Кто же стрелял в Ленина?

Кто же стрелял в Ленина?

О самом знаменитом покушении на вождя революции в августе 1918 года, казалось бы, уже давно все известно: есть показания свидетелей, вещественные доказательства, документы расследования и суда над террористкой Фанни Каплан. Но исследователи до сих пор не устают выдвигать все новые и новые версии этого громкого события. Уж очень противоречивы и запутанны задокументированные чекистами факты, а многие вещественные доказательства или уничтожены, или сфальсифицированы. Кто и для чего стрелял в Ленина: террористка Каплан, боевики из партии эсеров, или им его «заказала» верхушка большевистской партии? Вопрос остается открытым и поныне…

В злосчастном для В. И. Ленина 1918 году на него покушались несколько раз. Несмотря на прекращение войны, политическая ситуация в России продолжала ухудшаться и к лету 1918 года обострилась до предела. К этому времени в Архангельске высадились английские и американские войска, на Урале и в Поволжье восстал чехословацкий корпус, в Самаре образовалось контрреволюционное правительство из бывших членов Учредительного собрания, на Дону и Кубани белые генералы Краснов и Каледин формировали полки и дивизии из казаков и офицеров. А тут еще Украина, Белоруссия и Прибалтика, захваченные германскими войсками, создали свои контрреволюционные правительства. В условиях набиравшей обороты Гражданской войны территория страны, подвластная большевикам, с каждым днем сокращалась. Назревал очередной кризис власти, и они пытались сделать все, чтобы ее не потерять. Настроение, царившее в большевистских верхах в ту пору, наиболее точно охарактеризовал Л. Троцкий: «Собственно, мы уже мертвы, но еще нет никого, кто мог бы нас похоронить». Эта обстановка как нельзя лучше благоприятствовала силам контрреволюции, чтобы взять реванш и осуществить давно задуманный план устранения самой яркой и значимой в правительстве большевиков фигуры — В. И. Ленина.

Первая попытка покушения на вождя революции произошла через полтора месяца после захвата большевиками власти в Петрограде, когда он вместе с М. И. Ульяновой, швейцарским социал-демократом Ф. Платтеном и шофером автомобиля Т. Гороховским возвращался с митинга в Михайловском манеже. В 19.30 на Симеоновском мосту машина была обстреляна. Ф. Платтен успел пригнуть Владимира Ильича к сиденью и закрыл его своим телом. Никто из пассажиров не пострадал. Ни задержать, ни тем более установить личности стрелявших чекистам не удалось. Впоследствии выяснилось, что группа покушавшихся состояла из 12 человек, которым удалось скрыться. Они бежали в Новочеркасск — центр будущего белогвардейского движения. Организатором покушения был князь Д. И. Шаховской.

Вскоре стало известно о новой попытке расправиться с Лениным. В середине января того же года явившийся на прием к управляющему делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу солдат Спиридонов сообщил, что ему было поручено выследить, а затем захватить или убить Владимира Ильича. За это ему было обещано вознаграждение в 20 тысяч золотых рублей. Эта явка с повинной помогла чекистам раскрыть заговор, целью которого должно было стать покушение на Ленина, готовившееся петроградским «Союзом георгиевских кавалеров». Многие участники заговора были арестованы, но до суда дело не дошло, так как по просьбе арестованных их отправили на фронт.

Соратники Ильича неоднократно упрекали его за то, что он подвергает себя опасности, отказываясь от охраны. Даже после покушения его охраняли только считанные дни, а потом он настоял на том, чтобы сопровождение отменили, и по-прежнему ходил и ездил везде без телохранителей. И, как оказалось, напрасно… 30 августа 1918 года произошло новое покушение, единственное, достигшее своей цели: Ленин был ранен двумя пулями. В покушении на него обвинили эсерку Фанни Каплан.

Судьба Фанни Ефимовны Каплан (настоящее имя — Фейга Хаимовна Ройдман) весьма примечательна и драматична. Родилась она в 1890 году в Волынской губернии в многодетной еврейской семье. Отец ее работал учителем в еврейской начальной школе, так что особого достатка в семействе не было. Начальное образование Фанни получила дома, от отца. А дальше, с началом революции 1905–1907 годов, началась ее куцая и несуразная революционная биография. Фанни Каплан она стала в 16 лет, когда при аресте полиция обнаружила у нее фальшивый паспорт на это имя. Именно под ним она пошла на каторгу и вошла в историю революционного движения. (До этого примкнувшая к анархистам девушка была известна как Дора.) Ее первым и, пожалуй, последним заданием в среде анархистов было убийство киевского генерал-губернатора, выполнить которое ей так и не удалось. За него она и попала на каторгу.

