Глава IV Крах стратегии «спелой хурмы»

Глава IV

Крах стратегии «спелой хурмы»

1

Но и вручив ультиматум командованию Квантунской армией, Главком дальневосточной группировки не остановил военных действий. Главные силы всех наших фронтов продолжали стремительно продвигаться вперед, к ключевым центрам Маньчжурии — Чанчуню, Мукдену, Харбину и Гирину.

К исходу дня 19 августа войска маршала Малиновского овладели Цицикаром, Жэхэ, Чжаньу, Синьминем и вышли к Ляодунскому заливу. Перерезав железные дороги Синьлитунь — Жэхэ и Мукден — Тяньцзинь, они окончательно отрезали войска генерала Ямады от японских войск, дислоцированных в Северном Китае. Главные силы 39-й армии генерал-полковника Людникова продолжали сосредоточение в районе Таонань, чтобы в соответствии с приказом командующего Забайкальским фронтом двинуться по железной дороге Через Мукден на Ляодунский полуостров, в Дальний и Порт-Артур.

Войска 2-го Дальневосточного фронта генерала армии Пуркаева овладели городами Мэргэнь, Лунчжэнь и Саньсин. Соединения 56-го стрелкового корпуса завершили разгром гарнизона Харамитогского укрепрайона на Сахалине. Это открыло путь соединениям генерал-майора Дьяконова к южной оконечности острова, к городам Маока и Тойохара.

Главные силы войск маршала Мерецкова, овладев в этот день Вэйхэ и Яньцзы, продолжали стремительное движение на Харбин, Гирин, Фусун и вдоль северокорейского побережья на Сончжин и Синпхо.

Чтобы ускорить выполнение главных фронтовых задач, во второй половине дня 19 августа в Гирине был высажен воздушный десант, возглавляемый подполковником Крутских. Вместе с десантниками прибыл и особоуполномоченный Военного совета 1-го Дальневосточного фронта полковник Лебедев. Ещё не остановились воздушные винты моторов после приземления, а десантники уже покидали транспортные «Си-47», готовые в любую минуту вступить в бой с противником.

Как только десантники овладели аэродромом, полковник Лебедев направляет записку начальнику Гиринского гарнизона: «Предлагаю явиться на аэродром вместе с представителями гражданских властей города». Через час на аэродром прибывает начальник штаба Маньчжурской армии генерал Сегусин с белой повязкой на рукаве в сопровождении двух офицеров. Особо уполномоченный 1-го Дальневосточного фронта объявляет ему о капитуляции всех войск Квантунской армии. Аэродромная охрана японцев складывает оружие и сдается в плен. На легковых автомашинах полковник Лебедев в сопровождении офицеров-десантников направляется в город, вслед за ним — представители Гиринского гарнизона и боевые группы десанта. Кавалькада автомашин движется по центральным улицам Гирина. Китайское население радостно приветствует первых представителей Красной Армии, щедро осыпает их красочными букетами цветов.

Прибыв в штаб Маньчжурской армии, полковник Лебедев объявляет ее командарму генералу Куану: «Все вы отныне считайте себя военнопленными. К восемнадцати часам сего числа прошу сдать оружие. Офицеров и солдат направить в лагеря для военнопленных, поместив их раздельно».

Пока в армейском штабе готовился приказ по гарнизону о капитуляции, боевые группы десанта подполковника Крутских взяли под свою охрану телеграф, телефонную станцию, радиостанцию, почту, железнодорожный вокзал, электростанцию, мост и плотину на Сунгари.

Начинается разоружение воинских частей. Начальник штаба Маньчжурской армии генерал Сегусин показывает по карте расположение своих гарнизонов и туда, по распоряжению советского особоуполномоченного, в сопровождении офицеров направляются представители Красной Армии.

На глазах преображается Гирин. На домах вывешиваются самодельные красные флаги Советского Союза и национальные флаги Китая. В разных точках города возникают стихийные митинги. Самый массовый из них состоялся на городском стадионе. Его организаторы — китайцы горячо благодарили Красную Армию, принесшую им освобождение от ига японской оккупации. Выступление на нём полковника Лебедева участники митинга встретили долго не смолкающей овацией.

В Харбине воскресенье 19 августа было уже вторым днем пребывания двух эшелонов советского десанта. На подходе был и крупный десантный отряд 15-й армии генерал-лейтенанта Мамонова, приближающийся к городу по Сунгари на кораблях Краснознаменной Амурской военной флотилии. Генерал-майор Шелахов очень ждал это подкрепление из состава войск смежного фронта.

Несмотря на проливной дождь, в полдень к кафедральному собору стеклось свыше пятнадцати тысяч городских жителей, чтобы совершить всенародное молебствие в честь Красной Армии и по случаю освобождения ею Харбина от японских захватчиков. Собор не вместил всех пришедших. Оставшиеся за его стенами проделали это на прилегающей к собору площади. Служба прошла с приподнятым настроением.

В коммерческом собрании состоялось заседание русской общественности. Решением этого заседания горожанам предлагалось в самый короткий срок привести в надлежащий вид город, чтобы достойно встретить доблестные войска Красной Армии. Без останова работали заводы и фабрики, фирмы и компании, почти все магазины и многочисленные городские рынки. На неопределенное время закрылись лишь японские учреждения и конторы. Их владельцы, оккупанты, скрылись.

Это были бурные, тревожные, полные непередаваемых контрастов дни Харбина. Казалось, что в этом бурлящем людском море будет очень напряженным положение советских десантников. Их было ведь совсем немного среди этой разноплеменной восторженной толпы и еще вооруженных японских частей. Но советские воины были совершенно спокойны. Они пришли в соседнюю страну в качестве освободителей, и население Харбина, в своем большинстве, отдавало должное их бескорыстному интернациональному подвигу и самопожертвованию. А как могло быть иначе?

