§ 8. Борьба между Московским и Тверским княжествами в 60–70-х годах XIV в.

§ 8. Борьба между Московским и Тверским княжествами в 60–70-х годах XIV в.

Начало длительной и острой борьбы Московского княжества с Тверским при московском великом князе Дмитрии Ивановиче относится к 1367 г. Подробно рассказывает об этой борьбе Рогожский летописец, расценивая ее с позиций тверских феодалов, враждебных московской великокняжеской власти. Под 1367 г. в Рогожском летописце говорится о построении в Москве каменного кремля, причем это мероприятие ставится в связь с началом наступательной политики московского правительства против других русских князей: «Того же лета на Москве почали ставити город камен, надеяся на свою на великую силу, князи русьскыи начата приводити в свою волю, а который почал не повиноватися их воле, на тых почали посягати злобою»[1805].

Прежде всего, по Рогожскому летописцу, Дмитрий Донской и его бояре предприняли наступление на Тверское княжество. В этих целях они использовали усобицу («нелюбие») между тверским великим князем Михаилом Александровичем (сыном Александра Михайловича), с одной стороны, и его дядей Василием Михайловичем, князем кашинским, и двоюродным братом Еремеем Константиновичем дорогобужским (сыном Константина Михайловича), с другой стороны. Усобица возникла в связи с разделом наследства умершего князя Семена Константиновича дорогобужского (сына Константина Михайловича). Вопрос о наследстве последнего разбирал тверской епископ Василий, который и «присудил часть отчины княжи Семеновы» тверскому великому князю Михаилу Александровичу[1806]. Тогда князья Василий Михайлович и Еремей Константинович апеллировали к московскому митрополиту. Последний поддержал их (очевидно, с ведома московского великого князя, желавшего использовать этот инцидент в своих интересах в борьбе со своим противником — великим князем тверским). Епископ Василий через митрополичьего пристава был вызван из Твери в Москву на суд митрополита.

Новое судебное разбирательство принесло большие убытки тверскому епископу, которого подвергали в Москве притеснениям, очевидно, настаивая, чтобы он изменил вынесенное им в пользу тверского князя Михаила Александровича решение по делу об отчине умершего князя Семена Константиновича («и тако на Москве про тот суд владыце Василию бышеть истома и протор велик…»).

Михаил Александрович, готовясь к борьбе с московским великим князем[1807], поддержавшим его противников, уехал в Литву, чтобы заручиться там поддержкой. В то же время князь Василий Михайлович с семьей и Еремей Константинович «с всею силою кашиньскою» заняли Тверь. Рогожский летописец отмечает, что княжеская усобица, начавшаяся с раздела выморочной вотчины, тяжело отразилась на населении Тверской земли («а во Тфери сотворишется изгыбель велика людем про часть княжю Семенову»). Приехав в Тверь, князья Василий и Еремей «многым людем сотвориша досадоу бесчестием, и моукою, и разграблением имениа, и продажею бес помилованиа». Выражения «людем», «многим людем» свидетельствуют о том, что пострадали не столько высшие представители класса феодалов, сколько широкие массы населения: княжеские слуги, горожане, крестьяне. О каких притеснениях, причиняемых князьями жителям Твери, идет речь? О лишении их имущества, предании их суду с применением пыток, взыскании с них судебных штрафов и всевозможных вымогательствах без суда и т. д. Вероятно, князья Василий и Еремей возложили огульно на мирное население Тверской земли ответственность за то, что владения Семена Константиновича перешли к их противнику — великому тверскому князю Михаилу Александровичу. Актам полнейшего произвола (грабежу, вымогательствам, насилию) придавался характер восстановления законности, якобы нарушенной епископом Василием, который решил спорное дело о выморочной вотчине в пользу князя Михаила Александровича.

Василий Михайлович и Еремей Константинович хотели захватить город Городок (Старицу) на Волге, бывший одним из предметов их распри с великим тверским князем, и двинули к нему войска, в том числе пришедшие из Москвы («московскую рать князя великого»). Взят город не был, но местные жители страшна пострадали от нападения (князья «възвратилися назадь, извоевав люди, и мнози тогды в полон поведени быша»). «Рать московьскаа» и волочане (войска из Волоколамска), действовавшие по приказу московского правительства, «извоевали» Тверские «волости», в Верхнем Поволжье и причинили много бед горожанам и крестьянам («великоу изгыбель сотворили Христианом»)[1808].

Осенью 1367 г. великий тверской князь Михаил Александрович вернулся на Русь из Литвы с вооруженными силами («с литовьскою ратию»). Он взял в Твери под стражу жену князя Еремея и бояр и слуг своего дяди Василия Михайловича кашинского («…княгиню Еремееву и Семена Ямоу, иных бояр и слуг дяди своего изнимал…»). Затем Михаил Александрович двинул войска на Кашин, чтобы расправиться со своими противниками. Очевидно, приведенная им из Литвы рать была достаточно внушительной. Василий Михайлович кашинский предпочел не доводить дело до сражения. На пути к Кашину, в селе Андреевском, великого тверского князя встретили послы князя Василия Михайловича и епископа Василия. Михаил Александрович согласился на мир, ибо со своей стороны также, по-видимому, не чувствовал уверенности в благоприятном отношении к нему неселения Тверской земли, на которое он навел чужеземные войска. Поэтому он повернул обратно. А затем в Тверь приехали один за другим князь Еремей и сын Василия Михайловича кашинского Михаил и заключили мир с великим тверским князем. Последний оформил мирные отношения и с великим князем московским Дмитрием Ивановичем[1809].

