Где искать ошибку?

Где искать ошибку?

Царь Федор Иванович продолжал, по образному выражению Н. М. Карамзина, «дремать» на троне, не занимаясь государственными делами. «Федор вставал обыкновенно в четыре часа утра и ждал духовника в спальне, наполненной иконами, освещенной днем и ночью лампадами. Духовник приходил к нему с крестом, благословением, Святою водою и с иконою Угодника Божия, празднуемого в тот день церковью. Государь кланялся до земли, молился вслух минут десять и более; шел к Ирине, в ее комнаты особенные, и вместе с нею к Заутрене; возвратясь, садился на креслах в большой горнице, где приветствовали его с добрым днем некоторые ближние люди и монахи; в 9 часов ходил к Литургии, в 11 обедал, после обеда спал не менее трех часов; ходил опять в церковь к Вечерне и все остальное время до ужина проводил с царицею, с шутами и с карлами, смотря на их кривляния или слушая песни — иногда же любуясь работою своих ювелиров, золотарей, швецов, живописцев; ночью, готовясь ко сну, опять молился с духовником и ложился с его благословением. Сверх того всякую неделю посещал монастыри в окрестностях столицы и в праздничные дни забавлялся медвежьею травлею. Иногда челобитчики окружали Федора при выходе из дворца: «избывая мирские суеты и докуки», он не хотел слушать их и посылал к Борису» (этот фрагмент из сочинения Д. Флетчера Н. М. Карамзин в собственном переводе поместил в своем труде.[198]

Своим поведением, беспомощностью, бездеятельностью царь Федор Иванович очень напоминает императора Гонория, короля Англии Эдуарда Исповедника, Инку Васкара и других последних представителей разных династий, а в чем-то и российского императора Николая II. Тяжкая доля выпала на этих добрых, смиренных, ни в чем не повинных людей. Им пришлось лицезреть печальный процесс гибели своей династии, целой эпохи в жизни своей страны и участвовать в этой драме.

Впрочем, Годунова мало интересовали моральные нюансы династических проблем. Он «всеми правдами и неправдами расчищал и укреплял себе путь к царствованию, очень заботился о том, чтобы своими деяниями на пользу народа и государства привлечь на свою сторону и народное сочувствие. Для достижения этой цели виднее всего была особенная заботливость именно о добром устройстве города Москвы, о безопасности народного жилища и вообще о городском благосостоянии народа», — пишет в «Истории города Москвы» И. Е. Забелин, высказывая общую для многих историков мысль о том, что Годунов, властолюб этакий, все хорошее делал (а он немало сделал хорошего!) только лишь из-за огромного желания стать царем, а не из каких-то иных побуждений. При этом исследователи биографии Бориса чуть ли не вменяют ему в вину, как становится ясно из приведенной цитаты Забелина, благие дела: специально, мол, натворил, злодей, дел добрых, чтобы охмурить народ! Какой нехороший человек Годунов: четырнадцать лет царствования Федора Ивановича хорошие дела делал, лжец такой-сякой! Четырнадцать лет!

«Многие грады каменные созда и в них превеликие храмы <…> и многие обители устрой — и сам богоспасаемый град Москву, яко некую невесту, преизурядною лепотою украси, многие убо в нем прекрасные церкви каменные созда и великие палаты устрой, яко и зрение их великому удивлению достойно; и стены градные окрест всея Москвы превеликие каменные созда, и величества ради и красоты проименована его Царь-град внутри же его и палаты купеческие созда во упокоении и снабдении торжников и иное многое хвалам достойно в Русском государстве устрой»[199].

Четырнадцать лет до воцарения трудился в поте лица своего Годунов, для одной только столицы он сделал так много, что все, сотворенное в эти годы, считает И. Е. Забелин, составило новую эпоху в истории градостроительства. Но, оказывается, работал он не покладая рук лишь с одной целью: обмануть народ, обольстить его. Почему же так невзлюбили Годунова историки, почему даже явные его достижения некоторые исследователи очерняют, называют их вынужденными?

После разгрома князей Шуйских в 1586 году Годунов, по версии Н. М. Карамзина, Н. И. Костомарова, И. Е. Забелина и других, якобы боясь бунта и волнений московского люда, хорошо относившегося к проигравшим важную очередную битву за власть Рюриковичам и их сподвижникам, решил ублажить столичных жителей громадной стройкой.

По черте Земляной осыпи (Земляного вала) он повелел соорудить каменные стены. По цвету камня новый крупный район получил название Белый город, а чуть позже — Царь-град. Грандиозная по тем временам стройка велась семь лет, руководил ей русский архитектор Федор Конь. (Надо подчеркнуть, что во второй половине XVI в. в Москве и во всей стране появилось много отечественных мастеров строительного дела, своя русская школа зодчества. Федор Конь, например, возвел в 1595–1602 годах великолепные крепостные стены вокруг Смоленска.) На работах в Белом городе были задействованы москвичи, жители подмосковных сел и деревень занимались заготовкой и подвозом камня. Все они своевременно получали хорошее жалованье, но… делал это Годунов ради своих корыстных темных интересов. Какой нехороший Борис! Людей на большое дело организовал, деньги им платил, многих осчастливил, а сам, понимаешь, думку черную задумал, царем захотел стать! Как не стыдно ему было в глаза-то людям смотреть? Небось, догадывались они, неглупые от роду, почему так старается Борис. Догадывались. Но все равно радовались. Потому что людям всегда радостно было получать хорошие деньги за дело, которое еще и душе любо.

Годунова они в дни получения жалованья не ругали, а хвалили. Хвалили они его долго. Но что-то после гибели царевича Дмитрия с русским народом случилось для Годунова неожиданное, странное. Мудрый царедворец, тонкий знаток политических игр совершил какой-то грубый просчет в сложнейшей многоходовой комбинации, которая в конце концов Бориса к трону привела, дело всей его жизни погубила. Впервые об этой ошибке он мог задуматься уже после воцарения, даже после почти двухлетнего царствования, когда в конце 1600 года в народе слух пошел: царевич Дмитрий жив. Это была убийственная для родоначальника новой династии весть. Его поразило не то, что Дмитрий жив, а то, что народ принял этот слух за правду. Народ доверчив, но в меру, он знал это. «Оживить» в его сознании последнего сына Ивана Грозного мог в том числе и его просчет, о котором сам Борис Годунов долгое время не догадывался, уверенно играя партию своей жизни, а лучше сказать — уверенно проводя сеанс одновременной игры с очень серьезными соперниками, причем выигрывая почти у всех. Выигрывая с большим преимуществом. Выигрывая до конца 1600 года, когда на всех досках, где игра еще продолжалась, вдруг случилось страшное, непонятное, и Борис стал медленно упускать инициативу, сдавать позиции, нервничать в жестоком цейтноте. Если бы у него было время на раздумья, он хотя бы попытался отыскать ошибку, первопричину надвигающегося краха. Но у Бориса Годунова времени не было. Оно появилось у хронистов и авторов житийной литературы, у историков и писателей. Все они в поисках фактов и событий волей-неволей давали оценки тем или иным поступкам правителя, а позже царя, отвечая на вопрос, который безответно волновал Годунова: где же была совершена стратегическая ошибка? Почему слух о Дмитрии живом с легкостью огня в засушливое лето разнесся по стране? Когда началось то, что погубило дело Бориса?