Мукден в эти дни жил в таком же напряженном ритме. Когда автомашина с советским особоуполномоченным прибыла в расположение штаба 3-го фронта Квантунской армии, часовые приветствовали генерал-майора Притулу взятием «на караул». Тут же его препровождают в кабинет генерала Усироку. И практически сразу настоящим хозяином в нём оказывается представитель Красной Армии.

Генерал-майор Притула переходит к конкретным вопросам капитуляции японских войск. Советского особоуполномоченного в первую очередь интересует: численность войск, дислокация соединений и отдельных частей, их материально-техническое обеспечение — наличие оружия, боеприпасов, боевой техники, продовольствия и вещевого имущества. Отдельно он просит доложить об оружейных запасах знаменитого Мукденского арсенала.

Генерал Усироку заявляет, что ввиду плохой связи с армиями он в состоянии руководить капитуляцией лишь по группе войск, расположенных вокруг Мукдена. Но поскольку командующий 44-й армией генерал Хонго находится здесь и имеет более точные данные, то он и будет докладывать советскому представителю. Командарм 44-й уверенно называет номера дивизий и бригад, число самолетов, танков, артиллерийских орудий и минометов. Излишняя откровенность не нравится командующему 3-м фронтом. Генерал Усироку поправляет докладчика: многое, дескать, уже изменилось в меньшую сторону и представителю советского командования хорошо известно о разбитых Красной Армией дивизиях и бригадах, а также о количестве сдавшихся в плен японских военнослужащих. Японский генерал прав.

Особоуполномоченный Забайкальского фронта объявляет генералу Усирока, что в соответствии с приказом советского командования к девятнадцати часам всем японским войскам предложено сложить оружие. Генерал-майор Притула тут же назначает советских представителей, которые в сопровождении японских штабных офицеров тотчас разъезжаются по районам дислокации соединений и частей 3-го фронта Квантунской армии, чтобы на месте проконтролировать ход их капитуляции и разоружения. Все идет довольно организованно.

Время приближается к вечеру, но процесс разоружения далек от завершения. Японские солдаты с большой неохотой расстаются с оружием. Всю жизнь воспитывали их в самурайском духе особой любви к военному делу, подсознательно формировали культ всесилия оружия и преклонения перед ним. Но вот в одночасье, под присмотром советских офицеров, на глазах рушились эти стойкие идеологические императивы и представления о вечной верности императорской присяге. Отныне они становились военнопленными. На ночь гарнизоны остаются на привычных местах, но утром ротами и батальонами потянутся за город, на сборные пункты, указанные советским командованием. Как ошеломительно быстро «несокрушимая мощь» Квантунской армии превращалась в свою противоположность — бессилие и неопределенность, с мрачной, будничной перспективой.

В то время, когда Главком дальневосточной группировки маршал Василевский встречался в Приморье с начальником штаба Квантунской армии генералом Хата, его собственный штаб обживал новое место своей дислокации в Хабаровске. Верховный Главнокомандующий определил этот переезд предельно кратко — чтобы быть ближе к главным событиям на Дальневосточном театре военных действий. Да, новостей там и впрямь набиралось невпроворот, а телефонная связь с «дальневосточной столицей» действовала устойчиво и стабильно. Сами переговоры Главкома со Ставкой становились более продолжительными, поскольку ни одно письменное донесение не могло вместить всех фронтовых перипетий. И этот вечерний доклад маршала Василевского 19 августа получился довольно пространным.

— Как идет у вас капитуляция японских войск, товарищ Василевский? — голос Верховного звучал приглушенно, но четко. — Какие перемены произошли на фронтах за минувшие сутки?

— Перемены произошли очень большие, товарищ Сталин. Главные маньчжурские центры — Чанчунь, Мукден, Харбин и Гирин отныне находятся под контролем наших воздушных десантов. На подходе к ним либо усиленные подвижные отряды, либо главные фронтовые силы.

— В Гирине тоже высажен наш воздушный десант? — тут же уточнил Верховный.

— Да, товарищ Сталин. Сегодня, во второй половине дня.

— А кого Военный совет фронта назначил своим особоуполномоченным в этот город?

— Назначен полковник Лебедев, заместитель начальника политуправления фронта, товарищ Сталин.

— Понятно. Вы уже вышли, товарищ Василевский, непосредственно на командующего Квантунской армией? Я имею в виду генерала Ямаду.

— Да, вышли и на него, товарищ Сталин. Сегодня, несколько часов назад, я встречался у приморской границы с его начальником штаба генералом Хата. Вручил ему наш ультиматум, в котором изложены сроки и порядок капитуляции войск Квантунской армии.

Следующий вопрос был неожидан для Главкома дальневосточной группировки. Верховный спросил:

— А что представляет собой сейчас этот генерал Хата, товарищ Василевский? Я видел его один или два раза несколько лет назад, когда он служил в Москве в качестве военного атташе. Теперь, наверное, он выглядит иначе?

— Ничего особенного Хата не представляет, товарищ Сталин, — уверенно ответил маршал Василевский. — Пожилой, бритоголовый человек с угрюмым взглядом, усталым обрюзгшим лицом. По-русски говорить не пытался, но было видно, что мои слова понимает. Жаловался, что штаб Квантунской армии ограничен в своих действиях из-за потери связи в первые же дни нашего наступления. С советскими требованиями согласился и пообещал их непременно реализовать. Сам генерал Хата и сопровождающая его «свита» вели себя исключительно уважительно, даже подобострастно.