Но мир продолжался недолго. Князь Еремей (возможно, по собственной инициативе, а возможно, подстрекаемый московским правительством) снова расторгнул соглашение с Михаилом Александровичем и отправился в Москву, где готовилось новое наступление на великого тверского князя.

По рассказу Рогожского летописца, в 1368 г. великий московский князь Дмитрий Иванович и митрополит Алексей пригласили из Твери князя Михаила Александровича в Москву. Рогожский летописец говорит, что внешне это приглашение было проведено в соответствующих дипломатических формах. Визит Михаила Александровича расценивался как визит дружбы. Его безопасность гарантировалась недавно состоявшимся московско-тверским договором, закрепленным авторитетом главы русской церкви — митрополита. Но в Москве великому тверскому князю грозила западня. Его решили там захватить и арестовать. «Того же лета князь великии Дмитреи Ивановичь да Олексеи митрополит позвали князя великаго Михаила Александровича на Москву, по целованию, любовию, а съдумав на него съвет зол».

Как только Михаил Александрович (по выражению Рогожского летописца, полагаясь «на крестное целование» со стороны Дмитрия Ивановича) явился в Москву, он и приехавшие с ним вместе бояре были задержаны и посажены под стражу. По словам летописи, великого тверского князя «…яша и да дръжали в-ыстоме…», «а что были бояре около его, тех всех поимали и разно разведоша, и быша вси в нятьи и дръжаша их в истоме». Городком и «частью отчины княжи Семеновы» завладело московское правительство.

Михаил Александрович просидел под арестом в Москве до тех пор, пока туда не пришла весть об ожидающемся вскоре приходе татарских послов. Не желая, очевидно, вмешивать в московско-тверские отношения Орду, московские власти поспешили освободить из заключения и отпустить в Тверь Михаила Александровича[1810], «опять покончив с ним», т. е. снова заключив с ним мирное соглашение. Очевидно, московское правительство признало права тверского великого князя на наследство, оставшееся после князя Семена Константиновича, и согласилось вернуть ему Городок. Но это обещание не было выполнено, и скоро Городок был отдан в управление (под контролем московского наместника) князю Еремего. Другой политический соперник Михаила Александровича — кашинский князь Василий Михайлович в середине 1368 г. умер.

Вернувшись в Тверь, Михаил Александрович стал готовиться к войне с Московским великим княжеством(«…имеаше розмирие к князю к великому…»). Рогожский летописец считает поводом к этому отторжение от Тверского княжества Городка, расцененное великим тверским князем как акт «измены» со стороны московского правительства («…и положи то в измену»). Но великий московский князь Дмитрий Иванович предупредил Михаила Александровича и сам первый начал военные действия[1811].

В московских летописных сводах изложенные выше события получили несколько иное освещение, чем в тверском летописании. В Ермолинской, Львовской, Симеоновской, Типографской, Воскресенской летописях также рассказывается о строительстве Московского кремля (зимой 1367 г. «князь велики з братом Володимером замыслиша ставити Москву город камен и тоя же зимы и камень повезоша»; весной же 1368 г. «заложиша Москву город камен»). Но этот факт названные летописные памятники отнюдь не рассматривают как показатель стремлений московских феодалов к войне, тенденций московского правительства к расширению территории путем военных действий. Вызов великим князем Дмитрием Ивановичем и митрополитом Алексеем в Москву великого тверского князя Михаила Александровича Ермолинская и аналогичные летописи изображают как дружественный акт («зазваша на Москву любовью…»). Арест Михаила Александровича расценивается как результат решения третейского суда, т. е. вполне законное дело («…и бысть ему суд на третей…», «бысть им суд на третей день на миру, а в правде»). Все дальнейшие московско-тверские политические осложнения представляются в Ермолинской и сходных с ней летописях как следствие недоброжелательного по отношению к московскому правительству поведения тверского великого князя. Московские власти заключили с ним договор и выпустили его из заточения («…укрепивше его крестным целованием и пустиша в свою отчину»). Он же после этого «…имеяше ненависть на великаго князя»[1812]. О причинах «ненависти», т. е. завладении московскими властями Городком, данные летописи умалчивают.

Такое тенденциозное объяснение московско-тверских отношений с позиций московской великокняжеской власти затушевывает настоящую политику последней. Московское правительство в рассматриваемое время, несомненно, стремилось к ослаблению Тверского княжества и расширению за его счет территории московских владений (используя в своих интересах распри, происходившие между отдельными князьями Тверской земли).

Никоновская летопись не дает нового фактического материала для более углубленного рассмотрения борьбы Московского княжества с Тверским в 1367–1368 гг. Но в Никоновском своде есть одно чрезвычайно интересное место, проливающее свет на социальную сторону этой борьбы. После рассказа о примирении тверских князей между собой и великого князя тверского Михаила Александровича с Дмитрием Ивановичем московским (вслед за походом первого на Кашин) мы читаем: «и радовахуся [очевидно, прекращению войны] бояре их [т. е. князей], и вси велможи их, такоже гости, и купцы, и вси работнии людие, роды и племяна Адамови. Вси бо сии един род и племя Адамово, цари, и князи, и бояре, и велможи, и гости, и купцы, и ремественицы, и работнии людие, един род и племя Адамово, и забывшеся, друг на друга враждуют, и ненавидят, и грызут, и кусают, отстояще от заповедей божиих, еже любити искреиняго своего яко сам себе»[1813].

