Арабские или африканские?

Арабские или африканские?

До недавнего времени считалось само собой разумеющимся, что исчезнувшие города восточного побережья Африки принадлежали не африканцам, а арабам. Покойный Реджинальд Копленд – автор известной в Англии работы о Восточной Африке – советует своим читателям «считать цепь прибрежных колоний и их культуру арабскими». Он допускает известную степень персидского влияния, но утверждает, что роль Африки в развитии их культуры была ничтожной. Этой точки зрения придерживается еще немало людей, хотя ряды их постепенно редеют, так как сведения, полученные в результате археологических исследований последних лет, поставили под вопрос персидское влияние и пролили достаточно яркий свет на роль Африки в развитии этого района. Правда, в пользу общепринятого мнения об арабском происхождении городов говорит немало доводов. Оживленная торговля, с которой познакомились первые португальцы, по сообщению Барбоши, имела космополитический характер: в ней участвовали индийцы, персы, арабы (Барбоша называет их «белыми маврами») и африканцы различных племен. Правда, в ней явственно слышался арабский акцент.

Даже сейчас, когда археология делает только первые шаги в исследовании этого вопроса, мы можем представить себе прежний блеск исчезнувшей культуры побережья. «Методы здешних торговцев, – пишет Барбоша, которому довелось побывать на побережье еще до того, как португальцы нанесли африканским городам смертельный удар (обо всем виденном он обычно ведет повествование в прошедшем времени), – заключались в следующем: они приезжали в Софалу на маленьких судах, под названием zambucas, из королевств Килва, Момбаса и Малинди и привозили в большом количестве хлопчатобумажные ткани – белые, синие и пестрые. Кроме того, у них были шелка и множество бус серого, красного и желтого цвета. Такие товары завозились в эти королевства на огромных судах, приплывавших из великого индийского королевства Камбей».

Они заключали сделки (здесь Барбоша переходит к Адену в Южной Аравии – величайшему из всех арабо-африканских торговых центров, который до сих пор еще не исследован археологами), торгуя хлопком, наркотиками и драгоценностями. Такие товары, как морской жемчуг, сердолик, опиум, медь и ртуть, киноварь и крапп, розовая вода, шелковые ткани, цветные ковры из Мекки, золото в слитках, золотые монеты, золотая проволока, рис, сахар, кокосовые орехи, лак, сандаловое дерево, алоэ и мускус, «расходились в таких количествах, что эта торговля по праву считалась более обширной и более богатой, чем в любом другом районе мира».

И хотя эти торговые города африканского побережья давно исчезли, до нас дошли свидетельства их блестящей истории. Развалины города Куа, куда в 1955 году Мортимер Уилер пробрался через заросли густого кустарника, занимают не менее 35 акров. На этой территории стоял дворец, более 30 каменных зданий и семь мечетей, здесь было три кладбища. Эти руины на небольшом островке Юани, неподалеку от более крупного острова Мафия, были скрыты от людей с тех пор, как полтораста лет назад город разрушили пришельцы с Мадагаскара. В Сонго Мнара – другом городе, который, по-видимому, был основан в XIII веке, Мэтью обнаружил «полудома, стоявшие на столбах с вырезанными в них желобами, и залы с потолками, выгнутыми в виде арки и выложенными круглой черепицей».

Сюда, как мы уже видели, доставлялись различные товары и предметы роскоши со всего восточного мира. Барбоша описывает индийский город Рейнал, лежавший немного севернее Сурата. Это блестящее описание вполне применимо к прибрежным африканским городам. Оно раскрывает нам характер медленно развивавшейся цивилизации, выросшей на берегах Индийского океана. Мавры, которые населяют Рейнал, пишет Барбоша (он закончил свою книгу примерно в 1516 году), «живут в богатстве и роскоши, они отличаются благородством происхождения и имеют кожу светлого оттенка. В парадных комнатах своих домов они устраивают вдоль стен полки, так что комната напоминает торговую лавку. На полках множество прекрасных и богатых фарфоровых изделий самого нового стиля».

Подобную же картину можно было наблюдать во дворцах правителей и домах богачей Килвы, Куа, Сонго Мнара, Момбасы, Малинди и других городов. У них были сосуды из Султанабада и Нишапура, прекрасные по цвету и форме статуэтки, изображающие персидских джиннов и принцев и выкрашенные пастелью ярких тонов, под названием minai, китайский фарфор эпохи Сун, огромные чаши и украшения эпохи Мин, а также бусы и драгоценные камни из Индии, статуи и статуэтки из золота и слоновой кости, ювелирные изделия и медь, ковры Ближнего Востока и Мекки. Все это выставлялось для продажи и закупалось для украшения домов.

Водоворот жизни, бурлившей в приморских городах Африки, помогает объяснить, почему первые путешественники из Европы и Средиземноморья столь расходились во мнениях относительно народов, населявших эти города. В настоящее время мы можем прийти к более правильным выводам на этот счет.