— А кто с нашей стороны, кроме вас, встречался с японскими представителями?

— Маршал Мерецков, Главный маршал авиации Новиков и генерал-полковник Штыков.

— Что вам известно, товарищ Василевский, о развитии обстановки в Чанчуне и Мукдене?

— По докладу маршала Малиновского, товарищ Сталин, в этих городах пока силами десантов осуществляется процесс разоружения местных гарнизонов. Ожидается, что не позднее завтрашнего дня в Чанчунь и Мукден вступят усиленные передовые отряды 6-й гвардейской танковой армии. Тогда, как я считаю, все вопросы капитуляции японских войск будут решаться намного проще и быстрее.

— Вот я и хотел сказать, чтобы генерал Кравченко быстрее подтягивал к этим важнейшим городам свои главные силы, — прервал доклад Главкома дальневосточной группировки Верховный. — Для нас это очень важно и с политической точки зрения. Судя по всему, американы намереваются прибрать Японию к своим рукам в единственном числе, отстранив от решения дальневосточных проблем не только нас, но и англичан. Кроме Японии, там ведь присутствует еще и проблема Китая. Мы не можем безучастно относиться к проблеме внутреннего устройства этой великой страны. Будет ли Китай единым стабильным государством, дружественным Советскому Союзу, или империалистам удастся раздробить его на несколько мини-образований тина Маньчжоу-Го? Кстати, известно ли вам что-нибудь о судьбе «императора» и правительства этого марионеточного государства?

Маршал Василевский никак не думал, что история с пленением императора Пу И так быстро станет известна Верховному. Тем более, что его заинтересует судьба «марионеточного монарха». Пришлось Главкому дальневосточной группировки доложить и по этому вопросу:

— Император Пу И сейчас находится в Мукдене под охраной наших десантников, товарищ Сталин. Ему ничто не угрожает. Кстати, он очень просил, чтобы мы ни в коем случае не передавали его японцам.

— Вы уже выяснили, каким образом Пу И оказался в Мукдене, товарищ Василевский?

— Командование Квантунской армией получило приказ из Токио переправить императора Маньчжоу-Го в Японию, но в Чанчуне не оказалось подходящего для него самолета. Было решено, что такой самолет найдется в Мукдене. Вместе с ближайшим окружением Пу И был доставлен в Мукден. Но и здесь сразу не нашлось подходящего «транспортника». В ожидании отлета он был обнаружен нашими десантниками на военном аэродроме. В ближайшее время я распоряжусь, чтобы император Маньчжоу-Го был доставлен в Хабаровск.

— Все правильно, товарищ Василевский. А где же находится правительство Маньчжоу-Го?

— Правительство находится в Чанчуне. Его глава Чжан Цзинхуэй по требованию нашего особоуполномоченного, выступал по радио с обращением к местному населению о капитуляции японо-маньчжурских войск.

Верховный внимательно выслушал эту информацию маршала Василевского и после небольшой паузы снова вернулся к фронтовым делам:

— А что вы скажете, товарищ Василевский, о развитии обстановки на Сахалине и Курильских островах?

Главком дальневосточной группировки был совсем «близко» к этим событиям и уверенно доложил:

— На Сахалине и на Шумшу бои продолжаются, товарищ Сталин. Приграничный укрепрайон на Сахалине войска 16-й армии преодолели и наступают в южном направлении. На Курилах, после освобождения Шумшу, будет высажен морской десант на Парамушир и далее. Их защищают войска 5-го фронта, а не Квантунской армии, которые, но данным нашей разведки, подчиняются непосредственно императорской Ставке. Так что, они прекратят сопротивление тогда, когда начнут действовать приказы Верховного Главнокомандующего союзных держав генерала Макартура.

— Выполнят они приказ Макартура или нет, наши войска должны продолжать свое дело, — весомо закончил разговор Верховный. — Нам ветер дует в спину. Мы можем обождать неделю-другую, пока начнут действовать приказы этого американского генерала. Свою главную задачу на материке Красная Армия уже полностью выполнила.

Рано утром 20 августа усиленные подвижные отряды 6-й гвардейской танковой армии вступили в Чанчунь и Мукден. Получив оперативные донесения об этом от командиров 7-го механизированного и 5-го гвардейского танкового корпусов генералов Каткова и Савельева, генерал-полковник Кравченко тотчас доложил о происшедшем в Ванемяо[77]. Соответственно, маршал Малиновский сообщил эту победную весть в Хабаровск. Все шло по плану. В середине дня такие же донесения маршал Василевский получил из штабов 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов — их главные силы практически одновременно вошли и заняли Харбин. Передовой отряд 10-го механизированного корпуса под командованием генерал-майора Савченко вошел в этот день в Гирин. Его поддерживал ударный полк 277-й стрелковой дивизии генерал-майора Гладышева.

Интерес, проявленный Верховным к развитию событий на острове Сахалин и на Курилах, побудил Главкома дальневосточной группировки более детально ознакомиться с обстановкой на этих отдаленных участках боевых действий. В середине дня маршал Василевский связался по телефону с командиром Камчатского оборонительного района генерал-майором Гнечко и подробно уточнил у него обстановку.

Голос Главкома дальневосточной группировки звучал подчеркнуто ровно.

— Алексей Романович, как идут у вас дела? На материке процесс капитуляции и разоружения японских войск набирает силу. Сегодня ударные соединения наших главных фронтов овладели ключевыми центрами Маньчжурии — Чанчунем, Мукденом и Харбином.

