ГЛАВА XII ДАРДАНЕЛЛЫ. ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ ПЛАНА ОПЕРАЦИЙ. РЕШЕНИЕ ПОСЛАТЬ 29-ю ДИВИЗИЮ. ПРИКАЗ АТАКОВАТЬ УЗКОСТЬ. ОКОНЧАНИЕ СМИРНСКОЙ ОПЕРАЦИИ — С 10 ПО 17 МАРТА

ГЛАВА XII

ДАРДАНЕЛЛЫ. ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ ПЛАНА ОПЕРАЦИЙ. РЕШЕНИЕ ПОСЛАТЬ 29-ю ДИВИЗИЮ. ПРИКАЗ АТАКОВАТЬ УЗКОСТЬ. ОКОНЧАНИЕ СМИРНСКОЙ ОПЕРАЦИИ — С 10 ПО 17 МАРТА

Карта 3

К 10 марта ожидалось, что лорд Китченер сможет решить вопрос о посылке в Дарденеллы первоочередных войск, т. е. 29-й дивизии. Другими словами, предстояло или открыто признать Дарденеллы второстепенным театром, или же считать экспедицию, как и предполагалось первоначально, лишь демонстрацией. Фельдмаршал полагал, что к этому времени обстановка на французском фронте достаточно выяснится и будет видно, нужна ли там 29-я дивизия.

Таков был взгляд Китченера к 3 марта. Однако, события шли столь быстро, что уже к концу недели он смог притти к окончательному решению. В военном министерстве считали, что для прорыва германского фронта на главном театре мы недостаточно сильны ни в отношении количества войск, ни в отношении боевых запасов. Между тем, наши части на фронте получили значительные подкрепления. Канадская дивизия только что заняла позиции, а первая из вновь сформированных территориальных дивизий Севера — Мидлендская — вступила в резерв. Кроме того, во Францию на усиление отдельных бригад прибыло несколько батальонов. Поэтому считалось, что наличных сил достаточно, чтобы не бояться прорыва германцами английского фронта. Все же наше командование во Франции не удовлетворялось этим положением. У него господствовали более активные взгляды, и главнокомандующий в расчете произвести прорыв в районе Neuve Chapelle намечал на 10 марта энергичные действия. Подобные операции были крайне желательны, чтобы, с одной стороны, помешать немцам производить дальнейшие переброски войск на русский фронт, а с другой — поднять боевой дух наших частей, застывших в обороне. Для более успешного выполнения плана надо было заставить немцев тронуть резервы, и с этой целью французы и бельгийцы должны были произвести демонстрацию у Ньюпорта и на Изере при поддержке с моря.

Venerable и Excellent с миноносцами и тральщиками были посланы произвести обстрел у Вестенде 11 марта. Наступление у Neuve Chapelle началось 10 марта весьма успешно: деревню взяли штурмом и смогли удержать. Бомбардировка с моря началась на следующее утро, и, несмотря на сильный обстрел с берега, корабли не получили ни одного попадания. Тем не менее ни адмиралтейство, ни адмирал не считали, что трата снарядов оправдывалась каким-либо заметным результатом у Neuve Chapelle. Германцы передвинули резервы с севера, и хотя генерал Френч имел наготове кавалерию, чтобы бросить ее в образовавшийся прорыв, удобного к тому случая не представилось. Противник удержался на флангах, и, несмотря на последующие атаки с моря и на берегу, продолжавшиеся до 13 марта, дальнейших успехов достигнуто не было.

Приходилось считаться с фактом невозможности достигнуть более решительных результатов при существующем наличии войск и боевых запасов.

Результат последнего наступления укрепил Военный совет в уже наметившейся линии его поведения: ко времени его заседания решение уже было принято. Какие именно соображения заставили Китченера убедить большинство Совета в пользу Дарданелл — осталось неизвестным, но возможно, что не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что русские уже оправились от полученного удара. Готовность России к совместным действиям на новом направлении и обещание дать для этой цели армейский корпус оживляли надежду на достижение серьезных результатов. Вырисовывалась возможность крупного сосредоточения союзных сил на второстепенном театре, которое открывало перспективы полного поражения Турции, непосредственной связи России с западными державами и грозной наступательной операции против Австрии.

Даже если бы такое наступление не достигло намеченной цели, то оно все же, несомненно, окончательно удерживало бы Болгарию от нападения на Сербию. Кроме того, оно могло быть парализовано только при помощи германских войск, снятых с западного фронта.

