Государственный опыт Елены Глинской

Государственный опыт Елены Глинской

«Боголюбие, милость, справедливость, мужество сердца, проницание ума и явное сходство с бессмертною супругою Игоря» (Н. М. Карамзин), а также некая схожесть внутриполитической ситуации в Киевской Руси IX века и стране Московии XVI века предоставляли великой княгине Елене Глинской, правительнице при малолетнем сыне, гипотетическую возможность повторить подвиги жены Игоря.

Ольга была правительницей после Рюрика — основателя династии, после Олега и Игоря. Варяги, по легенде, пришли в Восточную Европу, воспользовавшись приглашением местных племен, а если говорить точнее, беспорядками, то есть великой смутой, разразившейся в здешних местах после того, как увлеченные потоками Великого переселения народов крупные группы славян в V–VII вв. отошли на Балканы и даже в Малую Азию.

Ослабевшие без них племена восточноевропейцев не сумели эффективно сопротивляться натиску «благодетелей» с северо-запада. А натиск был нешуточный, о чем свидетельствует предание о расправе княгини Ольги над неплательщиками дани. Ольга, если верить летописцам, не просто по-бабьи зло отомстила убийцам своего мужа, она создала остов страны Рюриковичей. В XVI в. могучее древо этого рода разрослось сказочно — куда ни кинь, всюду потомки Рюриковичей. Шесть веков они правили Киевской Русью, удельными княжествами, Московским государством.

Но в середине XVI в. до заката эры Рюриковичей оставалось совсем немного: Иван IV, Федор и после Бориса Годунова Василий Шуйский. Кстати, в IX в. тоже был свой Годунов в лице «безродных» воевод — Аскольда и Дира.

В IX в. не знающая пределов энергия Рюриковичей возбуждает дикую энергию в обиженной женщине-вдове. Жестоко отомстив жителям Искоростени за убийство мужа, Ольга создает для своего сына и для всех Рюриковичей такой порядок в государстве, при котором их никто из местных обитателей пальцем не смел тронуть, разве что в бою и то по незнанию.

В XVI в. от Елены Глинской требуется решить аналогичную задачу: укрепить государство для своего малолетнего сына. Разница только в том, что созидательная энергия Рюриковичей почти угасла.

Судьба к Елене Глинской вначале была благосклонна: Василий III перед смертью передал ей «скипетр Великия Руси до возмужания сына». Сразу после его кончины в помощь правительнице были созданы Верховная дума, в состав которой вошли двадцать два самых знатных и знаменитых деятеля государства, и Опекунский совет из семи опытных в делах мира и войны человек. Затем в присутствии священнослужителей, князей, бояр, воевод, купцов и народа в Успенском соборе Московского Кремля митрополит Даниил благословил трехлетнего Ивана IV Васильевича властвовать страной, во все концы которой отправились гонцы с важными новостями, с заданием принять клятву верности новому повелителю. Прошла мирная неделя.

Елене доложили о том, что дядя Ивана IV дмитровский князь Юрий Иванович замыслил сбросить племянника с престола и даже заручился поддержкой Андрея Шуйского, которого правительница освободила из дмитровской темницы. Не все летописцы говорят об измене Юрия. Некоторые историки имеют противоположное мнение. Но в этом деле нас интересует другое: поведение Елены Глинской, имевшей «явное сходство с бессмертной супругою Игоря», а также бояр, обязанных помогать юной правительнице быть справедливой и мудрой.

Узнав о навете, Юрий Иванович наотрез отказался бежать из Москвы и сказал своим добрым слугам: «Я приехал в Москву закрыть глаза государю брату и клялся в верности к моему племяннику; не преступлю целования крестного и готов умереть в своей правде»[155]. Его взяли под стражу, заключили в темницу и предоставили полное право «умереть в своей правде».

Ответом на эту несправедливость, напугавшую многих, явилось бегство в Литву князя Симеона Федоровича Бельского и окольничего Ивана Лятцкого — опытного военачальника. Они готовили в Серпухове войско для ожидаемой войны с западным соседом, но вдруг переметнулись к королю Сигизмунду. За сим последовал очередной ход бояр: главный воевода и член Верховного совета князь Иван Бельский, а также князь Воротынский вместе с сыновьями были закованы и брошены в темницу без расследования и торжественного суда. Уже один этот факт говорит о том, что в высшем эшелоне власти началась драка за влияние на Елену Глинскую, официальную правительницу государства.

Предваряя описание дальнейших событий, Н. М. Карамзин дает блистательную характеристику того способа правления, который, в сущности, доминировал в Москве с 1533-го по 1546 год: «Мучительство олигархии есть самое опасное и самое несносное. Легче укрыться от одного, нежели от двадцати гонителей. Самодержец гневный уподобляется раздраженному Божеству, пред коим надобно только смиряться; но многочисленные тираны не имеют сей выгоды в глазах народа: он видит в них людей ему подобных и тем более ненавидит злоупотребление власти»[156].

