Глава V Браминская теология по европейским представлениям.

Глава V

Браминская теология по европейским представлениям.

Самым общим термином для обозначения бога на санскритском языке является дева, то же что латинское деус, от латинского корня диес — день, т.е. свет, а в месте с ним и голубое сияющее небо, по санскритски диу или див. Но, наряду с общим названием бога, слово дева в то же время обозначает определенную группу сверх - естественных существ называемых «девами», которые во многих гимнах противопоставляются другому семейству божеств — «аузарам» (от азу-жизнь), показывая тем самым, что они являются живыми существами.

Число всех божеств в ведийской теологии обыкновенно считается 33, причем их еще разделяют по трем местопребываниям — небо, воздух и земля — на вазус рудрас и адамиес. Однако же число 33 далеко не достаточно для фактического счета божеств; в одной песне веды говорится, что «3339 божеств воздавали поклонения Агни». Однако каждая ведийская песнь обыкновенно относится к одному или к двум божествам (хотя встречаются и песнопения обращенные ко «все богам»), и избранное божество часто прославляется как единое и высочайшее существо, причем без всякой критики влагают в его образ черты, функции и события из жизни этих последних. Происходящее отсюда смешение божеских свойств чрезвычайно затрудняет возможность составить определенное представление об индивидуальности отдельных божеств. Нельзя представить себе, чтобы подобное своеобразное направление могло служить преддверием монотеизма; оно скорее заключает в своих недрах зачатки более позднего пантеизма.

Ведийские божества чаще всего признаются «богами природы», причем их обыкновенно представляют себе или непосредственно, как естественные силы природы, или как представителей этих сил. Индра не есть молния, но он бросает молнию; Индра не дождь и солнце, но он есть тот, кто посылает дождь и солнечный свет. Агни есть огонь и не представляет ничего более, как эту стихию в ее различных формах, а такое божество как Сурия, совсем тождественно с солнцем.

Нельзя в кратких словах охарактеризовать богов веды. Религия эта складывалась в течение долгого промежутка времени и явилась продуктом жизни многих поколений и народностей, поэтому не следует поражаться тем различием в представлении божеств, которые замечается в ведах. Это различие выступает еще яснее, если мы станем наблюдать пестрый мир низшей религиозной жизни, свойственный современной народной массе. Здесь, вместе с рядом светлых чистых божеств, существует в воздухе и на земле целый рой духов и демонов: черти, нечистые, эльфы, ведьмы и приведения, от которых человек должен стараться или защитить себя, или снискать их расположение. Эти божества второго разряда, как более удовлетворяющие религиозным потребностям народной массы, нежели установленные жрецами святые существа высшего класса, пользуются в ней не менее серьезным почитанием и так часто являются действующими лицами в мифическом кругу официальных богов, что трудно даже провести границу между миром богов и демонов. Если мы еще присоединим к этому первобытное почитание всевозможных предметов и явлений природы, каковы горы, реки, животные и растения, — одним словом, самый грубый фетишизм, с прибавлением к нему культа мертвых и почитания предков, то мы получим чрезвычайно смешанную и не всегда возвышенную картину ведийской религиозности, которая однако имеет то преимущество, что она дает нам всестороннюю и не поддельную ее характеристику. Считать этих демонов остатком первобытных туземных культов нет никакого основания и она настолько же совместного происхождения, как и сами божества и как совершенно подобный же мир духов, встречаемых нами и теперь в Европе.

Но все эти божества представляются обыкновенно обладающими вполне человеческими свойствами: они едят и пьют, чувствуют любовь и ненависть; кроме того, они не лишены способности к употреблению ловкой хитрости и грубой шутки. Они часто изображаются в виде воинов и еще чаще, а в более поздний период даже по преимуществу — в виде священнослужителей, отправляющих жертвенные обряды.

А там, где образы божеств не сливаются в нечто неопределенное, они теряются в чудовищном и сверхъестественном. Полуживотные, или вполне животные изображения, запутанные символы и всякие необычайные творения почитаются и теперь у индусов за божество. Не следует однако забывать (при часто делаемом сравнении с греческой религией), что подобные же грубые представления о божествах господствовали и в народной фантазии эллинов, и европейцев средних веков, и что пластическая красота олимпийцев была созданием новейшего искусства, а не религии.

Духовная жизнь высших богов обладает обыкновенными качествами вполне развитого божественного типа — бессмертием, всемогуществом, всеведением и т.д. Однако, это бессмертие сообщается им божественным напитком. Всемогущество есть нередко чисто физическая сила, а их всеведение в мифологии часто заключено в очень узкие пределы.

В числе индийских богов первое место принадлежит древнему «Диаус-Питару», т.е. Деусу Юпитеру латинов и Диосу-о-Патэру греков. Но нельзя решить, считался ли он в ведах отцом богов, или равным им богом; мы не имеем также никаких сведений о его характере, деятельности и культе, и как в настоящее время нет у православных храмов, посвященных богу-отцу. Представление о Диаусе тесно связывается с представлением о Притиви (земля), и у индусов как и почти везде, земля признается богиней.

Также высокопочитаемая Адити, согласно учению индийской теологии, является богиней земли. Она тоже часто, на основании чрезвычайно свободного и крайне сомнительного объяснения ее имени («несвязанная») и ее сыновья Адитиим охраняют все: они суть небесные защитники всего мира; «далеко смотрят святые и, охраняя высшее владычество, карают всякое злодеяние», — говорят веды. Этическая сторона их деятельности везде выступает на первый план.

