Почему устояло Русское государство?

Почему устояло Русское государство?

Михаилу Федоровичу Романову, занявшему русский престол в 1613 году, достались разоренное государство, полуразрушенная столица, даже в самом сердце ее — в Кремле — видны были следы пребывания иноземных проходимцев. Многие москвичи лишились крова, имущество народа было разграблено или сгорело в бесчисленных пожарах, в городах и селах царило запустение.

Иноземцы ушли, ополчение было распущено, но не остыли еще буйные головы сумасбродников, попривыкших за время смуты грабить безнаказанно сограждан — в душах многих людей царило такое же запустение, как и в стране, — еще пахарь не взялся за соху, еще не отстроились русские люди, не обрели былую уверенность в себе.

Но все же появилась в московитах какая-то новая стать, новая походка и говор — все же сами справились, народным ополчением справились с врагами своими и чужими, а теперь выбираем царя себе сами… Новый царь, новые порядки, новые надежды.

Почему же государство Русское устояло, и не только устояло, но даже заметно окрепло в XVII в. и накопило мощный потенциал, которым с такой пользой для страны распорядится вскоре Петр?

Разные ученые отвечают на этот вопрос по-своему: одни утверждают, что хорошо сработали первые представители династии Романовых, другие хвалят ограниченное монархическое правление, третьи отдают дань русскому народу. Но редко кто рассматривает пристально мир, окружавший Русь Великую, Малую, Белую, княжества Астраханское, Казанское и прочая, и прочая, и прочая, а также политическую ситуацию во всей Евразии. А она, как это ни странно звучит, благоприятствовала Русскому государству, которое в XVII столетии находилось в своего рода политической теплице.

Чтобы в этом убедиться, познакомимся хотя бы бегло с политической картой мира.

Еще во второй половине XV века в западноевропейские страны (Испанию, Португалию, Голландию…) по морским дорогам планеты со всех концов света потянулись тяжело груженные золотом, корицей и прочими богатствами огромные корабли. Европа, прорвавшись в дальние страны, быстро богатела, разбазаривая на пирах и гуляньях золото мира. Но золота было очень много. Дальновидные государи той эпохи пускали деньги в дело, в развитие промышленности, в усовершенствование вооружения, в техническое переоснащение армий. Все они были не прочь рвануть на Восток по сухопутью, пройти через пораженную бедами Смутного времени уставшую Русь на бескрайние просторы Сибири. Подобные мечты не давали покоя шведам, усилившимся к началу XVII века, полякам, еще могучим, не успевшим растерять свой боевой пыл, датчанам, англичанам, подумывающим всерьез об устройстве на Русской земле огромного склада богатств, откуда можно было бы бесплатно либо за бесценок брать пушнину и рыбу, зерно и лес… Но!

В 1566 году началась нидерландская буржуазная революция, втянувшая в водоворот бурных событий все страны Европы, включая и Османскую империю, которая сумела воспользоваться ситуацией и развязать Кипрскую войну (1570–1573 гг.). Хуану Австрийскому, возглавлявшему испано-венецианский флот в морском сражении у мыса Скрофа (Лeпантский бой), удалось разгромить турецкий флот, но созданная папой римским Пием V для борьбы против Османской империи Священная лига (Испания, Венеция, папа римский и итальянские княжества) войну проиграла. Кипр достался туркам.

Испания, не желая сдавать свои позиции в Европе, построила громадный флот, «Непобедимую армаду», но вступившая в Нидерландскую войну Англия послала на армаду флот адмирала Дрейка, и тот разгромил ее.

Поражение в Нидерландской войне Испании положило конец периоду испанского преобладания в Европе, хотя это государство еще оставалось очень сильным и вполне обоснованно мечтало о реванше.

