Война Суллы с Митридатом
Война Суллы с Митридатом
Положение Суллы, высадившегося в Эпире, было далеко не блестящим. Почти вся Малая Азия, Греция и значительная часть Македонии находились в руках Митридата. Его флот господствовал в Эгейском море. Под командой Суллы было максимум 30 тыс. человек. Флот отсутствовал, войсковая касса пуста. В Италии было чрезвычайно непрочное положение, и Сулла не строил на этот счет никаких иллюзий. Но выбора не было. Возможно быстрее покончить с Митридатом, а затем вернуться в Италию и заняться окончательным устройством государства — таков был единственно возможный план. Сулла со свойственными ему решительностью и презрением к опасности принялся за его осуществление.
Митридат отверг предложенные ему мирные условия: вернуться к довоенному status quo. Сулла разбил в Беотии войска Архелая и афинского тирана Аристиона, после чего вся Эллада, кроме Афин и Пирея, была подчинена. Сулла не успел захватить Афины, куда бежали Архелай и Аристион, и должен был прибегнуть к осаде города.
Осада затянулась на всю зиму 87/86 г., так как гарнизоны Афин и Пирея получали морским путем подкрепления и продовольствие. Для изготовления осадных машин и приспособлений римляне вырубили исторические рощи Академии и Ликея. Нуждаясь в деньгах на ведение войны, Сулла ограбил все наиболее почитаемые святилища Греции.
Все штурмы Афин и Пирея героически отбивались. Тогда Сулла перешел к тесной блокаде. К весне 86 г. съестные припасы в Афинах истощились. 1 марта римляне предприняли решительный штурм города. Афины были захвачены и подверглись страшному опустошению. Такая же участь постигла и Пирей: он был очищен Архелаем и разрушен по приказанию Суллы, который хотел лишить Митридата важного порта в Эгейском море. Вожди восстания были казнены. Однако из уважения к прошлому Афин[284]городу была оставлена «свобода» и возвращены его владения, в том числе даже о. Делос.
После взятия Афин положение Суллы нисколько не улучшилось. Скорее, наоборот. Митридат двинул из Македонии в Грецию очень крупные силы, которые появились у Фермопил. Флот у Суллы по-прежнему отсутствовал. В Риме произошел новый марианский переворот, Сулла был отстранен от должности, а главнокомандующим восточной армией назначен демократический консул 86 г. Луций Валерий Флакк. Суллу спасли его смелость, граничившая с дерзостью, быстрота действий и превосходство римской армии над разноплеменными полчищами Митридата. При Херонее в марте 86 г. Сулла разбил Архелая, несмотря на огромное численное превосходство противника. Жалкие остатки азиатской армии вместе с Архелаем спаслись на Евбее.
В этот момент в Эпире высадился Валерий Флакк с двумя легионами. В Фессалии обе римские армии встретились и некоторое время в бездействии стояли друг против друга. Флакк не решился на сражение: его войско было слишком малочисленно, а солдаты ненадежны, так как многие перебегали к Сулле. В конце концов Флакк отступил на север, чтобы через Македонию и Фракию перейти в Малую Азию для борьбы с Митридатом. Сулла не стал его преследовать, не желая, вероятно, гражданской войной ослаблять римские силы перед лицом общего врага.
К осени 86 г.[285] Митридат снова стянул на Эвбею большие силы, которые переправились в Среднюю Грецию. При Орхомене, в Беотии, произошла вторая крупная битва этой войны. Римская пехота была атакована многочисленной вражеской конницей и стала отступать.
Тогда, рассказывает Плутарх, Сулла соскочил с коня, схватил знамя и через толпу беглецов начал пробиваться к неприятелю, крича: «Я здесь умру прекрасной смертью, римляне! А вы, когда вас спросят, где вы предали своего императора, не забудьте сказать: "Под Орхоменом"»[286].
Это создало психологический перелом: пехота сомкнула свои ряды, перешла в наступление, и римляне одержали блестящую победу.
