Глава пятнадцатая Хранители Грааля

Глава пятнадцатая

Хранители Грааля

РЫЦАРИ-КРЕСТОНОСЦЫ

В 1066 году, когда Вильгельм, герцог нормандский, окончательно завоевал Англию, исполнилось почти три сотни лет с тех пор, как династия Меровингов во Франции была официально предана забвению. Но род этот вовсе не пресекся, память о нем в интересах церкви была намеренно вытравлена из сознания общества послушными Риму историками. В период своего царствования, однако, Меровинги ввели в обиход ряд обычаев, которые продолжали существовать даже после установления в стране феодальной формы управления. К числу таких нововведений относились учрежденные системы регионального административного надзора, осуществляемого высшими должностными лицами, именовавшимися графами. Будучи наместниками короля, графы выполняли функции исполнительной и судебной власти, а также являлись одновременно командующими вооруженных формирований края. В этом отношении они мало чем отличались от британских эрлов, хотя титулярная значимость обоих званий, по мере приобретения земельной собственности, в феодальную эпоху существенно изменилась.

В XI столетии на передовые позиции фламандского общества выдвинулись графы Фландрские и Бульонские. Обладание графом Готфридом Бульонским наследственными правами династии Давида, перешедшее к нему от Меровингов, было вполне достаточным условием того, чтобы после Первого крестового похода удостоиться титула короля Иерусалима. Эта военная кампания, предпринятая в 1095 году, была инициирована захватом мусульманами Иерусалима. Одним из главных вдохновителей этого предприятия стал Петр Пустынник, который возглавил злополучный крестовый поход крестьян с их женами и детьми через всю Европу ради освобождения Святой Земли. Большая их часть не достигла цели; тысячи ополченцев погибли в пути, истребляемые разбойниками, местными жителями и своенравными византийскими воинами. В колоде Таро на карте «отшельник» (намек на Петра Пустынника) изображен странник, освещающий себе фонарем путь.

Сразу же после завершения неудачного похода Петра Амьенского папе Урбану II удалось в кратчайший срок призвать под Христовы знамена огромную армию, которую возглавили лучшие рыцари Европы. Координацией действий ополчений занимался епископ Адемар из Ле-Пюи, а в авангарде войска встали герцог Роберт Нормандский, брат французского короля, граф Гуго Вермандуа и князь Боэмунд Тарентский. Лотарингское ополчение возглавил граф Готфрид Бульонский, отправившийся в поход вместе со своим братом Балдуином. Предводителем рыцарей Южной Франции был Раймонд, граф Тулузский.

В те времена Готфрид Бульонский носил титул герцога Нижней Лотарингии, который он унаследовал от своей матери, знаменитой св. Иды — вдохновительницы перестройки большого кафедрального собора в Булони. От своей матери Готфрид получил в наследство замок и земли во Фландрии, но ради финансирования похода в Палестину заложил всю свою недвижимость епископу Льежскому. Уже на подходе к Святой Земле Готфрид принял на себя общее командование рыцарскими дружинами и после победоносного завершения кампании в 1099 году был провозглашен правителем Иерусалима. Он, правда, отказался носить титул короля и золотую корону в той стране, где Иисус Христос носил венец терновый, и предпочел удостоиться звания «защитника Гроба Господня».

Из всех восьми крестовых походов, которые продолжались вплоть до 1291 года и направлялись в земли Египта, Сирии и Палестины, только Первый поход, возглавлявшийся Готфридом, достиг какой-то конечной цели. Но даже он был омрачен кровавыми инцидентами, виновниками которых стали наиболее фанатично настроенные крестоносцы. Опьяненные победой «воины Христовы» устроили на улицах Иерусалима массовое избиение мусульман. Город являлся святыней не только для иудеев и христиан, он стал третьим по значению после Мекки и Медины священным городом в мире ислама. И этот тройственный статус города стал предметом жарких споров, не прекращающихся и в наше время.

