Глава 5. О частной собственности и видах социализации

Глава 5. О частной собственности и видах социализации

До сих пор мы еще не имели случая говорить о частной собственности, между тем спор о ней составляет едва ли не главное содержание социального вопроса в его современной постановке. Частная собственность, как мы могли убедиться, не входит ни в один из перечисленных видов собственности. Неправильно было бы ее смешивать с собственностью индивидуальной (или личной), как это обычно делают, так как индивидуальный собственник (например, патримониальный монарх, как это показано) не является собственником частным. Кроме того, мы уже говорили, что и коллективная собственность может быть также частной. Равным образом частная собственность может быть абсолютной и ограниченной, абстрактной и конкретной. Словом, все виды собственности могут быть собственностью в вышеразобранном смысле этого слова. Частная собственность не противопоставляется ни одному из этих видов, не является их реальной противоположностью.

Но все-таки существует понятие, которое может считаться логическим противовесом частной собственности и которое может быть последней противопоставлено. Понятию «частный» противопоставляется понятие «публичный», а потому «публичная собственность» и является противоположением собственности «частной». Что же такое эта «публичная собственность»? Есть ли она «вид» собственности в вышеуказанном смысле этого слова, или она, в свою очередь, может совпадать с различными видами собственности, как и собственность частная? На первый взгляд кажется, что понятие публичной собственности совпадает с понятием собственности общей. Однако собственность многих коллективов (так называемых, частных обществ) не называется публичной по одному тому, что она принадлежит коллективу. Равным образом и личная собственность может иметь публичный характер, несмотря на то, что она личная, например, земельная собственность феодального владельца, которой всегда свойственны и публичные функции. Таким образом, противопоставление: «публичный — частный» отнюдь не совпадает с противопоставлением: «общий — личный». Противопоставление это имеет иной смысл, существо которого можно понять, если точно выразить значение понятия «публичности». Публичной собственностью мы называем такую собственность, которая прежде всего принадлежит субъекту, имеющему не частный, а публичный характер; а характер этот присваивается таким субъектам, которые возвышаются над другими субъектами, им подчиненными: таково, например, государство, земство, церковь, если она наделена правами публичной власти. Понятие «публичный» указывает на существование некоторого высшего порядка, который в некотором смысле стоит «над» порядком низшим, частным. Идея публичности имеет всегда иерархический смысл, разумеет существование общественных порядков, возвышающихся один над другим. Публичная собственность и есть собственность, входящая в иерархически высший порядок. И к такому порядку могут принадлежать разные виды собственности. Публичная собственность может быть личной, как, например, собственность феодального владельца, являющегося индивидуальным собственником, иерархически стоящим над своими вассалами; но она может быть общей, то есть принадлежать какому-нибудь социальному целому, построенному иерархически, например, государству.

Из вышеизложенного вытекают и другие особенности, отличающие частную собственность от публичной: 1) Объект публичной собственности в том или ином значении приспособлен к общему пользованию, в то время как объект частной собственности служит для удовлетворения личных или групповых, обособленных интересов. 2) Господство и распоряжение публичной собственностью имеет характер «социального служения», то есть совершается во имя каких-то высших целей и ценностей; господство же над предметами частной собственности имеет характер применения в порядке хозяйском. 3) Публичные собственники стоят друг к другу в отношениях «междувластных», а по отношению к частным собственникам являются властвующими; частные собственники по отношению друг к другу являются «свободными и равными» (в правовом смысле этого слова); по отношению же к публичным собственникам являются подчиненными.

