Глава II Генштаб. Шлифовка плана

Глава II

Генштаб. Шлифовка плана

1

Ни 28, ни 29 апреля маршал Василевский не встречался с Верховным Главнокомандующим. По два-три часа он самостоятельно работал в Генштабе над документами и картой Дальневосточного театра военных действий. Но всё это время у него не выходила из головы реплика маршала Ворошилова: «Маршалу Малиновскому пора вплотную заниматься дальневосточными делами», которую он бросил в Ставке 27 апреля при обсуждении возможного участия войск 2-го Украинского фронта в операции по освобождению Праги. По ней выходило, что остававшийся до последнего времени открытым вопрос о кандидатуре командующего Забайкальским фронтом уже решён Ставкой?

Утром 30 апреля заместитель наркома обороны маршал Василевский встретился с генералом армии Антоновым и как бы между прочим спросил:

— Так что же, Алексей Иннокентьевич, Родион Яковлевич уже назначен командующим Забайкальским фронтом?

Начальник Генштаба уверенно возразил:

— Нет, Александр Михайлович, ещё не назначен.

— Но как в этом случае понимать заявление маршала Ворошилова об объединении войск 2-го и 4-го Украинских фронтов под командованием генерала армии Ерёменко? — снова спросил Василевский.

— Возможно, на заседании Политбюро ЦК кандидатура маршала Малиновского на должность командующего Забайкальским фронтом уже и обсуждалась, но лично я при этом не присутствовал, Александр Михайлович, — ответил Антонов.

Сразу после первомайскою парада войск и демонстрации москвичей Верховный уехал на «Ближнюю дачу», а вечером гуда был вызван генерал армии Антонов с докладом по плану освобождения чехословацкой столицы Праги. Когда всё детали завершающей операции на Западе были обсуждены, Сталин, после небольшой паузы, спросил:

— А что вы скажете, товарищ Антонов, по дальневосточным делам? Там нам пора разворачиваться во всю мощь.

Начальник Генштаба был готов доложить самые последние сведения и по Дальнему Востоку:

— Сегодня, по нашим данным, товарищ Сталин, из района Инстербурга, в соответствии с директивой Ставки, на Забайкальский фронт отправляются первые эшелоны 39-й армии генерал-полковника Людникова, Впредь темпы переброски войск и боевой техники на Восток резко возрастут. В Приморскую группу войск маршала Мерецкова тоже из Восточной Пруссии отправится 5-я армия генерал-полковника Крылова. Начались поставки новой боевой техники оборонными наркоматами. Всё маршруты перевозок взяты управлением ВОСО под строжайший повседневный контроль.

— Японцы, товарищ Антонов, проявляют повышенное беспокойство по поводу наших дипломатических действий. Товарищ Молотов только что получил из Токио запрос на предмет возможных переговоров с их делегацией, которая в любое время готова прибыть в Москву.

— Возросла активность сотрудников японского посольства в Москве, товарищ Сталин. Представители военного атташата то и дело обращаются в Генштаб по разным вопросам. Предлагают сотрудничество в различных сферах. Они готовы разрешить круглогодичный проход советских торговых судов через пролив Цугара. Гарантируют их полную безопасность.

Верховный не спеша раскурил трубку, заметил:

— Участились поездки сотрудников японского посольства в районы прохождения транссибирской магистрали, товарищ Антонов. Конечно, это разведывательные поездки. Нам необходимо принять строжайшие меры по сохранению в тайне всех проводимых мероприятий.

— Такие меры принимаются, товарищ Сталин. До минимума ограничено количество лиц, допущенных в службе ВОСО к выполнению централизованных военных перевозок, а также к разработке документов, связанных с ними. Станции выгрузки и обслуживания эшелонов занумеровываются. Передача сводок о движении эшелонов строго контролируется офицерами службы, а телефонные переговоры по этим вопросам полностью запрещены. На приграничных участках Дальнего Востока воинские эшелоны будут пропускаться группами и только в тёмное время суток. Конкретно, на Приморской железной дороге, проходящей непосредственно у границы, разгрузка эшелонов также будет производиться только ночью. Техническое обслуживание большинства эшелонов будет осуществляться на промежуточных станциях, а через узловые станции они будут пропускаться с ходу.

— Понятно, — вроде бы удовлетворился ответом Верховный, но тут же задал следующий вопрос: — А что предпринимается Генштабом, товарищ Антонов, для обеспечения безопасности в авиационном смысле сосредоточения и развёртывания прибывающих с Запада войск?

— Эта задача, товарищ Сталин, возложена на приграничные укрепрайоны, и часть сил полевых войск, уже выдвинута к госгранице, на заблаговременно подготовленные рубежи обороны. С воздуха приграничные и тыловые районы будут прикрыты силами противовоздушной обороны, формируемые в составе фронтовых армий ПВО. Кроме того, в каждую из них будет включено по одной истребительной дивизии из приданных фронтам воздушных армий.

Захваченный перипетиями ожесточённых боёв в Берлине, Верховный практически всю первую декаду мая не требовал от «оперативников» подробных докладов по дальневосточным делам. Это позволило Генштабу основательно проанализировать более десяти возможных вариантов действий наших войск и избрать в качестве основного действительно оптимальный. Глубокие встречные удары с территории Монгольской Народной Республики и Приморского края, направленные на окружение и разгром основных сил Квантунской армии, исключали возможность длительного сопротивления противника, позволяли добиться достижения решающих целей всей кампании в самом её начале.