В 1618 году вспыхнула Тридцатилетняя война, надолго отвлекшая многие страны от других проблем, в том числе от мечтаний поживиться чужим богатством в Восточной Европе. Германия и Испания (Католическая лига), с одной стороны, и протестантские княжества Южной и Западной Германии, Дания, Швеция, Франция (Евангелическая уния), с другой, в течение трех десятков лет держали друг друга в напряжении. Война закончилась разгромом Германии, она распалась на 300 самостоятельных государств, потеряв при этом до 75 процентов населения.

Победа для Евангелической унии была нелегкой. Многие страны потеряли лучших полководцев и много воинов и тоже нуждались в передышке, так что с запада и северо-запада русские большой беды могли не ждать.

Устала завоевывать и Османская империя. В XVI веке у нее появился грозный соперник на востоке: государство Сефевидов. Сразу после удачной для Османской империи Кипрской войны османы втянулись в другую войну, ирано-турецкую, которая продолжалась с 1578-го по 1639 год. Так и не выявив победителя, она заметно ослабила обоих противников. Имея у себя под боком Сефевидский Иран, Османская империя в XVII веке даже думать не могла о крупномасштабных операциях в Восточной Европе. Но и набирающий силу Иран не мог позволить себе этакую роскошь: попытаться прорваться по Кавказскому коридору к Астрахани. У сефевидов, кроме Османской империи на западе, был еще один мощный соперник на юго-востоке: империя Великих Моголов, достигшая при Аурангзебе (правил с 1658-го по 1707 г.) вершины могущества. Чуть позже, в XVIII веке, шахи Ирана будут вести успешные войны против империи Великих Моголов, но к тому времени Русское государство превратится в Российскую империю, которая сама будет диктовать свои условия всем соседям.

Далеко на востоке от Русского государства на рубеже XVI–XVII вв. окрепли маньчжуры. Не надо думать, что Маньчжурия очень уж далеко от Восточной Европы. Не намного дальше, чем реки Орхон, Онон и Керулен, в долинах которых в XII–XIII веках созрела энергия громадной завоевательной силы. Согласно легендам, потомки Чингисхана несколько веков хранили печать Тэмуджина, как символ власти, как символ веры в то, что попытку создать государство «от моря и до моря» можно повторить еще раз, еще сотни раз — до тех пор, пока не осуществится эта сумасбродная идея. Маньчжурский хан Нурхаци (1559–1626 гг.) в 1616 году основал династию Поздняя Цзинь, вел войны с соседними племенами, с Кореей, с Китаем. Его сын Абахай первым делом добыл у потомков Чингисхана печать основателя державы монголов, тем самым заявив о себе как о воспреемнике идей Тэмуджина.

«Вода течет туда, где ниже, и в этом ее мудрость». Мощный энергетический поток из долин трех вышеуказанных рек растекался именно по тем направлениям, где было ниже, где энергетический потенциал племен и народов, стран и империй, ослабевший из-за всемировой смуты XI–XV веков, заметно уступал потенциалу людей типа Чингисхана, взявших, попросту говоря, то, что плохо лежало.

У Нурхаци и Абахая задача была посложнее, чем у Чингисхана и его потомков. Они слышали о казаках, подданных Белого царя, которые с упрямством морской волны накатывались на Сибирь, продвигались все дальше и дальше на восток, чувствовали их силу.

Как обладатель печати Чингисхана, Абахай не мог не думать об империи «от моря и до моря». Но, мудрый человек, он знал, какую мощь несут в себе упорные казаки, как высок потенциал того народа, из недр которого волнами расходятся по Сибири отряды. Вода течет туда, где ниже. Абахай повел маньчжуров на юг — в громадный Китай, пораженный долгой, кровопролитной гражданской войной, завоевал Поднебесную, основал Маньчжурскую династию.

Очень повезло русскому народу в XVII столетии: все страны Евразии, обнимавшие Русское государство с запада, с юга и с востока, были заняты своими проблемами. С севера Русское государство омывал Ледовитый океан.

Первые Романовы, а также все, кто участвовал в управлении Русским Государством, могут показаться этакими баловнями судьбы: страна досталась им богатая, народ — в меру бунташный, вокруг международная политическая теплица, да и только.