Второй крестовый поход на Эдессу, который возглавили французский король Людовик VIII и германский император Конрад III, закончился полным фиаско. Подавленные неудачей и огромными потерями в живой силе государи вернулись в Европу с пустыми руками. Дела христиан на востоке шли все хуже и хуже. Через сто лет после завоевания Готфридом Бульонским Иерусалима город был захвачен войсками могущественного султана Салах-ад-Дина. Это послужило поводом для организации в 1187 году Третьего крестового похода, который возглавили три короля-воина: германский император Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский король Ричард I Львиное Сердце. Поход, сопровождавшийся сплошными бедами, закончился также бесславно, как и предыдущий — в итоге Иерусалим освободить так и не удалось. Четвертый крестовый поход (1202) сравнял с «неверными» православных христиан-византийцев и привел к разрушению Константинополя. Последовавшие затем четыре похода рыцарей на Восток успеха не принесли. Правда, во время Шестого похода императору Фридриху II в 1229 году удалось освободить Иерусалим, но мусульмане через 15 лет вернули себе утраченное. После провалов Седьмого и Восьмого крестовых походов французских рыцарей в Северную Африку и гибели там короля Людовика IX Святого военные кампании по освобождению Гроба Господня вообще прекратились.

В эпоху крестовых походов образовалось несколько рыцарских духовных орденов, среди которых был и орден рыцарей Сиона [81], основанный в 1099 году Готфридом Бульонским. Другими духовными братствами рыцарей того времени стали орден защитников Гроба Господня и орден рыцарей Храма.

Вскоре после своего Иерусалимского триумфа скончался Готфрид Бульонский, и королевскую корону унаследовал в 1100 году его младший брат Балдуин I Фландрский. По прошествии 18 лет (то есть в 1118 году) на иерусалимский трон взошел его двоюродный брат Балдуин II Буржский. В этот же самый год, согласно заслуживающим доверия источникам информации, тамплиеры основали свое «Тайное рыцарство Христово и Храма Соломона». Создание ордена, как утверждалось, было провозглашено девятью французскими рыцарями, давшими обет целомудрия, бедности и послушания и принесшими клятву защищать Святую Землю.

Французский хронист Гильом Тирский в самый разгар (около 1180 года) крестовых походов писал о том, что целью храмовников было «по возможности заботиться о дорогах и путях, и особенно об охране паломников». Однако при всей необъятности такого рода задачи совершенно непостижимо, как могли с этим справиться девять бедных рыцарей до своего возвращения во Францию без привлечения в свои ряды новых волонтеров. Сказать по правде, круг интересов ордена простирался гораздо дальше, чем это явствует из повествования Гильома. Орден, основанный Хуго де Пейнсом, существовал уже несколько лет до своего официального признания в 1128 году на церковном соборе в Труа (Шампань), и свою задачу тамплиеры видели отнюдь не в патрулировании дорог. Они были главными эмиссарами короля, ведшими невидимую борьбу в самой гуще мусульманского мира. И в этом своем качестве храмовники делали все, чтобы внести надлежащие коррективы в действия буйных крестоносцев в отношении беззащитных подданных султана. Епископ Шартрезский еще в 1114 году, упоминая в своих записях тамплиеров, называл их «воинством Христовым». К тому времени рыцари уже размещались в покоях Балдуина, внутри мечети, возведенной на месте разрушенного храма Соломона. После того, как Балдуин перебрался под своды башни Давида, помещения дворца полностью перешли в распоряжение тамплиеров.

Хуго де Пейнс, первый Великий магистр ордена, являлся вассалом своего кузена графа Шампанского. Его правой рукой был фламандский рыцарь Готфрид Сент-Омер, а еще одним членом братства стал Андрэ де Монбар, родственник графа Бургундского. В 1120 году в орден был принят граф Фульк Анжуйский (дед Генриха II Плантагенета), а вслед за ним в 1124 году в тамплиеры был посвящен и Хуго, граф Шампанский. Рыцари, по всей видимости, были людьми далеко не бедными; и не существует никаких свидетельств тому, чтобы эти прославленные аристократы поддерживали порядок на наводненных бедуинами караванных путях. И уж королевский хронист Фульк де Шартре определенно не изображал их в таком качестве.