Митра, культ которого был так характерен для Византии в IV и V веке нашей эры, тоже принадлежит к числу божеств которые в ведийский период мало заметны. Только одна песня посвящена ему исключительно; в других случаях он обыкновенно призывается вместе с Варуной, созвучным со славянским Перуном и греческим Ураном. Раньше Митра был, как кажется, могущественный бог западных арийцев, на что по крайней мере указывает его имя (по санскритски «друг»). Из вед мы знаем, что его почитали как благосклонного бога-покровителя, который освобождает от нужды и бедствий, охраняет своих поклонников от болезней, смерти и гибели, умножает богатство и посылает людям здоровье, но, несмотря на все это, следует опасаться его гнева. «мы не хотим повергнуться гневу Митры, любимейшего из мужей».

Варуна в представлении индусов рисуется обыкновенно в образе человека; его обитель находится высоко в небесах, обыкновенно в образе человека; его обитель находится высоко в небесах, он разъезжает туда и сюда на своей колеснице, и носит пышное одеяние. Его часто величают «царем Варуна»; он господствует над всем миром и управляет им, следуя строгим законам. Везде, где есть воды, там Варуна проявляет свое могущество; он распределяет небесные потоки и посылает их на землю. Варуна вездесущ, однако преимущественно пребывает на западе. Ему все известно, даже внутренние помышления сердец, а то, что он не может сам исследовать, то ему доносят тысячи духов. «Кто идет или стоит, кто тайно крадется, кто ищет себе убежище, или спешит от него, о чем говорят двое сидя вместе, то знает царь Варуна, присутствующий в качестве третьего. И если б я перешел за пределы неба, то все же я не ушел бы от царя Варуны; с небес спешат сюда его соглядатаи, обозревающие мир тысячью глаз». Так сходно звучит песнь Варуны с библейскими словами.

В качестве владыки мира Варуна прежде всего создал порядок природы. Он разделил небо от земли и основал подпоры поддерживающие небо; он проложил широкий путь солнцу и распростер под ним землю как кожу; он правит днями, как кучер своими лошадьми.

Варуна-судия в большинстве случаев является мстителем, но часто он представляется и богом милосердным, прощающим и забывающим вину, который в тоже время вразумляет людей и кротко руководит ими в течение их жизни.

При обращении к нему молитва играет наибольшую роль и несколько отодвигает на задний план религиозную коммерческую сделку с богом — жертвы, в ведийских песнях, особенно в тех из них, которые приписываются певцу Васиште, слышится не редко искренняя, прочувственная молитва, и не без жалобного вопля: «Прости нам, Варуна, то чем когда-то согрешили наши отцы; прости и то, что совершили мы собственной рукой; отними от меня мои собственные злодеяния и не допусти меня, о владыка, нести искупление за чужие грехи». Тут скорее всего можно бы допустить сравнение с библейским благочестием.

Имя Варуны обыкновенно производится от слова вар — окружать, покрывать. Но недавно Ольденберг и Гарди хотели доказать, что он был богом луны, а первый приписал ему даже семитическое происхождение, для чего историческим основанием служило некоторое сходство его с вавилонским представлением о богах.

Но деятельную жизнь постоянно воинственных индусов не удовлетворили одни эти таинственные боги — азуры. Требовались смелые и отважные божества, которые могли бы помогать в войне и на работе и принимать участие в жизненных радостях; такими божествами, опять по-видимому с запада явились девы, от деус — бог, которым и приносились преимущественно жертвы. Во многих ведийских песнях говорится, что девы похищают у азур божественный напиток и приманивают к себе жертвенный огонь Агни Варуне предлагают подчиниться господству дев и победа последних, как победа христианских богов над языческими в Европе, была настолько полна, что слово дева стало служить для обозначения божества, а азуры — для обозначения демонов, и его стали понимать в смысле а-зуры — нечистых.

Характер дев наиболее отчетливо раскрывается в образе главного представителя этой божественной семьи, Индры имя которого, согласно новейшему разъяснению Якоби, значит «муж», как и греческое Андрей. Этот «Андрей Первозванный» есть любимец индусов; он самый национальный и самый популярный из ведийских небесных святых; он чаще всех призывается и чаще всех прославляется. Его могущественная мужская сила достаточно характеризуется прозвищем: «истекающий бык». В битве он является непобедимым богатырем и страшным сокрушителем врагов.

Светло-русый, а не темный сын юга, мчится он — индусский Илия — на своей колеснице, которую везут по воздуху блестящие кони: с громовой палицей в руке мечет он молнию на все стороны. Небо и земля повинуются его воле. Землю он покрывает одним пальцем ноги, а в сжатом кулаке держит весь мир — доходит до абсурда прославляющая его фантазия.

Его врагами являются все демоны, вредящие природе и притесняющие людей; между ними особенно часто упоминаются чернокожие дазиусы, которых будто бы вытеснили индусы; но в мифических сказаниях они продолжают жить и теперь в стране, в качестве демонов, и в виде страшных приведений; в воздушном пространстве они тоже ведут свои козни и пытаются даже проникнуть в небеса. Кроме них на Андрея-Индру восстают ночные духи, ияты, таинственные существа, и наконец пани волшебные скряги, которые не хотят выдать сокровищ дождя. Они похитили облачных коров, из которых струился дождь, и скрыли их в скалистой пещере; только с помощью Враспати, бога молитвы, удается Индре проникнуть в их скалу и освободить коров.