Я привел эту цитату полностью ввиду ее колоритности и эмоциональности. Автор данного текста выступает с такой длинной и яркой тирадой, чтобы убедить в ненужности и вредности тех столкновений, которые происходят между господствующими общественными слоями и зависимыми людьми в городе и деревне. Он хочет достигнуть в соответствии с евангельской заповедью социального мира. Он стремится внушить мысль, что неизбежное и непреодолимое различие общественного положения людей не должно вести к забвению о том, что все они происходят от Адама. В этом отношении люди равны. Словом, ссылками на библию и евангелие составитель разбираемого текста хотел бы заглушить социальные конфликты. Но перед нами не выступление реакционного характера. Скорее можно думать, что текст Никоновской летописи отражает идеологию горожан, страдавших от феодальных войн, во время которых росло угнетение народа, что вызывало протест с его стороны. Обострялись классовые противоречия и усиливалась классовая борьба. Автор осуждает не столько выступления рядовой массы городского торгово-ремесленного населения и крестьянства против феодалов и зажиточной части горожан, сколько наступление господствующего класса на народ. И в указанных целях он излагает свою теорию равенства людей по происхождению, не исключающую, однако, социального неравенства как нормального явления. Это идеи умеренной в своих социально-политических требованиях части бюргерства.

Итак, усобицы среди представителей тверского княжеского дома и политическая борьба между великими князьями московским и тверским в 1367–1368 гг. содействовали углублению классовых антагонизмов.

Осенью 1368 г. московский великий князь, подготовив военные силы, устроил нападение на Тверь («събрав воя многы и посылал рать на князя великаго Михаила Александровича тферьскаго…»). Последний бежал в Литву и стал уговаривать литовского князя Ольгерда Гедиминовича, женатого на его сестре, организовать поход на Москву («многы оукоры изнесе и жалобы изложи, прося помощи собе и оборони, дабы сътворил месть его въскоре, паче же вабячи и зовучи его ити ратию к Москве»). В качестве посредницы в переговорах выступала сестра тверского князя, являвшаяся женой князя литовского (Михаил Александрович «и сестру свою научая глаголати…» Ольгерду).

Это был период, когда литовские князья перешли к активной агрессивной политике в отношении Московского княжества. Ольгерд вмешался в борьбу между московским и тверским князьями. Вместе с другими литовскими князьями (своим братом Кейстутом Гедиминовичем, племянником Витовтом Кейстутовичем и пр.), «събрав воя многы и подвижася в силе тяжце», он двинулся «ратию» к Москве. Поход на Русь литовских войск в 1368 г. описан в различных летописных сводах примерно одинаково, только с неодинаковой полнотой. Наиболее полное изложение дают Рогожский летописец (в статье «О первой Литовщине») и Симеоновская летопись, текст которых лег затем в основу Никоновской летописи.

Летописцы определяют тактику Ольгерда как тактику внезапного нападения. Он обычно вел подготовку к наступлению на другие государства втайне («в таю»), скрывая свои намерения как от собственных воинов, так и от купцов и от иностранцев, находившихся в Литовском княжестве, с тем чтобы слухи об его замыслах не проникли в ту страну, с которой он собирался воевать. Летописцы подчеркивают, что военные успехи Великого княжества Литовского при Ольгерде объясняются не столько перевесом литовских вооруженных сил над войсками других стран, сколько его умением воевать («не токма силою, елико умением воеваше», «воюя хитростию и скрадывая»). Очевидно, военный опыт Литовского княжества, сильно выросшего за счет завоеваний, привлекал внимание наиболее вдумчивых представителей феодального класса на Руси. В то же время в различных летописных сводах описание военных приемов, к которым прибегал Ольгерд, сопровождается разными оценками и эмоциями. Если в Рогожском летописце и Симеоновской летописи речь идет об умелом использовании литовским князем наличных военных сил и о разумном соблюдении им военной тайны, то в Ермолинской, Воскресенской и других летописях ударение делается на коварстве Ольгерда, его «злохитрии», «кознях»[1814].

В 1368 г., по летописным сообщениям, Ольгерд, как и обычно в таких случаях, держал в секрете план похода на Москву. По рассказу русских летописей, великий князь Дмитрий Иванович якобы ничего не знал о готовящемся на Русь наступлении военных литовских сил («…и тогда в то время князю великому того не ведущу и про то ему вести не было, оже Олгерд идеть нань силою многою…»). Надо сказать, что данная летописная версия не внушает доверия. Тверской великий князь Михаил Александрович в 1368 г. не в первый раз бежал в Литву. Он уже побывал там в 1367 г. и приводил с собою оттуда литовскую рать. Это не могло не быть известным московскому правительству. Поэтому то, что летописи говорят о неожиданности для московского великого князя прихода литовского войска в 1368 г., объясняется, вероятно, желанием оправдать нерасторопность русских войск и неумение подготовиться к встрече с неприятелем (а может быть, и недостаточность военных ресурсов).

Когда Ольгерд во главе литовских вооруженных сил уже приблизился к границе с Русью («…приближися близь перерубежиа Литовьскаго…»), весть о наступлении Литвы дошла, наконец, до московского великого князя. Он спешно разослал грамоты по ряду городов с предписанием о присылке воинов для отпора неприятелю («…повеле въскоре россылати грамоты по всем городом, и по всему княжению великому нача съвокупляти воя»). Но было уже поздно. Для сбора войска «по всему княжению великому» времени не хватало («…но ничто же успеша, не поспела бо тогды никотораа рать из далних мест приити»). Пришлось наскоро сформировать «сторожевой полк» из великокняжеских слуг, находившихся в данное время в Москве («…елико воин обретошася тогда в граде…»). Этот полк во главе с великокняжеским воеводой Дмитрием Мининым и воеводой серпуховско-боровского князя Владимира Андреевича — Акинфом Федоровичем Шубой был послан навстречу («в заставу») Ольгерду. К полку присоединились рати из московских волостей, Коломны и Дмитрова.