Задача по сопровождению пилигримов в действительности ложилась на плечи госпитальеров — членов «Ордена всадников госпиталя святого Иоанна Иерусалимского». Стоявшие особняком от храмовников члены этого очень специфичного духовно-рыцарского братства давали не похожую ни на какие другие клятву послушания. Они клялись повиноваться не королю и не своему Великому магистру, а св. Бернарду (умершему в 1153 году) — аббату цистерцианского монастыря в Клерво [82]. Святой Бернард состоял в родственных отношениях с графом Шампанским, а через него приходился родственником и Хуго де Пейнсу. Именно на земле, пожалованной графом, основал Бернард в 1115 году свое знаменитое аббатство в Клерво. Матерью св. Бернарда была Алет, сестра Андрэ де Монбара, а членами орденского братства стали отобранные им лично фламандцы. В их числе были Аркамбо де Сент-Аман, Анри Бизоль, Розаль, Гондемар и Пейн де Мондидье.

Не кто иной, как св. Бернард спас погибавшую кельтскую церковь Шотландии и восстановил монастырь св. Колумбана на острове Иона. Именно св. Бернард в 1128 году первым перевел «Священную геометрию» строителей храма царя Соломона и призывал ко Второму крестовому походу в Везеле короля Людовика VII и собравшуюся там стотысячную толпу народа. В Везеле находилась величественная базилика св. Марии Магдалины; и в связи с этим необходимо отметить, что клятва, приносимая иоаннитами-госпитальерами св. Бернарду, требовала «послушания Вифинии — замку Марии и Марты».

Совсем не случаен тот факт, что свой труд «Граф Грааль», написанный в XII столетии, Кретьен де Труа посвятил Филиппу д’Альзасу, графу Фландрскому. И нет никакого случайного стечения обстоятельств в том, что работа Кретьена субсидировалась и поощрялась графиней Марией и ближними графа Шампанского. Учение о Граале родилось в среде первых храмовников, в романе «Перлево» эти рыцари изображены хранителями великой и священной тайны. В своем легендарном произведении «Парцифаль» Вольфрам фон Эшенбах называет их «защитниками семейства Грааля».

ТАЙНЫ КОВЧЕГА

Глубоко под землей на том месте, где когда-то стоял Иерусалимский храм, находилась огромная конюшня царя Соломона, надежно укрытая с библейских времен и никем с тех пор не посещавшаяся. О неимоверных размерах подземного укрытия можно судить по высказыванию одного крестоносца, заявившего, что «в конюшне таких размеров и вместимости можно было бы содержать более 2 тысяч лошадей». Важнейшей секретной миссией рыцарей-храмовников являлось обнаружение этого хранилища и проникновение в него. По сведениям св. Бернарда, в нем хранился Ковчег Завета, в котором, в свою очередь, находилось величайшее из всех сокровищ — Скрижали Откровения.

Вполне резонно может возникнуть вопрос, почему эти реликвии времен Моисея стали объектом так тщательно скрываемой миссии, украшенной участием аббата-цистерцианца и цветом фламандской знати. Современная церковь, утвердив текст Священного писания, заявляет, что Скрижали Моисея содержат Декалог — Десять Заповедей, начертанных рукой самого Господа. Тем не менее, суть этих хорошо известных законов нравственного благочиния едва ли могут представлять из себя какую-либо тайну. Скрижали, разыскивавшиеся рыцарями, в действительности имели исключительное значение, ибо содержали куда больше, чем знакомые каждому нравственные поручения. Начертанное на скрижалях Откровение представляло собой Космическое Управление — божественный закон чисел, мер и весов. Искусство расшифровки таинственных письмен заключалось в использовании криптографической системы Каббалы.