Именно так жили первые Романовы и возглавляемая ими держава. Эта неторопливость позволила русским с минимальными душевными, духовными и физическими потерями преодолеть непростую временную дистанцию (1613–1682 гг.) и накопить силы для будущего прорыва.

Во главе «пирамиды власти» Русского государства в XVI–XVII веках стоял царь всея Руси. На второй сверху ступени социальной лестницы располагались митрополиты, а затем патриархи всея Руси, а также «особо приближенные» к царю бояре, родственники царя, которые пользовались громадным авторитетом у самодержца и, естественно, оказывали заметное влияние на политику государства. Такими, например, были любимцы Ивана IV Васильевича Грозного, активно проводившие в жизнь все начинания царя (в том числе и опричнину) и от него принявшие смерть, а также Борис Годунов, который уже в годы правления Грозного заметно возвысился, а при Федоре Ивановиче стоял на одной ступени социальной лестницы вместе с царем.

Кремль в начале XVIII столетия (со старинной гравюры)

На ступеньку ниже располагались думные бояре, заседавшие в Боярской думе: Григорий Карпович Котошихин (1630–1667 гг.), подьячий Посольского приказа, в своем сочинении о России времен царствования Алексея Михайловича Романова пишет, что «прежние большие роды князей и бояр многие без остатку «чиновалися», и перечисляет думных бояр, которые «в окольничих не бывают: князей Черкасских, князей Воротынских, князей Трубецких, князей Голицыных»[216] и так далее.

Думный боярин являлся первым думным чином Боярской думы.

Окольничий с середины XVI века — второй думный чин. Пробиться в думные бояре ему было очень сложно, продолжает Г. Котошихин. — Мешало местничество, система распределения служебных мест, которая учитывала происхождение, положение, занимаемое предками, и в последнюю очередь — заслуги. Зато уж в свои ряды, на свою ступень они старались никого не пропускать. Г. К. Котошихин называет в числе окольничих роды князей Куракиных и Долгоруковых, Бутурлиных и Ромодановских, Пожарских и Волконских.

Третьим чином в Боярской думе были думные дворяне.

Четвертым чином — думные дьяки. «И в тех думных дьяках бывают из дворян и из гостей, и ис подьячих. И ис тех думных дьяков посолской дьяк, хотя порою бывает менши, но по Приказу и по делам выше всех»[217].

Дьяки занимали должности секретарей приказов, начальников, письмоводителей канцелярии. В XVII веке их в Русском государстве было около сотни, причем многие из них были людьми простого происхождения, делали карьеру благодаря знаниям, служили с ответственностью, трудолюбием, без которых невозможно вести сложное делопроизводство.

Спальник — придворная должность в Русском государстве XV–XVII веков. В его обязанности входило дежурство в комнатах царя и сопровождение его в поездках. Эта должность была очень выгодной. «Спальники, которые сидят у царя в комнате посуточно, по переменам, человека по четыре, — продолжает Г. Котошихин. — И многие из них женатые люди, и бывают в том чину многие годы, и с царя одеяние принимают и разувают. А бывают в тех спальниках изо всех боярских и окольничих и думных людей, которых царь кажет, а иные в такой чин добиваются и не могут до того притти. И быв в спальниках, бывают пожалованы болших бояр дети в бояре, аз иных, менших, родов дети в окольничие, кого чем пожалует царь по своему рассмотрению; и называют их комнатной боярин или окольничей, а в посолственных письмах пишут ближними бояры и окольничими, потому что от близости пожалованы». Спальники подчинялись постельничим.

Столь же перспективными и выгодными должностями в XV–XVII веках в Русском государстве оставались еще с прошлых столетий должности стольника, стряпчего. Московские дворяне в XVII веке быстро укрепляли свои позиции в государстве. Цари охотно посылали их в города на ответственные должности, доверяли им воеводства, посольские и другие дела. Уже при Иване IV они участвовали в политической жизни страны, были надежной опорой государей, но местничество мешало им продвигаться вверх по социальной лестнице, сдерживало инициативу этих энергичных людей.