Войдя «в пределы области Московьскыя», литовские захватчики подвергли страшному разорению пограничные районы (стали их «жещи, сечи, грабите, палити, плените»). Во время столкновения («на стрече») с литовскими полками погиб князь Семен Дмитриевич Стародубский, по прозвищу Крапива. В Оболенске был убит литовцами князь Константин Юрьевич Оболенский.

21 ноября 1368 г. на реке Тростне произошла встреча литовского войска со сторожевым московским полком. Он был разбит, воеводы убиты. Подвергая «истязаниям» пленников, Ольгерд выспрашивал их, где находится великий московский князь и какой военной силой он располагает. Узнав, что князь Дмитрий Иванович в Москве и что он не успел собрать достаточно воинов («…рати все не убо бе поспели собратися к нему…»), Ольгерд стал смелее двигаться вперед («начат подвижнее быта, поострив силу свою и много дързновенье въсприим…»). Литовские полки быстро подошли к Москве и расположились вокруг города.

Готовясь к осаде Москвы, великий князь Дмитрий Иванович приказал сжечь Московский посад («примета, ради»). Все, кто находился в городе, заперлись в Кремле. Кроме Дмитрия Ивановича, в Москве находились князь серпуховско-боровский Владимир Андреевич, митрополит Алексей «и прочии князи и бояре и вси христиане». Совершенно ясно, что, раз все князья оказались в осаде, значит, должного сопротивления Ольгерду на его пути к столице оказано не было.

Литовское войско во главе с Ольгердом простояло под Москвой трое суток, выжгло все пригородные места («останок загородиа все пожже»), церкви и монастыри, а затем отступило. Очевидно, сил у Ольгерда хватило для нанесения Руси внезапного удара, но не для длительной осады столицы Московского княжества.

На обратном пути Ольгерд со своими полками огнем и мечом уничтожали сельские поселения («волости повоева, села и дворы огнем пожже»), избивали и грабили мирных жителей, захватывали их имущество, угоняли скот («много христиан посече, и иных в полон поведе, а имениа их пограбиша, а скоты ину ту с собою отгнаша, и тако отидоша, а много зла створиша Христианом»).

Летописи говорят, что никогда еще литовские захватчики не наносили такого зла Русской земле, как во время нападения на нее, организованного Ольгердом. Это зло можно сравнить только с разорением, которое причиняли Руси татарские набеги. И в памяти летописцев, описывавших «первую Литовыцину», невольно встает «Федорчукова рать»[1815].

Поход на Русь, предпринятый в 1368 г. Ольгердом, ставил, по-видимому, своей целью, во-первых, оказать помощь тверскому великому князю в его борьбе с великим князем московским и содействовать усилению Тверского княжества за счет Московского, что было выгодно Литве, ибо Ольгерд действовал в союзе с Михаилом Александровичем тверским. Во-вторых, для Ольгерда это была первая серьезная военная разведка с целью испытать силы Московского княжества. Наконец, Ольгерд дал своим воинам возможность вдоволь пограбить русское население, а то, что нельзя было увезти с собой, велел предавать уничтожению, чтобы подорвать материальные ресурсы Московского княжества.

После похода Ольгерда московское правительство было вынуждено отказаться в пользу Михаила Александровича тверского от Городка и выморочных владений князя Семена Константиновича, относительно которых уже давно шел спор между тверскими князьями. Князь Еремей Константинович был выведен из Городка и выдан Михаилу Александровичу. Но княжеские усобицы в Тверской земле продолжались. Так, в 1369 г. из Кашина приезжал в Москву к митрополиту князь Михаил Васильевич с жалобой на тверского епископа Василия, очевидно, по делу все о том же наследстве после князя Семена Константиновича.

Отношения с Литвой у Московского княжества продолжали оставаться напряженными. В 1368 г., во время войны Ольгерда с Орденом, русские военные отряды из Москвы и Волоколамска «воевали Смоленскую волость». В 1370 г. князь Дмитрий Иванович «посылал воевать Брянска»[1816].

Новая война Московского княжества с Тверским, действовавшим опять в союзе с Литвой, падает на 1370 г. Судя по данным Рогожского летописца (отсутствующим в ряде сводов), Михаил хотел войны избежать и посылал в Москву тверского епископа для подтверждения мира («любви крепити»). Но московское правительство, отпустив епископа обратно в Тверь, вслед за ним в августе отправило объявление войны тверскому великому князю («а ко князю великому Михаилу послав, целование сложили…»). Большинство летописей не говорит о приезде в Москву тверского епископа и помещает лишь известие о разрыве московским правительством (по его собственной инициативе) отношений с Тверью.

Михаил Александрович опять бежал в Литву, а московские войска предприняли наступление на Тверскую землю. Сначала в Тверские волости вошли отдельные военные отряды из Москвы и Волоколамска, а в сентябре 1370 г. туда направился «с всею силою» князь Дмитрий Иванович. Остановившись на реке Родне, он отправил своих воевод с ратыо к городу Зубцову, который был осажден, а через 6 дней взят и сожжен. Население из города московские воеводы «выпустили куды кому любо…». Московские войска захватили также Микулин, «повоевали» и «пожьгли» тверские села, перебили и взяли «в полон» их жителей. Рогожский летописец с полным основанием расценивает действия в Тверской земле московских вооруженных сил как большое зло для местного населения («и много зла сътворив христианом»). В Рогожском летописце помещена чрезвычайно важная и яркая деталь. Из-за больших дождей тверские крестьяне не успели вовремя произвести жатву яровых хлебов («то же время бышеть дождево добре, хлеба ярного не жинали»). А из-за войны хлеб так и остался несжатым.