Генштабом был глубоко проанализирован вопрос о нанесении нескольких вспомогательных ударов для решения конкретных локальных задач. Усилия правофланговых войск Забайкальского фронта на Долоннорском и Калганском направлениях преследовали цель на отсечение Маньчжурии от остальной территории Китая. С целью изоляции Квантунской армии от метрополии намечалось наступление Приморской группы войск вдоль восточного побережья Кореи в тесном взаимодействии с десантами Тихоокеанского флота.

Тщательно шлифовался вопрос о пофронтовом составе наших войск. При этом особо учитывалось не только их достаточное количество, но и полученный боевой опыт на советско-германском фронте. С учётом этих обстоятельств определялось возможное количество необходимых средств усиления, главным образом за счёт артиллерии РВГК[7].

В полосе наступления Забайкальского фронта на обширных пустынно-степных и пустынно-горных пространствах нельзя было обойтись без участия мощных подвижных соединений. Для прорыва укрепрайонов и высокоманёвренных действий в оперативной глубине намечались войска также с солидным боевым опытом в сходных условиях.

В полосе наступления Приморской группы войск успешные действия могли быть обеспечены лишь при тесном взаимодействии стрелковых соединений с авиацией, способной сокрушить долговременную оборону укрепрайонов. Прорыв главных фронтовых сил в оперативную глубину по пересечённой заболоченной местности требовал достаточного количества переправочных средств и активных темповых действий одновременно на нескольких направлениях.

Принимая решение о переброске в состав Забайкальского фронта 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника Кравченко, Ставка до середины мая не определила исходный район её сосредоточения. Но в любом случае танкистам предстояло преодолеть Большой Хинган. В необычности применения крупных танковых сил, как полагал Генштаб, и заключался ключ к решению основной задачи операции. Позиции противника на Большом Хингане не были подготовлены. Отдельные полевые укрепления врага прикрывались относительно слабыми войсками. Поэтому задача танкистов заключалась в овладении с ходу имеющимися в горах проходами и развитии оперативного успеха на Маньчжурской равнине.

Такой вариант применения 6-й гвардейской танковой армии, считали в Генштабе, явится неожиданным для командования Квантунской армии. Оно ведь уверено, что Большой Хинган не доступен для крупных танковых сил. Не менее неожиданным должно было явиться и само оперативное построение подвижных соединений, которые наступали в нервом эшелоне. Вслед за ними, как бы во втором эшелоне, на Линьдун и Фусинь, тоже в высоком темпе предстояло наступать испытанным под Кёнигсбергом дивизиям 53-й армии генерал-полковника Манагарова.

Вспомогательные удары войск 36-й и 39-й армий генералов Лучинского и Людникова слева, от главного удара 6-й гвардейской танковой и 53-й армий, а также 17-й армии и конно-механизированной группы советско-монгольских войск генералов Данилова и Плиева — справа, преследовали цель ещё более дезориентировать противника относительно общего плана фронтовой операции.

Не сразу был найден приемлемый ответ на вопрос о сроках начала фронтовых операций при организации их тесного взаимодействия с учётом сложных и очень разных природных и оперативных условий на Монгольском и Приморском направлениях. Детально анализировался вариант, при котором казался целесообразным более ранний переход в наступление войск Забайкальского фронта. В этом случае, как считали в Генштабе, противник непременно снимет часть своих войск из полосы действий Приморской группы и перебросит их навстречу наступающей с запада «советской лавине». Во времени эта передислокация оценивалась в семь — десять суток. Её завершение должно было послужить сигналом к выступлению войск маршала Мерецкова.

Но расчёты показывали, что и при этом оперативном раскладе имеется немало скрытых опасностей. Вдруг командование Квантунской армии не станет ослаблять свои укреплённые районы вдоль восточного участка маньчжурской границы, а перебросит к Большому Хингану войска из глубины, например из Северной Кореи? Тогда в выигрыше окажется уже противник. Он получит возможность надёжно отразить атаки наших фронтов по очереди. Кроме того, переход в наступление войск Приморской оперативной группы для врага ожидаем и не станет каким-то сюрпризом, неожиданностью. Может остаться сюрпризом только месяц нашего наступления. Но в этом случае не извлечёшь слишком больших выгод. Значит, предпочтительным оставался вариант с одновременным выступлением наших ударных фронтов. Окончательное решение ни по одному из вариантов в Генштабе принято не было.

Стремление Ставки добиться внезапности действий наших войск осложнялось тем, что политическое и военное руководство Японии твёрдо уверовало в неизбежности войны с Советским Союзом. Поэтому о достижении стратегической внезапности думать не приходилось. Реальным представлялся лишь фактор тактической внезапности. Другими словами, сам срок начала военной кампании. Требовалось сохранить в секрете степень готовности дальневосточной группировки к нанесению разящих фланговых ударов, которые бы лишили командование Кванту некой армии возможности манёвра силами за счёт 3-го и 17-го фронтов, дислоцированных западнее Мукдена и в Северной Корее.

Срок начала боевых действий никому не объявлялся. Строжайшим образом соблюдался режим не только перегруппировок войск, но и сосредоточения материальных средств. Генштаб обоснованно полагал, что с учётом поставок союзников и относительно слабой пропускной способности транссибирской магистрали противник спланирует начало войны на осень, после периода муссонных дождей на Дальнем Востоке, с наступлением отличной сухой погоды. В то же время, согласованный с союзниками срок начала боевых действий — через два-три месяца после окончания войны с Германией — приходился как раз на самый дождливый отрезок времени.