А дело было так. Вечером 22 декабря 1906 году в одном из номеров 1-й купеческой гостиницы на Подоле в Киеве прогремел взрыв. В этом номере уже три дня проживали Фанни и ее кавалер. Мужчина после взрыва исчез, а девушку задержали. При обыске у нее обнаружили браунинг, чистый бланк паспортной книжки и фальшивый паспорт на имя Каплан. При взрыве она получила легкие ранения руки, ягодицы и левой ноги. Назвать свое настоящее имя новоявленная террористка отказалась и 30 декабря 1906 году под фамилией Каплан предстала перед военно-полевым судом. Приговор был жестокий — смертная казнь. Но поскольку Фанни была несовершеннолетней, его заменили пожизненной каторгой за хранение взрывчатых веществ «с противною государственной безопасности и общественному спокойствию целью». Сначала, до 1911 года, она содержалась в Мальцевской каторжной тюрьме.

Молодая девушка и представить себе не могла, что в тюрьме может быть так тяжело. Летом 1908 года у нее вдруг произошло непонятное для всех расстройство зрения. После страшных головных болей Фанни полностью ослепла. Через три дня зрение вернулось, но вскоре припадок повторился, и она утратила зрение надолго. Прежде довольно бодрая, она замкнулась в себе, отказалась от прогулок и даже обсуждала с некоторыми сокамерницами способы самоубийства. Администрация тюрьмы, ранее считавшая, что Фанни симулирует, теперь поместила ее в тюремный лазарет, где она под присмотром надзирательниц находилась почти весь 1910 год. Никто не мог понять причин случившегося. Некоторые считали, что это результат черепно-мозговой травмы, полученной при взрыве бомбы в 1906 году. Может быть, и так, но здесь стоит вернуться в тот год и к тому человеку, который скрылся после взрыва.

Дело в том, что после осуждения Каплан полиция не закрыла дело о взрыве. Она разыскивала проживавшего у нее в номере по фальшивому паспорту на имя Зельмана Тома то ли румына, то ли выходца из Бессарабии, который уже находился в розыске после ограбления вооруженной бандой магазина в Кишиневе. Еще раз он отличился там же при ограблении банкирской конторы. В подпольных кругах его знали под кличками Сашка-белогвардейщик, Реалист, 3. Тома, Я. Шмидман. Человек этот являлся членом Южнорусской группы анархистов-коммунистов. В 1908 году его все же арестовали в Одессе. При задержании он оказал вооруженное сопротивление и ранил двух городовых и сторожа. Трех участников банды приговорили к повешению, а Шмидмана (под таким именем он предстал перед судом) как несовершеннолетнего — к тюремному заключению сроком на 12 лет. Через четыре месяца тюрьмы он вдруг неожиданно дал показания о взрыве в Киеве, подчеркнув, что Ф. Каплан не причастна к случившемуся и что бомбу принес он. Однако проверка его показаний затянулась, а затем и вовсе прекратилась. Тогда Шмидман задумал вооруженный побег, но он не удался. Интересно, что при обыске в его камере были обнаружены две упаковки цианистого калия и шифрованная переписка. Вполне возможно, что Фанни узнала о признании своего друга и рассчитывала на изменение своей судьбы. Когда же этого не произошло, у нее и начались непонятные для всех припадки, которые довели до потери зрения: очевидно, охватило отчаяние и чувство обреченности.

В 1911 году «бессрочницу» Каплан из Мальцевской тюрьмы отправили в Акатуй, на Нерчинскую каторгу — самую страшную в России. И не просто отправили, а в ручных и ножных кандалах. В Акатуе она познакомилась с известной революционеркой Марией Спиридоновой и под ее влиянием из анархистки превратилась в эсерку. Однако вскоре незрячую узницу поместили в лазарет, где находились больные прогрессивным параличом, слабоумием и скоротечной чахоткой. Здесь уже было не до идей: полная безысходность. Положение стало меняться с 1912 года, когда врач, инспектировавший пенитенциарные учреждения Нерчинского края, осмотрел Фанни и, увидев, что ее зрачки реагируют на свет, посоветовал перевести Каплан в Читу. В следующем году в связи с 300-летием дома Романовых пребывание Фанни на каторге сократили до 20 лет, а затем положили ее в специальную лечебницу, где ее зрение стало улучшаться. Родители Каплан к тому времени эмигрировали в США, а она оставалась на каторге до Февральской революции 1917 года.

