125. Смена поколений

125. Смена поколений

А теперь поставим вопрос иначе: что думали меркитские вожди, бросая 300 всадников в набег на целый народ? Как могли они не ждать контрудара? А ведь они не приняли никаких мер предосторожности. Простительно ли такое легкомыслие?

Однако вспомним, как вели себя монголы 20 лет назад, когда они потеряли Амбагай-хана, предательски выданного татарами на казнь. Выбрали нового хана и напились. А после смерти Есугей-багатура разграбили имущество его сирот. Сирот! Таких врагов меркиты не опасались.

Но прошли годы, и число пассионариев в популяции возросло — соответственно изменился и характер этноса. Равнодушие перестало быть нормой поведения. Более того, оно стало презренным. За обиду одной монголки 40 тыс. воинов сели на коней, и уговаривать их было не нужно. Конечно, не все они искали выхода обуревавшей их энергии. Наверно, многие из них могли бы, подумав, остаться дома и есть жирную баранину, но думать им было некогда. Энергичные и горячие энтузиасты в их среде создали такое настроение (или такое напряжение биополя этносоциальной системы), что оставаться в юрте стало позорно. А после того как воины встали в строй, их вовлекла лавинообразная инерция системы, приведенной в движение, остановить которое до достижения цели мог только равновеликий встречный удар.

Могли ли предвидеть это меркиты? Конечно, нет! Ведь сами они жили северо-западнее ареала пассионарного толчка, и у них молодое поколение воспроизводило стереотип поведения старого. Меркиты были храбры, выносливы, метко стреляли из луков, были верны старейшинам, но этого мало для того, чтобы успешно сражаться с противником, способным на то же самое плюс сверхнапряжение.

Итак, пассионарность Тэмуджина была созвучна настрою многих его сверстников. Благодаря стечению обстоятельств — сочетанию происхождения и таланта, мужества и ума — Тэмуджин стал нравиться людям нового склада, а те, в свою очередь, были симпатичны ему. Но для того чтобы привести инертную систему в иное состояние, нужно было хоть маленькое потрясение. Так иной раз не закипает перегретая вода, пока кто-нибудь не помешает ее: тогда кипение идет бурно.

Таким «помешиванием» оказался поход на меркитов. «Люди длинной воли» вдруг поняли, что поддержать симпатичного царевича можно, только рискуя жизнью. Риск же был их стихией. И тогда начался процесс, который стимулировали кераитский хан и джаджиратский вождь, видимо не предполагая, к чему это приведет. Но они были не одиноки. Есть аутентичное сведение, хотя и анонимное, но заслуживающее доверия: «В то время существовал некий мудрый и проницательный старец из племени баяут. Он сказал: Сэчэ-бики из племени кият-юркин,[772] имеет стремление к власти, но это дело не его. Джамуха-сэчэну, который постоянно сталкивает друг с другом людей и пускается в лицемерные ухищрения различного рода[773] чтобы продвинуть свое дело вперед, это также не удается. Джучибэра, иначе говоря, Джучи-хасар, брат Чингиса, тоже имеет такие же стремления. Он рассчитывает на свою силу и искусство метать стрелы, но ему это также не удастся. У Алак-Удура из племени меркитов, обладающего стремлением к власти и проявившего известную силу и величие, также ничего не получится. Этот же Тэмуджин, т. е. Чингисхан, обладает внешностью, повадкой и умением для того, чтобы главенствовать и царствовать, и он, несомненно, достигнет царственного положения.

Эти речи он говорил, согласно монгольскому обычаю, рифмованной иносказательной прозой».[774]

Старец из племени баяут перечислил далеко не всех претендентов на исключительное положение в монгольском обществе конца XII в. Был еще кераитский царевич Илха-сенгун; был жрец «черной веры» Кокочу, присвоивший себе титул Тэб-Тэнгри — Образ Неба,[775] чуть было не осуществивший государственный переворот в 1206 г.; был найманский принц Кучлук, биография которого могла бы стать сюжетом приключенческого романа; был Тохта-Беги, меркитский вождь, отдавший свою жизнь и жизнь своих сыновей за свободу своего племени; были Джэбэ — искусный стрелок, Субутай — замечательный стратег, Шики-Хутуху — первый монгольский грамотей и многие другие, имена коих не сохранила история. Это показывает, что не личные способности Тэмуджина, добрые или злые, послужили причиной грандиозных событий, связанных с его именем. Больше того, когда Чингис очутился в чжурчжэньском плену,[776] видимо около 1185–1196 гг., процесс нарастания пассионарности не прекратился и в 1201 г. перешел в решительную борьбу, гораздо более ожесточенную, чем феодальные и межгосударственные войны. Это было начало монгольской истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.