— Они раньше нас начали свои операции, Александр Михайлович, — уклончиво возразил генерал-майор Гнечко. — Не стоим на месте и мы. Думаю, что завтра обязательно завершим освобождение Шумшу, а дальше операция пойдет уже легче. Противник сделал ставку на укрепление пограничного острова всей гряды и здесь сосредоточил главные силы 91-й пехотной дивизии в составе двух бригад. Имеет свыше семидесяти танков, а также несколько артиллерийских батарей.

— Неужели командование японских войск на островах не получило приказа о капитуляции?

— Получило, товарищ маршал. Вчера наши парламентеры встречались с представителями командующего японскими войсками в северной части Курильских островов генерала Цуцуми и получили от них заверения, что с шестнадцати часов 19 августа войскам приказано прекратить всякие боевые действия. В результате последующих переговоров в восемнадцать часов японские представители приняли и подписали условия капитуляции, изложенные нашими парламентерами. Но когда сегодня отряд кораблей во главе с минным заградителем «Охотск», с представителями командования нашего оборонительного района и военно-морской базы Тихоокеанского флота в Петропавловске и десантом, вышел в район расположения основных баз японцев для встречи с генералом Цуцуми, он был обстрелян из орудий береговых батарей и атакован воздушными торпедоносцами противника.

— Нельзя верить японским захватчикам на слово, Алексей Романович. Готовьте основательный штурм островов и заставьте противника капитулировать силой, — кратко распорядился Главком дальневосточной группировки.

В разговоре с командующим 16-й армией генерал-лейтенантом Черемисовым маршал Василевский выяснил, что и на Сахалине японские войска продолжают упорное сопротивление. Судьбу южной половины острова должны решить десантные отряды Северной Тихоокеанской флотилии вице-адмирала Андреева, которые в срочном порядке перебрасываются в район Маоки из Советской Гавани и Тетюхи.

Особоуполномоченный Забайкальского фронта генерал-майор Пригула хорошо помнил наказ маршала Малиновского: сразу же, после выполнения самых неотложных мероприятий, обязательно съездить в лагерь военнопленных союзных стран на окраине Мукдена. В нём, с декабря сорок первого японцы содержали пленных американцев, англичан, австралийцев, голландцев. Условия содержания были тяжелыми.

Вскоре после полудня 20 августа, когда в Мукден прилетел член Военного совета Забайкальского фронта генерал-лейтенант Тевченков, его намерение посетить лагерь военнопленных американцев было тотчас реализовано.

К приезду представителей советского командования военнопленные, а их набралось свыше двух тысяч, в подавляющем большинстве американцев, были выстроены во внутреннем дворе по-барачно. Но как только небольшая советская делегация появилась на территории лагеря, строй моментально сломался. Измождённые, бледные люди бросились навстречу своим освободителям, в адрес которых на разных языках полетели искренние слова приветствий и благодарности. Тут же нашлись организаторы и командиры. Возник общелагерный бурлящий, импровизированный митинг.

Генерал-лейтенант Тевченков предоставляет слово нашему особоуполномоченному фронта в Мукдене генерал-майору Притуле. Советский генерал поднимается на крыльцо ближайшего барака, взволнованно говорит:

— Сегодня утром частями Красной Армии занят город Мукден. Я уполномочен советским командованием сообщить вам, что с этой минуты все американские, английские и другие военнопленные союзных нам государств, находящиеся в этом лагере, полностью свободны!

Не все стоящие перед воображаемой трибуной понимали русскую речь, но последнее слово генерал-майора Притулы: «свободны», определенно поняли все. Бурный восторг снова охватил военнопленных. Вверх полетели пилотки и носовые платки. На глазах многих еще молодых по возрасту людей, выступили слёзы радости. Раз за разом русское слово «Свобода» пронеслось над толпой из конца в конец лагеря.

Начальник политотдела штаба Забайкальского фронта переждал это страстное выражение признательности нашей Красной Армии, принесшей им освобождение, и продолжил свою взволнованную речь:

— От имени советского командования поздравляю вас с победой союзных войск над японским империализмом! Вторая мировая война подходит к концу. Скоро в наши дома и семьи придет долгожданный мир. Будем же объединенными усилиями союзников беречь его как зеницу ока, чтобы пережитое здесь вами никогда больше не повторилось.

На крыльцо взбегает американский пленный солдат Байби. Он говорит на понятном большинству узников английском языке. Говорит страстно, волнительно, словно долго заранее готовил эту свою восторженную речь.

— Нам русские войска принесли свободу. Три с половиной года мы томились в этой японской тюрьме. Тысячи узников умерли от голода и пыток. За все время только четверым удалось бежать из этого лагеря, но и они были схвачены охраной и замучены до смерти. Нет слов, чтобы все рассказать здесь об издевательствах японских властей над нами. Наши русские боевые друзья! К вам обращаюсь я, простой американский солдат, со словами горячей благодарности и любви. Никто из нас никогда не забудет этого дня. На всю жизнь мы — самые верные ваши друзья, и эту дружбу с Россией мы будем завещать своим родным и детям!

Голландский журналист Жоэлом, попавший в плен в середине сорок второго, торжественно, вслед за Байби, объявляет советским представителям:

— Я обязательно напишу о вас, добрых русских людях, посланцах неба в нашу темницу!

Член Военного совета фронта генерал-лейтенант Тевченков объявляет, что японская охрана лагеря разоружается, а жестокие охранники, виновные в пытках и издевательствах над военнопленными, арестовываются. Временно, до подхода главных фронтовых сил, управление лагерем возлагается на американских и английских генералов. Он обращается к самому старшему по чину и по возрасту американскому командиру корпуса генералу Паркеру и предлагает ему временно стать начальником лагеря.