После освобождения Фанни некоторое время жила в Чите, а в апреле переехала в Москву. Здоровья не было, зрение не восстанавливалось. Товарищи по партии эсеров отправили ее подлечиться в Евпаторию, где Временное правительство, проявив заботу о жертвах царизма, открыло санаторий для бывших политкаторжан. Затем она приехала в Харьков, в клинику известного офтальмолога Л. Л. Гиршмана, где ей была сделана операция. Здесь Каплан и застало известие об Октябрьском большевистском перевороте. Из Харькова Фанни вновь переехала в Крым и некоторое время вела в Симферополе курсы по подготовке работников волостных земств.

А дальше была Москва. Как попала туда Каплан и чем занималась до 30 августа 1918 года, неизвестно. Здесь, пожалуй, уместно будет опять упомянуть о ее дружке по киевскому делу — Я. Шмидмане. В марте 1917 года он вышел из тюрьмы. Оказалось, что его настоящее имя — Виктор Гарский, родом он из молдавского местечка Ганчешты (ныне Котовск). После большевистского переворота этот бывший анархист вдруг стал комиссаром продотряда в Тирасполе и до 28 августа 1918 года находился в одном из одесских госпиталей на излечении после ранения. Здесь он пытался восстановить свои прежние связи, а 28 августа, оставив относительно сытую Одессу, вдруг рванул в Москву. До покушения на Ленина оставалось 48 часов. В Киеве Тарскому пришлось задержаться из-за каких-то проволочек в российском генеральном консульстве в Украине. Так что в Москву он приехал только после 17 сентября и сразу попал на прием к Я. М. Свердлову. Но так ли просто было попасть на прием к самому Председателю ВЦИК, к главе государства? Дальше — больше. Сразу последовало назначение Тарского комиссаром Центрального управления военных сообщений и вступление в РКП(б) без кандидатского стажа. Интересно, за какие это заслуги? Пережив все невзгоды и репрессии, Гарский благополучно дожил до 1956 года.

Но вернемся к августу 1918 года, когда произошло покушение на вождя мирового пролетариата. По официальной версии следствия, обстоятельства преступления выглядели следующим образом. В тот день, несмотря на то, что Московским комитетом партии большевиков было принято решение о том, чтобы Владимир Ильич временно воздержался от участия в массовых собраниях, он решил выступить сразу на двух митингах: перед рабочими в Басманном и Замоскворецком районах столицы. В обширном гранитном цехе бывшего завода Михельсона Ленин появился не позднее 18.30 вечера и, как всегда, без охраны. Его водитель С. К. Гиль развернул машину и поставил ее в десяти шагах от входа в цех. Обо всем, что произошло позднее, известно в основном по его показаниям. Он рассказал, что, в то время как начался митинг, к нему приблизилась женщина в коротком жакете, с портфелем в руке. Гиль смог хорошо рассмотреть ее и впоследствии составить довольно подробный портрет и точно передать содержание разговора с ней: «Молодая, худощавая, с темными возбужденными глазами, она производила впечатление не вполне нормального человека. Лицо ее было бледно, а голос, когда она заговорила, едва заметно дрожал. „Что товарищ Ленин, кажется, приехал?“ — „Не знаю, кто приехал“, — ответил я… „Как же это? Вы шофер и не знаете, кого везете?“ — „А я почем знаю? Какой-то оратор — мало ли их ездит, всех не узнаешь“, — ответил я спокойно. Я всегда соблюдал строжайшее правило: никогда никому не говорить, кто приехал, откуда приехал и куда поедем дальше. Она скривила рот и отошла от меня. Я видел, как она вошла в помещение завода».

Когда Ленин закончил речь и пошел к выходу из цеха, дорогу ему преградил сначала темноволосый юноша лет 16 в гимназическом пальто, который подал вождю записку. Тот ее взял и пошел дальше. Вместе с Лениным из цеха выходила большая группа рабочих.