Таким образом, понятие частной собственности создано для выражения некоторого особого отношения, в котором могут стоять различные виды собственности к организованному обществу или государству. Существование частной собственности указывает на существование такого общественного порядка, в котором имеется некоторая принудительная централизованная сфера жизни и наряду с ней другая, децентрализованная сфера, основанная на хозяйственном самоопределении различных индивидуальных или коллективных правовых субъектов, владеющих отдельно или сообща, абсолютно или относительно различными правовыми объектами. Существование частной собственности указывает, иными словами, на многоярусность (или многоэтажность) общественного порядка: на свободную область распоряжения вещами, принадлежащими многим самостоятельным субъектам (гражданское общество) и на возвышающийся над ней, господствующий над ней, управляемый из одного центра или из многих, иерархически подчиненных друг другу центров, особо организованный аппарат (аппарат публичной власти, упирающийся в государство, как свою вершину). Частная собственность и есть название, созданное для юридического определения нижнего яруса этой постройки по отношению к верхним. Там, где такой нижний ярус существует, там существует и частная собственность в различных ее видах; там, где он отсутствует, там нет и частной собственности, что, впрочем отнюдь не говорит, что в подобном общественном устройстве вообще нет никакой иной собственности, индивидуальной, коллективной, абстрактной, конкретной и т. п.

Отрицание частной собственности равносильно, следовательно, отрицанию названной многоярусности общественного здания, отрицанию права свободного распоряжения различными объектами со стороны различных, обладающих правом свободного самоопределения субъектов. При общественном строе, покоящемся на частной собственности, имеется неограниченное количество субъектов права собственности и столь же неограниченное количество объектов этого права. И сверх того имеется еще общественное целое, стоящее над этими субъектами и объектами. Уничтожение порядка частной собственности означает, что прежде всего уничтожается это неограниченное количество субъектов. Остается, следовательно, общественное целое, к которому и переходит право распоряжения объектами и которое становится субъектом права собственности. Уничтожается, следовательно, деление на гражданское общество и иерархически возвышающийся над ним порядок организованных общественных отношений. Устраняется принципиальная многоярусность общественного здания, существование различных порядков — частного и публичного[282]. Это и есть коммунизация или социализация общества, понимаемая как принцип. Многие современные социальные преобразователи, особенно умеренного типа, — все те, у кого социализм теряет свою заостренность, приобретает характер расплывчатый, сближается с либерализмом и т. п., — понимают под социализацией нечто совсем иное. Однако их социализм есть социализм упадочный, дегенеративный, примиренческий. Мы говорим здесь о принципиальном и последовательном социализме, который всегда есть отрицание частной собственности, следовательно, равносилен отрицанию многоярусности общественного порядка. О таком социализме, вернее коммунизме, и писал Маркс, считая, что с его введением в жизнь наступит истинное освобождение человека. «Политическая эмансипация, — говорил он — есть сведение человека, с одной стороны, к члену гражданского общества, к эгоистическому индивидууму, с другой — к государственному гражданину, к моральной личности. Лишь тогда, когда действительный индивидуальный человек воспринял обратно в себя отвлеченного человека и когда в качестве индивидуального человека в своей эмпирической жизни в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях он стал родовым существом, лишь тогда, когда свои forses propres он познал и организовал, как силы общественные, и потому уже не отделяет от себя общественной силы в виде политической силы, тогда только совершится человеческая эмансипация»[283].

Но что самое замечательное, такая последовательная комму-низация или социализация общества отнюдь не предполагают отрицания понятия собственности вообще. Уничтожается порядок частной собственности, но собственность в тех или иных ее видах остается. Было уже упомянуто, что принципиальное отрицание собственности есть явление довольно редкое, коммунизм же и социализм обычно стремятся только к устранению порядка частной собственности, а не к отрицанию идей собственности вообще. Оттого коммунизация или социализация общества необходимо связаны с воспроизведением тех или иных основных видов собственности, о которых было сказано выше: коммунизирован-ное общество становится или единым индивидуальным собственником, или собственником коллективным, или, наконец, собственником всех или большинства экономических благ. И это не суть простые измышленные предположения: это суть основные, исходящие из логики вещей и отношений, необходимые типы социализации. Из них некоторые получили реальное историческое воплощение, другие остаются идеальными типами, лежащими в основе социальных программ известных политических партий, стремящихся к их реальному воплощению в будущем.

