Величие Эфиопии

Величие Эфиопии

В 1541 году дон Криштован, пятый сын Васко да Гамы, возглавил экспедицию в Эфиопию.

В своем наряде – «панталоны и жилет из красного бархата и золотой парчи, французский плащ из дорогой черной материи, вытканный золотом, и черная шапочка, украшенная драгоценным камнем», – он, должно быть, очень страдал от жары. В его отряде было около 450 солдат, а также моряки и идальго. Португальцы прибыли по приглашению императора, чтобы помочь ему изгнать мусульманских завоевателей, вторгшихся из Сомали, и тем самым спасти Эфиопию для христианства. Они успешно выполнили свою задачу, хотя на это и пришлось затратить значительно больше сил и времени, чем они предполагали. Победа досталась им ценой жизни самого дона Криштована. Португальцы вышли победителями, потому что у них было больше мушкетов, чем у мусульман, а в те времена мушкеты решали исход сражений. Спустя некоторое время появилось очень интересное описание Эфиопии. Оно принадлежит перу участника португальской экспедиции – Каштаньозы.

Известны более ранние и более подробные описания этой страны, но, пожалуй, ни одно из них не вызывает такого интереса, как рукопись Каштаньозы. Изучив ее, читатель сможет понять самое главное: как горному народу удалось выжить и сохранить независимость в условиях ожесточенной борьбы с завоевателями и соседними народами. Рукопись Каштаньозы свидетельствует об удивлении человека, увидевшего далекую африканскую страну, в которой христианство утвердилось за 1200 лет до его посещения и которая сумела каким-то образом сохранить свою религию и самостоятельность в условиях враждебного окружения.

Преемственность – вот главная черта истории Эфиопии. Слово «негус» – император – встречается еще в III или IV веке н. э. в химьяритском описании Южной Аравии, где содержится упоминание о союзе с Гадаратом – царем хабашанов. Его называют Нагаши и «царем Хабашата и Аксума». Упоминание о хабашанах, основавших Аксум, после того как в течение многих столетий туда вторгались сабеяне и другие племена, появляется уже в ранних надписях XVIII династии (1580-1350 гг. до н. э.), когда речь заходит о торговле со страной Пунт. И хотя легенда, согласно которой усиление Льва Иудейского совпадает по времени с любовной историей царя Соломона и царицы Савской, не что иное, как подделка, в ней все же есть крупица правды: Северо-Западная Эфиопия, страна Хабашат была частью мира «Пунта и ладана» в те далекие времена, когда корабли Хирама, царя Тира, бороздили волны Красного моря, привозя в Израиль сокровища Офира.

Правда, такая поразительная преемственность объясняется обособленностью Эфиопии. История этой страны, ее развития, ее способности к самосохранению, ее своеобразной культуры составляет блестящую главу общеафриканской истории. Тем не менее Эфиопия стоит в Африке особняком. Подобно Кушу, древний Аксум на короткое время изменил соотношение сил на континенте. Однако в отличие от Куша, который он подчинил себе, Аксум оказал ничтожное влияние на развитие остальной Африки.

Все сказанное, конечно, следует принимать с оговорками, учитывая скудость наших знаний. До завоевания персами Южной Аравии в 575 году до н. э. Аксум, по-видимому, торговал с портовыми городами «отдаленного берега», то есть с теми районами африканского и аравийского побережья, которые участвовали в торговле через Индийский океан. Древнее государство наверняка сохраняло свои позиции в этих районах до тех пор, пока возвысившийся ислам не запер проливы Красного моря для всех кораблей, кроме мусульманских. Затем наступил период упадка. Между VI и XIV веками христианская Эфиопия исчезает с подмостков истории, теряясь в пучине войн против мусульман на севере и язычников на юге. Когда она вновь появляется на сцене, войны еще продолжаются, хотя наконец мелькнула надежда на передышку. Но теперь уже не Аксум, а амхарские племена центральных нагорий и тигре господствуют на территории Эфиопии, сохранив свою власть до настоящего времени.

Однако окончательные выводы об истории Эфиопии, так же как и о прошлом других районов Африки, были бы преждевременны. Археология делает в Эфиопии только первые шаги. Правда, в последние годы благодаря поддержке нынешнего императора ученым удалось сделать интересные открытия. Несмотря на то, что изучение имеющихся данных еще не завершено, поскольку они содержат немало неясностей, весьма возможно, что древняя Эфиопия оказала влияние на некоторые другие районы Африки.

