О том, как осуществлялась «шлифовка» девочек из благородных семей

О том, как осуществлялась «шлифовка» девочек из благородных семей

Большинство светских новостей, слухов, сплетен и мнений обо всем, что происходило в английском королевстве в Средние века, историки черпают из двух архивов, так называемых «писем Стоноров» и «писем Пастонов». Оба архива изданы, и с перепиской может ознакомиться каждый. Другой вопрос, что интерпретировать их удается даже не всякому историку, особенно письма Стоноров. Зачастую совершенно невозможно понять, о ком из многочисленных Мэри, Джейн или Элизабет в письмах идет речь. Зачастую в письмах отсутствуют даты, отсутствуют имена отправителей или адресатов. Тем не менее, эти письма – живые, домашние, «непричесанные» – очень важны для понимания того, как жили и с какими проблемами сталкивались люди привилегированных классов в средневековой Англии.

Стоноры были семейством джентри, то есть землевладельцами благородного происхождения, весьма состоятельными и, разумеется, состоящими в родстве с половиной английской аристократии и дворянства. Благо, со времен Вильгельма Завоевателя у семейства было время и возможности богатеть и родниться. В данном случае, интерес представляет поколение Стоноров, которое жило в Оксфордшире во второй половине пятнадцатого века. Потому что одно из писем, касающихся темы отправленных на воспитание дочерей, было, очевидно, ответом вдовы Томаса Стонора I ее дочери, которая была против своей воли и воли матери помещена королевой на воспитание в чужую семью. И вот бедолага писала Алис Стонор, умоляя принять ее обратно домой, потому что семья, в которую ее поместили, не любит ее и устала от нее.

У Томаса Стонора и Алис Кирби было пять или шесть дочерей (и два сына), так что неизвестно, кто именно из девочек Стоноров жаловался на судьбу – Элизабет, Изабель (хотя, скорее, прав историк Кингсфорд, а не Алисон Ханьям, что это была одна и та же девочка, Элизабет, она же Изабель), Мод, Филиппа, Джоан или Анна. Тем не менее, любая из них была очень богатой наследницей, и ее насильственное отлучение от дома было вызвано волей королевы наградить кого-то из своих людей доходами до совершеннолетия опекаемой и, скорее всего, ее замужеством с отпрыском семейства опекунов. Алис отвечает дочери, что она и ее новый муж, Ричард Дрейтон, были бы счастливы видеть девочку у себя, но не смеют сделать это без письменного разрешения королевы и согласия нынешних опекунов дочери:

«видя раздражение Ее Величества против меня, мой муж сказал, что он не готов ее ослушаться». «Я думаю, что они не так уж устали от тебя, принимая во внимание ту энергию, с которой они тебя добивались», – пишет мать. Королевой, о которой идет речь, была Маргарет Анжуйская, которая на новый 1449 год подарила по золотому армлету Алис Стонор и Ричарду Дрейтону, и еще раз, в 1453 году, Ричарду Дрейтону. Об этой королеве много чего можно сказать, но она свято и рьяно выполняла ту часть наставления Кристины Пизанской, которая инструктирует принцессу блюсти интересы своих приближенных.

А вообще девочек помещали на воспитание в чужую семью по многим причинам. Очевидным поводом была смерть хозяина дома. Как бы богата ни была вдова, она практически никогда не могла рассчитывать на то, что ей позволят воспитывать собственных детей. Наследники и наследницы имели такую колоссальную ценность на брачном и политическом рынках, что зачастую ребенка забирали от матери чуть ли не в младенческом возрасте, помещая в семью «хранителя» до достижения 14 лет. Обычно – с правом устройства брака. Таким образом, корона укрепляла доходы и лояльность своих союзников и регулировала приток благ к определенным семействам за счет чужих наследств. Все-таки количество земель короны было ограничено, при этом пожалованные земли, титулы и должности были подвижными. Король дал, король и взял – и передал другому. А вот наследственные земли были личным, неотъемлемым источником дохода рода. Единственным доступным для короны способом произвести перераспределение ценностей в этом случае было распоряжение о передаче наследников в другую семью.