Водитель завел машину, и через несколько минут во дворе появились люди, впереди которых шел Ильич, оживленно беседуя с рабочими. В двух-трех шагах от машины он остановился, продолжая разговор с двумя женщинами. Еще две женщины стояли рядом. Когда Ленин собирался сделать последние шаги к подножке машины, вдруг раздался выстрел. Люди, шедшие за ним, бросились врассыпную с криком: «Стреляют!» Началась паника. Водитель Гиль вспоминал: «Моментально повернул я голову по направлению выстрела и увидел женщину — ту самую, которая час назад расспрашивала меня о Ленине. Она стояла с левой стороны машины, у переднего крыла, и целилась в грудь Владимира Ильича. Раздался еще один выстрел». Ленин был ранен и упал на землю возле автомобиля. А водитель с наганом в руках бросился к стрелявшей женщине и прицелился в нее. Но кругом было очень много народа, и он не решился выстрелить. Тем временем женщина бросила браунинг ему под ноги и метнулась в толпу, а водитель склонился над раненым вождем.

Покушение произошло настолько внезапно, что от растерянности и испуга рабочие побежали к заводским воротам с криками: «Ленина убили! Ленина убили!» В этих условиях стрелявшей женщине было легко скрыться в толпе. Но ее все же вскоре задержали. Выбежавший на Серпуховку, по которой в одиночку и группами мчались перепуганные люди, помощник военного комиссара 5-й Московской пехотной дивизии С. Батулин остановился возле трамвайной стрелки. Его внимание привлекла стоявшая около дерева странная женщина с портфелем и зонтиком в руках. По его словам, странность состояла в том, что «она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного». В свидетельских показаниях комиссар указал следующее: «Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: „А зачем вам это нужно?“ Тогда я, обыскав ее карманы и взяв портфель и зонтик, предложил идти за мной. В дороге я ее спросил, чуя в ней лицо, покушавшееся на тов. Ленина: „Зачем вы стреляли в тов. Ленина?“, на что она ответила: „А зачем вам это нужно знать?“, что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина. Задержанную повели обратно на завод, где возмущенные рабочие едва не учинили над ней самосуд. Она закрыла лицо рукой, но ей сказали: „Нечего закрываться, умела стрелять, умей и людям в лицо смотреть“».

Активисты завода вызвали заводскую машину и доставили задержанную в Замоскворецкий военный комиссариат, где ее тщательно обыскали. В присутствии председателя Московского трибунала А. Дьяконова, комиссара Замоскворечья И. Косиора, комиссаров И. Пиотровского и С. Батулина, а также рабочего-михельсоновца А. Уварова она сделала официальное заявление: «Я — Фанни Ефимовна Каплан. Под этим именем отбывала каторгу в Акатуе. На каторге пробыла 11 лет. Сегодня я стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Я считаю его предателем революции. Ни к какой партии не принадлежу, но считаю себя социалисткой». На вопросы о том, сколько раз выстрелила, какой системы ее пистолет, кто ее знакомые, были ли у нее сообщники и каковы ее политические взгляды, она отказалась отвечать. Не пожелала и подписать протокол (он был подписан Батулиным, Пиотровским и Уваровым, как свидетелями). По окончании допроса Каплан отправили на Лубянку в ВЧК.

Первый допрос в ВЧК проводил Нарком юстиции Д. И. Курский. Поздно ночью к нему присоединился член коллегии Комиссариата юстиции Козловский. На этом допросе Каплан держала себя растерянно, находилась в подавленном состоянии, производила впечатление нервно-возбужденного, истеричного человека, говорила несвязно. Свою причастность к партии эсеров и петербургским убийствам Володарского и Урицкого отрицала. Допрос ее (в нем участвовали заместитель председателя ВЧК Я. X. Петерс и заведующий отделом ВЧК Н. Скрипник) продолжался до половины третьего утра. Каплан упорно отказывалась отвечать на вопросы о том, по чьему поручению она выполнила этот акт, какая парторганизация стояла за ее спиной и кто был ее сообщником. Лишь на второй день она объявила, что причисляет себя к эсерам группы В. Чернова. На последующих допросах обвиняемая заявила, что решение о покушении на Ленина она приняла еще в феврале 1918 года в Симферополе, что она отрицательно относится к захвату большевиками власти, стоит за созыв Учредительного собрания (разогнанного большевиками), считает Ленина предателем революции, уверена, что его действия «удаляют идею социализма на десятки лет». Однако все это были только слова, а вот с доказательствами, как выяснится позднее, у следствия было туговато.