Немало значил психологический фактор. В прошлых войнах японская армия сама, как правило, наносила первый удар, действуя с поразительным вероломством. Так было в русско-японской войне четвёртого — пятого годов, в авантюрах на КВЖД, у озера Хасан, на Халхин-Голе. Япония первой напала на американскую тихоокеанскую эскадру 7 декабря сорок первого в Перл-Харборе. В последующие годы, в оборонительной войне с Америкой и Великобританией она имела дело с противником, осуществляющим осторожное методичное наступление, которому обязательно предшествовала сильная артиллерийская и авиационная подготовка. Японской армии не приходилось до сорок пятого отражать массированных танковых атак, что являлось нашим важнейшим победным козырем на заключительном этапе советско-германской войны.

9 мая — день нашей Великой Победы над Германией, день воистину всенародного торжества. Советские люди воздали должное своим храбрым воинам, завершившим трудный поход в поверженном Берлине Но и в этот день по железнодорожным магистралям страны один за другим следовали на Дальний Восток сотни воинских эшелонов, чтобы и там прославить Родину мощью нашего грозного оружия.

Для «оперативников» Генштаба праздник Победы ограничился всего одним днём. Рабочие будни начались с утра следующего. Начальник Главного разведывательного управления Генштаба генерал-лейтенант Ильичёв получил донесение из Берлина, в котором сообщалось, что вблизи посольства Японии контрразведчиками «СМЕРШ» 5-й ударной армии задержан советник японского военного атташе в Германии Нохара. При нём были обнаружены документы, содержащие секретные сведения о численности и дислокации соединений Красной Армии в Германии, а также о состоянии советской военной промышленности. В своих показаниях Нохара сообщил, что сведения такого рода с конца июня сорок первого года регулярно поступали в министерство иностранных дел Германии от японских послов в Москве Татэкавы и Сато.

Вечером 11 мая, когда вернувшийся из Прибалтики маршал Василевский вместе с генералом армии Антоновым прибыли в Кремль для очередного доклада, начальник Генштаба доложил Верховному и о показаниях советника японского военного атташе в Берлине.

Сталин, выслушав сообщение, недовольно заметил:

— Сотрудники японского посольства в Советском Союзе всю воину тем только и занимались, что вели разведку о дислокации наших воинских формирований и деятельности оборонных объектов. Когда в октябре сорок первого дипломатические представительства были перемещены в Куйбышев, японские шпионы нередко задерживались на Безымянке[8] и, позднее, в разгар сражения под Сталинградом, даже в прифронтовой зоне. Надо эту вольницу для западных дипломатов прекратить. Пусть о всех своих поездках сообщают в наши компетентные органы. 2-я мировая ещё продолжается.

«Японская тема» на этом монологе временно прервалась. Наступил час очередного доклада Генштаба по текущим делам. Она получила продолжение после совещания, в разговоре Верховного с маршалом Василевским, которому отныне предстояло возглавить всю работу по окончательной отработке плана дальневосточной кампании против Японии.

Когда члены Политбюро ЦК, ГКО и Ставки уже покинули его кабинет, Верховный пригласил Поскрёбышева и попросил принести чай и бутерброды для двоих. Аудиенция с маршалом Василевским всегда располагала Сталина к внутреннему успокоению. За годы трудных военных испытаний он всесторонне изучил сильные стороны этого спокойного, выдержанного «генштабиста», который не терял головы в самых сложных ситуациях и сорок первого и сорок второго. Ему, так давно решил Сталин, по плечу и заключительная операция Второй мировой на Дальнем Востоке.

Верховный пригубил горячий чай, не громко сказал:

— Теперь, товарищ Василевский, полностью переключайтесь на дальневосточные дела. Всё предварительные наработки Генштаба надо свести к общему знаменателю. Сроков проведения кампании никому не называть, новых людей к разработке плана, по возможности, пока не привлекать. Время начала войны — один из наших ключевых секретов.

Будущий дальневосточный Главком согласился:

— Пока в этом нет никакой необходимости, товарищ Сталин. Сейчас самое важное — это уточнить наши расчёты по дислокации войск и согласовать вопросы взаимодействия с авиаторами и Тихоокеанским флотом.

— Правильно. Мы должны нанести удар такой силы, который бы сразу отбил у японцев охоту к организованному сопротивлению. Товарищ Кузнецов уже докладывал мне предварительные расчёты по Тихоокеанскому флоту и Амурской военной флотилии. Сейчас они занимаются подготовкой десантов и материально-техническим обеспечением операции. Главный штаб ВВС также имеет предварительные расчёты по распределению сил на решающих направлениях. Но завтра в Москву возвращается из Германии товарищ Новиков. Так что вы сможете увязать всё вопросы взаимодействия непосредственно с Главкомами авиации и флота.

— Сейчас нам предстоит быстрее определиться с районом сосредоточения танковой армии, товарищ Сталин. Поставки боевых машин с заводов в Монголию уже начались.

— Не переживайте, товарищ Василевский. Танки в любом случае придётся перегонять на большие расстояния своим ходом. Так что, получатся их маршруты на сто километров длиннее или на столько же короче — большой роли не играет. Начиная с сорок первою, с Московской битвы, товарищи Катуков и Ротмистров сами неоднократно обращались ко мне с просьбой, чтобы Ставка разрешила их соединениям сменить диспозицию без погрузки и выгрузки на железнодорожные платформы, своим ходом. При этом они даже выигрывали во времени. Вам предстоит всё это учесть.