Олигархи на Руси, как и в любом государстве, были всегда. Такие это живучие люди. Даже тогда, когда умирает государство, они лишь перерождаются слегка, но продолжают оставаться олигархами. При некоторых оговорках олигархом вполне можно назвать Степана Ивановича Кучку, московских тысяцких и конечно же бояр. Напряженную, жестокую борьбу с ними вели практически все московские князья, за исключением разве что хитроумного Калиты, но никогда ранее боярам не удавалось так приблизиться к вершинам власти, как это случилось после смерти Василия III Ивановича. Олигархи. Это звучит гордо.

Может быть, потомственная гордость сгубила Михаила Глинского, дядю правительницы, которая, похоронив своего мужа, великого князя, влюбилась в князя Ивана Овчину-Телепнева-Оболенского. Любовь, как известно, всеядна. Она не признает ни этикетов, ни моральных ограничений, ни законов, ни обычаев… Иван Телепнев, человек волевой, беспринципный, тщеславный, воспользовался прекрасной возможностью, то есть безграничной любовью вдовы, и, захватив власть в Думе, фактически один правил государством. Жестко правил, будто бы готовил страну к зверствам ненасытных опричников.

Дядя правительницы не выдержал — хоть и олигарх, но человек добропорядочных нравов, взорвался, сказал Елене напрямую, по-родственному, никого не боясь, все, что он думает о разврате, о пагубном его воздействии на державу. Елена, влюбленная, но вряд ли возлюбленная, тем же вечером пожаловалась Телепневу. У него на это был свой ответ, который, необходимо подчеркнуть, в тот момент устроил многих бояр, многих олигархов. Михаил Глинский, человек сложной судьбы, странных решений, но чрезвычайно порядочный, был обвинен в измене, попал в темницу, где вскоре скончался.

Чуть позже, 26 августа 1536 года, в темнице умер от голода Юрий Иванович, дядя великого князя Ивана IV Васильевича. Его младший брат, Андрей Иванович, узнав о страшной кончине близкого родственника, не на шутку перепугался и с перепугу совершил грубую ошибку: не поехал к Елене по ее приглашению, сославшись на болезнь. Правительница, подстрекаемая любимым Телепневым, отправила к дяде Ивана врача, тот нашел его абсолютно здоровым…

У Рюриковичей на протяжении шестисот лет не было осложнений с женским вопросом. Кроме княгини Ольги, никто из особ слабого пола не помышлял о том, чтобы править державой. Конечно же, без женщин и здесь не обходилось. Помогали они мужчинам управлять страной, уделами, но в рамках варяжских порядков, покоившихся на платформе патриархата. Когда в XVI веке Рюриковичи сильно сдали, то власть в огромной стране в ответственный период перехода ее из состояния национальной державы к более сложному — к многонациональной империи они доверили на 14–15 лет, до возмужания Ивана IV, юной, к тому же влюбчивой вдове.

Она с одобрения, если не по властному требованию, возлюбленного послала к дяде епископа Досифея. Тот тщетно пытался успокоить перепуганного Андрея, а тем временем вслед за Досифеем к нему отправилась крупная дружина во главе с Телепневым и Никитой Хромым. И тут-то дядя Ивана IV перешел к активным действиям. Он бежал из Старицы вместе с семьей и дружиной, разослал во все концы страны воззвание, в котором предлагал боярам перейти к нему на службу, не подчиняться Верховной думе, правительнице и ее любовнику, и взял курс на Новгород.

Князь Иван Телепнев перехватил возмутителя спокойствия, своим воззванием поставившего страну на грань гражданской войны. Андрей — еще решимость драться за власть не покинула его — вывел свою дружину на поле боя, расположил полки. До начала гражданской войны, зародыш которой уже созрел в державе Рюриковичей, оставалось несколько мгновений. И тут нервы у дяди Ивана IV не выдержали, он пошел на переговоры с Телепневым, потребовал от него дать клятву и целовать крест на том, что Елена забудет все на веки вечные. Андрей поступил в данном вопросе как настоящий Рюрикович. Сколько клятв давали они друг другу за шестьсот лет, сколько крестов перецеловали, сколько раз нарушали клятвы — а среди них были куда более порядочные люди, чем любовник и любовница при троне! Разве можно было доверять Телепневу?! Можно, если ты настоящий Рюрикович.