Но самым злейшим врагом для Индры является Вртра, воздушное чудовище, которое стережет воды и по своей злобе держит их взаперти. И вот «Стоя высоко в воздухе, бросил Индра свое метательное копье в Вртру. А Вртра, окутавшись туманом, внезапно низвергнулся на него, но Индра своим острым оружием одолел врага». Борьба их и теперь так страшна, что небо и земля и все творения дрожат; пораженные дыханием Вртры, все боги бегут, небо освещается молниями Индры, и даже Твастар, который сковал громовой молот, падает без чувств при виде его сокрушительных действий. Имя Вртра означает «препятствие», задержку дождя во время засухи. Часто он обозначается прозвищем Аги змея.

Обычной деятельностью Индры является победа над демонами засухи ;в качестве бога ветров проносится он по небу и с ревом бегут облачные коровы. Горы содрогаются, когда он сокрушает деревья и вихрем высоко поднимает пыль. После дождя Индра действует тоже как благодетельное божество если люди уже удовлетворились количеством влаги и чувствуют необходимость в солнце, то он снова порождает солнце, вливает его свет в свет дня и позволяет земле взирать на небо. И в человеческой жизни он является постоянно в виде помогающей силы. Друг его никогда не бывает побежден и без него никогда не может быть удачной битвы. Он дает обоим рукам, и правой и левой; дает не мало, а много, и ни чего ни когда не оставляет для себя.

Однако он не достигает высочайшей мудрости, свойственной Крану – Варуне. Он обладает как добродетелями, так и слабостями воина; он груб, склонен к чувственности, невоздержан в пище и питье и поглощает «целые пруды опьяняющей сомы», а после этого он кружится в воздушном пространстве и не знает что находится в низу, что на верху. Святость брака тоже не совсем ясна в его нравственном сознании, и жена его Индрани, эта греческая Андромеда ,должна всячески стараться ему понравиться. Однако нет жестокости в характере Индры; он вспыльчив, но его легко укротить; он добродушен и не отличается практическим благоразумием. Поэтому, несмотря на всю свою силу, он часто подвергается серьезным опасностям, которых избегает только благодаря хитрости своих помощников. Вообще же Индра изображается с большим юмором и в этом отношении он так же напоминает германского Тора.

Служителями и спутниками Индры являются бурные Маруты, многочисленный рой диких и неукротимых ветров. Они называются распространителями дождя; дождь — это их пот, который течет на землю, когда они со свистом и воем вместе с Индрой носятся по воздуху; подобно последнему, они суть отважные бойцы на колесницах и в бою находятся рядом с ним, хотя в храбрости и энергии далеко уступают великому богу. Это видно из одной песни (1, 165), в которой Индра, под предлогом путешествия для принесения богатой жертвы, вовлек их нечаянно в битву; как только Маруты завидели Вртру, так и обратились в бегство, и потом с презрением были осмеяны богом.

В тесной и даже родственной связи с Марутами находится Рудра, злой бог Вед. В ведийской монографии наряду с Адитиями существует целая группа «Рудр»; он вместе с тем принадлежит к числу немногих ведийских божеств, которые сохранились до настоящего времени. Предание гласит, что когда бог Праджапати совершил кровосмешение со своей дочерью, то боги, желая создать такое существо, которое было бы достаточно жестоко, чтобы наказать эту вину, снесли в одну кучу самые страшные вещества, бывшие в них, и из них произошел Рудра — дикий охотник, который со своей стаей устремляется на землю и поражает стрелами из лука ненавистных ему людей; «живот его черно-синий, а спина красного цвета»; темно-синим он покрывает врага, а красным поражает того, кто его ненавидит. В особенности он стоит в близких отношениях к скоту, над которым властвует и на который, будучи в дурном расположении духа, насылает всевозможные болезни. Но так как, будучи умиротворен жертвой, он может и снять болезнь, то поэтому он считается также за врачующего бога. И над людьми он тоже проявляет свою силу посылать болезни и исцеления, благодаря чему над болящим произносится заклинание: «Стрелу, которою Рудра пронзил тебе члены и сердце, мы вытаскиваем теперь у тебя со всех сторон». Ольденберг (Религия Веды № 223) доказал, что он существо подобное многочисленным фавнам и сильванам индогерманской мифологии, которых боятся как враждебных сил и которые проявляют свою божественную мощь то в качестве хранителей стад, то в качестве духов бури.

«Пробудился огонь на земле, взошло солнце; величественная, блестящая заря являет свое великолепие и вы, обратья Асвины, уже снарядили свою колесницу; бог спаситель Санитар повсюду широко разливает жизнь». Так один гимн рисует нам картину ведийского утра. Асвины, которым посвящена эта песнь, были два брата. Имя их производится от асва — лошадь, характеризует их как правящих лошадьми. Несомненно, что по своему мифологическому образу они тождественны с Близнецами, но более чем сомнительно, чтобы здесь они имели какую либо связь с этим созвездием. Скорее здесь они находятся в связи со световыми явлениями раннего утра: сумерками или первыми лучами солнца, с утренней и вечерней звездой. Асвины описываются как божества сильные, смелые, постоянно приветливые, всем помогающие и всех охраняющие; они не только приносят свет и утреннюю росу, он и оказывают помощь человеку во всякого рода нужде и опасности и сопутствуют ему в качестве благодетельных сил во всех важных моментах жизни. Они охраняют праведного во время битвы; являются во время бури и при опасности на море погибающему и возвращают его счастливо домой. К ним тоже обращаются как к врачам, и они преимущественно исцеляют глазные болезни и даже могут возвратить слепому зрение. Людям, которые от старости сделались дряхлыми, они дают молодость отцветшим женщинам возвращают свежесть и красоту; бесплодным дают детей, и кто хочет заключить счастливый брак, тому должны сопутствовать Асвины. Эти же светящие братья, податели росы, дают всему успех и посылают плодородие земле.