Никоновская летопись, дающая тенденциозное изложение событий с позиций московской великокняжеской власти, считает поход Дмитрия Ивановича в Тверскую землю карой, учиненной населению за враждебные Московскому княжеству действия тверского князя Михаила Александровича («и смириша тверичь до зела»).

В борьбе с московской великокняжеской властью Михаил Александрович тверской стремился заручиться поддержкой не только Литвы, но и Орды. В Рогожском летописце содержится известие (отсутствующее в большинстве сводов) о том, что, после того как Михаил Александрович бежал в Литву, в Тверь явились ордынские послы Капьтагай и Тюзяк и привезли тверскому князю ярлык на тверское княжение. Очевидно, он в свое время делал шаги к получению ярлыка, желая укрепить свои политические позиции в ожидании надвигающейся войны с Московским княжеством. Не переговоры ли Михаила Александровича с Ордой заставили московское правительство в августе 1370 г. порвать с ним сношения и послать рать в Тверскую землю?

Узнав в Литве о разорении московскими войсками Тверского княжества, Михаил тверской направился в середине ноября оттуда в Орду и, одарив многих ордынских князей, добился получения ярлыка на великое княжение всей Руси. Орда, по-видимому, охотно вмешалась в происходившие на Руси распри и содействовала столкновению тверского князя с московским, рассчитывая, что это столкновение приведет к общему упадку политической силы Руси. Вместе с ордынским послом Сарыхожей Михаил Александрович явился в Русскую землю в качестве общерусского великого князя («и взем ярлык, и вышел был на княжение на великое, зовучися сам князь великыи»). Но его противник, Дмитрий Иванович московский, принял меры к тому, чтобы помешать ему реализовать право, предоставленное ханским ярлыком. Чтобы задержать Михаила Александровича на путях из Орды, были расставлены заставы, организованы его поиски («…переимали его по заставам, и многыми путмы ганялися за ним, ищуще его»)[1817]. Настигнуть Михаила Александровича, однако, не удалось, и он с небольшой дружиной опять бежал в Литву. Вряд ли укрепиться на Руси тверскому князю помешали лишь предосторожности, принятые великим князем московским. Михаил Александрович становился все более непопулярным из-за своих связей с литовскими феодалами, с ордынскими ханами, которых он приводил на Русь и которые грабили народ. Городское население не поддерживало Михаила тверского, как это можно видеть и из приведенного выше текста Никоновской летописи (сожалеющей в связи с описанием усобицы тверских князей о той социально-политической розни, которая наблюдалась на Руси) и из некоторых последующих событий.

В Литве Михаил Александрович всячески добивался, чтобы Ольгерд организовал второй поход на Москву и помог ему одолеть его противника — великого князя Дмитрия Ивановича. Второй поход на Русь литовских военных сил под руководством Ольгерда («другая Литовщина») состоялся в конце ноября 1370 г. Ольгерд выступил в Русскую землю, «събрав воя многы, в силе тяжце», в сопровождении своих братьев, сыновей, «прочих» литовских князей, смоленского князя Святослава Ивановича «с силою смоленьскою», тверского князя Михаила Александровича. Серьезное сопротивление литовские полки встретили со стороны русских воинов под Волоколамском (26 ноября). Два дня длился бой, но литовское войско так и не смогло овладеть городом. Под Волоколамском был смертельно ранен одним литовцем князь Василий Иванович Березуйский, которого летопись характеризует как храброго и заслуженного воина («иже преже много мужьствова на ратех и много храбровав на бранех…»). Не взяв Волоколамска, литовское войско продолжало свой путь к Москве и 6 декабря осадило столицу княжества. В Москве находился великий князь Дмитрий Иванович. Его двоюродный брат — серпуховско-боровский князь Владимир Андреевич стоял с полком под Перемышлем. Со стороны Пронска двигался к Москве бывший в союзных отношениях с Дмитрием Ивановичем пронский князь Владимир Дмитриевич, «а с ним рать рязанская». Ольгерду грозила опасность быть окруженным русскими войсками. В этих условиях осада Москвы не могла закончиться успешно для литовских захватчиков. Она продолжалась больше, чем в 1368 г., — 8 дней. Захватчики выжгли окрестности города («загородие») и часть посада, перебили и забрали в плен много людей, но овладеть Московским кремлем не смогли. Не рассчитывая на военный успех («оубоявся»), Ольгерд стал просить великого князя Дмитрия Ивановича заключить с ним мир. Московское правительство также стремилось кончать войну и согласилось на перемирие. Обратно в Литву Ольгерд возвращался, чувствуя себя уже далеко не так, как в 1368 г. Летописи ничего не говорят теперь о грабежах русского населения литовскими захватчиками. Наоборот, подчеркивается, что Ольгерд уходил из Руси «с многым опасением, озираяся и бояся за собою погони»[1818].

Совершенно очевидно, что в Москве был учтен печальный опыт «первой Литовщины». Ко вторичной встрече Ольгерда московское правительство подготовилось лучше, мобилизовало военные силы. Правда, литовские войска и на этот раз не были задержаны по пути в Москву и дошли до самой столицы Московского княжества. Но здесь они ясно убедились, что Москвы им не взять, да и оставаться долее на Руси небезопасно[1819].