Казалось совершенно очевидным, что эти перспективы вполне оправдывали посылку перволинейных войск. С каждым днем становилось все очевиднее, что поражение Турции и овладение проливами являются кардинальными вопросами в борьбе, столь же важными, как и неприкосновенность Бельгии, и они требовали подобающего им места в плане кампании.

Когда 10 марта собрался Военный совет, Китченер заявил, что 29-я дивизия может быть отправлена. Силы союзников, могущие быть направлены против Константинополя, он оценивал в 130 000 человек при 300 орудиях, при условии посылки Россией армейского корпуса в полном составе[86]. Предполагалось, что силы противника, с которыми ему, по всей вероятности, пришлось бы встретиться, достигали 60 000 у Дарданелл и около 120 000 в Константинополе. Союзная армия рассчитывала с ними справиться, имея в виду сильную морскую поддержку со стороны русских.

Инструкции, полученные адм. Эбергардом, содержание которых было сообщено в Лондон, сводились к следующему.

Пока франко-британская эскадра оперирует против Дарданелл, действия Черноморского флота должны ограничиваться лишь морскими демонстрациями, но с появлением Кардена у Принцевых островов, защищавших подход к Константинополю, русская эскадра должна была предпринять серьезную операцию против босфорских укреплений. Высадку войск не предполагалось делать до уничтожения турецкого флота и до соединения Черноморского флота с франко-английским, но адмиралу Эбергарду предоставлялась полная свобода действий для выполнения той или иной операции, которую он и Карден могли бы считать желательной.

Таким образом, объектом действий как русских, так и франко-английских войск оставалась столица Турции. Намерений форсировать Дарданеллы соединенными силами армии и флота все же не было, хотя адм. Джаксон и указывал на следующий день, что без занятия Галлипольского полуострова флот, даже в случае захвата пролива, не сможет удержать его свободным для прохода транспортов с войсками.

Принятое решение не меняло стратегической линии, фактически оно лишь ратифицировало то, что было одобрено три недели тому назад. Однако, это решение свидетельствовало о полном уклонении от традиционных принципов нашей имперской политики.

В течение всего XIX столетия считалось аксиомой, что Россия не должна быть допущена к контролю над Константинополем, причем наш взгляд разделялся Францией, и Берлинский конгресс увековечил этот догмат. С началом нового столетия он стал колебаться, и уже в 1903 г. комитет имперской обороны высказал взгляд, что недопущение России к проливам не высказывается ни военными, ни морскими интересами Великобритании. Поэтому ничто не стояло на пути к нашему согласию с Россией в этом вопросе, тем более что политическая обстановка момента настоятельно требовала, чтобы это согласие было наивозможно полным. Ради ослабления нажима на Францию Россия по всей линии своего фронта понесла тяжелые жертвы. Жертвы были настолько велики и тяжелы, что немцы, как стало известно нашему министерству иностранных дел, уже делали попытки склонить Россию покинуть ее союзников и заключить сепаратный мир. Поэтому нельзя было придумать ничего лучшего, как отказаться от нашей старой политики упорства. С одобрения лидеров парламентской оппозиции было решено не препятствовать России осуществить ее давнишнее желание. Единственным условием становилось доведение ею войны до победоносного конца, дабы британское и французское правительства могли быть обеспечены соответствующей компенсацией как в Оттоманской империи, так и вне ее.

Решение это ни в какой мере не ослабляло необходимости для флота делать все, что он может для облегчения поставленной ему задачи, почему адм. Кардену была предоставлена полная свобода действий. Первоначальные инструкции, предусматривающие «осмотрительность и осторожность», были отменены и посланы новые, обязывающие не останавливаться перед риском потери кораблей и людей для достижения цели — форсирования Дарданелл. Успех гарантировал решительные результаты кампании, и адмиралу рекомендовалось использовать подходящую погоду для самых энергичных операций; надлежало ввести в бой все орудия до последнего; под прикрытием огня с кораблей высаживать подрывные партии и одновременно делать все возможное для очистки пролива от минных заграждений. При этом адмиралтейство запрашивало, считает ли адмирал, что наступил момент, когда необходимо использовать полную мощь флота. Подобное мнение адмиралтейства, хотя и формулированное в самых осторожных выражениях, дабы не оказывать давления на инициативу командующего, не могло вызывать сомнений у адмирала. Понять телеграмму он мог не иначе, как требование более настойчивых действий, причем последующие обстоятельства только укрепили это убеждение.