Иван Телепнев дал клятву, доставил несчастного дядю к Елене Глинской. Та устроила ему образцово-показательный урок на тему «Кто какие клятвы может давать», накричала на своего возлюбленного, во гневе приказала заковать Андрея и бросить его в темницу. Еще не остыв от гнева, правительница повелела взять под стражу семью Андрея, арестовать всех советников и приближенных, а также слуг смутьяна. И начались жестокие пытки. Они сломили многих. Люди оговаривали всех, кто был близок Андрею, кто в разговорах с ним холодно отзывался об Елене Глинской и Телепневе. Далее правительница действовала по-римски, хотя даже ребенку понятно, что Андрею Ивановичу очень далеко до Спартака. Елена приказала поставить на дороге, ведущей из Москвы в Новгород, тридцать виселиц на значительном расстоянии друг от друга и повесить на них измученных пытками «изменников».

Через полгода после заключения в тесной темнице умер насильственной смертью князь старицкий, сын Ивана III Андрей Иванович. Гражданская война не состоялась. Дело закончилось «торговой» казнью бояр Андрея Ивановича, многие из них принадлежали к знатным древним родам, например князья Оболенские, Пронский, Хованский и другие. Их вывели на торговую площадь и принародно отстегали кнутом, как значительно позже русские помещики будут стегать кнутом крепостных крестьян.

Борьбу за власть, за укрепление самодержавия Елена Глинская вела с большим преимуществом в свою пользу и в пользу сына. Это обстоятельство сыграло не последнюю роль во внешнеполитических успехах русского правительства и в развитии экономики в стране. Москва заключила дружественные договоры со шведским королем Густавом Вазой, с магистром Ливонского ордена Плеттенбергом, с молдавским воеводой Петром Стефановичем, а также с ногайским и астраханским ханами. Кроме того, Верховная дума и Елена Глинская пытались расширить и восстановить былые дипломатические связи со странами Европы. Успешная в целом внешнеполитическая деятельность помогала стране Московии вести борьбу (не обязательно военными средствами) с главными своими соперниками в Восточной Европе: Крымским ханством, Великим княжеством Литовским и Казанским ханством. Надо отдать должное и Верховной думе, и Елене Глинской, а в некоторой степени и Ивану Телепневу: часто, оказываясь под ударами двух, а то и трех противников, Москва четко организовывала противодействие, посылала войска на запад, юг и восток, сдерживала натиск всех намеревающихся воспользоваться малолетством Ивана IV и оттяпать от Руси землицы побольше противников. Эти заслуги соправителей Глинской будут сказываться на будущих успехах первого русского царя.

Не забывала Елена и об укреплении города. Еще Василий III Иванович задумал возвести вторую крепостную стену — Китайгородскую. 20 мая 1534 года начались работы по ее сооружению.

Укрепляла она и рубежи государства, при полной поддержке бояр Елена основала несколько крепостей, выделила средства на скорейшее восстановление уничтоженных пожарами Владимира, Ярославля, Твери, на обустройство других городов. При Елене Глинской были казнены «фальшивомонетчики», которые вместо чисто серебряных монет стали отливать поддельные — с примесью других металлов. Когда обман вскрылся и виновных поймали, правительница приказала отсечь преступникам руки и вливать в рот растопленное олово — одну из составляющих фальшивых монет. С тех пор на Руси появились монеты с изображением великого князя на коне с копьем в руке (а не с мечом, как было раньше). Это великокняжеское копье и дало название знаменитой русской копейке.

И все же не могла угодить народу Елена. Как пишет Н. М. Карамзин, подводя итог деятельности правительницы: «…Елена ни благоразумием своей внешней политики, ни многими достохвальными делами внутри государства не могла угодить народу: тиранство и беззакония, уже всем явная любовь ее к князю Ивану Телепневу-Оболенскому возбуждала и ненависть и даже презрение, от коего ни власть, ни строгость не спасают венценосца, если святая добродетель отвращает от него лицо свое»[157]. Любовь — дело не государственное, но сугубо личное, и горе тем влюбчивым людям, которых судьба возносит к вершинам власти, где люди не могут руководствоваться этим чувством — они должны подчиниться строгим законам этикета. А любовь, если это не любовь к ближнему, не признает эти рамки, эти условности. У любви свои условности, своя цель, свои святыни и добродетели. О них знают не только очень влюбчивые люди. Но… была ли любовь у Елены Глинской и Ивана Телепнева?

Этот вопрос, а вернее, ответ на него, имеет принципиальное значение для тех, кто пытается осмыслить важнейший период в жизни Ивана IV Васильевича, еще не Грозного, а впечатлительного мальчика-венценосца, период, который остался за пределами внимания исследователей личности первого русского царя, и подобное пренебрежение, мягко говоря, непонятно. Грозными, как и суровыми, рождаются очень редко, обычно ими становятся. Родился ли Иван IV Васильевич разнузданно-грозным человеком, сказать трудно, но среда, в которой он обитал, начиная с трехлетнего возраста, когда память даже у средних людей начинает фотографировать и закладывать в бесчисленные свои ячейки самые яркие сцены жизни, а также душевные впечатления от них, была средой, наиболее благоприятной для взращивания неуравновешенных, дерзких, эгоистичных особей человеческого рода, злых и нежных, суровых и плаксивых, грозных и трусливых, любвеобильных и низменных, чутких и жестоких, умных и разболтанных одновременно.