Местничество корнями своими уходило во времена Ивана I Калиты, когда в Москве вокруг княжеского стола собралось очень много именитых, богатых бояр, съезжавшихся в город из южной и западной областей страны. Отношения между великими князьями московскими и боярами, по общему признанию летописцев и позднейших историков, были вплоть до середины XV века очень хорошими. Бояре и князь заключали между собой договор, согласно которому бояре обязались «служить князю», а князь — кормить бояр, награждать по заслугам. Из духовной грамоты Дмитрия Ивановича Донского видно, что князья уважительно относились к боярам, советовали своим детям прислушиваться к мнению бояр, опираться на их опыт. «Словом, московские князья и бояре составляли одну политическую силу»[218] вместе с московским духовенством. Эта триединая сила, всегда и полностью поддерживаемая московским народом, к середине XV столетия одержала, как говорилось ранее, великие исторические победы, ставшие опорой для следующих успехов, изменивших социальную структуру стольного града и самый состав московского боярства. Подчиняя и присоединяя уделы, вечевые республики, ханства, московские князья посылали туда из Москвы верных бояр, а позже и дворян наместниками, воеводами, а местную знать оттуда переселяли в столицу. После того как Литва в 1386 году приняла унию с католической церковью, в Москву потянулись литовские и русские князья и бояре, верные православию. Они, именитые, знатные, требовали к себе соответствующего подхода и отношения, и великие князья московские жаловали их высокими чинами.

Эта политика, известная в мировой истории с самых древних времен, о чем говорит, например, дело Секста Тарквиния — сына римского царя Тарквиния Гордого, с одной стороны, обезглавливала уделы, вечевые республики и ханства, давала возможность великим князьям московским, а позже царям всея Руси с наименьшими потерями и в быстрые сроки претворять в жизнь идею создания централизованного государства, а с другой стороны, сильно разбавляла до этого монолитный состав московского боярства. Бояре-старожилы, естественно, мечтали сохранить свои прочные позиции у великокняжеского, а затем — у царского престола и делали все, чтобы поставить постоянно прибывающих в Москву бояр в подчиненное положение.

Так зарождалось местничество. В строгом смысле оно не являлось законом, скорее обычаем, но исполнялся обычай очень строго. «Каждый князь или боярин, принимая служебное назначение, справлялся, не станет ли он в равноправные или подчиненные отношения к лицу, менее его родовитому по происхождению, и отказывался от таких назначений, как от бесчестящих не только его, но и его род»[219].

До поры до времени великие князья московские терпели этот обычай. Москва, присоединяя все новые земли, продолжала поставлять в бывшие уделы и республики своих людей, являясь своего рода кузницей кадров для создаваемой повелителями Боровицкого холма державы. В начале XVI века сформировалось в Москве боярское сословие, замкнутое в себе самом, организованное «по степеням родовитости», со своим «незаконным законом» — местничеством. Если вспомнить, что к этому же времени в Русском государстве сформировалась еще одна мощная замкнутая в себе самой социальная структура — духовенство, то можно представить, как сложно было Василию III Ивановичу и Ивану IV Васильевичу сокрушить эти силы. В единодержавном государстве должна быть одна вершина власти — монарх, слово которого является законом для всех в равной степени, а не обычай, как прежде. Эта формула, конечно, идеал, который никогда ни в одном государстве полностью не реализовался. Но к нему всегда стремились самодержцы, особенно в такие вот периоды истории, в котором оказалось Русское государство в начале XVI века. Бояре не хотели мириться с диктатом царей. Цари не могли терпеть своевольства бояр. Но местничество даже Грозный царь, упрямый и упорный человек, не смог уничтожить. Местничество было отменено лишь в 1682 году, но бороться с остаточными явлениями этого обычая приходилось и Петру I, и даже позднейшим монархам Российской империи…

В царском дворце постоянно спали так называемые жильцы, они всегда были готовы выступить в поход, отправиться в любую точку государства по поручению царя. Жильцов набирали из детей дворянских, дьячих и подьячих. За хорошую службу их награждали высокими чинами и должностями: стряпчих, стольников, военачальников разных рангов.