Сталин снова отхлебнул пару глотков чая, закусил бутербродом и ровно добавил:

— До станции Чойболсан танки будут доставляться по железной дороге, а там с товарищем Кравченко решим, куда конкретно двинуть их дальше. Время для окончательного решения у нас в запасе ещё есть.

Тут же Верховный поставил ключевой вопрос:

— С противостоящей группировкой японца вы уже ознакомились, товарищ Василевский?

— Насколько возможно, в общих чертах, товарищ Сталин, — ответил будущий Главком дальневосточной группировки.

— Какое сложилось впечатление?

— Квантунская армия — это отборные, самые преданные императору и наиболее боеспособные войска. Служить в ней считается в Великой Империи большой честью.

— А что известно о составе боевой техники?

— В составе армии на материке японское командование сосредоточило две трети своих танков, самолётов и более половины артиллерии. Войска в основном рассредоточены по приграничным укрепрайонам.

— Как громить эти укрепрайоны ещё не решили?

— Эти вопросы будут решаться по-разному на каждом из конкретных направлений, товарищ Сталин.

— Хорошо. Продолжайте работу, товарищ Василевский. Сказав так, Верховный высказал ещё одно пожелание:

— Как только отправитесь на Дальний Восток, товарищ Василевский, сразу организуйте встречи в штабах Тихоокеанского флота, Амурской военной флотилии и в Улан-Баторе, с маршалом Чойболсаном. Монгольские силы в оперативном плане будут подчинены вашему командованию и поэтому должны совершенно точно знать свой манёвр.

— Будет намного лучше, товарищ Сталин, если задачи нашим флотским объединениям поставит член Ставки адмирал Кузнецов, — возразил будущий Главком дальневосточной группировки. — Там могут возникнуть профессиональные вопросы.

— Я вам и не поручаю вмешиваться в чисто морские дела, — поправился Верховный — Вам, в порядке знакомства, надо увидеть в лицо тех командиров, с которыми позднее придётся решать оперативные боевые задачи. А озадачит своих подчинённых адмирал Кузнецов, с которым у меня ещё предстоит отдельная встреча.

— Давайте сделаем так, товарищ Сталин, чтобы и я поприсутствовал на этой встрече вместе с Кузнецовым.

— Не возражаю, — согласился Верховный. — Будет даже лучше в интересах более тесного взаимодействия.

С каждым следующим днём число участников на вечернем итоговом докладе Генштаба прибывало. 13 мая в кабинете Верховного после долгого отсутствия появился и Главный маршал авиации Новиков. Сталин тепло поприветствовал Главкома ВВС, предложил остаться после доклада генерала армии Антонова для отдельного разговора.

Подробно расспросив собеседника об особенностях действий нашей авиации при штурме Берлина, Верховный плавно перевёл разговор в русло ближайших, «завтрашних задач», которые предстояло решить авиационной группировке на Дальневосточном театре военных действий.

Остановившись на своём традиционном месте у торца стола, Сталин как бы продолжил свой вчерашний разговор с маршалом Василевским. Он рассудительно сказал:

— Возможности нашей авиации возросли к настоящему времени неизмеримо, товарищ Новиков. И от нас требуется теперь умело ими распорядиться. На мой взгляд, с учётом доукомплектования действующих на Дальнем Востоке воздушных армий, нет необходимости в переброске туда больших масс авиации с Запада.

— Да, эго так, товарищ Сталин. Согласно разработанному Главным штабом ВВС плану, намечены к перебазированию по воздуху 6-й и 7-й бомбардировочные авиакорпуса генералов Скока и Ушакова, управление и штаб 190-й отдельной истребительной авиадивизии полковника Фокина, а также 21-я гвардейская и 54-я транспортные авиационные дивизии генералов Горского и Щелкина.

— Этот план уже рассмотрен и утверждён Военным советом ВВС, товарищ Новиков?

— Будет рассмотрен в ближайшие дни, товарищ Сталин.

Верховный молча совершил несколько «челноков» взад-вперёд по кабинету и, остановившись рядом с Главкомом ВВС, напутственно завершил приватную аудиенцию:

— Я знаю, товарищ Новиков, что во фронтовой работе вам очень помогает слаженный полевой штаб специалистов. Теперь совершенно необходимо включить в его состав два-три человека, хорошо знающих Дальневосточный театр военных действий. Желательно из служивших там лётчиков. Следует особое внимание уделить доукомплектованию 9-й и 12-й воздушных армий. Маршала авиации Худякова я хорошо знаю по работе в составе нашей делегации на Ялтинской конференции. Это — надёжный командующий. А вот генерала Соколова я знаю хуже. Помогите им успешно подготовиться к выполнению стоящих боевых задач.

Нарком Молотов не стал ждать приезда председателя Совнаркома в Кремль и сам около девяти часов 14 мая появился на «Ближней даче». Так случалось нечасто. Внешне ни один мускул на его лице не выдавал ни волнения, ни тревоги. Сталин уже позавтракал и продумывал вопросы предстоящего дня, когда нарком иностранных дел вошёл в комнату традиционных служебных совещаний, расположенную слева от прихожей.

Председатель Совнаркома встретил его настороженно:

— Случилось что-то неприятное?

— Да нет, но неотложное, — спокойно ответил «непроницаемый нарком» и добавил: — Получена телеграмма из Вашингтона. Американцы без всякого предупреждения прекратили отгрузку в нашу страну поставок по четвёртому протоколу о «ленд-лизе». Ни посольство, ни закупочная комиссия не были заранее поставлены в известность о причинах таких провокационных действий с американской стороны.