Вскоре после отправки последней телеграммы адмиралтейство получило от Кардена новые донесения неутешительного характера.

Со времени неудачной бомбардировки с дальних дистанций, имевшей место 8 марта, адмирал все свое внимание сосредоточил на решении новой задачи, столь неожиданно сделавшейся главным затруднением всего предприятия. Вопрос сводился теперь не к тому — могут ли корабли разрушить форты, а как подойти к ним на достаточно близкую дистанцию. Пока не будет найдено средств справиться с минными заграждениями и защищающими их подвижными батареями, дальнейшая бомбардировка сводилась бы лишь к пустой трате драгоценного боевого запаса. Каждую ночь делались попытки тралить заграждения, днем же действия эскадры ограничивались мерами по подготовке различных пунктов для высадки ожидавшихся войск.

9 марта были предприняты операции с той целью, чтобы не позволить туркам снова занять Кум-Кале. Albion, Prince George и Irresistible обстреливали форт, остатки моста через реку Мендере и стоявшие в реке мелкие суда. Несколько таких судов уничтожил миноносец Grampus, а Prince George сбил полевую батарею, обнаруженную в районе Седд-ул-Бахра.

Ночное траление заграждений у м. Кефец успеха не имело. Тральщики, вышедшие под охраной миноносца Mosquito и двух катеров, сразу попали в лучи прожектора, были засыпаны снарядами и ничего сделать не могли.

Дневные операции сосредоточились в Ксеросском заливе, причем главной целью являлась тщательная разведка булаирских укреплений и подходов к ним, а также выяснение возможностей высадки на этом берегу.

Выйдя рано утром 10 марта, Cornwallis, Irresistible и авиаматка Ark Royal пошли на присоединение к Dublin, продолжавшему нести наблюдение за булаирскими укреплениями.

Погода не позволила произвести воздушную разведку, Cornwallis бомбардировал деревню у Булаира, входившую в линию укреплений, Dublin обстрелял и разрушил казармы форта Султан. Имея категорическое приказание беречь снаряды, крейсер не мог причинить серьезного вреда непосредственно самому форту, тем более, что располагал лишь 152-мм орудиями.

Днем смог подняться один гидросамолет и донес, что Кавакский мост на шоссе в Адрианополь, несмотря на предыдущие старания его разрушить, стоит нетронутым. В дальнейшем ничего больше сделано не было, и Cornwallis возвратился на Тенедос, предоставив продолжать операцию на следующий день адм. Гепратту.

Прибыв утром с Suffren и Gaulois и отправив Irresistible обстрелять деревню, расположенную позади линии укреплений, и прибрежные форты к северу и югу от нее, французский адмирал пошел для производства разведки. Никаких попыток уничтожить Кавакский мост, повидимому, сделано не было. Гидросамолет из-за состояния атмосферы смог подняться только днем. Донесения его сводились к следующему: ни форт Султан, ни форт Наполеон никаких видимых признаков серьезных повреждений не имели, оборонительные сооружения были усилены и дополнены с целью воспрепятствовать овладению ими с тыла, т. е. с моря. От деревни Булаир до реки Кавак шли четыре линии окопов, а к востоку от деревни раскинулся лагерь, окруженный окопами с двумя большими полевыми укреплениями.

12 марта низкие облака сильно сгустились и не позволили произвести воздушную разведку. Ark Royal возвратился на Тенедос, а адм. Гепратт пересел на миноносец Usk и занялся разведкой северного побережья залива от мыса Бустан до реки Паша.

Тем временем были сделаны новые попытки траления заграждения у м. Кефец в более широком масштабе и по иному плану. В ночь на 10 марта в операцию пошли семь тральщиков 3-й группы с двумя паровыми катерами под охраной четырех миноносцев и под прикрытием Canopus и Amethyst. Предшествующие неудачи показали, что слабые машины тральщиков не выгребают против сильного течения, почему было решено пройти выше первой линии заграждений, там завести тралы и начать траление, спускаясь по течению. Благодаря тому, что в наиболее опасные моменты работы прожекторы не светили, тральщикам удалось выполнить план. Первая пара сразу же затралила две мины. Обе взорвались, причем одна настолько близко от тральщика Manx Hero, что он затонул. Услышав взрыв, турки немедленно начали освещение прожекторами, и тральщики оказались под градом снарядов. Как ни старались Canopus и Amethyst сбить прожекторы, энергично их обстреливая, последние продолжали свое дело, огонь с берега все усиливался. Два тральщика получили 152-мм попадания, и не оставалось другого выхода, как скорее отойти.