Зиму 86/85 г. армия Суллы провела в Фессалии. Валерий Флакк тем временем занял Византий и переправился в Малую Азию. После неудач Митридата в Греции пошатнулось его положение и в Малой Азии. Зажиточные слои населения и раньше были недовольны демагогической политикой Митридата, но волей-неволей должны были сдерживать свое недовольство. Теперь оно проявилось наружу. Начали отпадать некоторые города. Митридат прибегнул к суровым репрессиям и из «бога-спасителя» быстро превратился в того, кем он был в действительности: в жестокого восточного деспота. Это сильно облегчило римлянам их задачу.
В армии Флакка дело обстояло далеко не благополучно. Консул не пользовался никаким авторитетом, солдаты его не слушались и занимались грабежами. Легат Флакка Гай Флавий Фимбрия всячески потворствовал солдатам и настраивал их против главнокомандующего. Дело кончилось тем, что войско взбунтовалось и убило Флакка. Командование принял на себя Фимбрия.
В отличие от Флакка, он был способным и энергичным человеком. Фимбрия разбил войско Митридата около Пропонтиды и заставил его очистить Пергам. Положение понтийского царя стало безвыходным. В особенности оно ухудшилось, когда на Эгейском море появился флот Суллы, организованный его квестором Л. Лицинием Лукуллом. Приходилось просить у противника мира. Но с кем вести переговоры: с Суллой или Фимбрией? Митридат начал переговоры с обоими, но потом окончательно остановился на Сулле, считая его положение более прочным.
Конечно, при других обстоятельствах Сулла никогда не пошел бы на мир с Митридатом. Он понимал, какого страшного врага имеет в его лице Рим, и не успокоился бы до тех пор, пока не уничтожил бы понтийского царя и его царство. Но теперь ему нужно было как можно скорее развязать руки на Востоке, чтобы вернуться в Италию, где почва ускользала из-под его ног. Поэтому Сулла предложил довольно мягкие условия: возвращение Митридатом всех завоеваний, сделанных в Малой Азии с начала войны, уплата 3 тыс. (по другим данным — 2 тыс.) талантов контрибуции, выдача 80 боевых судов и другие более мелкие условия. Митридат не сразу согласился, но должен был уступить, когда Сулла пригрозил ему вторжением в Малую Азию. В августе 85 г. в г. Дардане на Геллеспонте, при личном свидании Суллы с Митридатом, последний принял все римские условия. Мир был заключен.
Оставалась еще армия Фимбрии. Она стояла возле Пергама. В ней с каждым днем усиливались разложение и дезертирство. Когда Сулла подошел к ней вплотную, солдаты массами начали перебегать на его сторону. Фимбрия бежал в Пергам и там кончил жизнь самоубийством, бросившись на меч.
После этого Сулла принялся за восстановление порядка. Все видные сторонники Митридата, попавшие в римские руки, были казнены, его мероприятия (сложение долгов, освобождение рабов и проч.) отменены. Налогоплательщики должны были уплатить все накопившиеся за время переворота недоимки. Кроме этого, провинция Азия была обложена колоссальной военной контрибуцией в размере 20 тыс. талантов. Оставшиеся верными Риму общины и государства (о. Родос, Ликия, Магнезия и др.) были щедро награждены.
В 84 г. Сулла переправился из Малой Азии в Грецию, где провел зиму, готовясь к войне в Италии. Несчастная Греция вторично должна была перенести римскую оккупацию. Весной 83 г. Сулла с 40-тысячной армией, нагруженной добычей, высадился в Брундизии. В Италии началась новая гражданская война.
«Самым ярким и, возможно, кульминационным моментом Первой Митридатовой войны была осада Афин Суллой (зима 87/86). Многие десятилетия римляне испытывали непреходящий пиетет перед культурной столицей Эллады, сохраняя видимость свободы города. Сулла, очевидно, не страдал подобными «комплексами» — для него Афины были не более чем просто город, в котором власть захватил сторонник Митридата тиран Аристион. Впервые в истории Афин город был взят штурмом. Подробное описание осады Афин оставил Плутарх в биографии Суллы (12—14). Вот наиболее яркие эпизоды этого трагического события: «Сразу овладев остальными городами Греции, призвавшими его через послов, Сулла подступил со всеми своими силами к Афинам, которые держали сторону царя, вынуждаемые к этому тираном Аристионом и, окружив Пирей, повел осаду, установив всевозможные военные машины и вступая во всякого рода стычки... Так как многие машины выходили из строя — рушились под собственной тяжестью или сгорали, подожженные зажигательными стрелами врагов, и потому не хватало леса, Сулла принялся за священные рощи: он опустошил Академию, самый богатый деревьями пригород, и Ликей.
