Глава семнадцатая

Глава семнадцатая

После того как на Варангере на путях вражеских конвоев погибли четыре группы разведчиков, на эти маршруты забросили еще две.

Одна должна была принять под наблюдение суда на подходах к Мегерею, другая — восточнее Порсангер-фьорда. А дальше на восток — у Берлевога, Сюльте-фьорда, на южном берегу полуострова Варангер находились другие группы, возле которых, как по передаточной связи, конвои плыли под надзором.

Таким образом, разрыв в полосе наблюдения между Тромсё и Порсангером основательно заполнялся.

Группа Сверре Сёдерстрема начала свою вахту невдалеке от Нордкина 6 октября. В ту же ночь на северо-западном берегу полуострова Порсангер обосновалась еще одна группа.

Вражеские конвои и боевые корабли, плывущие к востоку, к Варангер-фьорду, Киркенесу, Петсамо, Вардё, и обратно, редко выходили к штормовым, ветреным, опасным северным берегам Мегерея, они старались ходить внутренними проливами и фьордами и оказывались под надзором наблюдателей.

К месту своей долговременной базы разведчики пришли на подводной лодке С-55 капитан-лейтенанта Сушкина.

Всплыли под перископ, осмотрелись и, не обнаружив ничего опасного, продули цистерны. Лодка вынырнула на поверхность. Легкая зыбь покачивала ее, слегка подтапливая то нос, то корму. Хмурые темные тучи низко плыли над морем. Казалось, из них сыплется бесконечное снежное месиво.

Берег нечетко просматривался сквозь разрывы снежных зарядов. Тихо, ни огонька, ни движения.

Оперативный офицер разведотдела и командир лодки убедились, что операции по высадке разведчиков ничто не мешает.

Подводники извлекли наверх большой надувной понтон и две шлюпки, подключили к ним шланг, и струя воздуха мигом надула их до звенящей упругости.

Через люк центрального поста наверх с рук на руки поползли рюкзаки, брезентовые мешки, тюки с одеждой, запаянные железные банки с галетами и питанием к радиостанции. Все это сгрузили на понтон и на шлюпки. Разведчики отряда Рикхард Кеньев, Степан Овчаренко и Владимир Соколов первыми сели в понтон, приладили весла. Все было готово к отходу. Распрощавшись с командиром лодки и офицером из разведотдела, в шлюпки спустились трое разведчиков — Павел Богданов, Николай Сизов и Арнульф Матисен. Они уходили на норвежский берег на многомесячную вахту.

Понтон и шлюпки отчалили от борта и под веслами пошли к берегу — до него всего какая-нибудь сотня метров. Управились за один рейс, все выгрузили на сухое место, обнялись на прощание с товарищами, и переправщики отправились в обратный путь.

Трое остались на зимнем, заснеженном, нелюдимом, каменистом норвежском берегу.

Павел Богданов пришел в отряд летом 1941 года. До войны служил инструктором физкультуры в одном из радиоподразделений штаба флота. В отряде сразу стал пулеметчиком, сначала ходил на мотоботе «Север», высаживал разведчиков на Мотовское побережье. После штурмовки «мессершмиттами» у Пикшуева выплыл на берег. Зимой ему, опытному лыжнику, пришлось покинуть бот и на лыжах торить дорогу во вражеский тыл. В январские лютые морозы отряд ходил к Луостари, где попал под бомбежку. Павла тяжело ранило. Вывезли его, укутанного меховыми куртками, на волокушах, связанных из лыж. Он пролежал в госпитале без малого четыре месяца, потом снова вернулся в отряд, где его стали готовить к многомесячному заданию на норвежском берегу.

Радистом высадился Николай Сизов. В отряде он тоже появился первым военным летом. До этого плавал штурманом на судах рыболовного флота, ловил сельдь и треску вблизи мурманских берегов. Они с Богдановым земляки, оба из Калининской области, только Павел родом из Ржева, а Сизов — из Старицкого района. Родители его, покинув деревню Лаврово в 1929 году, увезли восьмилетнего Николая в Мурманск.

В начале войны он попросился на Северный флот. Там сразу был зачислен в разведку. Потом его перевели в малую группу, учили радиоделу. Он освоил сложную аппаратуру, стал быстро и четко работать на ключе, безошибочно принимать на слух, исправлять неполадки, хорошо запоминал шифры.