— Господин Трумэн показывает зубы, — острый взгляд председателя Совнаркома прошёлся по лежащей перед Молотовым телеграмме. — Это ещё цветочки, а ягодки, конечно же, впереди. Похоже, что только при личной встрече глав правительств союзных государств нам, возможно, удастся урезонить ретивого «сенатора Трумэна»[9].

— Да, Трумэн продолжает тот жёсткий курс, который он продемонстрировал при встрече со мной в апреле, — сказав так, нарком Молотов приподнял со стола документ, процитировал написанное: «Генерал Йорк[10] предупредил Ерёмина[11] также о том, что наряду с прекращением погрузки дано указание вернуть обратно всё пароходы с грузами, идущие в Советский Союз, включая даже те пароходы, которые находятся вблизи советских берегов, например в Чёрном море».

— В таком случае мы вправе запросить американскую сторону о том, намерена ли она вообще выполнять ялтинскую договорённость о поставках в наши дальневосточные порты необходимого автотранспорта? Этот вопрос можно выяснить у посла Гарримана. Пусть лучше он запрашивает своих новых руководителей. Так, по-моему, будет логичней.

— Это будет самый подходящий ход с нашей стороны, если американцы действительно заинтересованы в том, чтобы мы поучаствовали в разгроме японского агрессора. Обязательно запросим. Я сегодня свяжусь с Гарриманом.

— В том, что американы заинтересованы в нашем участии в войне, сомнений быть не может. Всюду они наживались на чужом кровопролитии, а тут собственная армия несёт, по их представлениям, огромные потери в живой силе. — Сталин помедлил чуточку и добавил: — Да и материальные расходы авиации и флота немаленькие от массированных ударов по японским городам и коммуникациям.

Председатель СНК и нарком иностранных дел вместе отправились в Кремль и в дороге продолжили обсуждение ситуации, заметно осложнившей советско-американские отношения. В конце концов они пришли к выводу, что вместо запроса в адрес американского посла в Москве следует всё же нашему временному поверенному в делах в Америке Новикову обратиться с официальным письмом в Государственный департамент относительно прекращения поставок нашей стране по «ленд-лизу». А самое главное, постараться выяснить: «Поставят американцы автотранспорт для дальневосточной группировки или не поставят?». Президент Рузвельт обещал поставить и непременно выполнил бы обещание. Но как поступит «сенатор Трумэн»?

Комплексное решение всех проблем по обеспечению дальневосточной операции вынудило ГКО принять 15 мая специальное постановление «О мерах по увеличению добычи нефти объединением «Дальнефть» в 1945 г.». Острая необходимость в этом возникла не только по причине резкого увеличения расхода горюче-смазочных материалов вообще, но также ввиду перехода кораблей Тихоокеанского флота и Краснознамённой Амурской флотилии на мазут с местных нефтеперегонных заводов. До апреля сорок пятого мазут на Дальний Восток поступал по железной дороге с бакинских заводов. Чтобы использовать мазут, получаемый из сахалинской нефти, его потребовалось смешивать с другими видами горючего. Пришлось разработать специальные технологии, чтобы получить высокоэффективные смеси в необходимых для ведения боевых действий количествах. Специалисты-нефтехимики успешно справились с поставленной задачей.

Новый театр военных действий требовал и утончённых форм и методов партийно-политической работы в войсках. Фронтовые и армейские Военные советы дальневосточной группировки организовали повседневную идейно-воспитательную работу в частях и подразделениях. Она проводилась среди офицеров, старшин рот, батарей и эскадрилий, механиков-водителей танков, шофёров, рядового состава, хозяйственников тыловых служб.

Огромную роль в морально-политической закалке личного состава играла войсковая печать. Несмотря на суровые требования секретности подготовки к военным действиям, ограничивающие возможности печати, фронтовые, флотские, армейские, и дивизионные газеты рассказывали об интернациональном долге советского народа перед угнетёнными народами Азиатского континента. Из номера в номер газеты печатали материалы об агрессивной сущности японского империализма, оккупирующего и эксплуатирующего людские массы и огромные территории в Юго-Восточной Азии и Тихоокеанском бассейне.

Без устали трудился личный состав политуправлений фронтов и Тихоокеанского флота. В короткий срок были разработаны и отпечатаны: «Памятка офицеру по ведению встречного боя», «Памятка бойцу в наступлении», «Памятка водителю автомашины», «Памятка по летней эксплуатации танков и самоходных артиллерийских установок в Монголии», «О предупреждении заболеваний и сбережении сил». В целях лучшего изучения противника были выпущены популярные брошюры: «Разгром японских интервентов на Дальнем Востоке в годы Гражданской войны», «Маньчжурия — плацдарм японской агрессии», «Вооружённые силы Японии», «История и характеристика японского военно-морского флота», а также краткие справочники и «разговорники». Были изданы плакаты с силуэтами боевых самолётов и кораблей Японии, со знаками различия военнослужащих японской сухопутной армии и Военно-Морского флота.

Военный совет Приморской группы войск издал 16 мая директиву, в которой указывалось: «Война, развязанная немецкими империалистами в Европе, окончена. Но вторая мировая война ещё продолжается на Тихом океане. Война бушует у дальневосточных границ нашей Родины. Это обстоятельство заставляет нас быть особенно бдительными и настороженными. Нельзя забывать, что на протяжении более чем двух десятков лет советско-японские отношения носили совершенно неудовлетворительный характер, что руководящие круги Японии вели в отношении нашей страны агрессивную политику, приводившую не раз к острым конфликтам, спровоцированным Японией. Япония, союзница Германии, занимала враждебную в отношении Советского Союза политику в течение всей Великой Отечественной войны».