Генерал Паркер благодарит представителя советского командования за доверие и сообщает, что кроме него в лагере находятся: вице-маршал авиации Великобритании Малтби, командиры американских корпусов генералы Джонс, Чиновет, Шарп, командиры дивизий союзных армий генералы Бийби, Втофер, Лаф, Орэйк, Пиэрс и Фонк.

Генерал Паркер занимает кабинет начальника лагеря, приглашает на первое совещание других генералов. Японская охрана выстраивается напротив военнопленных и демонстративно медленно складывает оружие. Генерал Орэйк распределяет трофейное оружие среди американцев и англичан, устанавливает свои посты вместо японских.

Получив долгожданную свободу, военнопленные упорно не отпускают из лагеря представителей командования Красной Армии. Каждый старается пожать нашим генералам, офицерам и рядовым руку, на любом клочке бумаги обзавестись их автографом. Любознательных вопросов не счесть. О минувших боях с японцами? Как преодолевался танкистами Большой Хинган? Почему Советский Союз не вступил в войну раньше, чтобы быстрее разбить Японию? Кто из советских маршалов командует Красной Армией на Дальнем Востоке? Есть ли среди них маршал Жуков? Будут ли советские войска захватывать японские острова в метрополии? Когда Советский Союз заимеет такие же атомные бомбы, какие уже имеют Соединенные Штаты? Как генералиссимус Сталин относится к новому американскому президенту Трумэну?..

В итоге обмена мнениями звучит уверенная похвала:

— Русские умеют воевать. Мы восхищаемся их успехами. Мы обязательно расскажем об их героизме по прибытии на родину! Им — наша признательность и слава.

Иначе действовал президент Трумэн. Он довольно своеобразно интерпретировал излишне миролюбивые шаги Советского Союза в отношении Соединенных Штатов. Посчитал даже возможным на заключительном военном этапе переписать Ялтинские соглашения в отношении Японии. Председатель Совнаркома был всецело солидарен со своим заместителем Молотовым в оценке этих действий.

Вначале Американское правительство отвергло предложение правительства Советского Союза включить в район сдачи в плен японских войск Красной Армии и половину острова Хоккайдо. Мотивировка отказа наглядно подчеркивала всевластие в метрополии американцев. В послании председателю СНК Сталину президент Трумэн подчеркнул, что генералу Макартуру сдаются японские вооруженные силы на всех островах собственно Японии, и он намерен использовать символические союзные силы, которые, конечно, будут включать и советские вооруженные силы. И тут же президент союзного государства заявляет… необоснованную претензию на совместное использование Курильских островов.

Тянуть с ответом на последнее послание президента Трумэна было уже нельзя, и 20 августа ближе к полуночи этот вопрос подвергся исчерпывающему анализу. Формировалась достойная отповедь «амбициозному оппоненту». Председатель СНК СССР остановился на своем традиционном месте у торца стола, попросил наркома Молотова прочитать еще раз ту часть послания американского президента, которая заключала в себе саму суть «неприемлемого демарша».

Нарком иностранных дел поправил пенсне, прочитал:

— Правительство Соединенных Штатов желает располагать правами на авиационные базы для наземных и морских самолетов на одном из Курильских островов, предпочтительно в центральной группе, для военных и коммерческих целей.

После короткого раздумья, Сталин в рассудительном тоне все же возразил:

— Своё абсурдное требование американы не считают нужным даже как-то вразумительно мотивировать.

— В том то и дело, что никакой мотивировки в послании просто нет, — подтвердил нарком Молотов.

— Отвечать на такие притязания не сложно, — Сталин начал ходить взад-вперед вдоль кабинета. — Курильские острова, согласно Ялтинским договоренностям, без всяких исключений переходят полностью под юрисдикцию Советского Союза, и нам непонятно, ввиду каких именно обстоятельств могло возникнуть подобное абсурдное требование.

— Победные фанфары будоражат воображение наших бывших союзников. Исподволь рвутся в мировые властители, — взгляды Сталина и Молотова встретились.

Председатель СНК СССР продолжил диалог:

— Поставим и мы перед господином Трумэном альтернативный вопрос: «Если Соединенные Штаты имеют в виду посадку американских коммерческих самолетов, то Советский Союз готов выделить для них аэродром, при условии, что и американы выделят такой же на Алеутских островах для коммерческих рейсов советских самолетов».

— Так и ответим, — согласился нарком Молотов. Председатель СНК СССР продолжил эту мысль:

— Ответим не только американам, но и английскому премьеру Эттли. Мы с англичанами оказываемся в одинаковом положении. Только Трумэн ставит себя выше. Японию победили, дескать, американские атомные бомбы. Но это не так.

В ту же ночь в адрес нового премьер-министра Великобритании Эттли, была направлена приветственная телеграмма председателя СНК СССР И. В. Сталина:

«Благодарю Вас за Ваше дружественное приветствие и поздравление по случаю победы над Японией и, в свою очередь, поздравляю вас с этой победой. Война против Германии и Японии и наши общие цели в борьбе с агрессорами сблизили Советский Союз и Соединённое Королевство и укрепили наше военное сотрудничество, основой которого на долгие годы ныне является наш союзный договор. Я выражаю твердую уверенность, что это сотрудничество, испытанное в войне и военных опасностях, будет развиваться и крепнуть и в послевоенное время на благо наших свободолюбивых народов».