Мать, конечно, могла потребовать должность хранителя для себя, но мало у кого было достаточно влияния и силы, чтобы получить согласие королевской администрации. Известны даже случаи, когда матери похищали своих детей вместо того, чтобы передать их в чужие семьи, но никто теперь не может с уверенностью сказать, что ими двигало: то ли материнская любовь, то ли понимание того, какой ценностью является наследник или наследница семьи. В принципе, еще Магна Карта пыталась ограничить подобную практику короны, и короли клялись не изымать наследников из семей без согласия родителей или опекунов, но согласие легко получить, если семейство просто опасается перечить, а вдовами, большая часть которых быстро вступали в новое замужество, было легко манипулировать. Сохранилось, например, письмо короля Генриха III к Мабель, вдове Роджера Торпелла: «Мабель, вдове Роджера Торпелла. Она должна помнить, что король дает права на земли и наследников вышеупомянутого Роджера Торпелла, с правом женить наследников, Епископу Чичестерскому, канцлеру, на время детства наследников… Поскольку Уильям, старший сын и наследник, умер, король приказывает ей, ради нее самой и ее добродетели, не задерживать Айселотту, следующую по старшинству и наследованию, а передать ее посланцу епископа, который предъявит письмо, доказывающее, что он этим посланцем является». Довольно недвусмысленный приказ. А ведь Генрих III считался королем даже слишком либеральным. Учитывая же особенности характера Маргарет Анжуйской, легко понять, что Алис Стонор и ее муж просто боялись за себя и за дочь.

Второй причиной, по которой джентри и даже аристократы добровольно помещали своих наследниц на воспитание в могущественные семьи, было желание заключить союз о покровительстве своего рода, попасть на ту социальную ступеньку, которая в противном случае была бы недоступна. К примеру, дочери еще одного Стонора, Уильяма, уже во времена Эдварда IV воспитывались при дворе самой Сесилии, герцогини Йоркской, матери короля. И смогли устроить так, что их мачеха, всего лишь купеческая вдова, попала в светское общество и была в свите герцогини в 1476 году, когда та встречалась со своим сыном-королем в Гринвиче. Собственно, именно из письма этой Элизабет Стонор и известно, что герцогиня осталась недовольна платьями своих воспитанниц Стоноров и пригрозила, что если их отец не озаботится гардеробом девочек, она отправит их прочь.

И третьей причиной была привлекательность богатых брачных рынков, которыми потенциально и являлись дворы больших вельмож. Дороти Пламптон, в свое время засыпавшая отца мольбами забрать ее от леди Дарси (на которые тот ни разу даже не ответил, имея на руках еще пятерых сыновей и семь дочерей), с помощью леди Дарси благополучно вышла замуж. Леди, впрочем, изначально взяла Дороти к себе, чтобы помочь Пламптонам, переживавшим в тот момент не лучшие времена. У Дороти совершенно очевидно не было приданого, но для кого-то покровительства леди Дарси оказалось вполне достаточно.

А иногда в семьях появлялись сложные дочери, которые своим поведением доставляли семейству и себе такие проблемы, что единственным способом пристроить их хоть в какое-то замужество было покровительство какой-нибудь значительной леди. Например, у Агнес и Уильяма Пастонов, семьи уважаемой и имеющей дело с виднейшими аристократами своего времени, старшая из дочерей, Элизабет, ухитрилась связаться с каким-то молодцем, замужество с которым с точки зрения семьи было совершенно невозможным. Девицу побили и заперли, но отношения между дочерью и родителями осложнилось до такой степени, что она была готова выйти за Стивена Скропа, который по возрасту годился ей в деды и, по слухам, был исключительно безобразен, но даже из этой попытки ничего не вышло. Элизабет было уже 29 лет, когда ее взяла к своему двору вдовствующая леди де ла Поль – и через год засидевшаяся в девичестве бунтарка оказалась замужем за сэром Робертом Пойнингсом. Правда, муж вскоре погиб при Сент-Олбанс, но теперь Элизабет была сама себе хозяйкой. Впрочем, с мужьями ей определенно не везло. Ее второй муж, сэр Джордж Браун, ухитрился в 1483 году примкнуть к бунту герцога Бэкингема и был казнен. Невольно приходит в голову, что родители оказали Элизабет Пастой очень дурную услугу, пытаясь устроить ее жизнь наилучшим образом.

Письма семьи Пастонов. Титульный лист

Впрочем, Агнес Пастой вообще была суровой матерью даже по меркам средневековых понятий о воспитании, заключающихся в том, что детей не ограждали от реалий жизни. Агнес и относительно сына рекомендовала школьному мастеру розги в качестве аргумента в пользу усердия. Если с современной точки зрения подобные методы кажутся бесчеловечными, то имеет смысл вспомнить о том, что феодальное общество держалось на иерархии и подчинении. Над каждым бароном был местный граф или герцог, над каждым пэром – король, и над всеми был Бог, представляемый церковью. В свою очередь, и король, и пэры были зависимы от своих подданных – в Англии, по крайней мере, которая избежала многих несчастий, ограничив власть монарха уже в двенадцатом столетии. Дисциплина, умение подчинять себе свои страсти и подчинять себя вышестоящим, при таком положении вещей была практически базовой необходимостью. И девочки в этом отношении вовсе не были исключением. Им тоже нужно было учиться подчиняться, требовать подчинения и иметь превосходный самоконтроль.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.