2. Балканский узел

2. Балканский узел

1 марта Шуленбург официально известил Кремль о присоединении Болгарии к Тройственному союзу. Гитлер вновь выиграл очередную партию. Посол Болгарии Стаменов был вызван к Вышинскому, который заявил, что Советский Союз:

«верный своей политике мира, не может оказывать какую-либо поддержку Болгарскому правительству в проведении его нынешней политики».

25 марта 1941 года правительство Югославии под сильнейшим дипломатическим давлением Берлина и Рима подписало акт о присоединении к Тройственному пакту, заручившись обещанием Германии гарантировать ее территориальную целостность и не вводить германские войска на югославскую территорию.

Однако 27 марта все карты смешались: генерал Симович произвел бескровный переворот в Белграде. Принц Павел был свергнут и отправлен в изгнание, а на престол возведен юный король Петр.

Переворот в Белграде вызвал у Гитлера дикий приступ ярости. Он воспринял это как личное оскорбление и в гневе принял решения жестоко покарать непокорных, подписав директиву № 25 о нападении на Югославию одновременно с вторжением в Грецию.

28 марта Югославия обратилась к СССР с просьбой о продаже военной техники, а 30 марта уведомила Москву о желании заключить «военно-политический союз на любых условиях, которые предложит советское правительство, вплоть до некоторых социальных изменений, осуществляемых в СССР». На следующий день Москва ответила согласием на проведение советско-югославских переговоров.

Переговоры начались в Москве 3 апреля, при этом югославская сторона предложила проект договора о дружбе, включающий согласие Белграда на ввод советских войск в королевство.

4 апреля Молотов вызвал Шуленбурга и заявил ему, что в соответствии с советско-германским договором советское правительство информирует германское правительство, что югославское правительство предложило СССР заключить договор о дружбе и ненападении, и Москва приняла это предложение.

На это немецкий посол ответил, что

«он, Шуленбург, сомневается в том, что момент, выбранный для подписания, являлся бы особенно благоприятным, и убежден, что не само заключение советско-югославского договора, а момент его заключения произведет странное впечатление в Берлине, вызовет там удивление и возбуждение во всем мире».

В ночь с 5 на 6 апреля договор был подписан. При этом Сталин открыто обсуждал с югославами перспективу советско-германской войны. По воспоминаниям одного из участников этих переговоров советского дипломата Н. В. Новикова, Сталин говорил:

«Да, вы правы, — после короткой паузы ответил ему Сталин. — Гитлер сам не остановится. У него далеко идущие планы. Могу вам сказать, что нас немцы тоже запугивают, только мы их не боимся.

— А известно ли вам, господин Сталин, — спросил Гаврилович, — о слухах, будто Германия собирается напасть в мае на Советский Союз?

— Пусть попробует, — ответил Сталин. — Нервы у нас крепкие. Мы не хотим войны. Поэтому мы и заключили с Гитлером пакт о ненападении. Но как он его выполняет? Знаете ли вы, какие силы немцы придвинули к нашим границам?

За этим риторическим вопросом последовал обстоятельный обзор — иначе это трудно назвать — обзор германских вооруженных сил, сосредоточенных поблизости от западных границ СССР. Закончив свою речь, Сталин в ответ на вопросы Гавриловича и Савича заговорил о штатах и боевой мощи современных пехотных и танковых дивизий, о новых типах танков и самолетов, о прочности танковой брони и дальности полета бомбардировщиков и т. д.».

Для Сталина было очевидно, что подписание советско-югославского договора являлось прямым вызовом Гитлеру. Тем более что относительно отрицательного отношения Берлина к этому договору Москву уже официально предупредил Шуленбург. Тем не менее, Сталин после долгих переговоров идет навстречу югославам, и вместо обязательств о нейтралитете в случае нападения на одну из сторон третьей стороны соглашается на более жесткую формулировку 2-ой статьи договора:

«В случае, если одна из Договаривающихся Сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, другая Договаривающаяся Сторона обязуется соблюдать политику дружественных отношений к ней».

