняжеской властью, ни с Василием II персонально. Напротив, сразу после того, как Владимир Андреевич был смещен, в Москву отправились из Пскова посадник и бояре для урегулирования отношений псковского правительства с великим князем. Очевидно, поскольку народное восстание в Пскове было направлено против московского наместника, но не против центрального московского правительства, его жертвой могли сделаться и стоявшие у власти в Псковской республике бояре, в какой-то мере ответственные за политику князя Владимира Андреевича. Чтобы отвести от себя народный гнев, они и выдвинули объяснение (можно думать, заявленное на вече), согласно которому снимали с себя ответственность за действия князя-наместника, ибо он не был ими приглашен в Псков и его назначение из Москвы без согласия псковичей противоречило старинным правовым нормам Псковской земли. Та же аргументация с присоединением указания на притеснение князем Владимиром Андреевичем псковского населения должна была помочь псковским боярам убедить в Москве великого князя согласиться на замену князя Владимира Андреевича в Пскове в качестве наместника другим кандидатом. Взрыв народного недовольства был слишком серьезным и не считаться с ним не могли ни боярское правительство в Пскове, ни московская великокняжеская власть.

В другой своей работе я пытался доказать, что в связи с восстанием 1462 г. в Пскове была произведена кодификация феодального права (как актов княжеского законодательства, так и записей юридических норм Псковской республики). Созданный в результате этой кодификации судебник Псковской земли — «Псковская Судная грамота» — был утвержден на вече. Толчком к составлению и принятию в качестве основного закона Псковской республики Псковской Судной грамоты было массовое народное движение. В тексте этого законодательного памятника, в целом отражающего интересы господствующего класса, феодальное правительство Пскова было вынуждено закрепить некоторые постановления, являвшиеся результатом уступок феодалов широким массам горожан и отчасти крестьянства. Эти уступки были вырваны народом в результате классовой борьбы. В Псковской Судной грамоте подробно также развиты положения, определяющие взаимоотношения князя и псковских властей, — вопрос, получивший в 60-х годах XV в. особую политическую остроту.

Изгнанный из Пскова «со многим бесчестием», князь Владимир Андреевич поехал «на Москву к великому князю жаловатися на псковичь». Следом за ним в Москву направились псковские послы объясняться с великим князем по поводу обвинений, выдвинутых против псковичей бывшим наместником, «и просити князя во Псков, по псковской старине, которой князь Псковоу люб». В это время Василий II уже умер, и великим московским князем стал его сын Иван III. В течение трех дней он отказывался принять псковское посольство, подчеркивая тем самым, что изгнание князя Владимира Андреевича он оценивает как выступление псковичей против великокняжеской власти («и не пусти их собе на очи 3 дни, гнев держа про своего наместника князя Володимера…»). Через три дня, однако, послы добились (с большим трудом — «много троудившеся», как говорит Псковская вторая летопись) аудиенции у великого князя. В результате переговоров последний согласился «жаловать» «отчину свою… Пскова доброволных людии по старине: которого князя хощете, и яз вам того дам». Псковским послам было предложено выяснить в Пскове, какой князь является желательным кандидатом в наместники, и затем сообщить об этом в Москву посредством грамоты, отправленной со специальным гонцом[2430].

Примирение Ивана III с псковскими властями и его решение вернуться к принятой Василием II в 1460 г. системе утверждать наместниками в Пскове князей, избираемых местным правительством, явились следствием трезвой оценки создавшейся обстановки. Настаивать сейчас на возвращении в Псков изгнанного оттуда князя Владимира Андреевича значило быть готовым к новому там восстанию. Московскому правительству приходилось идти на некоторые уступки, чтобы сохранить уже завоеванные позиции в Псковской земле.

Вернувшись в Псков, послы изложили на вече результаты своих переговоров с великим князем («…и повествоваша посольство на вечи пъсковичем…»). Можно предполагать, что это вечевое собрание было широким и активным, что на нем достаточно громко звучали голоса черных людей. Ведь речь шла о том, какой отзвук в Москве нашло недавнее псковское восстание, какой ответ принесли от великого князя послы по вопросу о смещении московского наместника и порядке его замещения новым.

Было решено просить Ивана III утвердить псковским князем И. А. Звенигородского. Следует думать, что это была кандидатура не только боярская; очевидно, с ней согласились и более широкие круги горожан. В Москву из Пскова послали гонца с грамотой, в которой фигурировало имя И. А. Звенигородского как лица, намеченного для утверждения в качестве псковского князя.

Постепенно псковские бояре, испуганные недавним народным восстанием, снова начинают наступление на народные массы. По данным Псковской третьей летописи, в 1463 г. «посадник псковкыи степенный Федор Никифорович отнял оу ползобенья палицу», т. е. лишил горожан возможности контроля над хлебными мерами. Это было стеснение прав посадских людей. О том, как они реагировали на подобное мероприятие, данных, к сожалению, нет.

В марте 1463 г. псковский гонец приехал из Москвы обратно в Псков с сообщением, что «князь великий жаловал псковичь, дал князя во Пъсков Ивана Звенигородцкаго». А в апреле того же года в Псков явился и сам И. А. Звенигородский. Псковское боярство старалось обеспечить себе руководящую роль в государственном управлении и в то же время создать популярность в широких массах населения политикой защиты старинных законов, обеспечивающих права выборных городских властей. Поэтому при утверждении И. А. Звенигородского на княжение в Пскове вернулись к порядкам, существовавшим там до 1462 г. Князю И. А. Звенигородскому предоставили «всю княжую пошлину», а он принес присягу («целова крест») «по псковской пошлине и по их воли»[2431]. Документом, определявшим права князя и местных выборных властей в области выполнения различных государственных функций в Псковской феодальной республике, была теперь Псковская Судная грамота.

Взаимоотношения Пскова с московским правительством по-прежнему строились на признании им верховной власти великого князя. Московское правительство со своей стороны оказывало Пскову военную помощь и контролировало внешнюю политику Псковской республики. В первой половине 1463 г. ливонские немцы напали на Псковскую землю и в июне этого года «по псковскому челобитию» из Москвы было прислано в поддержку псковичам войско во главе с воеводой Ф. Ю. Шуйским. После ряда военных действий между Псковом и Орденом был заключен мир на 9 лет. А в сентябре 1463 г. Ф. Ю. Шуйский покинул Псков. При отъезде он заявил на вече: «Мужи псковичи, отчина князя великаго, доброволнии люди, бог жаловал, святая живоначалная Троица, князя великаго здравием с Немцы оуправы взяли, а по своей воли, а нынече на вашей чьти вам кланяюся»[2432]. Из этих слов видно, что московский воевода (в соответствии с полученными из Москвы инструкциями) признает самостоятельность Псковской республики в рамках ее добровольного подчинения великокняжеской власти, как верховному органу, соблюдающему и контролирующему политические порядки Псковской земли. Весьма шаткая и неопределенная правовая основа для псковско-московских политических отношений, которые в действительности обусловливались более глубокими социально-экономическими условиями, определявшими процесс государственной централизации!