Розовая девушка, богиня утренней зари— Ушас, сопровождает своих братьев Асвин; она их обоих избрала себе в мужья и каждое утро аккуратно спешит к месту свидания, отыскивая себе суженного, подобно девушке лишенной родных, которая по этому принуждена сама заботиться о своем замужестве; она не стыдится показывать всему свету свою юную красоту, или украшает себя как женщина, желающая нравиться мужчине. Появление зари Ушас служит сигналом для наступления дня: она разгоняет по небу облачных красных коров и катясь в своей лучезарной колеснице, прокладывает путь к солнцу. И вот наступает пробуждение жизни на земле: птицы вылетают из гнезд, огонь вспыхивает на очаге и на алтаре; люди идут искать себе пропитание; жрецы возносят хвалебную песнь и надеются с помощью жертвы его приобрести себе богатство. Подобно греческим богиням Эос и Авроре, с которыми она тождественна по имени богиня Ушас (гореть), есть настолько же поэтический, насколько и религиозный образ.

Бог Вишну, т.е. Вышний, судя по своему имени, пришел с Балканского полуострова от славян, как второе лицо Троицы (Тримурти – Три морды), и о нем в Ведах говорится только то, что он все небо проходит тремя шагами, и ведийская теология отождествляет это с утром, полднем и вечером. Но из браман мы узнаем вдруг, что Вишну считался карликом, сопровождавшим царя богов Индру, в его полетах и, благодаря своей хитрости, оказывавшим ему помощь в критические моменты. Это ему удавалось тем легче, что он знал всевозможные волшебства, и посредством чудесных превращений мог принимать такой вид, какой требовался при данных обстоятельствах. Такое превращение, впрочем, не редко в теологической мифологии.

Параллельно этому Вышнему Богу мы имеем и другое отражение славянизма в индийской теологии в виде бога Агнца, называемого Агни, что созвучно тоже со славянским именем огня и с латинским огонь.

Подобно тому, как повсюду на земле огонь почитается священным сокровищем очагов и покровителем дома, так и в жреческой религии вед поклоняются Агни как жертвенному пламени; агни общеупотребительное индийское слово для обозначения огня, служит также и наименованием божества. Обитая в дереве, он как будто дремлет в нем, но как только жертвоприноситель помещает дрова, так он снова зарождается; он живет на солнце и даже заменяет его, когда. Загоревшись до солнечного восхода, пламенем зари, он поднимается к небу. Существует там даже сказание, что божество это было похищено с неба и индийский Прометей называется Матарисван.

В тесной связи с культом Агнца-Огня находится Сома — напиток, приготовляемый из стеблей растения <…>. Его светложелтый сок, приведенный в брожение и смешиваемый обыкновенно с молоком, употребляется как вино для священного употребления, и потому заменил в Индии и Персии христианское причастное виноградное вино, для привлечения богов, в особенности Индры, владыки и царя сомы, чтобы они, сошедши на землю, приносили с собой свои дары, в особенности дождь. Что сома, как и Винный Дух, почитался как божество — это было совершенно согласно с воззрениями не одних индусов; но могущественным божеством он является потому, что боги не могут обойтись без этого «святого духа» и следовательно должны, как только услышат его запах, они немедленно являются на место жертвоприношения.

Вопрос о том, каким образом божество Сома превратилось в бога Луны или по крайней мере поставлено было в тесную связь с нею (слово Сома по-санскритски есть название Луны), остается еще предметом спора. Часто святой дух Сома связывается с Агни или приравнивается к нему. Молния-огонь производит дождь, дождь в свою очередь создает огонь, так как он, производя рост деревьев, влагает в них огонь; Сома — это огонь в жидком состоянии. Таким образом древний хорошо известный миф о низведении Сомы следует объяснять связью, существующей между Агни и Сомой.

«Своим постоянно возрастающим значением божества Агни и Сома обязаны их связи с жертвоприношениями, так как религия веды с начала до конца есть жертвенная религия», - что и вполне естественно. Ведь без жертв в период натурального хозяйства не могло существовать и служителей культа, а потому понятно, что они и прославляли ее. «Жертва — это сердцевина мира». Сами божества в сравнении с жертвой имеют второстепенное значение, представляя из себя как бы нечто дополнительное. Они сами приносят жертвы, и только благодаря силе жертвы получают возможность проявлять свое могущество. Самый мир сотворен божественной жертвой, и сами боги произошли из жертвы. Место происхождения жертвы есть небо.

Жертва освящает и благословляет не только повседневную жизнь человека, и все важнейшие ее моменты, но также охраняет его в течение всего его существования и оберегает во всех обстоятельствах даже чисто физического характера.