Не исключено, что через Аксум, амхарцев и их соседей техника террасного земледелия распространилась по всей Африке, вплоть до отдаленного юга. Вполне вероятно, что строительство методом сухой кладки, характерное для цивилизации раннего средневековья Восточной и Центральной Африки и получившее окончательное завершение в архитектуре Большого Зимбабве, стало впервые практиковаться именно в Аксуме. Возможно также, что практика постройки храмов и крепостных сооружений в форме овала пришла через Южную Аравию сначала в Аксум, а оттуда уже распространилась в Южную Африку. Сохранившийся в Южной Эфиопии и Западной Африке обычай различать племена по характеру фаллического орнамента, который изображен на лбах погребальных статуй, по-видимому, имеет одно происхождение. Весьма возможно, что высокие каменные фаллосы Сидамы (Южная Эфиопия) родственны менгирам Западной Африки, фаллическим надгробиям Восточной Африки, и фаллическим безделушкам на территории Родезии.

Все это вполне допустимо, кое-что даже вероятно, но ни о чем мы не можем говорить сейчас с полной достоверностью. Изучая все эти вопросы, нам снова надо заглянуть в седую древность.

Семитские народы Южной Аравии вторглись в Эфиопию задолго до начала христианской эры. С течением времени эти народы создали эфиопскую культуру, сходную с культурой их родины. Древнейшая из известных нам надписей обнаружена в Еха, неподалеку от Аксума. Она относится примерно к IV столетию до н. э. и посвящена алтарю богинь Наура и Аштар – той самой Аштарет, которой заставили поклоняться Соломона, впавшего в старческое слабоумие, его заморские жены. Но, как показывают египетские надписи еще более раннего периода, хабашаны уже тогда населяли этот район. Древние абиссинцы, пережившие вторжение семитов, многое заимствовали у завоевателей и с течением времени создали самобытную цивилизацию Аксума, являя еще один пример того, как покоренный народ не только пережил своих завоевателей, но и, поглотив их культуру, создал другую, вполне оригинальную и самостоятельную.

Расцвету Аксума способствовала торговля, которая велась на Красном море. По словам некоего грека, посетившего в VII веке н. э. аксумский порт Адулис, этот порт отличался большими размерами и отсюда велась торговля с Индией и Цейлоном. От Адулиса в глубь страны вдоль реки Атбара шли караванные пути, по которым заморские товары проникали в район среднего Нила и Мероэ. Эта торговля обострила враждебные отношения между властителями Куша и Аксума. Война Куша против хабашанов, основателей Аксума, упоминается в мероитских надписях (там, где можно разобрать собственные имена) еще в период правления кушитских монархов Горсиотефа (397-362 гг. до н. э.) и Настасена (328-308 гг. до н. э.). Победа в конце концов осталась за Аксумом. Вскоре после 300 года н. э. Аксум поглотил наконец Куш, и владыка его царь Эзана (возможно, это только предшественник подлинного аксумского завоевателя) отпраздновал свою победу над целым сонмом врагов. На монетах, чеканенных в ранний период его правления, изображены молодая луна и две звезды – символы его языческой веры, но поздние монеты указывают уже на принадлежность к христианству: на них изображен крест. Византийские монахи из Восточной Римской империи успели за это время обратить его в христианскую веру.

Обращение в христианство имело серьезные последствия, и не только религиозного характера. Оно помогло Аксумскому царству и его амхарскому наследнику обрести чувство национального самосознания, обеспечившее государству большую прочность. Вместе с тем отныне войны Аксума с соседями приняли характер религиозных. Укрепив религиозный дух народа, Аксум в то же время изолировался от своих соседей, которые либо почитали Коран, либо поклонялись языческим идолам.

Таким образом, культура амхарского народа, господствующего в нынешней Эфиопии, стала коренным образом отличаться от культуры соседних народов, живущих у его северных, восточных и южных границ. На пути дальнейшего распространения новой техники и новых идей встал культурный и политический барьер.

Однако по крайней мере три характерные черты материальной культуры Эфиопии сыграли важную роль в развитии областей Африки, лежавших к югу от этой страны. К ним относятся террасирование склонов холмов, строительство фортов и крепостей на вершине пологих холмов, а также фаллический культ. Весьма возможно, что каждое из этих трех явлений развивалось совершенно обособленно и даже в далеких друг от друга районах, но сочетание их в Эфиопии – факт слишком интересный и значительный, чтобы оставить его без внимания.