Гегемонистское поведение Верховного Главнокомандующего союзных войск генерала Макартура настойчиво трансформировалось в нижестоящие инстанции военного командования Соединенных Штатов на Дальневосточном ТВД. В полдень 21 августа, когда главные силы Забайкальского фронта в лице ударных соединений 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника Кравченко уже вошли в Мукден, над центром города неожиданно появился американский самолет-разведчик. Он сбросил тысячи листовок с обращением командующего американскими войсками в Китае генерала Ведемейера к генералам и офицерам… Квантунской армии!

В листовках говорилось, что военное командование Соединенных Штатов, стремясь установить связи с солдатами и офицерами союзных войск, оказавшимися в японском плену, намеревается высадить на мукденский аэродром своих военных представителей. В обращении особо оговаривалось, что никаких иных целей эти представители не преследуют. В случае согласия на их прием, предлагалось выложить на летном поле белое полотнище с буквой «Т».

Военный комендант мукденского гарнизона генерал-майор Ковтун-Станкевич распорядился выложить привычную посадочную букву «Т». Через два с половиной часа на аэродроме Мукдена действительно приземлился американский «транспортник» с представителями военного командования Соединенных Штатов Америки в Китае. Каково же было их удивление, когда вместо «поверженных японцев» их встретили… советские десантники. Союзники быстро уточнили ситуацию, и тотчас покинули Мукден в невеселом расположении духа. На этот раз они даже отказались посетить лагерь своих военнопленных на окраине города.

В то время, когда на левом фланге Забайкальского фронта боевые действия уже фактически закончились, разрозненные японские части сдались в плен и были разоружены, на правом фланге, в Калганском укрепрайоне, еще продолжались бои. В этот день ударные силы советско-монгольской конно-механизированной группы генерал-полковника Плиева решительно атаковали оборонительные позиции, защищаемые кавалерийскими дивизиями врага, нанося кинжальный удар с фронта. Подвижные части действовали в обход, на флангах. Прорвав оборону противника, ударный «кулак» 27-й мотострелковой бригады проник в тыл укрепрайона и занял шоссе, ведущее на Калган. Это и предопределило исход жаркого боя. Японские части оставили долговременные укрепления и начали поспешный отход к городским отсечным позициям.

Преодолев очаговое сопротивление заградительных групп на Сунгари, боевые корабли Краснознаменной Амурском военной флотилии с десантными отрядами 15-й армии в середине дня вошли в Харбинский порт, и с ходу приступили к разоружению вражеских подразделений в припортовой части города. Решительно пресекались любые попытки отдельных вооруженных групп противника скрытно покинуть город и отойти в южном направлении на Чанчунь.

Продолжали сопротивление войска противника на Курильских островах. В ответ на ультимативное требование командования Камчатского оборонительного района о капитуляции, представитель командующего японскими войсками в северной части Курильских островов генерала Фусаки заявил, что приказ о капитуляции, японских войск уже отдан. Лично командующий просит командующего советскими войсками на Курильских островах принять его для переговоров. Это была очередная уловка японского командования, чтобы оттянуть капитуляцию островных гарнизонов 91-й пехотной дивизии. Поэтому и 21 августа 128-й авиационной дивизии не удалось перебросить свой ударный полк на аэродром Катаока, а Петропавловской военно-морской базе — переправить часть своих боевых кораблей в бухту Катаока.

Войска 56-го стрелкового корпуса генерал-майора Дьяконова из состава 2-го Дальневосточного фронта продолжали успешное наступление к южной оконечности Сахалина. В этот день, 21 августа, они овладели важными портовыми городами Сикука и Найоро.

Оставалась нерешенной для наших войск проблема Вонсана. Не исключалось, что командование 17-го фронта Квантунской армии, под шумок всеобщей капитуляции, воспользуется расположенной в глубоком тылу военно-морской базой для эвакуации в метрополию части своих сил и награбленных в Корее ценностей. В сложившейся обстановке необходимо было возможно быстрее овладеть Вонсаном.

Согласно разведывательным данным штаба Тихоокеанского флота, военно-морская база и крепость Вонсан прикрывались с моря шестью береговыми батареями калибром пушек до двухсот восьмидесяти миллиметров и минными заграждениями. Численность гарнизона крепости несколько превышала шесть тысяч человек. В тридцати пяти километрах западнее города дислоцировалась еще одна войсковая группировка 59-й пехотной дивизии, такой же численности.

Чтобы овладеть Вонсаном, требовались крупные боевые силы. Но командование Тихоокеанского флота, с учетом повсеместной капитуляции японских войск в Корее, ограничилось мобильным десантным отрядом численностью менее двух тысяч морских пехотинцев. Десант обеспечивали: миноносец, фрегат, два тральщика и шесть торпедных катеров. Когда советские корабли подошли к акватории вонсанского порта, японские береговые батареи молчали. У пирсов наших десантников встречало более пяти тысяч корейских жителей, восторженно размахивающих красными флагами Советского Союза. Но капитуляция гарнизона Вонсана в этот день не состоялась. Переговоры о разоружении японских частей под разными предлогами затягивались.

Командующий Забайкальским фронтом маршал Малиновский настойчиво торопил своих подчиненных. В полдень 20 августа, когда его заместитель генерал-лейтенант Иванов занимался в районе Тайонаня формированием специального десантного отряда из подразделений 6-й гвардейской танковой и 39-й армий для броска в Порт-Артур, он получил телефонограмму из Ванемяо самому возглавить его, действовать во вражеском тылу быстро и решительно.