Нельзя упускать из поля зрения еще одного существенного фактора, сыгравшего несомненную роль в качестве побудительного мотива к отступлению литовских захватчиков. Широкие массы населения русских сел и городов были страшно раздражены против них и тех русских феодалов, при содействии которых они пришли на Русь. В результате «первой» и «второй» «Литовщины» была уничтожена масса народа. Крестьяне были лишены возможности заниматься мирным сельским трудом. Ведь не может не броситься в глаза такой разительный факт: летописец, уделяющий свое основное внимание политической истории Руси, междукняжеским отношениям, считает тем не менее нужным сразу после описания похода на Русь Ольгерда в 1370 г. сказать несколько слов о сельскохозяйственных работах этого года. Значит ему была хорошо ясна связь между разорительными войнами и состоянием земледелия. В Рогожском летописце говорится, что зима 1370 г. «бяшеть тепла», снег стаял ранней весной («снег стекл заговев великому говению»), и это дало возможность убрать не сжатый в Тверской земле прошлой осенью хлеб («не жатый хлеб пожали по всем Тферьскым волостем в великое говение»). Но Никоновская летопись добавляет, что жать можно было только там, где не прошли литовские войска («где рать не бывала Литовьскаа»)[1820]. Там же, где побывали иноземные полчища, хлеб пропал.

По уходе из пределов Руси литовских полков во главе с Ольгердом Михаил Александрович поехал в Орду за ярлыком на великое княжение, а его войска пытались рассчитаться за нападение московско-волоколамских военных сил в 1369 г. на Тверское княжество. Но пострадали при этом опять-таки мирные жители. Так, по Рогожскому летописцу, тверские рати под Волоколамском «…люди многи побили той, который опроче стяга ходили», т. е. уничтожили много народа из числа тех, кто не выступал под полковым знаменем, не участвовал в ратных действиях в Тверской земле в 1369 г. Подобная политика тверского князя вызывала все большее недовольство населения. Его непопулярность все возрастала.

10 апреля 1371 г. Михаил Александрович вернулся из Орды с ярлыком на великое княжение в сопровождении посла Сарыхожи. Из Твери князь Михаил с ордынским послом направился «подле Волги мимо Кашин» во Владимир для занятия великокняжеского стола. Но Дмитрий Иванович московский не захотел ему «сступитися княжениа великаго». Между обоими претендентами на великокняжеский владимирский стол разгорелась борьба. Интересные данные об этой борьбе сообщают Рогожский летописец и Тверской сборник. Согласно сведениям этих сводов, князь Дмитрий Иванович привел к присяге («к целованию») по всем городам бояр и «людей» (по Никоновской летописи — «черных людей», т. е. торгово-ремесленное население) в том, что они не признают великим князем Михаила Александровича («…не датися князю великому Михаилу…»). Сам Дмитрий Иванович вместе со своим двоюродным братом, серпуховско-боровским князем Владимиром Андреевичем, и с ратью стал в Переяславле, чтобы помешать тверскому князю проехать во Владимир[1821]. Ханский посол (по Рогожскому летописцу, «тотарин с баисою», т. е. с ханским повелением — грамотою) прислал из города Мологи, где он находился с Михаилом Александровичем, предписание московскому князю явиться во Владимир «к ярлыку» (т. е., очевидно, присутствовать при возведении на великокняжеский стол Михаила Александровича). Дмитрий Иванович отвечал: «к ярлыку не еду, а в землю на княжение на великое не пущаю» (речь идет о князе Михаиле, которому Дмитрий Иванович не желает уступить великое княжение и поэтому не дает ему пройти во Владимир), «а тебе, послу, путь чист» (т. е. ханского посла московский князь не будет задерживать и предоставит ему свободный проезд). Затем Дмитрий Иванович дипломатично пригласил посла Сарыхожу в Москву. Тот, предвидя, что там можно будет получить «многыа дары», передал ярлык князю Михаилу, а сам принял приглашение московского князя и явился к нему в Москву. Михаил Александрович вернулся через Бежецкий Верх в Тверь. Не ошибшись в своих расчетах и «поймав многи дары» у князя Дмитрия, Сарыхожа выехал в Орду. В конце мая туда же отправился сын великого тверского князя Иван Михайлович, а 15 июня — великий московский князь Дмитрий Иванович[1822].

Летописный рассказ требует интерпретации. Очевидно, довольно решительные и активные действия Дмитрия Ивановича объясняются тем, что он имел какую-то поддержку со стороны жителей Московского и Тверского княжеств. Судя по приведенным летописным сообщениям, он опирался не только на бояр, но и на торгово-ремесленное население городов Верхнего Поволжья. Рогожский летописец и Тверской сборник приписывают Дмитрию Ивановичу инициативу приведения бояр и горожан к присяге. Это весьма возможно. Но, очевидно, навстречу этой инициативе развертывалось движение в городах в сторону союза с московской великокняжеской властью, ведущей борьбу с литовскими захватчиками и их пособником — великим князем тверским.

Поддержка горожан позволила Дмитрию московскому занять довольно смелую позицию в отношении Орды и не явиться на вызов ханского посла. Однако московская великокняжеская власть вовсе не шла на разрыв с Ордой. Для этого у нее не было еще достаточных сил. Стремясь к достижению своей цели (сохранению права на великое владимирское княжение), Дмитрий Иванович вынужден прибегать и к дипломатии, и к подкупам ордынских правителей. Пригласив в Москву Сарыхожу и одарив его, Дмитрий Иванович завоевал себе союзника и подготовил почву в Орде для того, чтобы получить ярлык на великое княжение.