В первобытном своем образе ведийская жертва есть, как и христианская священная оргия, веселое пиршество, — говорит Шантепи-де-ля-Соссей, — Святой дух вина, приготовленная для общей еды жертва и песнопения, заставляют богов сойти на землю; им предлагают занять место на священной траве, разбросанной перед алтарем, и тогда в изобилии приносится невидимым бессмертным все, что может доставить им удовольствие: блины, клецки из хлеба и риса, молоко и масло, жир и мясо жертвенных животных, но прежде всего сома, драгоценнейший из напитков. Благоухание, музыка и танцы тоже услаждают этих высоких гостей, не говоря уже о прославляющих их песнопениях.

Всеми силами стараются вымолить милостивое пребывание божественных сил; однако усиленная любезность, выражающаяся в этом гостеприимстве, истекает отчасти из эгоистических целей. Я тебе — а ты мне. Такова короткая формула ведийской жертвы, как и нашей и совершенно как при какой-нибудь торговой сделке мечтается при этом, сколько даров должны отдать боги в уплату за жертву.

Совершенно подобный же характер носят молитвы, сопровождающие ведийские жертвоприношения. Алчная жажда награды выражается во всех песнопениях. «Если бы я, о Индра, был так же могуществен, как ты, то, о всещедрый, я богато одарил бы певца; я не допустил бы его до бедствия и пришел бы на помощь тому, кто изо дня в день меня превозносит» (VII, 32). А в частных случаях жертва имела и искупительный характер.

Жертвоприношения совершались в домах, или под открытым небом; о храмах веды ничего не говорят. По своему частному или официальному характеру они разделялись на жертвы с одним или тремя огнями. Наиболее употребительным и первобытным из них был огонь домохозяина, священный огонь очага; другие два были «жертвенный огонь» ы честь богов и «южный огонь» в честь душ умерших и демонов. Добывание огня обыкновенно совершалось трением дерева о дерево, причем огонь очага, торжественно возжигаемый домохозяином при основании дома, снабжал обыкновенно огнем алтари, на нем же приготовлялась священная жертвенная пища.

Особенно торжественную часть приготовлений к жертве составляло выжимание сока. Жрецы обязаны были вымыться, натереться благовонными мазями, одеться и препоясаться и соблюдать бесчисленные предписания относительно церемонии и ритуала, ходить мерным шагом, обращая внимание на страны света и на соблюдение определенной очереди различных обрядовых возгласов и таинственного молчания; к этому еще присоединялась обязанность произносить песнопения и изречения без малейшей ошибки, соединяя их с соответствующими действиями.

Мы видим здесь уже настоящую литургию первичного средневекового христианства, сохранившуюся в далекой Индии как старо-французский язык в далекой Канаде.

Приносящий жертву тоже вовсе не оставался в покое; вместе со своей женой он приготовлялся к этому священнодействию, тщательно исполняя над собой очистительный обряд освящения, который состоял в омовении — первобытном крещении, повторявшемся сколько угодно раз, в посте и воздержании от супружесуих сношений, что начиналось уже за день раньше; при этом стригли также бороду и волосы. При больших общественных жертвоприношениях это «посвящение себя» становилось продолжительным актом, исполнявшимся с чрезвычайною строгостью, как и прочие христианские посты. Через каждые четырнадцать дней приносились жертвы в новолуние и полнолуние; (церемонии, совершаемые при этом носили тот же типический характер, который свойствен большим жертвоприношениям). Приносили обыкновенно блины или лепешки, лили много масла в огонь и устраивали общую трапезу для приносящего жертву и жрецов.

Огромной пышностью отличались очередные большие жертвоприношения при начале трех времен года: весны, дождливого времени и осени. Добывание и возжигание нового огня при начале этих новых периодов имело символическое значение. Во время праздника, по случаю периодических дождей, приготовляли из теста и шерсти Агнца, символа Агни-огня. Подобные символизации, или образные представления очень часто употреблялись в жертвоприношениях; на последнем празднике особенно благодетельными выставлялись боги ветра и бог воды, Варуна.

Жертвы из первого сбора приносились во время жатвы ячменя и риса (как и у мессианцев). Во время обоих солнцестояний и при начале дождливого времени (осенью) не довольствовались принесением растительных жертв, а обыкновенно закалывали козла, варили и разделяли между богами и людьми; лишь жирный сальник и здесь, подобно тому, как и в остальных культах, сжигался богам. Из годовых праздников самым большим был праздник «прославления Агнца-огня» в весеннее время, на который люди стекались со всех сторон. «Церемонии начинаются с самого раннего утра. То идет приготовление и принесение жертвенных лепешек и молока, то одиннадцать козлов закалываются для жертвы 11 знакам Зодиака, сопутствующим Агни-Овну, то занимаются выжиманием святого духа из сомы, очищением добытого напитка, соединением его с различными примесями и переливанием в различные сосуды. В течение целого дня совершаются церемонии и приношения, соответствующие трем последовательным процессам выжимания, именно — утреннему, полдневному и вечернему; все они сопровождаются обрядами как нового, так и древнего происхождения, воззваниями к божествам и колдовствами дикого, первобытного времени» (Ольденберг, стр. 460).

Особое и редкое жертвоприношение называлось «царь жертв». Оно устраивалось для защиты страны только по повелению царя и при участии всего народа и сопровождалось пышными церемониями, приготовление к которым продолжалось целый год. Освященный купаньем конь должен был в это время обходить всю страну, охраняемый 400 юношами. Непосредственно за убиением коня, царица должна была лечь как его супруга рядом с еще теплым животным (что подавало повод ко всевозможным непристойностям со стороны жрецов[159]). Время жертвоприношения коня — даже и ранее трех настоящих жертвенных дней — было временем народного праздника, сопровождавшегося разгулом на манер нашей масленицы, где что может быть названо общественным весельем, проявлялось с полной свободой. Состязание в конских бегах и игра в кости, которым индусы предавались со страстью и которым давался религиозный оттенок, игра и пение фокусников и танцовщиц, рассказывание сказок и задавание загадок, пение песен — все это соединялось в пестрой народной жизни, носившей преимущественно светский характер.