В этой связи возникает вопрос, какие цели мог ставить Сталин в момент подписания договора? Возможных варианта три:

1. Намеренно спровоцировать Гитлера на нападение на Югославию, и используя его в качестве предлога самому напасть на Германию пока немецкие дивизии увязнут на Балканах.

2. Заставить Гитлера уважать интересы Советского Союза, продемонстрировав ему игру мускулами.

3. Пойти на явный блеф и попытаться запугать Германию, используя создавшуюся ситуацию в качестве лакмусовой бумаги, тем самым, проверив, как далеко в будущем по отношению к СССР может зайти Гитлер.

Первый вариант интересен с точки зрения проверки гипотез о том, что СССР готовился напасть на Германию. Ведь более удобного момента для реализации таких планов в 1941 году даже придумать было трудно.

Во-первых, в этой ситуации нападение на Германию было бы политически и нравственно оправданным актом. Мы вступили бы в войну за братьев славян. При аналогичной ситуации Запад был вынужден объявить в сентябре 1939 года войну Германии.

Во-вторых, пока фашисты были бы заняты на Балканах, СССР мог провести мобилизацию и таким образом не позволить вермахту опередить себя в развертывании.

В-третьих, СССР в этой ситуации мог рассчитывать на военную поддержку в Греции со стороны Великобритании.

Тем не менее, все действия, предпринятые Сталиным, после того как Германия напала на Югославию, однозначно свидетельствуют, что Москва даже не рассматривала такой вариант.

Второй вариант тоже маловероятен. Ведь для того, чтобы заставить Гитлера уважать интересы СССР, нужно было быть готовым к ответным действиям. Как минимум к дипломатическому демаршу, разрыву торговых отношений с Берлином, поставкам Югославии оружия, отправке добровольцев и т. д. Причем ответные действия нужно было продумать еще до подписания договора. Но никаких ответных действий со стороны Кремля так и не последовало.

Так что остается только третий вариант. Подписание договора с Белградом для Сталина было блефом и пробным камнем для проверки истинных намерений Гитлера по отношению к СССР. И ответ от Берлина был получен однозначный. Фюрер не намерен считаться с Советским Союзом, и поэтому война с фашистами была неизбежна уже в ближайшем будущем. Но такое развитие событий, с точки зрения Кремля, было возможно лишь при наличии англо-германского сговора.

Все это, безусловно, крайне встревожило Сталина и заставило его в корне пересмотреть проводимую по отношению к Берлину политику. Именно с этого момента Кремль старается более не провоцировать Гитлера, чтобы не дать Лондону козырей для обвинений в советской агрессивности, необходимых ему для оправдания перед западной общественностью заключения мирного договора с Германией. Однако произошедший после югославского инцидента вынужденный пересмотр советской внешнеполитической линии по отношению к Германии абсолютно невозможно объяснить с позиции хрущевских наветов, что Сталин с этого момента якобы поверил Гитлеру.

Рано утром 6 апреля фашисты начали бомбить Белград и другие югославские города, а вермахт вторгся на территорию Югославии и Греции. На вечер этого же дня уже был объявлен дипломатический прием по поводу подписания советско-югославского договора. Однако, узнав о начале нацистской агрессии против Югославии, Сталин резко меняет свою позицию и даже идет на беспрецедентный шаг, отменив уже объявленный дипломатический прием в честь югославской делегации.

Формального протеста по поводу фашистской агрессии со стороны СССР так не последовало. Молотов ограничился лишь тем, что в беседе с германским послом выразил сожаление по поводу того, что «несмотря на все усилия, расширение войны, таким образом, оказалось неизбежным».

Хотя, 12 апреля СССР осудил акт агрессии Венгрии, присоединившейся к нападению на Югославию. При этом формально осуждалась Венгрия, но фактически заявление было адресовано Берлину. Впрочем, такая форма протеста была очень похожа на фигу в кармане.