Подьячий — это канцелярский служащий в приказах и местных органах власти Русского государства XVI–XVII веков. Они разделялись на старших, средних и младших подьячих и были первыми советниками дьяка, занимая ответственные должности начальников структурной части приказа — стола и повытья.

Пристав, должностное лицо в Русском государстве в XV–XVII веках, посылался за теми, кого вызывали на великокняжеский, а позже на царский суд.

Огромный штат был у цариц, жен царей всея Руси. Он состоял из жен, вдов и дочерей бояр, окольничих и других, приближенных к монарху, так называемых ближних бояр. Г. К. Котошихин перечисляет этот штат царских жен:

«1) Боярыни: казначея, крайчая, постелница, судья.

2) Столники: и те в столники берут боярских, и околничих, и ближних людей детей, лет по 10 ростом; а как они будут лет пятнадцати и семнадцати, и они в том чину не бывают, а бывают в царской чин взяты, в столники ж или в спальники; а бывают их в столниках человек с 20.

3) Мастерицы: швеи, мужни жены и вдовы и девицы, честных и середних чинов дворовых людей, которые делают и шьют золотом и серебром и шолками с каменьем и з жемчугом.

4) Постелницы которые постели постилают под царицу и под бояронь и те постелницы и мастерицы спят у царицы в Верху посуточно, по переменам.

5) Мовницы, которые платья моют, жены дворовых же людей.

6) Дети боярские; и тех детей боярских служба такова; посылают боярыни во всякие посылки, и ездят с царицею в поход, и спят у царицы в Верху для сторожи и оберегания, в ниских местах, посуточно, по переменам.

<…>

11) Да в царском же чину, и у царицы, и у больших царевичей учинены истопники, которые полаты и хоромы топят, и метут, и у дверей для отворяния стоят, человек со сто, люди честные и пожалованные поместьями и вотчинами; и живут на Москве по полугоду, человек по 50»[220].

Шталмейстер — придворный чин 3-го класса в Русском государстве, в подчинении которого находились царские конюшни.

Конюший, придворная должность в Русском государстве XV–XVII века, высший думный чин. Со второй половины XVI века конюший возглавил Конюшенный приказ.

Чтобы точнее видеть картину московской жизни в XVII веке, нужно иметь представление о царских дворах и приказах. Царских дворов было несколько: Казенный, Сытенный, Житенный, Хлебный, Конюшенный…

Казенный двор (а в нем Казенный приказ) ведал царской казной. Руководил им казначей. У него в подчинении находились два дьяка. Казначей по рангу был выше думных дворян. Казна обеспечивала всем необходимым царя, царицу, царевичей, царевен. Из казны выплачивалось жалованье боярам, окольничим, думным людям, стольникам, дворянам и дьякам: им выдавали бархатные шубы на соболях.

Дворяне, стряпчие, жильцы, переводчики, подьячие получали из царской казны сукна, камки и тафты. Особой статьей расхода являлось жалованье представителей Византийской православной церкви, частенько гостивших в Москве В зависимости от ранга им давалось жалованье, а также средства на ремонт и восстановление православных храмов.

Денежный доход Казенному приказу приносили посадские торговые люди, которых во времена царствования Алексея Михайловича было около 500 человек. Эти деньги шли на оплату услуг подьячих, а также постоянно служивших в Казенном приказе скорняков, портных. Из царской казны отпускались средства на строительство и восстановление соборных церквей, которых только в Москве было около сорока, а в других городах церквей было до полутора тысяч, и служило в них более восемнадцати тысяч человек.