Между жертвами, описываемыми в Ведах, есть и жертва теням умерших. Вся церемония носит характер примитивного обряда и состоит в простом кормлении живущих в земле предков, которые вызываются заклинаниями, причем в то же время и демоны изгоняются из домов. Жертвоприношение предкам лепешек начинается вечером, после того, как проведены борозды для предохранения от демонов. Пол окропляется освященной водой, устилается сорванной травой и на нем предлагается занять место отцам, дедам и прадедам. «Да посетят нас теперь наши быстроумные отцы», таково изречение, которое произносит при этом чтец. Собственно жертвоприношение совершается самим хозяином жертвы: он становится на левое колено и поливает выкопанную борозду, а также траву, тремя пригоршнями воды для омовения отцов; затем протянутой вниз рукой он кладет три лепешки на места, политые водой: «это тебе, отец мой, и тем, которые вместе с тобой!». Затем он тотчас поворачивается и произносит: «здесь, отцы, пусть каждый из вас пользуется своей долей». Затем высказываются желания получить через принесение этих даров долгую жизнь. Потом снова изливается вода для того, чтобы отцы могли омыться водой после принятия пищи; кроме того, они получают благовонные мази, платья или овечью шерсть. «Вот, отцы, мы даем вам платье; не берите от нас больше ничего!» Только после этого начинают произносить настоящие молитвы, посвященные отцам: «Да прославятся ваши силы, ваша жизнь, ваш гнев и страх; да будете вы крепче всех из живущих в том мире, а из живущих в этом мире да буду я самый крепкий!» После этого следует торжественное отпущение отцов: «Восстаньте, отцы и шествуйте вашим прежним таинственным путем, подайте нам богатство и славу и прославляйте перед богами ваши дары». За собственно жертвоприношением следует прославление огня очага и просьба, обращенная к Агни об уничтожении грехов. Лепешки собираются: одну из них приносящий жертву дает съесть своей жене, для того, чтоб она через это получила мужской плод, а две остальных бросает в огонь или в воду, или отдает их брамину.

Да и вообще ведийское жертвоприношение имеет в значительной степени характер чародейства. Так и в церемонии ежегодного жертвоприношения перед дождливым временем года, заклинательный отпечаток придается ей не только бросанием в огонь орехов карира для получения дождя, но и вообще вся эта церемония есть ни что иное, как колдовство, посредством которого вызывается дождь, и это не единичный пример.

Волшебство, которое часто просвечивает в Риг-Веде и совершенно преобладает в Атарве, является практическим выражением настоящей индийской народной религии. Зачатки его, бесспорно, коренятся в верованиях самого древнего, первобытного времени и отчасти сохранились до нашего времени в низших слоях индийского населения. Таким образом, брахман — священнослужитель Атарвы, самое важное и популярное лицо из духовенства, является жрецом-чародеем в Ведах, да и теперь таков его характер. Даже в официальной жизни брахман должен был играть роль чародея-гадателя. На войне он должен был удалять дурные предзнаменования и пользоваться хорошими и поэтому он всегда находился пи царе.

Отсюда ясно, что Веды и другие индусские книги рисуют совсем не глубокую древность, а не ранее чем конец средних веков и даже настоящее время. Это сборники современного нам фольклора Индии, о чем свидетельствует и сама унитарность их экземпляров.

«Пестрый волшебный мир Вед для нас еще почти совсем скрыт, — восклицает верящий в их древность ординарный профессор теологии в Амстердаме Шантепи-де-ля-Соссей (т. II , стр. 36). — Те немногие части Атарвы, которые до сих пор были разъяснены, производят впечатление суеверия, или культа демонов, многочисленные таинственные обряды которого подобно сети опутывают всю жизнь, проникая и в официальный культ. Все, к чему человек питает страх, или от чего стремится освободиться: злые духи, враги и соперники, несчастия, болезни и неудачи, — все это устраняется заклинаниями, точно так же, как и все то, чего он хочет достигнуть, получается с помощью тех же средств. То надо изгнать ведьму из хлева или со двора, то сорвать растение, с помощью которого можно видеть все злые существа. Сядет ли демон в виде нарыва на затылке у человека, или нападет на него проказа, понос или умопомешательство, немедленно прибегают для отвращения беды к разным заклинаниям и напиткам. Рог быстроногой антилопы способствует ускорению выздоровления от всякой болезни; сома и камни, которыми его растирают, вместе с Агни и Варуной изгоняют желтуху. Всякое проклятие не только может быть уничтожено заговорами, но даже и перейти на самого чародея и, при уменье пользоваться надлежащими волшебными средствами, можно даже есть яды как кашу.

Для любви существовали чудодейственные средства: влюбленная, но не любимая девушка клала под подушку юноши известные травы, или обмакивала волшебную ветвь в меде, чтобы дать ему почувствовать сладость ее губ. Обманутая жена силой заговоров убивает свою соперницу, а незамужняя девушка скоро приобретает себе мужа благодаря чарам своих родителей.