В Рогожском летописце имеется интересное рассуждение по поводу политики золотоордынских ханов, которые разжигают распри среди русских князей. В результате между князьями возникают войны, причиняющие народу неимоверные страдания. Ордынские правители, «омрачив сердце своя многым златом и сребром», получаемым с различных претендентов на русский великокняжеский стол, «безбожною своею лестию ввергъли мечь и огонь в Русскую землю на крестианьскую погыбель», «сотворили мятежь в Русской земли». Если сочетать приведенную оценку вредных последствий татаро-монгольской политики на Руси с мыслями, изложенными б рассмотренном выше тексте Никоновской летописи о вреде княжеских усобиц, способствующих углублению общественных противоречий, то мы сможем себе представить довольно целостную идеологию умеренной в своих социально-политических требованиях части горожан, объясняющую занятую ими позицию в борьбе московского и тверского князей. Мир социальный может сохранить сильная великокняжеская власть, способная обеспечить мир политический и внешнеполитическую безопасность страны, — таковы основы этой идеологии.

В некоторых летописях (Ермолинской, Симеоновской, Львовской, Воскресенской, Типографской и др.) описывается эпизод прихода Михаила Александровича (после отъезда князя Дмитрия Ивановича в Орду, а по Никоновской летописи — до этого события) во Владимир и его попытки занять великое княжение. Жители Владимира, судя по этим летописям, не приняли князя Михаила («и не прияша его, рекуще: «Про что тебе взяти великое княжение?»»)[1823]. В Рогожском летописце и Тверском сборнике этого эпизода нет. Однако его возможность не исключена.

После отъезда в Орду московского великого князя Дмитрия Ивановича, в Москву явились послы литовского князя Ольгерда. В отсутствие Дмитрия Ивановича, которого официально представлял митрополит Алексей, был заключен (в соответствии с условиями перемирия 1370 г.) московско-литовский договор, скрепленный затем браком серпуховско-боровского князя Владимира Андреевича и дочери Ольгерда — Елены[1824]. Интересно, что в этом договоре великое княжение называется «отчиной» (т. е. наследственным владением московских великих князей). Такова же терминология Симеоновской летописи. Значит московские князья уже стали отрицать права ханов распоряжаться великим княжением.

Михаил Александрович тверской продолжал военные действия в ряде русских земель, рассчитывая тем самым нанести урон своему противнику. Он двинулся сначала к Костроме, затем, повернув обратно, захватил и сжег Мологу, Углич, Бежецкий Верх. Тогда же, по-видимому, Михаил Александрович заключил договор о военном союзе с новгородским правительством[1825].

Длительная усобица на Руси изнуряла население, подрывала экономику страны. Истощенный в результате кровавой междукняжеской смуты, народ страдал также от недорода, вызванного засухой 1371 г. Люди голодали. Цены на хлеб и другие продукты питания росли и из-за неурожая и из-за разорения страны феодальной войной («бяше же тогды жито дорого, и меженина в людех и оскудение брашна, дороговь велика»). Никоновская летопись указывает, что в 1371 г. был «глад велий по всей земле»[1826].

Ярлык на великое владимирское княжение достался в Орде московскому князю Дмитрию Ивановичу. Перевес материальных и военных сил был на его стороне. Михаил же Александрович, согласно летописи, получил из Орды следующий ответ: «княжение есмы тебе дали великое, и давали ти есмы рать, и ты не понял, рекл еси своею силою сести, и ты сяди с кем ти любо». Этот летописный текст не совсем понятен. Почему же тверской князь отказался от военной помощи ему со стороны татаро-монгольских правителей? Возможны два объяснения. Или ордынское правительство, проводя в данном случае свою обычную политику, построенную на шантаже, обусловило выдачу тверскому князю ярлыка на великое княжение тем, что он завоюет его собственными силами, а затем самого же обвинило в излишней самонадеянности. Но может быть, и сам Михаил Александрович боялся открыто привести на Русь татаро-монгольское войско, ибо его содружество с литовскими захватчиками уже достаточно подорвало его авторитет среди населения.

Победа над своим соперником в Орде обошлась Дмитрию Ивановичу недешево. Право на великое княжение он купил за большую сумму и на Русь прибыл (осенью 1371 г.) обремененный большим долгом («…прииде из Орды с многыми длъжникы…»). Расплачиваться за этот долг пришлось трудовому народу, на который были возложены новые податные тяготы («и бышеть от него по городом тягость даннаа велика людем»). Несмотря на это, горожане не стали поддерживать тверского князя Михаила («а ко князю к великому к Михаилоу так и не почали люди из городов передаватися»). Последняя цитата взята из Рогожского летописца, в котором сохранилось тверское летописание, далеко не с доброжелательных позиций оценивающее деятельность московского правительства. Тем важнее и надежнее для нас свидетельство Рогожского летописца о позиции горожан, искавших союза с сильной великокняжеской властью[1827].

Но феодальная война продолжалась. Московские войска выгнали из Бежецкого Верха тверского наместника и «грабили» тверские волости. Московский великий князь при этом использовал вражду между великим князем тверским Михаилом Александровичем и удельным князем кашинским Михаилом Васильевичем и заключил союз с последним. Михаил Васильевич приезжал в Москву, «взял мир» с великим князем Дмитрием Ивановичем, после чего кашинские бояре разорвали договор с великим тверским князем Михаилом Александровичем («сложили» к нему «целование») и перешли на сторону московского правительства.