Вечером 17 мая Верховный позвонил заместителю. начальника Главпура Красной Армии генерал-полковнику Шикину и, поздоровавшись, спросил:

— Скажите, товарищ Шикин, что делается Главпуром по подготовке к работе в войсках противника и среди населения Маньчжурии и Кореи? Кто у вас занимается этой работой?

Генерал-полковник Шикин ответил:

— Этой работой занимается «седьмой отдел»[12] генерала Бурцева, товарищ Сталин. К настоящему времени разработаны перечни агитационных материалов, заготовлены тексты листовок, прокламаций и плакатов для японских и корейских военнослужащих и населения, утверждён график их печатания и рассылки во фронтовые политуправления. Готовятся специальные радиопередачи для рядового состава противника.

— А учтён ли при этом факт, что в Маньчжурии обитает немало русских белоэмигрантов? Эта индифферентная масса, товарищ Шикин, тоже будет как-то, кто хорошо, кто плохо, встречать наши войска в Харбине.

— Учтён и этот факт, товарищ Сталин. Часть листовок печатается на русском языке. Кроме того, в июне намечено провести специальные семинары для участников пропагандистских групп, которые мы планируем выбросить в самом начале операции вместе с войсковыми десантами в нескольких городах Маньчжурии.

— Товарищ Рогов[13] тоже готовит необходимые мероприятия по линии Тихоокеанского флота?

— Да, товарищ Сталин, мы работаем согласованно, в одной упряжке. Он готовит пропагандистские материалы для населения прибрежных районов Маньчжурии и Северной Кореи, а также матросов японского военно-морского флота.

— Понятно, — удовлетворился полученной информацией Верховный. — Желаю успеха, товарищ Шикин.

В середине мая Ставка всемерно форсировала передислокацию наших войск с Запада в Забайкалье и на Дальний Восток. Это считалось безотлагательным делом первостепенной важности и контролировалось ежесуточно.

К исходу 20 мая в город Ворошилов прибыли заглавные эшелоны 5-й армии генерал-полковника Крылова, которой предстояло стать ударной силой Приморской оперативной группы войск маршала Мерецкова.

2

Премьер-министр Судзуки был недоволен принятым в последние дни апреля решением о том, что 1-я и 2-я армии национальной обороны, а также Объединённая воздушная армия были подчинены не Высшему совету по руководству войной, другими словами, не премьер-министру, а непосредственно императорской Ставке, другими словами не премьер-министру, а императору. Оно, по его мнению, ограничивало возможности оперативного манёвра крупными сухопутными силами на материке в случае перехода в наступление Советов на Приморском направлении. Флот в сложившейся обстановке тоже был не в состоянии решительно вмешаться в события. В войне с англо-американскими войсками он понёс большие потери и вынужден был укрыться в военно-морских базах метрополии.

Вечером 29 апреля военный министр Анами доложил председателю Высшего совета по руководству войной Судзуки о ходе формирования пехотных дивизий в метрополии, а также в Маньчжурии и Корее. В Японии в течение апреля было сформировано шестнадцать пехотных дивизий. Одновременно с ними продолжалось формирование отдельных танковых бригад, полков и авиаотрядов. Всё они предназначались для пополнения армий национальной обороны. На материке формировалось ещё восемь пехотных дивизий и семь отдельных смешанных бригад. Они готовились для пополнения оперативного резерва Квантунской армии и должны были постоянно находиться в повышенной боевой готовности на случай непредвиденных кризисных обстоятельств.

Каждый следующий день свидетельствовал о дальнейшем ухудшении внешнеполитической и военной обстановки. 30 апреля министр иностранных дел Того передал премьер-министру Судзуки мнение посла Германии в Токио: «Дни «Третьего рейха» сочтены. Великой Германии уже не существует». Более полумесяца он не получает из Берлина никаких инструкций. Посол «верного союзника» Японии вообще не представляет себе, чем будет заниматься после капитуляции своей страны. Статус «вольноопределяющегося» его не прельщает. Но и возвращение в разгромленную Германию на длительный срок исключено. Да и как это сделать практически? Какой путь в Европу наиболее безопасен?

Министр иностранных дел Того, в свою очередь, прямо заявил послу «дружественной страны», что в складывающейся «серьёзной обстановке» Японское правительство также не в состоянии предпринять какие-то радикальные меры и оказать составу германского посольства удовлетворительную помощь. Воздушная и морская блокада Японии с юга усиливается. Очевидные угрозы с севера нарастают. Теперь уже ясно — военного конфликта с Советами не избежать. Мир быстро «левеет». Большинство стран спешит установить с Москвой дипломатические отношения. Император в растерянности: «Какие действия необходимо предпринять, чтобы выйти из войны с наименьшими потерями?» А они неизбежны. Япония будет лишена статуса Великой Империи и завоёванных ранее территорий на материке и на океанских просторах…

1 мая мир струился радужными весенними надеждами. В Москве — грандиозный военный парад и невиданная доселе патриотическая демонстрация народа. А в Японии царил нарастающий страх от неминуемого возмездия за недавние кровавые авантюры. Их за последние годы набиралось немало, тактических и стратегических. Они у противников на слуху — у озера Хасан, на Халхин-Голе, в Индонезии, на Гавайях. Откровенные провокации на морях против торговых судов Советов, с потоплением их и человеческими жертвами. И совсем недавние угрозы ударить с тыла в «подходящий момент». О них тоже хорошо известно северному соседу.