Террасирование склонов и ирригация – неотъемлемая и характерная черта древних цивилизаций Восточной и Юго-Восточной Африки. Эти методы увеличения урожайности издавна были известны в Южной Аравии, где все жители городов могли рассчитывать на высокий жизненный уровень только в том случае, если умели заставить тоненькую струйку воды проделать долгий путь, а также уберечь почву на холмах от эрозии. О том, что террасирование склонов осуществлялось уже в глубокой древности, свидетельствует тот факт, что им пользуются, хотя и в значительно меньших масштабах, некоторые современные африканские племена вплоть до западного Дарфура. Геодезисты обнаружили следы террас в 1958 году на площади примерно в 12 тысяч квадратных миль, начиная от спускающихся с Сахары холмов Гебель Марра и Гебель Си до самых границ Вадаи. Остатки террас можно встретить вблизи потухшего вулкана Гебель Марра, окрестности которого давно уже покинуты людьми.

Жители Эфиопии упорно и настойчиво вели работы по террасированию склонов. После посещения народа тигре в 1893 году Бент так описал ландшафт Еха: «Все окружающие холмы террасированы под сельскохозяйственные культуры... Ни в Греции, ни в Малой Азии я никогда не видел, чтобы террасирование было развито в таких масштабах, как в Абиссинской долине. Должно быть, когда-то сотни тысяч акров тщательно возделывались здесь под сельскохозяйственные культуры, которые занимали склоны почти до самой вершины. Но сейчас здесь не найдешь ничего, кроме ровных линий валиков». Однако террасное земледелие было развито не только в районах Северной Эфиопии в сабейские, аксумские и затем христианские времена. Его следы можно обнаружить и в других местах, например у язычников консо – негритянского племени Юго-Западной Эфиопии. В местах их поселения холмы расчерчены бесчисленным количеством взрыхленных полос.

На первый взгляд, террасное земледелие характерно только для Северной Африки. Однако это далеко не так. Этим методом пользовались древние народы, селившиеся по реке Лимпопо, и особенно в Кении, Танганьике, Родезии и Мозамбике.

Техника сухой кладки, то есть постройка зданий без извести, – еще одно свидетельство высокого строительного искусства древности, известного в Эфиопии и в районе Рога Африки. Упомянутое выше племя консо пользуется ею до наших дней. К востоку от территории консо, за чертой высоких пиков и зеленых долин Южной Эфиопии лежат равнины Сомали, где находится множество развалин средневековых городов, построенных из камня и кирпича. Ученые еще мало знают об истории этих городов. В 1934 году Кёрл обнаружил здесь заросшую кустарником треугольную нишу, выложенную из кирпича и напоминающую по форме древние ниши Дарфура и другие кирпичные строения, встречающиеся к западу до самого Кумби Сале, где, вероятно, была одна из столиц древней Ганы. Этим открытием Кёрл внес вклад в изучение загадочных и взаимосвязанных африканских культур тех далеких времен. Находки ученого помогают установить связь и обмен идей между странами, которые, как нам кажется теперь, настолько оторваны друг от друга, что трудно даже предположить существование какой-либо исторической общности между ними. И снова мы убеждаемся, что видимость обманчива, хотя пока еще не известно, какими путями, когда и как древние народы оказывали влияние друг на друга.

Ко всему этому фаллический культ, нашедший воплощение в памятниках древней Эфиопии, добавляет некоторые специфические черты. К югу от Аддис-Абебы, в горных долинах Сидама и Борама, которые постепенно переходят в равнины Северной Кении, попадается множество каменных монолитов, имеющих форму фаллоса. Иногда на этих сооружениях, достигающих в высоту примерно 10-12 футов, встречаются непонятные надписи и загадочные символы, но чаще надписи отсутствуют. Монолиты не похожи на надгробия, никто не знает, когда они появились, и местные жители не смогут ничего рассказать вам о них.

Наряду с этими высокими гранитными монолитами кое-где попадаются каменные столбы, иногда с надписями, а иногда без них. Возможно, это современники монолитов, а может быть, их воздвигли еще раньше. Часто на этих камнях находишь изображение меча или кинжала; впрочем, форма кинжалов, судя по рисунку, дает основание считать, что местные резчики по камню трудились здесь сравнительно недавно. Ученые не располагают сведениями, которые бы говорили о близком родстве этих изображений с безусловно более древними изображениями кинжалов в Европе бронзового века в Стоунхедже или Карнаке, хотя на первый взгляд они до курьеза схожи.

«Мы не имеем ни малейшего представления о возрасте этих камней, – писал Хантингфорд в 1950 году. – Однако весьма вероятно, что некоторые камни, например менгиры Аксума и, пожалуй, камни с изображением мечей, относятся к аксумскому периоду... а другие, в том числе фаллические камни, – к сравнительно недавнему времени».