Во второй половине дня 21 августа на имя генерал-лейтенанта Иванова поступило письменное распоряжение Военного совета фронта о том, что он назначается его представителем для переговоров о капитуляции и разоружении японских сухопутных и морских частей в Порт-Артурском гарнизоне. В распоряжении указывалось командующему 12-й воздушной армией маршалу авиации Худякову выделить необходимое количество транспортных самолетов и обеспечить истребительное прикрытие десантников в полете и при посадке на аэродроме в Порт-Артуре. Командующему 6-й гвардейской танковой армией генерал-полковнику Кравченко приказывалось выделить четырех офицеров, двести автоматчиков и переводчика для укомплектования специального передового отряда. На завершение сборов отпускались одни сутки! Требовалась высшая оперативность.

Поздно вечером 21 августа члену Военного совета Дальневосточного направления генерал-полковнику Шикину позвонил в Хабаровск Верховный. Вкратце расспросив «главного дальневосточного политработника» о развитии общественно-политической обстановки на территории Маньчжурии, об отношении ее местного населения к личному составу Красной Армии, Сталин, вдруг, круто переменил тему разговора, поставил «неожиданный вопрос»:

— Товарищ Шикин, скажите, как складываются отношения войск Забайкальского фронта и Народно-освободительной армии Китая? В Ставку поступили тревожные сведения, что американы стравливают коммунистическую армию с военными формированиями Чан Кайши? Это действительно так?

— К сожалению, товарищ Сталин, это так. По тем сведениям, которыми располагают наши политические органы и разведка, командование американских войск в Китае открыто встало на путь поддержки Чунцинского правительства.

— В чём это выражается, товарищ Шикин?

— В ходе успешного наступления частей 8-й, Новой 4-й армий и партизанских отрядов на коммуникации японских войск в середине августа удалось освободить значительную территорию в Северном и Восточном Китае, прорваться к крупнейшим центрам страны — Пекину, Тяньцзиню, Нанкину и Шанхаю. Опасаясь окончательной победы демократических сил в стране, гоминдановские войска открыто выступили против революционной армии страны. Как только что стало нам известно, по приказу генерала Ведемейера, войска Чан Кайши на американских самолетах и военных кораблях перебрасываются в важнейшие китайские города, чтобы затормозить активные действия Народно-освободительной армии.

— Вот даже на что идут американы? — Верховный не стал скрывать искреннего удивления.

Генерал-полковник Шикин продолжил доклад:

— Мы получили оперативные данные, товарищ Сталин, что японским войскам отдан приказ не сдавать оружие коммунистическим силам. Поступило даже сообщение, что капитулировавшие японские соединения вновь вооружаются гоминдановцами и бросаются в бой против частей Народно-освободительной армии.

— Все эти данные, товарищ Шикин, надо тщательно проверить, и Советское правительство официально выступит против подобных вопиющих нарушений Потсдамской декларации союзных держав от 26 июля со стороны Соединенных Штатов Америки. До свидания, товарищ Шикин. Желаю успехов.

2

Рано утром 19 августа в Чанчунь, в штаб Квантунской армии, позвонил начальник Генштаба генерал Умэдзу. Появилось неотложное дело. Надо было проверить, как выполняется указание императорской Ставки о немедленном роспуске всех резервистских контингентов, мобилизованных в войска генерал-лейтенанта Ямады накануне или с началом боевых действии в Маньчжурии.

Начальник Генштаба армии Умэдзу начал разговор без всяких вступлений:

— Скажите, Ямада, в какой степени выполнен на сегодняшний день приказ императора о роспуске резервистских контингентов на континенте?

Командующий Квантунской армией доложил:

— Мною, Умэдзу, отданы приказы командующим 1-м, 3-м и 17-м фронтами, а также 4-й отдельной армией о немедленном разоружении и роспуске таких контингентов. Насколько выполнен этот срочный приказ, нам предстоит еще в ближайшем будущем проверить.

— И вы не можете сейчас сказать мне ничего определенного? Поймите, Ямада, что это очень важно. Император Хирохито находится в смятении тяжелых чувств. В Токио произошли такие неординарные события, которые потрясли Великую Империю. Я полагаю, что даже такое рядовое сообщение о роспуске резервистских формирований, могло бы как-то успокоить монарха. Ведь в любом случае он останется во главе Японии. Верховный Главнокомандующий всегда должен знать, какими войсками он командует.

Генерал-лейтенант Ямада уверенно возразил:

— Я совершенно определенно могу сообщить вам, Умэдзу, что такие действия проведены в войсках 3-го фронта. Генерал Усироку доставил в мой штаб копию своего приказа в этом направлении. При личной встрече он настойчиво уверял меня, что приказ в основном уже выполнен.

— Этот ваш доклад я могу передать императору, Ямада?

— Можете, генерал Умэдзу. Генерал Усироку лучше других моих подчиненных знает обстановку на юго-западе Маньчжурии. Кстати, по имеющимся у меня сведениям, только его войска продолжают удерживать свои оборонительные позиции в Калганском укрепрайоне.

— Не только, Ямада. Ночью я получил обнадеживающую радиограмму из Хутоу. Там тоже продолжается сопротивление. Выходит, и Советы не все в состоянии сокрушить.

— Не стоит преувеличивать значение этих фактов, Умэдзу, — попытался урезонить начальника Генштаба армии генерал-лейтенант Ямада. — Я сижу в Чанчуне, словно на пороховой бочке, и не знаю, что произойдет в Маньчжурии завтра. Со всех сторон я только и слышу ультиматумы о капитуляции. Вчера Советы овладели Харбином. Поздно вечером генерал Хата доложил мне, что как раз сейчас он вместе с генералом Микио улетает на встречу с командованием Красной Армией на Дальнем Востоке. Ничего хорошего я от нее не жду. Все наши расчеты на прочность оборонительных позиций в укрепрайонах и стойкость кадровых соединений не оправдались.