Словно снежный ком, нарастали дипломатические усилия Токио. Вечером 2 мая японский военный атташе в Швеции генерал Оно обратился к члену шведского королевского дома принцу Бернадотту с просьбой установить контакт с королём Густавом V для организации мирных переговоров с англосаксами. Принц Карл-младший информировал своё правительство, но усилия «токийского ходатая» получили широкую огласку в печати, и министр иностранных дел Швеции Гюнтер передал Оно просьбу прекратить всякие закулисные действия.

В полдень 3 мая руководитель американского разведывательного центра в Европе Даллес получил наконец из Вашингтона «депешу», которой он уполномочивался принимать любые предложения от японских представителей. На следующий день его секретарь Геверниц сообщил через швейцарского посредника Хэкка японскому военно-морскому атташе Фудзимуре о содержании полученной телеграммы. При этом он особо подчеркнул, что Даллес желает ознакомиться с условиями Японии и полномочиями «настойчивого дипломата». Капитан 2-го ранга Фудзимура посчитал это своим первым дипломатическим успехом.

Независимо от Фудзимуры в это же время пытался договориться с Даллесом и военный апаше Японии в Швейцарии генерал-лейтенант Окамото. Он наладил контакт с советником Швеции в Базельском банке международных расчётов Якобсеном, которому изложил условия капитуляции Японии. Они не отличались большим изыском: «Сохранение императорской системы правления; отказ от пересмотра конституции страны; сохранение за Японией Кореи и Тайваня; интернационализация Маньчжурии».

Параллельно с настойчивыми дипломатическими усилиями японских ответственных лиц по установлению контактов с англо-американскими представителями на предмет возможного сепаратного замирения, военные чины Японии продолжали кипучую деятельность по дальнейшему наращиванию боевого, сухопутного и военно-морского потенциала, чтобы при любом развитии обстановки всемерно затянуть войну и нанести противнику как можно больший ущерб.

Сформированным в ходе второго этапа мобилизации восьми отборным пехотным дивизиям и шести отдельным танковым бригадам, предназначенным исключительно для решающих сражений в метрополии, остро не хватало стрелкового оружия и боевой техники. Имеющиеся запасы позволили удовлетворить до конца апреля их потребности в винтовках только наполовину, в полевой артиллерии и лёгких пулемётах — на одну четверть, в противотанковой и горной артиллерии — на семьдесят пять процентов. Поэтому военный министр Анами прилагал всемерные усилия для выправления критического положения. К тому же, не была доведена до конца работа по сколачиванию штабных структур полевых армий: из девяти планировавшихся было создано только шесть — для 51-й, 52-й, 53-й, 55-й, 56-й и 57-й армий.

Особое внимание уделялось приготовлениям к бактериологической войне, в надежде, что именно это оружие позволит добиться решающего перелома на материковых фронтах в пользу Японии. Вечером 5 мая командир «отряда № 731» генерал-лейтенант Исии, отдал распоряжение, подчинённому командному составу, в котором говорилось: «Война между Японией и Советским Союзом неизбежна. Отряд должен мобилизовать всё силы и в короткий срок увеличить производство бактерий, блох и крыс. Наша задача, ожидать день начала бактериологической войны — «день X».

Спустя всего сутки командующий Квантунской армии генерал-лейтенант Ямада поставил перед своими войсками ключевую задачу: «Если в начале военных действий против Советского Союза японской армии, в силу сложившейся обстановки, необходимо будет отступить в район Большого Хингана, то на оставляемой территории всё реки, водоёмы, колодцы должны быть заражены бактериями или сильнодействующими ядами, а всё посевы уничтожены, скот истреблён».

Ни на один день не «остывала» дипломатическая линия. Вернувшийся в Стокгольм посланник Швеции в Токио Багге, выполняя просьбу посланника Японии в Хельсинки Сакаи, вечером 7 мая имел продолжительную аудиенцию с американским посланником в Швеции Джонсоном. «Шведский посредник» настойчиво убеждал заокеанского дипломата в том, что Япония готова проявить «мирную инициативу». Но японское руководство хотело бы точно знать, какие именно условия мира имеют в виду Соединённые Штаты Америки и Великобритания и будут ли эти условия хоть как-то соответствовать «чести Великой Империи».

Обмен мнениями получился не простой, и посланник Багге мучительно раздумывал, в какой форме лучше всего проинформировать посланника Японии в Стокгольме Окамото[14] о своём разговоре с американским посланником Джонсоном. Но тут инициатива вновь оказалась в руках военно-морского атташе Японии в Швейцарии Фудзимуры. На рассвете 8 мая он направил срочную телеграмму «по начальству» — военно-морскому министру и начальнику военно-морского Генштаба адмиралам Ионаи и Тоёде, в которой просил официальных полномочий для ведения «мирных переговоров» с американскими представителями. Он сообщил, что Даллес, по имеющимся у него сведениям, играет видную роль в американской политической жизни и обещал содействовать реализации «мирных желаний» Великой Империи.

9 мая — день Победы. В поверженном Берлине высшие военные руководители Германии подписали акт о безоговорочной капитуляции. Япония в одночасье оказалась фактически в одиночестве против сплочённого фронта союзников-победителей, но выразила намерение твёрдо держаться прежней линии. Премьер-министр Судзуки заявил в этот день на чрезвычайном заседании кабинета, что его страна вместе с «союзниками по Восточно-Азиатскому блоку» будет продолжать войну против Соединённых Штатов Америки и Англии.