Десять Заповедей, взятые совокупно, являлись также еще кое-чем. Они были теми первыми наставлениями, которые Бог передал Моисею и его народу на горе Синай (Исход 20 и 23), сопроводив их рядом устных распоряжений (Исход 24:12):

«И сказал Господь Моисею: взойди ко мне на гору, и будь там; и дам тебе скрижали каменные, и закон и заповеди, которые Я написал для научения их».

В стихе перечисляются три отдельных вещи: закон, каменные скрижали и заповеди. Далее Бог сказал: «И положи в Ковчег откровение, которое Я дам тебе» (Исход 25:16). Затем в Книге Исход (31:18) говорится о том, что Господь «дал ему две скрижали откровения, две скрижали каменные, на которых написано было перстом Божиим».

Первые полученные от Бога скрижали Моисей разбил, когда, увидев пляшущих вокруг тельца соплеменников, в гневе бросил их на землю (Исход 32:19). Впоследствии Господь сказал Моисею (Исход 34:1):

«Вытеши себе две скрижали каменные, подобные прежним, и Я напишу на сих скрижалях слова, какие были на прежних скрижалях, которые ты разбил».

Позже Бог изустно повторил заповеди и сказал Моисею, чтобы тот записал сии слова. После чего Моисей «написал на скрижалях слова завета, десятисловие» (Исход 34:27—28).

Возникло существенное различие между «Скрижалями Откровения», начертанными перстом Божиим, и Десятисловием, написанным рукой Моисея.

На протяжении столетий церковь подразумевала, что Десять Заповедей представляли собой саму суть Божиего завета, вследствие чего истинное значение Ковчега Откровения по известным соображениям намеренно игнорировалось.

Начиная с 25 главы Книги Исход и далее, приведены точные указания по сооружению ковчега во всех его деталях. В аналогичном ключе излагаются способы его транспортировки, а также приводится подробный перечень одежды и обуви, которую следует носить его хранителям и попечителям. Кроме того, дается исчерпывающее описание материалов для сооружения скинии, в которой должен содержаться ковчег, а также ее конструкции и места расположения алтаря. Однако, несмотря на все вышеозначенное, в главах с 37 по 40-ю приводится доскональное описание того, как этих инструкций следует придерживаться в точности, — поэтому все повторяется сначала. Таким образом, исключалась малейшая ошибка, любое незначительное отклонение от составленного проекта. Все строительные работы были доверены Веселиалу, сыну Урия из колена Иудина.

Если выполнять все конструкторские работы в точном соответствии с ветхозаветной технологией, то выясняется, что ковчег представляет собой не просто искусно сделанный сундук, но и электрический конденсатор, выполненный из смолистой древесины и выложенный снаружи и изнутри золотыми пластинами. Об этом факте в сходной манере неоднократно заявляли ученые и богословы. Между пластинами, несущими на себе положительный и отрицательный заряд, может создаваться напряжение в несколько сотен вольт — вполне достаточно даже для того, чтобы убить человека. Озия убедился в этом ценою собственной жизни, когда прикоснулся к ковчегу (2-я Царств 6:6—7 и 1-я Паралипоменон 13:9—10). Кроме того, ковчег, снабженный крышкой киота, расположенный между двумя создающими магическое поле херувимами, также выполняет функции переговорного устройства при общении Моисея с Богом (Исход 25:22).

Десять Заповедей читаются, пишутся, обсуждаются и заучиваются так же, как и много лет назад. Они никогда и ни для кого, в отличие от Скрижалей Откровения, не были тайной за семью печатями. Эти бесценные каменные таблицы были помещены в оснащенный «противовзломным» устройством ковчег, находившийся под присмотром левитов. После полного драматических событий путешествия через Иордан и всю Палестину (Иисус Навин и 1-я кн. Царств) он был благополучно доставлен Давидом в Сион (Иерусалим). По распоряжению его сына, царя Соломона, зодчий Хирам-Авий возвел храм, в Святая Святых которого и был установлен ковчег. Доступ в святилище был строжайше запрещен, только первосвященник один раз в году мог войти туда с ритуальной инспекцией. Кроме приведенных выше ссылок на Священное писание, это сообщение являлось последним библейским упоминанием о Ковчеге Завета. Ходили слухи о том, что он был переправлен в Эфиопию (Абиссинию), но в Апокалипсисе (11:19) указывается, что ковчег остался «в храме Божием на небе». Несомненно, ковчеги скрижали представляли собой вожделенную добычу для любого нежеланного гостя в Иерусалиме. Однако во времена разрушения Навуходоносором храма Соломона ни то, ни другое в списках награбленного не числилось.