Прежде всего, следует упомянуть о неразберихе с орудием преступления. 2 сентября рабочий А. В. Кузнецов принес в ВЧК якобы найденный им «тот» револьвер. В нем не хватало трех патронов. Через год в ВЧК поступил донос на сотрудницу этой организации Зинаиду Легонькую. В нем говорилось о том, что это именно она стреляла в Ленина. Действительно, Легонькая после покушения была возле завода Михельсона. Она же участвовала в обыске Каплан. Но ведь оружия тогда не нашли! А теперь после обыска на квартире Легонькой нашли. Объяснение, которое она дала, представляется довольно диким для сотрудницы ВЧК. Легонькая заявила, что нашла браунинг в портфеле Каплан и решила оставить себе на память, как сувенир. Трудно себе представить, что должны были с ней тогда сделать за это. Действительно трудно: ее… отпустили.

1 сентября 1918 года «Известия ВЦИК» сообщили: «Из предварительного следствия выяснено, что арестованная, которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии правых социалистов-революционеров черновской группы. Она упорно отказывается давать сведения о своих соучастниках и скрывает, откуда получила найденные у нее деньги… Из показаний свидетелей видно, что в покушении участвовала целая группа лиц, так как в момент, когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан под видом разговоров несколькими лицами. При выходе был устроен затор публики. Принимаются все меры к выяснению всех обстоятельств дела. Задержано несколько человек». Действительно по делу о покушении были арестованы и доставлены в ВЧК для допроса 14 человек. Всех их затем оправдали и освободили.

В следственном деле есть показания 17 свидетелей. Однако ни один из них категорически не смог утверждать, что в Ленина стреляла Каплан. Хотя все они заявляли, что стреляла женщина. Но ведь первый вопрос, который задал после покушения Владимир Ильич своему водителю, был таким: «Его поймали?» Возможно, он видел, что в него стрелял мужчина? Как ни странно, но никто из свидетелей не запомнил и лица преступницы или преступника…

После первых допросов на Каплан перестали смотреть как на организатора покушения. Это вытекало из содержания вопросов, которые ей задавали. Однако ее упрямо выставляли террористкой-одиночкой. Вполне возможно, что она не стреляла, но также возможно, что она действительно участвовала в этом деле. Только роль ее была иной. Скорее всего Каплан должна была отслеживать перемещения Ленина в тот день, чтобы знать наверняка, будет ли выступать он на митинге, и передать сообщение исполнителям. По собственным показаниям Фанни, она приехала «на митинг часов в восемь». Именно тогда многочисленные свидетели и видели эту странную, а потому легко запоминающуюся женщину. Но кто же являлся организатором теракта? Следствие на этот вопрос ответа не дало. 31 августа был проведен последний допрос Каплан на Лубянке.

Утром 3 сентября на Лубянку явился комендант Кремля П. Мальков с предписанием перевести Ф. Каплан в полуподвальную комнату Кремля, тщательно охраняемую латышскими стрелками. А через несколько часов секретарь ВЦИК Аванесов вручил Малькову постановление ВЧК о расстреле Каплан и сказал ему, что это нужно сделать немедленно. Было принято решение произвести расстрел в тупике двора Автоброневого отряда. Приговор привели в исполнение в четыре часа дня 3 сентября 1918 года. Но после этого встал вопрос о том, что делать с телом расстрелянной? За ответом на него обратились к Я. Свердлову. Мальков вспоминал: «Яков Михайлович медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть поддавшись вперед, жестко, раздельно произнес: „Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа“». Во исполнение этого приказа тело террористки было облито бензином и сожжено в железной бочке в Александровском саду. Как утверждает Мальков, свидетелем этого стал известный поэт Демьян Бедный, который жил как раз над Автоброневым отрядом. Он прибежал по черной лестнице на шум моторов нескольких грузовиков и сразу понял, что происходит.