Это заявление внесло сумятицу в действия «токийских мирных ходатаев» за рубежом. Когда на следующий день, 10 мая, шведский посланник Багге встретился с посланником Японии в Стокгольме Окамото, тот оказался не готовым к серьёзному разговору, ввиду… смены правительства в Токио[15]. Всё же Окамото направил министру иностранных дел Того срочную телеграмму и сообщил, что Шведское правительство начнёт действовать в русле «мирного посредничества» лишь после получения официальной просьбы Японского правительства. При этом он указал, что «по целому ряду причин, такая процедура была неприемлемой». В срочной ответной телеграмме Того проинструктировал японского посланника в Стокгольме, чтобы он не предпринимал пока никаких шагов в ответ на предложение Багге.

В этот же день премьер-министр Судзуки предпринял беспрецедентную акцию. С согласия императора Хирохито, он созвал совещание бывших премьер-министров, чтобы обменяться мнениями по поводу сложившейся в мире обстановки. В совещании приняли участие экс-премьеры Хирота, Коноэ и Койсо. Последний был подавлен недавней отставкой и пассивно выслушивал мнение других участников совещания. Напротив, Хирота и Коноэ проявили исключительную активность. Оба они высказались за то, чтобы всеми возможными путями расширять контакты с советской стороной. Действующий премьер-министр особо «напирал» на организацию мирных переговоров с англо-американским противником.

Три следующих дня, 11, 12 и 14 мая, были посвящены трудным дебатам на заседаниях Высшего совета по руководству войной. Мнения его участников вновь оказались по «разную сторону баррикад». Военные чины в отчаянно резкой форме отмежевались от гражданских политиков.

Военный министр генерал Анами и начальник Генштаба армии генерал Умэдзу утверждали, что положение Великой Империи не безнадёжно, но следует принять экстренные меры по предотвращению вступления Советов в войну на стороне Америки и Великобритании. Военно-морской министр адмирал Ионаи и начальник военно-морского Генштаба адмирал Тоёда придерживались сходной позиции. Их решительно поддерживал и заместитель начальника военно-морского Генштаба адмирал Ониси, хотя его голос и являлся в Высшем совете всего лишь совещательным.

Министр иностранных дел Того считал, что слишком поздно для Японии исправить тот ущерб, который она нанесла своим отношениям с Советским Союзом, поддерживая Германию вплоть до 9 мая сорок пятого.

Премьер Судзуки предложил рассмотреть возможность посредничества Швеции, Швейцарии, Ватикана и Китая. Однако всё участники сошлись во мнении, что названные страны не смогут убедить Соединённые Штаты в необходимости отказаться от принципа безоговорочной капитуляции.

Умелым дипломатом проявил себя генерал Умэдзу. Он высказал радикальное мнение, что только Советы могут стать реальным посредником в заключении мира с Соединёнными Штатами Америки и Великобританией на условиях, благоприятных для Японии. Его поддержали не только военный министр Анами, но и министр иностранных дел Того.

В итоге трудных дебатов, Высший совет по руководству войной поручил министерству иностранных дел сделать всё возможное, чтобы предотвратить вступление Советского Союза в войну против Японии. Добиться его благожелательного отношения к, Великой Империи. Уладить трения и «замириться» с Соединёнными Штатами Америки и Великобританией при посредничестве… Советов.

Наряду со стремлением Японского правительства добиться почётного выхода Великой Империи из войны, предпринимались настойчивые усилия по всемерной её подготовке к длительному сопротивлению. В соответствии с политикой тотальной мобилизации, весной сорок пятого началось создание «гражданского трудового корпуса» («кокумин гиютай») — японского варианта гитлеровского «фольксштурма». Он был наделён функциями трудовой армии, а в случае боевых действий в метрополии — территориальной вспомогательной армии. Выступая 13 мая на заседании Совета этого «корпуса», премьер-министр Судзуки подчеркнул, что он должен сыграть в тылу такую же роль, как «камикадзе» на фронте. В сельской местности, под руководством министерства земледелия и торговли, создавался «крестьянский трудовой корпус».

Вечером 15 мая министерство иностранных дел Японии выступило с заявлением, что в связи с безоговорочной капитуляцией Германии Японское правительство считает утратившими силу японо-германо-итальянский договор от 27 сентября сорокового года и всё другие договоры об установлении «особых отношений» сотрудничества с рейхом и другими государствами Европы. В их числе теряли силу «Антикоммунистический пакт» от 25 ноября тридцать шестого года и протокол о его продлении от 25 ноября сорок первого. Министр иностранных дел Того заявил германскому послу Штамеру, что безоговорочная капитуляция Германии является «нарушением ею своих договорных обязательств перед Японией».

В конце дня 17 мая советник японской миссии в Лиссабоне Иноуэ встретился с сотрудниками американского посольства в Португалии и попытался договориться с ними о замирении практически на тех же условиях, которые до этого уже выдвигались на встречах в Швеции и Швейцарии. Он пытался запугать американских собеседников тем, что, имея мощный военно-экономический плацдарм и крупную оперативную группировку на материке в лице Квантунской армии, Япония может значительно затянуть войну. Не преминул указать Иноуэ и на очевидную «советскую угрозу».

Не получив инструкций в течение недели, военно-морской атташе капитан 2-го ранга Фудзимура направил в Токио повторный запрос с той же просьбой о полномочиях. В ночь на 18 мая военно-морской министр Ионаи решил обсудить сложившуюся ситуацию с министром иностранных дел Того.

Он начал диалог оптимистично:

— Надеюсь, вы понимаете, Того, что именно этот канал наших контактов с американскими представителями может принести Великой Империи наиболее желанный результат?