Древнейшими из известных нам неафриканских колонистов этого древнего Азанийского берега греко-римского мира были богатейшие торговцы Южной Аравии. Они вели свою родословную от царицы Савской и некогда возглавляли торговые караваны Тира и Таршиша. Они появились здесь, как свидетельствуют памятники, руководствуясь исключительно интересами торговли и не помышляя о добыче или завоеваниях. Они приходили хотя и не часто, но более или менее регулярно. Они старались понравиться местным жителям, изучали языки побережья, брали в жены местных женщин и создавали здесь торговые пункты. К середине I тысячелетия до н. э., а возможно и раньше, они стали вносить в культуру побережья арабские элементы.

Они растворялись среди народов, с которыми жили, но на их место приходили новые купцы из Аравии и с берегов Персидского залива. При всем влиянии на них местных обычаев и нравов они никогда полностью не теряли своих самобытных черт. Так родилась культура суахили. Эта культура – африканский синтез неафриканских идей, но тем не менее в основных чертах она остается преимущественно африканской – культурой банту. Происхождение ряда элементов прибрежной культуры, например шлюпок с выносными уключинами на Багуинских островах, устанавливается сейчас довольно просто. Но происхождение других элементов, например фаллических или столбообразных храмов, построенных на островах и на материке, все еще не получило точного объяснения. Эта древняя культура побережья была синкретической, ибо ее элементы происходили из разных источников. Тем не менее она отличалась цельностью, и эту цельность придавала ей Африка.

К картине, которую мы нарисовали сейчас, необходимо добавить несколько штрихов. На всех берегах океана развивались порты и города, где общались между собой многие народы: индийцы, персы, арабы, индонезийцы, малайцы, китайцы, африканцы. С течением времени культура этих портов и городов вросла в местную, сохранив только слабый акцент их смешанного происхождения. Но все это относится к Восточной Африке в такой же мере, как и к Индии и Юго-Восточной Азии.

Когда с возвышением ислама в VII веке началась арабская экспансия, картина несколько изменилась. Арабские эмигранты заселили восточное побережье Африки, не ограничившись на сей раз одной только торговлей. Они основали древнейшие мусульманские города на побережье, и эти города испытали сильное влияние правящих арабских групп. К настоящему времени обнаружено восемь поселений, основанных арабами. Это небольшие торговые пункты, расположенные большей частью на прибрежных островах, которые нетрудно было захватить и легко удержать, если возникала угроза вторжения с материка. Для этого периода типичны поселения типа Унгуджа Куу и Кизими Кази на острове Занзибар, а также Санье Маджома, развалины которого сохранились на коралловом островке около Сонго Мнара.

Арабские колонисты встретили здесь африканцев, которые говорили на суахили и считали себя суахили. Столкнулись они и с другими африканскими племенами, жившими по соседству на материке. Кроме того, они, бесспорно, нашли здесь группы арабов, которые обосновались в здешних торговых поселениях, построенных уже давно. Они утвердились тут без особых трудностей, но с течением времени также смешались с местным населением и внесли значительную исламскую струю в культуру побережья. Наряду с этим они усвоили многое из того, что было полностью или частично африканским. Впоследствии их потомки, которые все больше африканизировались, вырастили здесь ветвистые родословные древа и стали выводить свое «благородное происхождение» от могущественных династий Аравии и Ирана. Эти люди сыграли здесь ту же роль, какую до и после них сыграло такое множество королевских и аристократических выскочек. Они все время разыскивали своих «благородных предков», вводя при этом в заблуждение позднейших историков.

Африканское побережье стало усиленно заселяться арабами после VII-VIII веков. Например, на острове Пате мусульмане поселились, согласно преданиям, в конце VII века. Возможно, что это преувеличение, но, во всяком случае к концу XI века, многие торговые поселения побережья выросли в города, которыми управляли исламизированные арабы, арабы-суахили или суахили. К тому времени имелось уже немало такого рода поселений. Они шли вплоть до Софалы – основного южного порта, торговавшего с внутренними районами Родезийского плато.

Правящие группы растущих приморских городов-государств испытали немало превратностей судьбы, и, хотя в источниках об этом сказано немного, археологи, начавшие сейчас исследовать данный вопрос, уже обнаружили достаточно доказательств этого. Некоторые господа побережья отличались ярко выраженными арабскими и исламскими чертами. Другие – особенно материковые города типа Малинди и Бравы, – видимо, испытали влияние арабской культуры лишь в небольшой степени. Вполне возможно, что в ближайшем будущем мы узнаем о них значительно больше. В настоящее время Фримен-Гренвилл заканчивает описание доевропейских поселений на берегу Танганьики и на прибрежных островах. Всего он насчитывает 63 таких поселения. Он полагает, что в ходе дальнейших исследований «возникнет возможность точно датировать возраст встречающегося здесь фарфора и керамики, начиная со II столетия до н. э. и до конца XV века». Ученый исследовал несколько тысяч монет римского, греко-египетского, византийского, китайского, турецко-египетского происхождения, а также монеты, выбитые в Килве незадолго до 1300 года. В настоящее время он заканчивает обработку полученных материалов и готовит их к публикации.