Волшебство получает и религиозное значение. Амулеты из бессмертного золота обеспечивают долгую жизнь и даруют бодрые силы: даже умирающий может быть снова возвращен к жизни. Чародейства делают природу благосклонной, а многозначительные слова по окончании работы дают богатство и счастье. Злоба и вина человека может быть смыта святой водой, сожжена огнем и уничтожена растениями и заговорами: тот факт, что «южный огонь» употреблялся для отвращения демонов, тогда как происхождение его связано с древним культом демонов и указывает н то, что последний так близко стоял к служению богам, что уже с давних времен они слились вместе друг с другом.

Фактическую часть всего этого изложения я главным образом беру из иллюстрированной Истории религий Шантепи-де-ля-Соссея. По ней же продолжу и несколько далее, так как наша цель не есть открытие новых фактов, а только их новая классификация.

Недавность составления Вед характеризуется и идеализацией или «доброго старого времени». Они говорят, например, будто бы семейная жизнь индусов была еще до начала нашей эры «установлена религией на прочных, нравственных началах; на брак смотрели как на божественное учреждение; нарушение его вело за собой наказание, а после добровольного признания виноватой женщины, должно было быть искуплено. Целомудрие девушек заботливо охранялось и не нарушалось, как потом, обычаями культа; если у нее не было родственников, то она вверялась попечению общины и оскорбление ее почиталось тяжелым преступлением. Трагическая судьба многих индийских женщин, а именно сожжение вдов, не было всеобщим обычаем и заменялось часто соответствующим символическим действием».

Так хорошо, читатель, было в Индии «до Рождества Христова». И однако же следы первоначальной культуры, когда все приносилось в жертву ради благоденствия и охраны племени, еще продолжают выступать наружу; так, например, выходило, что в ведийские времена существовали человеческие жертвоприношения…

Посвящение царя, как и у христиан, рассматривается в Ведах как одно из наиболее важных религиозных торжеств и установление самих богов, и где рука права не может достигнуть злодея, там бодрствует божеское правосудие, так что он ни в каком случае, как и у христиан, не может избежать наказания. Это мы видим в образе Варуны (созвучно с русским словом Верный), от которого ничто не ускользает и который везде отправляет правосудие. «Сотворил ли я преступление бодрствуя, или был преступником во сне, сделано ли оно, или может быть сделано, от всего этого избавьте меня, как от пыточного столба, — говорится в Атарве (VI, 15).

Как и у христиан исповеди придается огромное искупляющее значение. Все твердо верили, что если например, нарушительница брака не исповедовала бы своей вины перед алтарем, то она непременно подверглась бы большому несчастью. «Сознание смягчает вину, так как правда всегда торжествует».

Похороны по Ведам сначала состояли или в зарытии в землю, или в сожжении. Но эти два обряда не совпадали друг с другом: погребение было по-видимому более первобытным и уже в недавнее время благодаря огнепоклонству было заменено сожжением; следы погребения продолжали существовать и в более позднем ритуале.

Само собой понятно, что при отождествлении, благодаря созвучию имен, бога Агнца с богом Огнем, сожжение трупа было однозначно с преданием его апокалиптическому богу Агнцу в созвездии Овна, и потому в ритуале сожжения к Агни обращаются с просьбой не наносить вреда душе покойника, а землю, в которую раньше зарывали, молили не давить на покойника, а дать ему просторное и удобное убежище. Таким образом, жизнь умершего, в известном смысле продолжалась и в пепле, точно так же, как для первобытного воззрения казалось вполне естественным продолжение ее в погребенном трупе.

Двойственной форме этих обрядов соответствуют также и различные представления о существовании после смерти. В недрах земли, царь мертвых, Яма (опять от славянского слова Яма, т.е. место, куда можно упасть) основал свое царство. Он первый из мертвецов отправился в то место, куда ведут глубокие ямы, чтобы приготовить смертным обитель и там возникли жилища отцов, откуда они следят за жизнью своих детей и посылают им помощь, утешение и совет.

Но подобное представление о боге Яме существенно изменяется, как только ведийское верование достигает полного развития. Одновременно с возникновением обычая трупосожжения, принесенного первичным христианством, начинают проникать в религию другие представления о загробной жизни. «Туда, где свет никогда не гаснет, где самая внутренность неба и где струятся вечные воды, туда, где обитают радость и веселие, дружба и счастье, где желание хотящего находит себе исполнение, — туда, в вечное бессмертие, отведет меня дух вина сома!» В этом светлом мире возвышается царство Ямы, уже потерявшего связь с ямами, где он вместе с Верным (Варуной) господствует в блеске и великолепии; сюда же спутник душ Агни (Агнец-Овен) отводит мертвецов, и тут они встречаются со своими предками.

Мы видим, что предание трупа огню было только поручением ему отнести умершего на небо, а не в землю, как было по старому завету Библии: «Земля еси и в землю отыдешь», а при обряде сожжения человек только получал новое тело, в котором не остается ничего болезненного, или изуродованного. Ум его тоже обновляется от огня и уже более не является стесненным какими-либо земными ограничениями. Там, на небесах родители свидятся со своими детьми, и свободные от грехов будут лицезреть Верного (Варуну) и Адити (Гадеса?). Конечно, для того, чтобы приобрести блаженство, надо было жить хорошо и справедливо, а прежде всего следовало оказывать послушание богам, прилежно совершать жертвоприношения и быть щедрым относительно жрецов. Кто оказывается дурным, злым или скупым в жертвоприношениях, тот попадает в ад; это место предназначается для тех, кто соблазнит девушку, у которой нет братьев, также для неверных жен, или для тех, кто соблазняет жен браманов. А кто не почитает брамана или бесчестит его как-нибудь, тот будет погружен в кровавый поток и будет пожирать волосы. Представления об аде в Ведах вообще скудны и неясны, они скорее имеют характер случайной угрозы, а не составляют необходимой части в системе религиозных догматов. О прекращении существования всех вещей в ведах вовсе не говорится, в них не упоминается ни о восстановлении мира, ни о страшном суде, ни о разрушении мира и обновлении его. Вероятно, компиляторы их тенденциозно не собирали этой части индусского фольклора.