Нуждаясь в больших деньгах для ведения войны, Сулла не оставил в покое и святилища Эллады, посылая то в Эпидавр, то в Олимпию за прекраснейшими и ценнейшими из приношений. Даже дельфийским амфиктионам он написал, что сокровища бога лучше было бы перевезти к нему, у него-де они будут целее, а если он и воспользуется ими, то возместит взятое в прежних размерах. Вслед за тем он послал туда своего друга, фокейца Кафиса, приказав ему принять каждую вещь по весу. Кафис прибыл в Дельфы, но не решался прикоснуться к святыням и пролил много слез, оплакивая при амфиктионах свою участь. И когда кто-то сказал ему, что слышал, как зазвучала находящаяся в храме кифара, Кафис, то ли поверив этому, то ли желая внушить Сулле страх перед божеством, написал ему об этом. Но Сулла насмешливо ответил, что удивляется Кафису: неужели тот не понимает, что пением выражают веселье, а не гнев, и велел своему посланцу быть смелее и принять вещи, которые бог отдает с радостью...
Суллой овладело неодолимое, безумное желание взять Афины — потому ли, что он в каком-то исступлении бился с тенью былой славы города, потому ли, что он приходил в бешенство, терпя насмешки и издевательства, которыми с городских стен ежедневно осыпал его, глумясь и потешаясь... тиран Аристион. Человек этот, чья душа была сплавом из наглости и жестокости, который усвоил и совместил в себе худшие из Митридатовых пороков и страстей, подобно смертоносной болезни обрушился на город, прошедший некогда невредимым сквозь бесчисленные войны, претерпевший многие тирании и усобицы, а теперь стоявший на краю гибели... С большой неохотой он послал для переговоров о мире двоих или троих из своих собутыльников, которые, нисколько не интересуясь спасением города, важно повели речь о Тесее, об Эвмолпе, о Персидских войнах, так что Сулла сказал им: «Идите-ка отсюда, милейшие, и все свои россказни прихватите с собой: римляне ведь послали меня в Афины не учиться, а усмирять изменников».
Тогда-то, как передают, и донес кто-то Сулле о подслушанном в Керамике разговоре: старики беседовали между собой и бранили тирана, который не охраняет подступы к стене у Гептахалка, в том единственном месте, где враги могут легко через нее перебраться. Сулла не пропустил мимо ушей это донесение, но посетив ночью удобное для приступа место и осмотрев его, взялся за дело... Именно с этой стороны и был взят город, как об этом рассказывают старейшие из афинян. А сам Сулла, срыв и сравняв с землей стену между Пирейскими и Священными воротами, вступил в город в полночь — грозный, под рев бесчисленных труб и рогов, под победные клики и улюлюканье солдат, которые, получив от Суллы позволение грабить и убивать, с обнаженными мечами носились по узким улицам. Убитых не считали, и вплоть до сего дня лишь по огромному пространству, залитому тогда кровью, судят об их множестве. Ведь, не говоря уже о тех, кто погиб в других частях города, только резня вокруг Площади обагрила кровью весь Керамик по самые Двойные ворота, а многие говорят, что кровь вытекла за ворота и затопила пригород. Но сколь ни велико было число людей, погибших насильственной смертью, не меньше было и тех, что покончили с собой, скорбя об участи родного города, который, как они думали, ожидало разрушение. Это наполняло отчаянием лучших граждан — они боялись остаться в живых, не надеясь найти в Сулле никакого чувства меры, ни малейшего человеколюбия. Но когда в ноги Сулле повалились с мольбой изгнанники Мидий и Каллифонт, когда с просьбой пощадить город обратились к нему также соратники-сенаторы, он, и сам уже пресытившись местью, произнес несколько слов в похвалу древним афинянам и сказал, что дарует немногих многим, милуя живых ради мертвых» (пер. В. М. Смирина).