Сказав так, командующий Квантунской армии спросил:

— Со вчерашнего дня я совсем не имею связи с Кореей, с командующим 17-м фронтом, Умэдзу. Вы можете мне сказать, что там сейчас происходит?

— Советы настойчиво продвигаются вдоль побережья, — уклончиво начал начальник Генштаба армии. — Цель их совершенно ясна — полностью отрезать материк от метрополии. Таким образом, оставить ваши войска, Ямада, в эту тяжелую минуту один на один с неудержимым врагом. Я говорю вам о самых последних оперативных данных, которые пару часов назад Генштаб получил из Сеула[78].

— А что же Китай, Умэдзу, навсегда потерян для Великой Империи? — командующий Квантунской армией резко переменил тему разговора. — Я говорю об этом потому, что Калганский укрепрайон, наряду с Советами, атакуют и китайские коммунистические силы, части их 8-й армии генерала Чжу Дэ.

Начальник Генштаба армии подтвердил:

— Для Великой Империи, возможно, действительно потерян. Но сейчас американцы активно сотрудничают с Чунцинским правительством, Ямада. Я так полагаю, что они взамен нашего постараются установить свое господство и не только в Китае, но и на Корейском полуострове…

Разговор в этом месте прервался. В кабинет начальника Генштаба армии вошел его заместитель генерал-лейтенант Кавабэ, назначенный главой японской делегации, отправляющейся в Манилу, в штаб Верховного Главнокомандующего союзных держав генерала Макартура. Ему поручалось уточнить принципиальные вопросы о порядке подписания акта безоговорочной капитуляции и последующей оккупации собственно японских островов американскими войсками. В состав делегации входили: семь представителей сухопутной армии, шесть — военно-морского флота и два чиновника министерства иностранных дел. Единственное, что мог посоветовать своему заместителю генерал Умэдзу, это добиваться возможной отсрочке высадки оккупационных войск в центральных районах метрополии.

Командующий американскими экспедиционными войсками в юго-западном районе Тихого океана генерал Смит, приняв японскую делегацию во второй половине дня, уведомил генерал-лейтенанта Кавабэ о сроках и тех районах, в которых высадятся первые американские оккупационные силы. В связи с этим японская армия должна была покинуть аэродром Ацуги к концу дня 24 августа, районы Токийского залива и залива Сагами — к 25 августа, базу Каноя и южную часть острова Кюсю — к двадцати часам 30 августа.

Генерал-лейтенант Кавабэ и старший представитель военно-морского флота адмирал Йокояма «слезно просили» американское командование отсрочить высадку оккупационных войск хотя бы на десять дней, мотивируя свою просьбу необходимостью принять меры предосторожности, чтобы избежать нежелательных инцидентов с гражданским населением. Просьба японской делегации была удовлетворена, хотя и на меньшие сроки. Высадка первых частей оккупационных войск была отсрочена на три дня, до 26 августа, а главных сил — до 28 августа.

Вся подготовительная работа по организации официального подписания акта о безоговорочной капитуляции Японии проводилась штабом генерала Макартура в Маниле. 19 августа он запретил подписывать какие-либо документы о капитуляции на других театрах военных действий раньше, чем он подпишет их сам. Его приказом была запрещена также до подписания акта о капитуляции в Токио реоккупация занятых японскими войсками территорий. Речь шла о государстве Маньчжоу-Го.

И в условиях повсеместной капитуляции главных сил Квантунской армии принимались экстренные меры по уменьшению боевого и численного состава ее войск. Выполняя устное распоряжение генерал-лейтенанта Ямады, командующий 3-м фронтом 19 августа издал письменный приказ. Генерал-лейтенант Усироку строжайше предписывал:

«1. Командирам всех частей немедленно произвести роспуск сборов в соответствии со следующими указаниями:

а) немедленно распустить членов особых отрядов охраны;

б) в соответствии с положением каждой части немедленно распустить половину военнослужащих сельской охраны, находящихся в Маньчжурии на 15 августа сего года;

в) немедленно возвратить к месту прежней службы работников Маньчжурской железной дороги и телеграфной компании «Дендеи»;

г) немедленно распустить всех выходцев из Кореи;

д) всех гражданских лиц, использовавшихся в армии и находящихся до 17 августа сего года на сборах, использовать в дальнейшем на прежней службе.

После исполнения, данный приказ подлежит немедленному уничтожению путем сожжения».

Был распущен по домам, либо разбежался, чтобы избежать скорого пленения, личный состав многих соединений и частей сухопутной армии Маньчжоу-Го, войск Внутренней Монголии и Суйюаньской армейской группы. С учетом срочных «сокращений» командование Квантунской армией искусственно уменьшило численность своих войск до шестисот тысяч человек. Выполнялся приказ императора Хирохито.

Пленные японские генералы откровенно свидетельствовали об агрессивных намерениях своей страны. Командующий 1-м фронтом Квантунской армии генерал-лейтенант Кита показал во время допроса 20 августа:

— Согласно оперативному плану, утвержденному в начале сорок третьего года, предполагалось наступательное развертывание японских войск:

а) На рубеже Хутоу — Хулинь расположить шесть пехотных дивизий для действий в восточном направлении с целью перерезать железную дорогу Хабаровск — Ворошилов и занять Иман и Лесозаводск. Дальнейшее движение: двумя пехотными дивизиями — в северном направлении, на Губерово, обеспечивая при этом основную группировку с севера, а четырьмя дивизиями — на юг, в направлении на Спасск, с последующим соединением их с основной группировкой войск, действующей в направлении на Ворошилов;