История знает пример такого строя, где на место многих частных собственников стало единое физическое лицо, единый хозяин, единый владыка. Строй этот прекрасно описан М. И. Ростовцевым в его исследованиях, посвященных Египту[284]. «Весь Египет, — говорит М. И. Ростовцев, — был одним большим земледельческим хозяйством, и, как таковой, он должен был иметь одного хозяина. Хозяин этот должен был обладать неограниченной властью, правом распоряжаться трудом, руководить его хозяйственной жизнью. Чем больше хозяев, тем меньше порядка, тем меньше богатства. Поэтому периоды объединения были для Египта периодами процветания, периоды разъединения — эпохой упадка и бедности. Поэтому и создалась в Египте система абсолютической, бюрократической монархии, действовавшей по своему желанию, по своему праву хозяина». «Обычный египтянин был мужик земледелец, занимавшийся ремеслом только подсобно. Его специальностью была земля. Владел ли он ею? И да, и нет. Каждая деревня имела определенную территорию и определенное приписанное к ней население. Эта территория обрабатывалась населением данной деревни, и не коллективно, и не индивидуально. Каждый год чиновники производили перемер земли, разбивали землю на категории, назначали, чем она должна быть засеяна, указывали, какая часть продукта должна быть уплачена государству, и после этого отдавали участки земли отдельным мужикам деревни в форме годовой аренды или аренды на один сезон. Земля, таким образом, не принадлежала отдельному лицу, ни у кого не было своего, постоянного участка, но она и не была общинной. Собственником ее был царь». «Вряд ли личным имуществом мужика был его скот, особенно рабочий скот: быки и коровы. Весь этот скот находился на учете, назывался царским скотом и распределялся между участками земли и их держателями соответственно нужде». При таком типе социализации устанавливалась, следовательно, личная собственность единого хозяина-владыки на всю совокупность общественных благ. Не устранялась ли таким образом собственность вообще? Если взирать на внутренние отношения такого единого общества-хозяйства, то, конечно, устранялась: общество состояло не из собственников, но из временных владельцев, пользователей. Но если взирать на подобное общество извне, со стороны «между-общественной» (или «международной»), то идея собственности не может не встать перед вами во всей своей полноте: царь-хозяин выступал перед другими государствами, перед другими царями-хозяевами именно как собственник своей земли со всем, что к ней принадлежало. Собственность эта была необходимо абсолютной, поскольку общество оставалось независимым, поскольку царь не становился вассалом. Собственность эту можно назвать абстрактной до тех пор, пока царь-хозяин одинаково распоряжался всеми объектами, пока не было различных видов собственности по объектам и пока пользователи не имели никаких юридических отличий. Однако при выделении некоторых особых видов, скажем привилегированных владельцев (например, долгосрочных, пожизненных), особенно при зарождении некоторых зачатков феодализма, собственность эта могла превратиться в конкретную, то есть у царя-собственника могли установиться некоторые способы распоряжения отдельными видами вещей и различные отношения к отдельным видам владельцев.

Описанный тип социализации всецело принадлежит истории и менее всего соответствует стремлениям новейших социальных движений. Новейший социализм и коммунизм стремятся к уничтожению или радикальному изменению порядка частной собственности и к замене его общественным порядком на основе собственности общей или коллективной. Коммунизм и социализм можно назвать проектами общественного строя, хозяйствующего на базе не индивидуальной, а коллективной собственности. Следует только поставить вопрос, о каком же «коллективе» здесь идет речь? Рассмотрение этого вопроса приводит нас к установлению следующих, основных и чистых типов социализации, существо которых, как мы убедимся, далеко не уяснено современной практикой социализма и программами современных социалистических партий.

А. Субъектом права собственности социализованного

общества является коллектив организованный

(см. выше, предшествующая глава).

Он может быть мыслим: а) Как государство в его целом, независимо от формы правления.

Мы имеем в таком случае дело с чистым типом государственного социализма. При таком социальном порядке уничтожается всякая частная собственность (или с экономической стороны частный капитал). Все общественные блага переходят в собственность того общественного целого, которое именуется государством. Государство как единое общее хозяйство организует единое производство и распределение. Так как государство, как и всякое коллективное лицо, может проявлять волю только через свои органы, то органы государства и являются действительными руководителями хозяйственной жизни. Общественный строй в силу этого должен иметь бюрократический характер, то есть на место частно-хозяйственных предпринимателей и исполнителей должен стать кадр государственных служб с чиновниками и агентами. Функции этой бюрократии значительно возрастут по сравнению с бюрократией в буржуазном государстве: кроме общеправительственных и административных функций на ней будут лежать еще и функции технико-экономические. Нужно подчеркнуть, что осуществление такого строя принципиально возможно при всяком государственном порядке. Такой «социализм» отнюдь не требует демократии и вполне может быть совместим с монархией, особенно абсолютной[285].