Из благочинной, почти идиллической семейной обстановки трехлетний мальчик попадает в эпицентр политической жизни, в окружение семи бояр Опекунского совета и двадцати двух бояр Верховной думы, где каждый имел свою цель, свою олигархову сверхзадачу.

Но, может быть, все это было не так уж губительно для детского сердца. Может быть, Ваню не отягощали назойливым вниманием государственные деятели, может быть, он был далек от всего, что творилось в те годы в Москве, и мирно играл в кремлевском садике, строил песчаные города-крепости, устраивал под ними подкопы, а потом уходил в окружении сладкозвучных воспитательниц в хоромы каменные, по два раза в день спал, ни о чем не тревожась, не вникая в жизнь взрослых? Нет, не было этого! В детские годы Ваня, сын Василия III, может быть, и играл, но взрослые дела покоя ему не давали сызмальства, и подтверждением тому является хорошо известный факт, произошедший в 1538 году перед началом очередной войны с Литвой.

Ее начал король Сигизмунд. Боярская дума призвала митрополита, семилетнего Ванечку, Елену Васильевну на совет: воевать — не воевать. Ваня сидел на троне. Митрополит сказал ему громогласно: «Государь! Защити себя и нас! Действуй, мы будем молиться». Ваня после этого совета пошел спать, а русское войско ночью отправилось в поход. О чем мог думать засыпая семилетний мальчик, которого еще в 1534 году лишили Опекунского совета, затем двух дядей, дедушки Михаила Глинского? Что чувствовал и что думал он в тот несчастный день, когда внезапно умерла еще молодая, энергичная, волевая, жизнерадостная Елена Глинская?

Она скончалась вдруг, 3 апреля 1539 года во втором часу дня. В тот же день ее похоронили. «Бояре и народ не изъявили, кажется, ни самой приторной горести. Юный великий князь плакал и бросился в объятия к Телепневу…» В тот грустный для чувствительного ребенка миг Ваня потянулся к… самому близкому человеку. Может быть, и потому, что Телепнев был чуть ли не единственным, о причинах не будем говорить, искренне опечаленным кончиной Елены Глинской человеком. Бедный сирота к нему-то и бросился искать защиты, к фактическому губителю всех своих родственников!

Этот факт говорит о том, что у Вани и Ивана были до тех пор очень теплые взаимоотношения, и о том, что Телепнев не был только лишь фаворитом. В основе взаимоотношений его с Еленой по всей видимости было нечто большее, чем властолюбие высокопоставленного пройдохи и влюбленность распутной правительницы. Их могла связывать любовь, которая вдруг налетела, как зимняя гроза, в неурочный час на двух для любви не там посеянных судьбой людей. Им пришлось заниматься проблемами Москвы, обсуждать государственные дела, поведение бояр, угодных и неугодных им, но любовь никуда не исчезла при этом. И наверняка Ваню приглашали участвовать в этих обсуждениях, что приучало ребенка смотреть на все глазами государственного человека, приучало решать судьбы других людей.

Данная версия спорна, картина семейной идиллии может смутить искушенного в истории читателя, но бесспорно то, что бросившийся к Телепневу сын Елены Глинской уже в те дни слышал об отравлении своей матушки. Отравили! Не все летописцы доверяют этим слухам, хотя никто из них не сообщает о какой-нибудь болезни молодой правительницы либо о каком-то происшествии, несчастном случае, приведшем ее к смерти. Умерла цветущая женщина, похоронили ее, и точка.

Ивану IV Васильевичу было в день похорон матери восемь лет. Это возраст, когда у большинства людей взамен периода накопления впечатлений наступает период поиска. В восемь лет ребенок ищет точку опоры, систему ценностей, идет поиск того, чем можно дорожить, на что можно опираться, поиск смысла жизни и в том числе поиск виновных, если ребенка сызмальства много обижали, — отравили матушку!.. Читатель в дальнейшем поймет из письма Грозного Курбскому, как подействовали детские впечатления на дальнейшие отношения его с подданными.

Вторая женщина в державе Рюриковичей, рискнувшая взять штурвал власти, скорее всего была антиподом супруги Игоря, хотя в некоторых действиях и штрихах личностных напоминала свою предшественницу. Но страна была уже не та: и старше на пятьсот лет, и сословий побольше, и олигархи помощнее прежних родовых старшин. После гибели правительницы потомки Рюрика еще на один шаг придвинулись к роковой для всего рода черте.