Столь быстрое развитие событий и внешняя простота дела породили мощный всплеск возмущения среди рабочих. По сути, настоящего расследования преступления не было. Главной вещественной уликой его стал пистолет, признанный после коллективного осмотра чекистами орудием покушения. Его принес один из рабочих, присутствовавших на митинге, после того как прочитал объявление ЧК о розыске оружия, из которого стреляли в Ленина. Ни дактилоскопической, ни баллистической экспертизы пистолета не проводилось: столь скоротечному следствию и так все представлялось предельно ясным. В протоколах допросов часто фигурировали такие фразы, как «кто-то сказал», «крикнули», но никаких попыток установить этих лиц не было. Опрос присутствовавших на митинге не проводился. Похоже, что следствие вполне устраивало признание Ф. Каплан в том, что она действовала одна.

Впоследствии даже Я. X. Петерс говорил, что история этого покушения на В. И. Ленина была довольно темной. Член ВЦИК В. Э. Кингисепп, возглавлявший следствие, жаловался на то, что ему мешают работать: необходимые документы поступали с большим опозданием, следственный эксперимент во дворе завода Михельсона проводили сами чекисты, изображая Ленина и Каплан, неизвестно для чего «на помощь следствию» из Екатеринбурга прибыл палач царской семьи Я. Юровский с помощниками. Впоследствии из «дела Каплан» будут кем-то вырезаны несколько страниц. Особенно много вопросов связано с пистолетом, из которого якобы стреляли в Ильича. Специалистов удивило несоответствие меток от пуль на пальто вождя с местами его ранения. Когда же сравнили пули, извлеченные при операции в 1922 году и при бальзамировании тела Ленина в 1924 году, выяснилось, что они не из одного пистолета.

Впервые хотя бы некоторый свет на эту историю пролила брошюра «Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917–1918 гг.», вышедшая в феврале 1922 года за рубежом. Ее автором являлся бывший начальник Центрального летучего боевого отряда партии эсеров и руководитель террористической группы Г. Семенов (Васильев). В книге подробно описаны вопросы, связанные с подготовкой покушения на Ленина: слежка, состав групп, исполнители, дислокация агентов на митингах, средства связи и конспиративные явки. Выяснилось, что исполнителями покушения намечались Коноплева, Каплан, Федоров, Усов и Козлов, а непосредственно на заводе Михельсона действовали Каплан и рабочий Новиков. После покушения, боясь ответного террора со стороны большевиков, ЦК партии эсеров выступил с заявлением о своей непричастности к этому акту. Рядовых боевиков-эсеров это заявление возмутило.

Более обстоятельное изучение всех обстоятельств дела о покушении на В. И. Ленина началось только в 90-х годах XX века. 19 июня 1992 года Генеральная прокуратура России по заявлению ульяновского писателя Авдонина и с учетом большого общественного интереса к этому делу начала проверку обоснованности расстрела Фанни Каплан. Она длилась четыре года и была закончена в 1996 году, но на многие вопросы следствие так и не смогло дать убедительного ответа. Например, установлено, что выстрелы были действительно произведены из семизарядного браунинга, найденного на месте преступления. В его патроннике оставалось четыре патрона, то есть из него было произведено три выстрела. Но тогда непонятно, каким образом на месте преступления оказались четыре стреляные гильзы. Значит, стрелявших было двое? Шофер Ленина в одних показаниях говорит, что опознал в покушавшейся Ф. Каплан, в других — что видел только женскую руку с браунингом после первого выстрела. Но была ли это рука Каплан? Помощник военного комиссара С. Н. Батулин тоже оставил противоречивые показания. Из них непонятно, где он задержал террористку — то ли во дворе завода, то ли на Серпуховке, то есть в действительности никто из дававших показания не видел покушавшегося, а сам Ленин, как свидетельствует его вопрос, видел, что стрелял мужчина.

Мало кому известно, что с 8 июня по 7 августа 1922 года в Колонном зале Москвы проходил судебный процесс над правыми эсерами, который проводил Верховный революционный трибунал РСФСР. О нем подробно поведали 92 тома судебных материалов, недавно рассекреченных ФСБ России. Следственное дело Ф. Каплан фигурировало на нем как «вещественное доказательство» террористической деятельности эсеров. Так вот, на процессе были названы имена истинных участников покушения на В. И. Ленина. Это были Г. И. Семенов, который организовал слежку за Ильичем и направил убийц на завод, и его боевая подруга Л. В. Коноплева. Именно она предложила ЦК партии эсеров осуществить покушение на большевистского вождя, предлагая себя в качестве исполнительницы. В подготовке его участвовали также эсеры Тесленко, Усов и Ефимов. Сегодня историки полагают, что стрелять в вождя революции могли Л. Коноплева, 3. Легонькая, В. Новиков и А. Протопопов. Правда, убедительных данных, что это сделал кто-то из них, пока тоже нет. На допросах в НКВД в декабре 1937 года В. Новиков признался лишь в одном: он показал Каплан Ленина, а сам во двор завода не заходил и ждал «результатов» на улице.

