1

1

– Карл, Карл, проснись! – Чья-то тяжелая и настойчивая рука трясла его за плечо.

Карл, уснувший незадолго до рассвета в объятиях молодой полногрудой златовласой жены, с трудом оторвал голову от сложенных в несколько слоев шкур и развернулся.

– Кто здесь? Что еще случилось? Я только заснул, – недовольно пробормотал Карл, но, узнав вошедшего, уже более миролюбиво буркнул: – А, это ты, старый поклонник лесных эльфов и ведьм. Что случилось? Вечный город провалился в Тибр? Или открылся новый шабаш на Лысой горе? Давай выкладывай, раз уж ты решился разбудить своего короля.

– Только что прибыл Ганелон, мой король. И вести у него самые дурные.

– О, мой злоречивый дружок еще ни разу не доставлял мне добрых известий. Так что случилось?

– Твой брат и соправитель при смерти, государь. У франков смута.

– Что? – взревел, вскакивая, Карл. – Когда? Кто? Кто сказал?

– Прибыл Ганелон, государь. Он загнал по дороге двух лошадей.

– Плевать мне на лошадей. Где этот знаток верховой езды? Я хочу знать, что случилось! Где он? Давай его сюда.

Испуганная Хильдегарда судорожно пыталась завернуться в шкуры и сделаться как можно незаметней, а лучше бы и вовсе испариться, настолько Карл в эту минуту был не похож сам на себя.

– Я пришел, чтобы разбудить тебя, а уж подробности Ганелон доложит тебе сам.

– Хватит. Зови его. Сейчас мы все выясним.

Успевший скинуть заледенелый плащ, тяжело стукнувшийся о дощатый пол, Ганелон набросил на плечи накидку из шкуры выдры и поспешил за Харольдом.

– Приветствую тебя, Карл! Я с грустными вестями.

– Рассказывай. Как это случилось?

– В ночь на первое декабря твой брат обильно поужинал по случаю именин своего первенца, ну и выпил соответственно, и почувствовал себя плохо. Лекари серьезно опасаются за его жизнь. Ему все хуже и хуже. И вот я, загнав двух коней, поспешил к тебе, потому что не успел еще почить твой брат, как его графы уже начали грызню за его наследство. Да и вдова, эта наполовину лангобардка Герберга с двумя сыновьями, требует свою долю. Между тем Карломану все хуже и хуже. Его рвет, лихорадка и жар охватили тело.

Пока Ганелон рассказывал о случившемся, дышал он с трудом. Чувствовалось, что он действительно не слезал с коня двое суток.

Карл окаменело замер, не в силах сказать что-либо.

И снова почему-то мелькнула застарелая, загнанная в отдаленный уголок памяти мысль: «Нет возврата!»

Как и письмо из Рима, новости из Самуси не предвещали ничего хорошего. Его брат Карломан был опасно болен. У франков смута. Но он не был бы Карлом, тем Карлом, который всегда принимал быстрые решения и неуклонно претворял их в жизнь.