Князь Михаил Александрович со своей стороны вел наступление на своего противника — князя московского. В конце 1371 г., по его приказанию, тверскими войсками была взята Кистма, а кистемские воеводы захвачены в плен и приведены в Тверь. Весной 1372 г. сам Михаил Александрович повел рать на Дмитров, «а посад и села пожьгли, а бояр и людии изнимав и жен в полон привели в Тферь». Война велась тверским князем снова при помощи литовских феодалов («подведе таи рать литовскую»). В числе участников нового вторжения в Русскую землю разные летописи называют литовских князей Кейстута Гедиминовича, Витовта Кейстутовича, Андрея Ольгердовича, Дмитрия Друтского. В то время как Михаил Александрович возглавил поход, окончившийся разгромом Дмитрова, литовская рать под предводительством князей Кейстута Гедиминовича и Андрея Ольгердовича полоцкого разоряла Переяславский посад и окрестные села, захватывая имущество горожан и крестьян, уничтожая крестьянский скот («и скоты их исколота»). В дальнейшем литовские и тверские войска соединились и направились к Кашину, с населения которого взяли «окуп», а кашинского князя Михаила Васильевича заставили подчиниться великому князю тверскому Михаилу Александровичу. Возвращаясь в Литву (Кейстут Гедиминович — через Торжок, а Андрей Ольгердович и Дмитрий Друтский — через Тверь), литовские князья продолжали грабить мирных жителей («много зла сътворили христианом»)[1828].

Наиболее трагический эпизод в феодальной войне 1372 г. — это разорение тверскими войсками в 1372 г. Торжка. Весной этого года новгородские бояре и «мужи» великого князя приехали в Торжок «города ставити» (т. е. для работ по возведению городских укреплений) и договорились с новоторжцами действовать совместно против великого тверского князя Михаила Александровича («и соединившеся вси с новоторжцы заедино, укрепишася крестным целованием, еже быти всем заедино, и заратишася со князем Михаилом тверским»). Затем новгородцы и новоторжцы изгнали из Торжка тверских наместников, арестовали тверских гостей и купцов, отняли у них имущество, захватили лодьи с товарами, а некоторых перебили («…а что гостей тверских и торговцев поимаша и пограбиша, а иных побиша, а лодей с товарами отъимаша»).

Из этого описания видно, что новгородские бояре действовали в союзе с великокняжеской властью и новоторжскими горожанами. Однако самое интересное — это то, что указание на участие в событиях 1372 г. великокняжеских «мужей» содержится далеко не во всех летописях, а из этого видно, что изгнание тверских наместников было в значительной мере делом, осуществленным по инициативе самого новоторжского торгово-ремесленного населения. Произошло восстание горожан Торжка против тверских властей. Они обратились за военной помощью в Новгород. Новгородское правительство оказало им поддержку, ибо было само заинтересовано в удалении из Торжка тверских наместников и включении города в сферу политического влияния Новгородской республики.

«Строительство города» в Торжке в 1372 г. — это подготовка оборонительных сооружений для борьбы с Тверским княжеством. Так понимает дело Никоновская летопись: «и град поставиша крепок зело, и остроги вся уготоваша, и силу многу собраша, уготовишася на бой противу князя Михаила Александровичя тверскаго». Конечно, перед нами уже позднейшая интерпретация событий, верно, однако, схватывающая существо вопроса.

Задержка тверских гостей и купцов и захват их товаров преследовали цель подорвать материальные ресурсы Тверского княжества, экономически его изолировать и тем самым ослабить политически. Но возможно также, что в расправе новоторжцев с представителями тверского купечества играли роль и социальные мотивы. Вероятно, в этой расправе участвовали новоторжские черные люди, испытывавшие засилие со стороны крупной тверской торговой верхушки.

Рогожский летописец, стоящий на позициях, доброжелательных в отношении тверского князя Михаила Александровича, расценивает выступление городского населения Торжка в 1372 г. против тверских властей как результат злого умысла со стороны новгородцев и новоторжцев («…съвещаша зол совет…») и упрекает их в отсутствии «смирения» («всяко бо, рече, възносяися смирится, а смиряяся, възнесеться»). Подобная оценка дает, мне думается, основание сделать вывод, что в глазах тверских феодалов отпор, полученный ими в Торжке, являлся не актом сопротивления, которое во время войн один соперник оказывает другому, ему равному. С их точки зрения, жители Торжка «вознеслись», «возгордились» и подняли руку на своих властей. Словом, судя и по содержанию, и по манере изложения Рогожского летописца, речь должна идти о городском восстании.

И далее летописец ведет рассказ в том же направлении. Собрав войско, Михаил Александрович 31 мая подошел к Торжку и потребовал, чтобы ему выдали тех, кто избил тверских купцов и захватил их имущество, а также приняли обратно его наместников: «кто моих тферичь бил и грабил, тех ми выдайте, а аз оу вас не хочу ничего, а наместника моего посадите». Но в городе продолжалась «котора», «весь град» был объят «злобою», не желая «покоритися» князю Михаилу. Новгородцы и новоторжцы, «въружася» и «похвалившеся силою своею и мужьством», вышли из города и начали сражение с тверской ратью. Итак, весь «град», все городское население поднялось на борьбу с тверскими властями, от гнета со стороны которых оно только что освободилось в результате «которы» (восстания).

Примерно так же (только в ином аспекте, не столь благожелательном к тверскому великому князю) излагают события в Торжке и другие летописцы. «И бысть между ими раздор, и смятеся весь град, иже ни мало хотяху покоритися, и посылаху послы своя с ответы, а все с высокоумием…», — читаем в Новгородской третьей летописи. Опять подчеркиваются «раздор», «смятение» в Торжке, «высокоумие» новоторжских «граждан» (горожан), которые («купно» с новгородскими боярами) отправляются «битися со тверичи». Словом, во всех летописях речь идет о вооруженном выступлении против тверских феодалов, сначала захвативших власть в Торжке, а затем оттуда изгнанных.