Загадочной фигурой остается А. Протопопов. Сведений о нем очень мало. Известно лишь, что он был матросом, эсером, в июне 1918 года стал заместителем командира ВЧК, а 6 июля активно поддержал выступление лидеров своей партии. Когда Ф. Э. Дзержинский приехал в отряд для ареста Блюмкина, именно Протопопов ударил и обезоружил «железного Феликса». После покушения 30 августа 1918 года было «задержано несколько лиц», среди которых был и он. Так что не исключена возможность того, что во дворе завода могли находиться настоящие боевики, такие как Коноплева и Протопопов, имевшие оружие. И тогда становится понятным происхождение четырех стреляных гильз. Интересно, что Протопопов в ночь на 31 августа сразу же был расстрелян. Почему так быстро и за что? Это так и осталось загадкой…

Интересен и приговор суда над правыми эсерами. Все участники покушения на Ленина были оправданы, чего нельзя сказать об остальных подсудимых — членах партии правых эсеров. Семенова, Коноплеву и Усова, как «добросовестно заблуждавшихся» при свершении ими тяжких преступлений, полностью освободили от наказания. А затем они… вступили в ряды РКП(б).

В частности, Коноплева впоследствии работала в 4-м управлении штаба РККА, а потом ушла на преподавательскую работу: учила оперативных работников ГПУ подрывному делу. Семенов занялся выполнением тайных поручений военной разведки в Китае, дослужился до ранга бригадного комиссара. И только в 1937 году и Семенов, и Коноплева, и Усов будут расстреляны. Видимо, с их смертью ушла в могилу и тайна о том, кто же все-таки стрелял в Ленина.

Ныне отдельные исследователи в качестве рабочей гипотезы выдвигают наличие «кремлевского заговора», в котором якобы был замешан тогдашний Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов. Он будто бы жаждал действия и власти. Но разве ему, являвшемуся правой рукой Ленина, первому главе Советского государства и руководителю секретариата ЦК РКП(б) было этой власти недостаточно? Яков Михайлович был первым руководителем ВЧК, причем не менее жестким, чем его преемник Феликс Дзержинский. Летом 1918 года он стал одним из организаторов подавления мятежа левых эсеров, действуя при этом решительно и беспощадно. На заседаниях ВЦИК Свердлов постоянно требовал: «Репрессии усилить!» Именно он склонил Ленина к решению о расстреле царской семьи. После покушения на вождя он подписал резолюцию ВЦИК о массовом «красном терроре» против буржуазии. В это же время он замещал раненого Ленина на заседании СНК, участвовал в организации Красной армии, работе Коминтерна. Вынужденное отсутствие Ленина в Кремле придавало Свердлову уверенности: «Вот, Владимир Дмитриевич, и без Владимира Ильича все-таки справляемся», — говорил он с гордостью Бонч-Бруевичу. Именно эту фразу теперь ставят ему в вину и намекают на его причастность к попытке устранения Ленина. Однако самому Свердлову, как считают историки, она обошлась очень дорого. Вскоре после выздоровления Ленина и их беседы с глазу на глаз Яков Михайлович внезапно умер — якобы от «испанки». Что ж, не следует идеализировать отношения, сложившиеся в верхушке большевистской партии. Дорвавшись до власти, «пламенные революционеры» вели себя, как пауки в банке. Об этом свидетельствует вся история коммунистического режима.

Но самым показательным доказательством участия Свердлова в заговоре является то, что 30 августа 1918 года он продиктовал телеграмму о покушении на Ульянова-Ленина раньше, чем прозвучали выстрелы. Эта телеграмма-обращение ВЦИК была принята в 22 часа 40 минут, т. е за 20 минут до случившегося, и в ней, между прочим, говорилось: «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина». Далее в обращении однозначно утверждалось: «Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы эсеров…» А ведь Каплан к тому времени еще даже не арестовали и никаких допросов произведено не было.