На следующую ночь операция была повторена 1-й группой тральщиков, но с еще более неутешительными результатами. Едва тральщики, как и накануне, в кильватерной колонне начали медленно продвигаться вперед, как турки ввели в дело прожекторы. Как только головной попал в лучи света и снаряды начали ложиться вокруг него, он повернул на 16 R и начал уходить назад. Остальные тральщики последовали его примеру, и никакие старания Amethyst не могли заставить тральщиков снова итти под огонь. Поведение шкиперов было полной неожиданностью. До этого случая команды тральщиков проявляли исключительную стойкость и хладнокровие и на них возлагались большие надежды. Становилось очевидным, что хотя они не боятся мин, но не обладают той дисциплиной, которая необходима для работы под артиллерийским огнем. Адм. де-Робек по поводу поведения тральщиков писал:

«В некоторых случаях команды их рыбаков, повидимому, не имеют ничего против того, чтобы быть взорванными миной, но им не нравится работа под обстрелом артиллерии, — это новшество в их ремесле».

Было решено вызвать охотников для укомплектования тральщиков. Желающих нашлось гораздо больше, чем требовалось, но в эту ночь им не пришлось испытать своих сил. Очередь была за французами. Французы попробовали тралить против течения, но почти не смогли продвинуться вперед и, получив несколько попаданий, вернулись без результата.

Сводка неудачных результатов всех последних операций, посланная Карденом в адмиралтейство, была получена там сразу вслед за отправлением телеграммы, настаивающей на более энергичных действиях. Под впечатлением того, что положение в Дарданеллах замерло на мертвой точке, Кардену посылались новые определенные и категорические приказания. Одобряя вызов охотников для тральных работ, адмиралтейство указывало командующему, что от него не ожидают результатов без потерь и что он должен настойчиво продолжать операции днем и ночью. Адмиралтейство сообщало о получении сведений, что немецкие офицеры доносят о нехватке боевых запасов и что одна германская подлодка уже на пути в Дарданеллы. Таким образом, необходимо было, не теряя ни минуты, нанести удар до получения противником пополнений боевого снаряжения и до появления подводной угрозы. На случай возможных потерь в Дарданеллы посылались два последних корабля из состава эскадры Канала — Queen и Implacable под флагом к. — адм. Терсби. В дальнейшем Карден извещался командующим экспедиционными войсками о назначении ген. сэра Яна Гамильтона, который должен был прибыть к 16 марта. Для воздушной корректировки посылались 14 самолетов под командованием кап. 2 р. Сэмсона, отличившего при операциях на фландрском побережье. Для их доставки направлялся из Гибралтара в Марсель легкий крейсер Phaeton. Авиаматке Ark Royal предписывалось немедленно устроить аэродром для прибывающих аппаратов. Французы, со своей стороны, также усилили свои воздушные силы: шесть эскадрилий, посланных в Египет, получили приказание спешно отправляться на Мудрос.

Однако, посылка второй телеграммы с целью побуждения адмирала к более энергичным мерам едва ли требовалась. Еще до ее получения в своем ответе на первую он вполне соглашался, что наступило время приступить к решительным действиям, и был настолько уверен в их результатах, что сам просить ускорить начало сухопутных операций в широком масштабе в целях обеспечить свои сообщения с момента, когда эскадра прорвется в Мраморное море. Последнюю попытку ночного траления он решил предпринять в ту же ночь, т. е. 14 марта. В случае неудачи кораблям надлежало уничтожить батареи, защищающие заграждение, для чего предварительно требовалось привести к молчанию форты узкости. Достигнув этого, он приступит к тралению днем и ночью.