Командир группы — уроженец Киберга Арнульф Матисен владел шведским, финским, датским, немецким, английским языками, хорошо разговаривал по-русски. В то время ему было уже за сорок, в начале 30-х годов он вступил в Норвежскую компартию, а до этого четыре года был комсомольцем. Жена его тоже была норвежской коммунисткой. Плавал на судах торгового флота, побывал во многих странах. Когда немцы оккупировали Норвегию, Матисен вместе с друзьями переправился через границу на советскую землю.

Два его брата отдали жизни за освобождение Норвегии от фашизма. Альфреда схватили первой военной осенью, когда он налаживал контакты с группой Кудрявцева, и казнили. Франс, не желая попасть в руки преследователей, покончил с собой, но о его гибели Арнульф еще не знал.

Как только подводная лодка скрылась в темноте, разведчики пошли выбирать место для временного привала. Облюбовали небольшую площадку метрах в ста от берега. За ночь перенесли подальше от воды весь груз, разложили его в нескольких местах, укрыли камнями и снегом. Первый день пролежали в снегу, не смея высунуть носа, осматривали в бинокль море, сопки, лощины, но ничего опасного не обнаружили. На следующую ночь сделали небольшой шалаш и в нем укрылись от непогоды. Прожили тут два дня, а затем пошли искать более подходящее пристанище.

Километрах в двух соорудили другой шалаш. Вернулись к берегу за оставшимся там имуществом, посмотрели оттуда на свое строение и увидели, что поставили его неудачно: с моря их жилье отчетливо виделось. Поневоле принялись за строительство вновь. А выкладывать даже самые примитивные стенки было не из чего, только на самом берегу попадались иногда кое-какие выброшенные морем обломки. Их собрали и таскали на себе на высоту, названную ими Хестен. Разрывали снег, откапывали небольшие камни, с трудом откалывали их от мерзлой земли, резали смерзшийся торф кирпичиками и складывали стены и крышу землянки. Разыгравшийся сильный шторм развалил их сооружение. Пришлось все делать заново.

Когда закончили строительство и убедились, что обосновались тут прочно, сообщили на базу, где находятся и как устроились. Но квитанцию, подтверждающую, что их радиограмма принята, почему-то не получили. На следующий день снова отстучали в эфир сообщение о себе, и опять база никак не реагировала на их сигнал. Прошло несколько дней, разведчики усомнились в исправности приемника, но в нем все было в порядке. Посетовали на плохую проходимость волн в их зону и решили продолжать посылать свои радиограммы по тому же графику.

Обошли округу на несколько километров. Ни жилья, ни следов человеческих на глаза не попалось. Окончательно уверились, что устраиваться следует на этом месте. Когда пришли к берегу, чтобы понемногу перенести свое имущество к постоянному становищу, оказалось, что во время шторма часть груза смыло волной в море. Так группа лишилась трехмесячного запаса продовольствия. Что осталось — перетащили к своей базе. Вышло, что на день каждому приходится по банке консервов и по полтора сухаря. А жить надо было зимой, на голом месте, на ветру и в снегу, без тепла.

Вахту несли попеременно. Пройдет ли вражеский караван, патрулируют ли над морем немецкие самолеты — сообщали без задержки. А база по-прежнему молчала.

Однажды, прослушивая эфир, разведчики обратили внимание на день и число, которые назвала Москва в своей передаче, и тотчас поняли свою ошибку. После высадки, когда выбирали место и переносили имущество, они сбились со счета времени, спутали числа, а потому и работали не по расписанию.

Как только передали очередную шифровку по графику, база тут же ответила, что она их слышит, подтвердила, что все их радиограммы приемным центром приняты и по назначению доставлены, но, поскольку передавались они в неурочное время, закралось сомнение — не работает ли радист под контролем, не затеял ли противник новую игру с Полярным.

Двухсторонняя связь стала регулярной, команды с родной земли пошли без помех.