Сразу же после покушения раненого Ленина привезли в Кремль. Туда же вскоре приехал и Свердлов. Вот что о своем разговоре с ним тогда вспоминала Крупская: «Около вешалки стоял Яков Михайлович Сверлов, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено. „Как же теперь будет?“ — обронила я. „У нас с Ильичем все сговорено“, — ответил он. „Сговорено, значит, кончено“, — подумала я. Я вошла в нашу спальню. Ильичева кровать была выдвинута на середину комнаты, и он лежал на ней бледный, без кровинки в лице. Он увидел меня и тихим голосом сказал минуту спустя: „Ты приехала, устала. Поди ляг“. Слова были несуразны, глаза говорили совсем другое: „Конец“».

Конечно, фраза Я. Свердлова о том, что «все сговорено», могла свидетельствовать лишь об одном. Видимо, после гибели Володарского и Урицкого лидеры большевиков прекрасно понимали, что в любой момент они могут стать следующей мишенью. Соратники заранее обсудили, что нужно делать, если с кем-то из них произойдет непоправимое. И в этой ситуации они считали «красный террор» единственным ответом контрреволюции. Может, именно эта договоренность о терроре и подтолкнула Свердлова к мысли организовать покушение.

Кстати, о ранениях В. И. Ленина. Первым его осмотрел и оказал первую помощь врач А. Н. Винокуров. Вот что он вспоминал: «Одна пуля раздробила Владимиру Ильичу плечевую кость, произведя перелом кости. Другая пуля вошла сзади со стороны лопатки, пробила легкое, вызвав сильное кровотечение в плевру, и засела спереди шеи под кожей. Особенно опасно было второе ранение. Пуля прошла мимо самых жизненных центров: шейной артерии, шейной вены, нервов, поддерживающих деятельность сердца. Ранение одного из этих органов грозило неминуемой смертью, и каким-то чудом, случаем пуля не задела их». Версия о том, что пули были отравлены ядом кураре, не подтвердилась. Их удалили, и реабилитация Ленина проходила успешно. Уже 17 сентября он впервые после ранения председательствовал на заседании снк.

Несмотря на документы и свидетельства очевидцев, подтверждающие расстрел Ф. Каплан и последующее уничтожение ее трупа, нашлись люди, которые считали, что она осталась жива. Они утверждали, что по распоряжению Ленина ее не расстреляли, а осудили на пожизненное заключение. Террористку якобы видели в тюрьмах Верхнеуральска и Златоуста, суздальской темнице и соликамских застенках. Находились очевидцы, встречавшие ее то в Сибири, то на Урале, то в Воркуте и даже на Соловках. В закрытых архивах будто бы сохранился протокол допроса В. А. Новикова, также проходившего по делу о покушении на Ленина. В 1937 году он якобы заявил, что в 1932 году во время прогулки в тюремном дворе в Свердловске видел именно Каплан, но среди заключенных она числилась как Фанни Ройд. Другие очевидцы утверждали, что террористка работала в управлении Сиблага в Новосибирске в качестве вольнонаемной работницы. В декабре 1937 года заместитель наркома внутренних дел СССР Фриновский направил в Свердловск и Новосибирск запросы с требованием подтвердить сведения, изложенные Новиковым. Но ответы на них были отрицательными. Тщательная проверка всей картотеки и материалов конвойного полка дала однозначный результат: «Не установлено ни одного заключенного, сходного с Ройд Фаней». Тем не менее, версия об оставшейся в живых Каплан, ставшая легендой, продолжает жить до сих пор. Сегодня в ее достоверности пытается убедить современников внучатый племянник террористки Сева Каплан, живущий в США и работающий в масс-медиа. Он утверждает, что со своей знаменитой родственницей, которая остаток свой долгой жизни (а прожила она якобы более 90 лет) провела в Америке, общался по телефону.

Современные исследователи разделились на тех, кто по-прежнему считает, что в Ленина стреляла эсерка Каплан, и тех, кто полагает, что это была не она. Но всей правды об истинных исполнителях и заказчике покушения на Ленина, по всей вероятности, уже не узнать. А вот вопросов и противоречий остается масса.