Следы фаллического культа попадаются во многих местах. Явно фаллические надгробия есть на островах Багиуни, неподалеку от берега Сомали, а на материке их можно заметить в отдаленных районах юга, вплоть до Багамойо в Танганьике. Некоторые минареты в северной части побережья по форме определенно напоминают фаллос и вносят, таким образом, еще одну своеобразную струю в специфически исламскую культуру Восточной Африки. По мнению некоторых специалистов, это прославление детородного органа в архитектуре заимствовано из Индонезии, но большинство ученых предпочитает не высказывать своего мнения. В древности фаллический культ в той или иной форме существовал у многих племен и народов, и следы его можно найти в различных частях Африки. Тем не менее Эфиопия являет нам совершенно особую картину.

Точно так же озадачивают ученых форты и здания, возведенные на вершинах холмов, потому что с таким явлением они сталкиваются и в Южной Родезии, и в Анголе, и даже в Басутоленде. Может быть, в условиях пересеченной местности с отлогими холмами это был наилучший способ защиты от неприятеля. Может быть, это отражает, вдобавок, направление «дрейфа культуры» и, следовательно, направление миграции. Давайте сравним два поразительно похожих описания, из которых одно касается Эфиопии, а другое – Северного Трансвааля, отстоящего от нее более чем на две тысячи миль.

Дон Криштован да Гама, пришедший в Эфиопию на помощь царской семье в 1541 году, обнаружил, что королева-мать живет на плоской вершине горы Дебра Дамо (строительство надежных сооружений было, по сути дела, вполне обычным явлением в древней Эфиопии; иногда они использовались как тюрьмы, куда цари заточали потенциальных соперников). Чтобы добраться до вершины Дебра Дамо, говорит Каштаньоза, надо сначала пройти по извилистому узкому проходу, начинающемуся у склона. Когда покроешь треть пути и до вершины остается примерно 500 футов, скала выпирает наружу, нависая над проходом, и попасть наверх можно только в корзине, которую спускают сверху через отверстие, высеченное в скале.

В конце 1932 года в глуши Северного Трансвааля, на другом конце Африки, некий фермер и старатель, по имени Ван Граан, очутился в удивительном месте. Ему сказали, что здесь, на плоской вершине высокого холма, который поднимался из развороченной земли на южном берегу Лимпопо, спрятано сокровище. Долгое время ни Вану Граану, ни его сыну не удавалось найти проводника, который указал бы им путь к вершине, ибо этот холм выглядел совершенно неприступным. Наконец они уговорили одного из местных жителей показать им потайной проход. Оказалось, что это узкая расщелина, вырубленная в скале и совершенно скрытая листвой деревьев. Ван Грааны прорубили узкий коридор до самого входа в расщелину и здесь, к своему удивлению, обнаружили, что ее строители высекли внутри небольшие уступы, по которым легко было взобраться наверх. Ван Граан довел свои поиски до конца, и благодаря ему мир узнал о золотых сокровищах Мапунгубве.

В настоящее время никто не говорит о древних связях между Дебра Дамо и Мапунгубве. Но надо отметить, что идея сооружения зданий и укреплений на вершинах холмов, если даже разные народы и пришли к ней независимо друг от друга, будучи осуществленной, привела к поразительно сходным результатам. Однако эти результаты наряду с высокоразвитой техникой сухой кладки, террасированием склонов и фаллическим культом свидетельствуют о взаимном обмене идеями на огромных территориях и в течение длительного периода. Если сопоставить эти факты со сведениями о путях переселений древних народов Африки, которые шли с севера на юг, то вывод самого осторожного человека будет противоречить поспешным заключениям, к которым приходишь на основании того, что предстает перед глазами.

Возникает странное чувство, будто натолкнулся на нечто необъяснимое или встретил такие народы и такие культуры, которые соприкасались друг с другом значительно ближе и оказывали друг на друга значительно большее влияние, чем можно предположить, изучая немногие сохранившиеся до нашего времени предметы. Это чувство усиливается по мере продвижения к югу от Эфиопии, когда смотришь на остатки террас Кении, Танганьики и Родезии, стены и башни Зимбабве, селения Ниекерка и Иньянги и золотые погребения Мапунгубве.

Но появление такого чувства – не причина для огорчений, как это было прежде, когда европейцев заставляли верить, будто сами африканцы не могли создать эти стены, башни и террасы. Здесь мне хочется повторить замечательную мысль, высказанную Гертрудой Кейтон-Томпсон. По ее мнению, это чувство должно скорее усилить интерес к древним предметам и руинам, этим полузаросшим тропинкам, которые ведут в прошлое Африки. «Оно не обедняет, а, скорее, усиливает наш восторг перед поразительными достижениями африканцев, оно не может закрыть нам глаза на великолепие, присущее этим останкам прошлого», ибо их тайна «спрятана в еще пульсирующем сердце коренной Африки».