Из царской казны получали жалованье все, кто обслуживал царя, царевичей, цариц, царевен, а также московские стрельцы, стрельцы других городов, донские казаки и послы.

Сытенный двор ведал питием. Руководил им степенной ключник, ему помогали четыре путных человека. Степенной ключник следил за царскими погребами, учитывал приход и расход напитков, руководил подачей напитков во время трапез царя и его родственников. Путные ключники с теми же обязанностями сопровождали монарха в пути. В штате Сытенного двора кроме них служили двенадцать чашников. Они подносили царю напитки, которые у них принимали стольники и спальники. Стряпчие отпускали питье и еду по чину. Сытники сопровождали царя в походах. Все перечисленные чины Сытенного двора получали жалованье в деньгах, а также поместьями. Кроме них в Сытенном дворе служили винокуры и пивовары, сторожи и бочкари.

Кормовой двор обеспечивал питание царя, цариц, царевичей, царевен. Руководил им степенной ключник. Ему помогали два путных ключника и пятнадцать подключников. Чин у них был такой же, как и у людей Сытного двора. На Кормовом дворе работали повара и мастера, полумастера и ученики, судомои, водовозы, сторожа — всего более ста пятидесяти человек.

Хлебным двором руководил степенной ключник. Ему помогали два путных стряпчих. Здесь же работали двадцать подключников, хлебники, калачники, мастера пирожных, сторожа общей численностью до пятидесяти человек.

Житным двором руководил дворянин. Ему помогал подьячий. У них было около трехсот житниц. Они следили за приемом хлеба с царских дворцовых сел, с городов Нижнего Поволжья.

Доходами и расходами Сытного, Кормового, Хлебного, Житного дворов ведал Приказ Большого дворца.

Очень большим был Конюшенный двор с Конюшенным приказом. Руководил им в XVI веке конюший боярин. Ему помогали ясельничий, дворянин и два дьяка. Конюший — первый боярский чин. Им был в конце XVI века Борис Годунов. После его смерти цари решили понизить чин руководителя Конюшенного двора, опасаясь давать в одни руки такую огромную власть. В XVII веке двором ведал ясельничий, ему помогали дворянин и дьяки. Хозяйство у них было огромное. Средства отпускались соответствующие. Но того значения, влияния и той власти, которые имел в свое время Борис Годунов, они уже не имели.

Конюшенный двор был крупнейшим предприятием. Помимо приказчиков, стремянных, задворных, стряпчих, конюхов, обслуживающих двор в Москве, на этом «предприятии» служили двести стадных конюхов, которые пасли лошадей в окрестностях столицы, в других городах и селах, ремесленники (каретники, седельники, коновалы, кузнецы и так далее).

Конюшенный приказ имел одних лошадей более сорока тысяч! За ними нужно было следить самым тщательным образом, всех их нужно было кормить, всегда наготове нужно было иметь сани или кареты, колымаги или каптаны для царицы и царевен. Конюшенный вплоть до Бориса Годунова не зря пользовался огромным влиянием и авторитетом. Таким крупным приказом мог руководить человек высочайших организаторских способностей.

Конюшенный приказ кроме своих непосредственных функций ведал еще и зимней и летней потехой (охотой) на зверей: лосиной, оленьей, медвежьей, волчьей, лисьей. «И устроены для той потехи под Москвой лесные рощи, а в них дворы по 7, и по 10, и по 15, и по 20 верст и болши. А для ловли тех зверей и для потехи устроены потешники и ловцы, псари, со 100 человек, да псов со 100 ж. А ловят тех зверей тенеты ночною порою. И от Москвы верст по 30 на все стороны никому в своих лесах и угодьях таких зверей ловити и бити не велено и заказано под жестоким наказанием и пенею. А будет кто в тех заповедных лесах учнет про свой обиход сечь лес, и такому, поймав, бывает жестокие наказания и пени»[221].