б) Как государство в целом, мыслимое по типу трудовой, рабочей демократии.

Требование демократических форм не меняет юридической природы социалистического государства в его отношении к проблеме собственности, однако вносит существенные перемены в политическую структуру социалистического общества. Как и при всяком государственном социализме, собственником всех благ остается государство как особое юридическое лицо. Как и во всяком другом коллективном лице, фактическое распоряжение вещами принадлежит государственным органам. Различие только начинается при вопросе о способах образования таковых органов. Рабочая демократия является организацией экономического самоуправления, оттого в подобном государстве все должности должны быть выборными, чиновники должны быть сменяемыми и ответственными. Высшая власть должна принадлежать голосующему органу трудящихся и его представителям. Словом, подобное социалистическое государство стремится к распространению принципов политической демократии на хозяйственную жизнь. Такое государство более всего можно уподобить огромному акционерному обществу, управляемому через общее собрание всех членов и через избираемое им ответственное правление. Собственность в таком случае принадлежит не каждому отдельному члену, но всему коллективу в целом, и каждый имеет право на известную долю дохода. Эта форма социализации предлагается преимущественно социал-демократами умеренного немецкого типа. Многие черты ее были изложены Марксом преимущественно в его «Истории Парижской коммуны». В числе наиболее выдающихся ее современных теоретиков можно назвать К. Каутского.

в) Как общество в целом, лишенное формы государственной организации.

Идеология этого типа социализации возникла при радикальном истолковании некоторых сторон учения К. Маркса. Марксисты, как известно, придерживаются взгляда на государство как на организацию классового принуждения. В обществе, где исчезнут классы, должно исчезнуть и государство. Общество станет безгосударственным, однако не анархическим. Оно сохранит начало властности, аппарат принуждения и централизованный характер. Даже все эти особенности в коммунистическом обществе будут более развиты, чем в буржуазном государстве. Но, с другой стороны, по учению коммунистов, в таком обществе не будет господствующих классов; властвовать в нем будут все трудящиеся. Отношения властвования приобретут характер текучий, бюрократия уничтожится, властные функции будут отправлять все по очереди. Загадочность подобного общественного устройства состоит в том, что оно, обладая всеми чертами государства, объявляется, однако, обществом безгосударственным; и что оно, обладая ясно выраженным принудительным характером, в то же время объявляется «царством свободы». Учение о таком обществе является официальной идеологией современного советского строя. Поскольку в советском государстве воплощены некоторые его черты, постольку можно считать разоблаченной его загадочность: подобное общество имеет чисто этатическую природу. Однако сторонники названной идеологии объясняют этот этатизм переходным характером советского строя, продолжая до сих под утверждать, что при окончательном торжестве коммунизма государство должно все-таки исчезнуть.

г) Не как государство в целом, но как отдельные территориальные или же профессиональные части государства.