Пока командующий эскадрой сообщал свои предположения, приступили к выполнению первого опыта траления с командами охотников. Работа была выполнена доблестно, поведение людей не оставляло желать лучшего. Два большой силы света прожектора ярко освещали подходы к заграждению, и как только суда попали в их лучи, форты Дарданос, Мессудие, Румели, возможно также Ильдиз (№ 9) и старая, высоко расположенная батарея коротких 152-мм орудий, из группы Килид-Бахр, открыли огонь. Полевые батареи не отставали от фортов, и тральщики попали в ураган снарядов. Однако, команды их не дрогнули и смело шли вперед к намеченной точке, где надлежало завести тралы и спускаться по течению. К этому моменту они пострадали жестоко. На двух тральщиках все матросы, работавшие на верхней палубе, оказались ранеными или убитыми; на других — повреждения в лебедках и оборудовании были настолько серьезны, что только двум удалось завести тралы. Тем не менее работа продолжалась по мере возможности; несколько мин было уничтожено. Катера принесли большую пользу, удачно подрывая своими тралами минрепы. Весь отряд вернулся с выведенными из строя четырьмя тральщиками и 1 катером, но потери в людях были велики: 27 убитых и 43 раненых, большинство которых приходилось на долю Amethyst, доблестно вышедшего вперед, прикрывая тральщиков.

В донесении об этом ночном деле адмирал отмечал исключительно выдержку, с которой оно было проведено, но высказывал при этом, что защита заграждений настолько хороша, что он считает ночное траление бесполезным и невозможным, а в дальнейшем полагает действовать согласно предположениям, высказанным в последней директиве адмиралтейства.

Он все еще надеялся на успех прорыва и просил о присылке быстроходных тральщиков, могущих следовать с эскадрой, когда она войдет в Мраморное море. На вторую телеграмму адмиралтейства он ответил в том же духе и повторил просьбу о быстроходных тральщиках. Из Лондона немедленно последовало распоряжение об отправке 30 тральщиков из Лоустофта и старых миноносцев с Мальты, занятых дозорной службой в Суэцком канале. Кроме того, адмиралтейство обратилось к французскому правительству с просьбой отправить на Мудрос все подходящие мелкие суда, обладающие 15-узловым ходом.

В этот же самый день (15 марта) адм. Пирс получил приказание отправить обратно в Мудрос оба линейные корабля, оперировавшие у Смирны, так как к этому времени выяснилось, что из дальнейших переговоров с губернатором ничего не выйдет.

Через сутки после заключения перемирия авиаматка Anne Rickmers была подорвана миной, как тогда полагали, при помощи небольшого катера, пробуксировавшего мину у нее под носом. Как выяснилось впоследствии, это предположение не соответствовало истине, и согласно турецким источникам дело обстояло так: в ночь с 8 на 9 марта старый стотонный миноносце Demir Hissar под командой немецкого офицера, имея германский и турецкий экипаж, никем не замеченный вышел из Дарданелл и, обойдя Имброс, укрылся в Эгейском море. Намеченным объектом, повидимому, не была эскадра Пирса, так как вечером миноносец направился к Тенедосу, но, встретив дозор, повернул и принужден был уйти в Смирнский залив. В ночь на 10 марта Demir Hissar обнаружил два корабля, стоявших внутри залива у о. Чустан, и атаковал их, но неудачно. Ни одна из выпущенных в Triumph торпед не попала. Triumph был занят погрузкой угля с только что прибывшего парохода, и атака прошла незамеченной. Затем миноносец вышел из залива и укрылся в Хиосском заливе, а в следующую ночь, приготовив запасную торпеду, снова пробрался в залив и в 2 ч. н. удачно выстрелил в стоявшую мористее остальных кораблей Anne Rickmers. 13 марта Demir Hissar, израсходовав запас угля и не имея больше торпед, благополучно вошел в гавань Смирны.

Все эти обстоятельства, сами собой разумеется, не были в свое время известными адм. Пирсу. Случай с Anne Rickmers он мог рассматривать лишь как следствие бессилия генерал-губернатора в его борьбе с военным начальством и решил уйти на Митилену и там ждать инструкций. Свою задачу он мог считать в значительной степени выполненной — после удачного ночного траления 8?9 марта турки затопили на фарватере у форта Иени-Кале два парохода, и порт был фактически заблокирован. Перед уходом эскадры к адмиралу снова прибыл парламентер с просьбой не считать нарушением перемирия нападение на авиаматку, которое было произведено безответственным миноносцем, укрывшимся среди островов Вурлах. Поэтому переговоры с генерал-губернатором были возобновлены на этот раз через посредство присланного генералом Бердвудом офицера генерального штаба. Последний вскоре убедился, что генерал-губернатор не сможет уладить разногласий с военным начальством. Тем временем турки затопили еще три парохода и окончательно закрыли доступ в порт, и это привело к невозможности пользоваться Смирной в качестве подводной базы. Дальнейшие операции, не поддержанные крупными сухопутными силами, не имели смысла, и 15 марта Пирс получил приказание возвратиться в Египет.