Что делается на море и в воздухе невдалеке от самой северной оконечности Европы, огибают ее вражеские корабли или держат курс проливами, летают ли над морем самолеты, какая у них погода — день за днем, неделя за неделей четыре зимних месяца подряд в снег и в пургу, на ветру, из холодного неотапливаемого шалаша шли радиограммы. Теперь разведчики не только четко распознавали классы и типы вражеских судов и их тоннаж, но и куда и каким ходом идут, каким походным ордером плывут караваны, где находятся транспорты и корабли охранения.

Продукты старательно экономили, по жесткой норме варили на керосинке похлебку. Потом керосин кончился. Питаться пришлось только всухомятку. Сухари в банках отсырели и заплесневели, их выбросили. Дров добыть было негде, мелкий кустарник в лощинах скрыт под глубоким снегом. Не было теплой воды, чтобы даже голову помыть. По вечерам, ворочаясь с боку на бок и стараясь унять зудящую кожу, мечтали о бане как о недосягаемом блаженстве.

Оленьи меховые костюмы просушить было негде, от сырости, которую непрерывно несло с моря, они начали гнить. Шерсть полезла. Разведчики остались в ватниках и валенках. Белье, как только занашивали до черноты, снимали, закапывали в снег и надевали новое. Обросли, стали длиннобородыми.

Матисен и Богданов отправились на поиски топлива. Ходили почти целый день. Собрали выброшенный морем плавник, несколько чурбаков, лежавших высоко на камнях на обсушке. Они основательно выветрились, подсохли. За два приема дровишки приволокли к шалашу.

Нагрели воды по ведру на каждого и устроили себе банный день.

Последним мылся Богданов. Исполосованные бугристыми шрамами спину и грудь протирали осторожно, боясь побеспокоить, вызвать боль.

— Смелее трите, теперь уж не так ощутимо, как в позапрошлом году. Тогда даже лежать на спине было больно…

Когда Павел оделся, Арнульф заметил:

— Исполосовали тебя — не постеснялись, не жалели… Отметины на всю жизнь…

Группа продолжала зимнюю вахту. К концу февраля кончились продукты, спички. Некоторое время еще сохраняли тлеющие угли под слоем пепла, но дровишками удавалось разжиться не каждый день. Наконец лишились всякого огня. Слабели с каждым днем.

База передала, что забросить продукты с воздуха не позволяет погода, поэтому принято решение снять их и возвратить домой. В одну из ближайших ночей им было велено выйти к берегу и ждать условного сигнала.

Прождали всю ночь, но подлодка не появилась. Снова вернулись к своему шалашу, на следующую ночь опять отправились к морю, но лодка не пришла. Так три ночи подряд ходили к урезу моря, без лыж, по глубокому снегу. Измотались до предела. Уже неделю жили только на остатках шоколада. Решили испытать счастье последний раз. На небольшом подъеме от истощения упал и потерял сознание Матисен. Его долго растирали, делали дыхательные упражнения, наконец, привели в чувство. Едва отлежался — снова побрели вперед. Прождали и эту ночь напрасно. Утром увидели, что за семь рейсов на снегу образовалась торная тропа, которая наверняка хорошо просматривается и с моря, и с воздуха. Договорились к берегу больше не ходить, просить по радио, чтобы сбросили хоть немного продуктов. Идти уже не могли, большую часть пути брели на четвереньках, тянули за собой рюкзаки с грузом. На полдороге в полном бессилии свалился Павел Богданов. Часа два сидели возле него, пока он немного пришел в себя. Пожевали шоколаду, погрызли снега и поползли дальше. Так ползком и вернулись на точку. Сутки недвижимо лежали, сил, чтобы подняться и что-то делать, уже не было. И именно в эту ночь подводная лодка, ускользнув, наконец, от сторожевых кораблей противника, подошла к берегу, прождала почти до рассвета, подавала сигналы, но, не получив ответа, ушла обратно.

Разведчики решили идти в ближайшее селение и просить помощи у норвежцев. Лучше всего это мог сделать Матисен — он человек местный, скорее сможет договориться. Условились, что если он через двое суток не вернется, то Богданов и Сизов бросят базу и постараются дойти до Мюр-фьорда и там станут искать спасения. Отдали Арнульфу последний шоколад, и он пешком, через горы пошел в Бак-фьорд.

Ждали его условленные двое суток, но к назначенному времени он не пришел. Но и они не смогли покинуть базу, сил, чтобы подняться и уйти, уже не нашлось.