Подобная социализация общества мыслится как постепенный процесс разложения и распадения современных государств. Поэтому названный тип социализации связан с идеалами анархизма. Сторонники ранних видов таких социально-политических теорий считали, что в будущем идеальном обществе собственниками будут территориальные трудовые коммуны, в пределах которых все станет общим. Частная собственность уничтожится не путем растворения множества частных субъектов в одном коллективном, но путем растворения во многих коллективах, которые будут стоять в вполне самостоятельном отношении друг к другу, и не будут подчиняться какой-то единой высшей власти. Отношения таких коллективов будут отношением равных. Так как над ними нет иерархического высшего порядка, то, стало быть, нет и порядка частной собственности. Внешние отношения между коммунами строятся по типу международной конфедерации, основанной на свободном соглашении анархического типа. Совокупность коммун не будет организованным коллективом, юридической личностью или самостоятельным субъектом права. Подобные идеалы излагались анархистами типа Кропоткина и ему подобных. В более новой формации эти идеалы сформулированы анархо-синдикалистами. Эти последние считают субъектами социализованной собственности не территориально-трудовые единицы современных государств, но профессиональные объединения трудящихся отдельных специальностей или синдикаты. Для них в будущем обществе собственность также не переходит к единому коллективу-государству, государство тоже разлагается, но по другому плану. Союзы углекопов становятся собственниками шахт, текстильщики — собственниками ситценабивных фабрик, металлисты — собственниками металлургических заводов и т. д. Во главе каждого такого синдиката стоит соответствующая биржа труда. Каждый синдикат — вполне самостоятелен, он не подчинен какому-либо над ним стоящему порядку, потому его собственность не является частной. Отношения между синдикатами свободные, совокупность их образует опять-таки нечто вроде международной конфедерации, во главе которой будет стоять центральная биржа — биржа труда. Вопрос о том, будет ли эта конфедерация некоторым самостоятельным субъектом права и присвоены ли будут ей права высшей власти (суверенитета) является у синдикалистов неразработанным и спорным. Но ясно, что, мысля чистый тип охарактеризованных отношений, нельзя приписывать союзу синдикатов ни того, ни другого. В противном случае пришлось бы допустить, что синдикальное государство будет иметь некоторый иерархически возвышающийся публичный порядок и, стало быть, некоторый частный порядок. Этот строй был бы, следовательно, восстановлением частной собственности синдикатов. Многие синдикалисты так и мыслят синдикальное государство, однако это является отступлением от чистых типов социализации (см. ниже).

Б. Субъектом права собственности социализированного общества является коллектив неорганизованный

Иными словами, социализация здесь мыслится по типу сособственности. Общественными благами должны владеть все так, как наследники в равной доле владеют общим имением или общим домом. Это есть старая теория, начала которой можно свести еще к стоикам[286]. Они сравнивали земли с театром, в котором все могут быть зрителями. Следовательно, каждый имеет право на место, которое, однако, принадлежит ему не на праве собственности, но на праве владения. Субъектом собственности ведь являются все вместе, а не каждый в отдельности. Подобная система может быть последовательно проведена при следующих условиях: 1) Часть общей собственности, которою вправе владеть каждый, должна равняться всей сумме общественных благ, разделенной на число членов данного общества; 2) каждый должен владеть только одной частью, полученной при помощи такого деления; 3) при увеличении или уменьшении количества членов общества пропорционально увеличивается или уменьшается доля участия каждого во владении общими благами. Отсюда видны различия понятия сособственности в ее социалистическом истолковании от сособственности, как она встречается в установлениях современного действующего права буржуазных государств. 1) В первом мы имеем дело с неопределенным количеством сособственников, а не с ограниченным количеством их, как в современном праве; 2) Социалистическая сособственность отрицает индивидуальное право на выделение из общего участия в собственности, тогда как это выделение в современном праве признается. Характерной особенностью этого рода общей собственности является то, что коллектив, которому приписывается право собственности, представляет собой простой агрегат неопределенного количества членов. У коллектива нет особых нрав самостоятельного субъекта, но права его равны сумме прав всех его членов. Бытие такого коллектива не имеет организованного строения, у него нет особых органов, которые бы его представляли. Высшим органом может быть разве только сходка всех наличных членов, но никакой «общей воли» (в смысле Руссо) она образовать не может, ибо рискует превратиться тем самым в коллектив организованный. При всей трудности представить реальность такой системы ясным остается одно: она по существу своему тяготеет к анархии и отрицание всяких организованных общественных форм является ее последним словом. Заслугой довольно неясных теоретических блужданий Прудона является то, что он, тяготея именно к охарактеризованному нами сейчас типу собственности, отлично уяснил анархическую его природу[287]. Он хотел в своих социальных проектах найти средний путь между частной собственностью и коммунизмом, и этот путь, конечно, есть путь анархического общества, в котором каждый возможный член имеет право на неопределенную идеальную долю неопределенного количества общественных благ.