Таким образом, к 16 марта адм. Карден имел в своем распоряжении все те силы, которым предстояло произвести генеральную атаку узкости в соответствии с директивами адмиралтейства, не встречавшими возражений адмирала. Идя навстречу предложениям адмирала начать теперь же в широком масштабе сухопутные операции, адмиралтейство просило Кардена обсудить этот вопрос с ген. Гамильтоном. Одновременно оно обратилось в военное министерство, настаивая на немедленной отправке на Мудрос остальной части австралийско-новозеландского корпуса. Наша морская дивизия уже прибыла на место, последние эшелоны французской дивизии ожидались на Мудросе к 17 марта. Общее количество войск, включая Анзакский[87] корпус, должно было составить (18 марта) 60 000 человек. Считая, что тральные работы займут несколько дней, адмиралтейство полагало, что войска прибудут во-время. Во избежание неясностей адм. Кардену указывалось, что составленный им план атаки понимается в Лондоне следующим образом: в заграждении очищается проход с целью получить возможность бомбардировки фортов с коротких дистанций. Тральные работы прикрываются линейными кораблями, обстреливающими форты и подвижные батареи. Затем следует бомбардировка с коротких дистанций фортов узкости, после уничтожения их огонь с кораблей переносится на следующие форты. До производства генеральной атаки попыток прорыва сделано не будет. В случае же возникновения каких-либо намерений в этом направлении — они будут предварительно сообщены адмиралтейству для обсуждения вопроса — не представится ли целесообразней, раньше чем производить такую попытку, захватить Килид-бахрское плоскогорье соединенной операцией армии и флота.

Карден подтвердил, что его план точно формулирован адмиралтейством, и повторил предположение, если погода не помешает, начать атаку 17 марта. Пока шел обмен телеграммами, эскадра занималась очищением от мин района маневрирования кораблей. После последнего траления, нарушившего целость минных заграждений, много мин сдрейфовало и было снесено на мелководье. Гидросамолеты легко обнаружили местонахождение мин, благодаря чему работа шла успешно, обеспечивая возможность начать генеральную атаку в назначенный срок. Однако, произошла задержка совершенно непредвиденного свойства. Болезненные явления, беспокоившие последнее время адм. Кардена, неожиданно настолько обострились, что врачи потребовали безотлагательного его отъезда в отпуск. Смена командующего, задумавшего и лично разработавшего операцию, всегда является серьезным ударом успеху дела, хотя в данном случае принцип преемственности сохранялся, так как его помощник, к. — адм. де-Робек, все время непосредственно руководил большинством операций и план генеральной атаки разрабатывался при его активном участии. Единственным препятствием для передачи ему командования эскадрой служило старшинство в чине другого флагмана — адм. Уимза, но это препятствие не помешало.

Адм. Уимз, находившийся на Мудросе, был поглощен работой по устройству там базы и с головой ушел в бесчисленные заботы и трудности, связанные с порученным ему делом. Принимая во внимание сложность обстановки в нейтральном порту, населенном почти исключительно левантинцами, с симпатиями и антипатиями которых нельзя было не считаться, он отлично понимал, что вступление в должность нового лица, незнакомого с обстановкой, грозит чрезвычайно усложнить и без того трудное положение, тем более, что, помимо руководства работами по устройству базы и подготовки к приему прибывающих войск, ему фактически приходилось нести обязанности губернатора Мудроса. В силу этих соображений адм. Уимз изъявил полную готовность уступить принадлежащее ему по старшинству место. Де-Робек был произведен в вице-адмиралы, а Уимз назначен его помощником и продолжал с прежним успехом вести свои сложные обязанности.

Утверждая де-Робека в новой должности, адмиралтейство не хотело связывать адмирала мнениями и взглядами его предшественника. Де-Робек не мог быть ответственным за разработку проекта, и адмиралтейство запросило, согласен ли он с намеченным планом атаки, предлагая не стесняться отказом, в случае, если он его не одобряет.

Новый командующий тотчас же телеграфировал о намерении полностью выполнить план, утвержденный его прежним начальником и одобренный адмиралтейством, и при благоприятных условиях погоды начать атаку 18 марта.