Существует еще одно обстоятельство, которое способствовало тому, что многие поселения в XIII-XIV веках выросли в города. Речь идет о росте культуры.

Приблизительно к этому времени резко увеличился спрос на африканские товары. В результате значительно большее количество живущих на побережье африканцев переселилось в торговые центры. К этому времени относится основание нескольких городов: Геди (открыт Киркманом в 1953 году), Килвы и Сонго Мнара. Возможно, что все эти города были построены на месте более скромных поселений.

Кем же были жители городов? Масуди, Идриси и другие арабские писатели X-XII веков настойчиво повторяют, что господствующими народами побережья были зинджи и небольшое количество мусульман. Около 1300 года Димаски говорит о «Могадишо из страны зинджей» и о том, что побережье населяют негры и язычники. По его словам, они совершают языческие обряды, завещанные им передками, и – вспомним аль-Масуди – известны своим красноречием во время празднеств. Хотя город Геди, который, возможно, раньше назывался Малинди, был основан примерно в 1100 году, первая каменная мечеть появилась там только около 1450 года. Это ясно свидетельствует о том, что жителями города были не арабы. Примерно в 1331 году на сцену снова выступает неутомимый Ибн Баттута. Посетив Килву, он описал этот город как «один из самых прекрасных и наиболее совершенно распланированных городов». Он говорит, что большинство горожан – зинджи, черные как смоль, с татуированными лицами. Но если так обстояло дело в отношении островного города Килвы, то тем более, это могло относиться к городам континента, как указывают пока еще немногочисленные свидетельства. Барбаша, например, считает правителя Малинди «мавром». Однако позднейшие данные убедительно доказывают, что этим правителем был суахили. В 1501 году в Бране Барбоша обнаружил другой «большой город мавров», однако даже сегодня в Браве самый распространенный язык – не арабский и даже не суахили, а другой язык, относящийся к группе банту. Эта космополитическая культура городов побережья была преимущественно африканской.

Все это подтверждается богатством древней суахилийской культуры, которую не замечали или даже полностью игнорировали за пределами Восточной Африки.

Местные поэты создавали здесь сказания или лирические песни уже, по крайней мере, в 1150 году. Они записывали их на африканском языке суахили, хотя его алфавит был модифицированным арабским; и в самом стиле письма, и в знаках его имелось много арабских черт. Они продолжали создавать лирические произведения и эпические поэмы в течение всех последующих веков вплоть до настоящего времени. Они заимствовали сюжеты для этих произведений из жизни других стран, но ведь то же самое делал и Шекспир. Они жили в городах, которые искали в Южной Аравии и Индии образцы богатства и моды, путешествий и приключений, точно так же, как шекспировский Лондон смотрел на Южную Европу и Средиземное море. Однако поэзия Шекспира не перестала от этого быть английской, так же как поэзия суахили не перестала быть африканской. «Подобно Спенсеру, бравшему сюжеты из истории других стран и тем не менее создавшему подлинно национальную поэму, – писал Гаррис, – поэты суахили к северу от Момбасы создали национальную литературу, основанную на иностранных сюжетах».

Подтверждением этому могут служить традиционные хроники, которые сохранились до наших дней. Как «Тарих ас-Судан», некоторые из них были написаны на арабском языке, другие, например хроники Момбасы и Пате, – на суахили арабским алфавитом, а третьи, например хроника Килвы, – и так и эдак. Уже в 1824 году Эмери обнаружил, что в «Момбасе в основном говорят на суахили». Надо учесть, что его открытие было сделано тогда, когда арабы уже давно обосновались в этих местах и незадолго до того предприняли новое вторжение. И когда именитые граждане этого города подарили Эмери экземпляр хроники Момбасы, она была написана «арабским алфавитом на языке суахили».

Даже позднейшая архитектура побережья, по мнению Мэтью, «отличается от средневековых арабских образцов». Начав археологические исследования на восточном побережье 11 лет назад, вспоминает он, «я предполагал, что развалины в районах, которые я исследовал, представляют собой остатки арабских или персидских колоний вдоль побережья... Но с течением времени у меня возникли сомнения. Сейчас я начинаю думать, что история побережья в средние века становится гораздо более понятной, если считать ее историей африканской культуры, которая подверглась влиянию ислама, а не рассматривать просто как историю исламских колоний, основанных здесь пришельцами с Персидского залива».

«Когда-то, в XIII-XIV веках, – продолжает он, – культура побережья стала в основных чертах исламской, но даже при этом в ней было много негритянских черт». Из слов Мэтью мы можем заключить, что купеческие города и торговые монархии побережья были не арабскими, не персидскими и не индийскими, а африканскими, и главным образом негритянскими, точно так же как Тимбукту, Гао и Дженне, царства хауса, и города-государства Ифе и Бенин.