Время возникновения новейших Вед и первых произведений после-ведийского периода, называемое обыкновенно браманским, является для нас во всех отношениях более ясным, чем собственно ведийская эпоха; указания об этом мы можем найти в книгах закона и в обширной философской и научной литературе.

Если в Риг-Веде индусское распадение народа по происхождению на различные общественные степени мало отмечается, то это вовсе еще не значит, что она писана до возникновения каст. Скорее всего это происходит от того, что компиляторы их уже не считали это божественным установлением, или смотрели как на общеизвестный факт, который нет нужды подчеркивать. Но в так называемом новом ведийском периоде, который с нашей точки зрения является более старым, разделение общества на касты проводится с неумолимой последовательностью. Браман обучается священному знанию, совершает жертвоприношения и погружается в размышления, вполне удовлетворенный чувством собственного достоинства и умственного превосходства над другими. Кшатрия или воин, ведет свою княжескую или дворянскую жизнь среди почестей и материального благополучия, и если он не управляет своих сил на войне или не употребляет их на какое-нибудь богоугодное время по обещанию, то он проводит время на охоте, на конских бегах и в веселых ночах. Жизнь вайсия проходит среди промышленных занятий; в качестве скотовода и земледельца, возничего и кузнеца, гончара и ткача, моряка, купца или цирюльника, он находится в низшем положении относительно высших сословий и не смеет приравнивать себя к ним, но в свою очередь с пренебрежением смотрит на плебеев-слуг; при богослужении, совершаемом высшими классами, он может присутствовать только как пассивный соучастник. Брахманы произошли из головы Брамы, воины из его рук, вайсии из его бедер, а судры — из его ног. Говорилось кроме того, что все люди были сначала брахманами и только вследствие вырождения произошли другие касты. Но слово каста (варна) по-индусски значит просто цвет, из чего можно заключить, что этот термин употребляется первоначально в смысле цвета кожи и обозначал разные касты. И это вполне согласно с моими выводами, что браманы-словесники были миссионеры средневекового христианства с белым цветом лица, пришедшие с Балканского полуострова, а кшатрии — воины, какие-то завоеватели. Узнать это из Вед нам невозможно, раз они лишь сборники современного фольклора, как не могут не согласиться все.

Вот, например, точные слова Шантепи-де-ля-Соссея (II, 45). «Изучение вед происходило исключительно устным путем, и должно было быть доведено до виртуозности. Уже с семи лет ученик-браман отправлялся к какому-нибудь учителю и здесь целые дни проводил в постоянном повторении рассказываемого, усваивая таким образом по частям всю веду. В вознаграждение за это он должен был прислуживать своему учителю; вся домашняя работа и личный уход за учителем лежал на его обязанности; он делал все, начиная с топки печи и приготовления обеда и кончая вытиранием учителя после купания и подаванием ему в обеденное время полоскания для рта и зубов».

Невольно удивляешься, как автор не замечает полной несуразности такого положения, не дающего ученику свободного времени для зазубривания таких больших книг! Затем он, успокоив себя звуками этих слов, похожих на гул пустого бочонка при ударе, продолжает: «Это была первая из четырех ступеней или шагов (асрама), которые каждый движа (дважды рожденный, это было название брамана), был обязан пройти. По истечении учебного времени, ученику брили голову (только на темени оставлялась одна косичка) и он покидал учителя, чтобы вступить на второе жизненное поприще и выполнить «обязанность отцов» (т.е. произведение сыновей).Одновременно с этим он начинает действовать и в качестве жертвоприносителя. А по окончании воспитания детей, браман удаляется от суеты мирской жизни в лесную глушь, что обыкновенно откладывалось до старческого возраста».

Ну, неужели вы сами, читатель, не видите нелепость этой попытки объяснить устную передачу целой ведийской литературы от учителя к ученику без всяких книг в продолжение двух тысячелетий? Поверить этому так же смешно, как тому, если б кто сказал, что ранее, чем получить право на богослужение, каждый браман был обязан обежать сто раз вокруг земного шара. Все эти измышления — только детские попытки браманов объяснить европейским ученым, каким образом сохранилась у них вся эта литература без наличия повсюду распространенных и известных между собою копий каждого сочинения?

Сначала выдумали легенду, будто бы брамины их скрывают, а затем когда после многовекового сожительства произошло взаимное сближение и браминские дети стали получать воспитание в европейских университетах, объяснение это стало невозможным, и потому была придумана для браманов сверхъестественная (виртуозная по словам Шантепи) память, которая у них тоже не обнаруживается ни в одной из европейских школ. Отсюда ясно, что вся индусская литература есть недавно составленные и потому находимые обычно униками сборники современного индийского фольклора, который составители апокрифировали в древность, чтоб придать больше значения. С этой точки зрения мы и разберем их дальнейшие особенности.