К 1127 году поиски тамплиеров успешно завершились. Они отыскали не только ковчег, но и несметное количество золотых слитков и спрятанных драгоценностей, — все то, что в целости и сохранности пролежало под землей в течение долгого периода грабежа и разрушений, чинившихся римлянами в 70 году от Р.Х. И только совсем недавно, в 1956 году, в Манчестерском университете обнаружились свидетельства, подтверждающие достоверность находки храмовников. В том году завершилась расшифровка «Монетного свитка» из Кумранских пещер. Текст его свидетельствовал о том, что «несметные сокровища» вместе с огромным штабелем золотых слитков и драгоценностей были погребены под Иерусалимским храмом.

Извещенный об ошеломляющем успехе тамплиеров св. Бернард немедленно отправил Хуго де Пейнсу послание, предписывавшее тому прибыть на открывавшийся в скором времени церковный собор в Труа. Съезд духовенства должен был проходить под председательством посланника Апостольского престола папского легата во Франции. Хуго и его рыцарская команда, захватив с собой предвещавшую блестящие перспективы находку, в должное время покинули Святую Землю, а св. Бернард объявил о достойном выполнении храмовниками своей задачи. Он писал о том, что

«работа с нашей помощью была завершена, и рыцари отправлены с грузом через Францию и Бургундию ко двору графа Шампанского, под защитой которого могут быть предприняты все меры предосторожности, исключающие вмешательство светских и духовных властей».

Придворные графа Шампанского в Труа были хорошо подготовлены к предстоящей работе по дешифрированию тайнописи. Графский двор в течение продолжительного времени охотно финансировал пользовавшуюся авторитетом школу, где изучалась Каббала и прочие эзотерические учения. Поместный собор в Труа, как и планировалось, состоялся в 1128 году. К этому времени св. Бернард, имея в качестве личного герба пчелиный улей, уже стал шефом и покровителем рыцарей-храмовников. В том же году рыцарскому братству был пожалован статус суверенного ордена, а штаб-квартира тамплиеров в Иерусалиме превратилась в резиденцию правительства столичного города. После официального признания церковью ордена рыцарей Храма Хуго де Пейнс был провозглашен первым Великим магистром.

В знак особого отличия тамплиеров, относившихся к духовному сословию монахов-воинов, они удостоились права ношения белого плаща — символа непорочности. Такая привилегия не была дарована ни одному из существовавших тогда духовно-рыцарских братств. Храмовники были обязаны отращивать бороду, что отличало их от чисто выбритых представителей других орденов. В 1148 году бывший цистерцианец папа Евгений III утвердил в качестве орденской эмблемы рыцарей Храма знаменитый восьмиконечный красный крест на белом фоне.

В отличие от рыцарей-храмовников госпитальеры (или иоанниты), также использовавшие в своей орденской символике восьмиконечный крест, пользовались другой цветовой гаммой — «белое на черном». Их странноприимный дом (таково было первоначальное значение слова «госпиталь») для паломников в Иерусалиме был основан в 1071 году, еще до крестовых походов. После вытеснения христиан в XIII веке из Палестины иоанниты, главной обязанностью которых к тому времени стала война с неверными, обосновались на Кипре. В 1307 году иоанниты штурмом овладели островом Родос и, создав там мощные оборонительные сооружения, в течение более чем двухсот лет являлись форпостом христианства на Востоке. Вытесненные в XVI веке турками-османами госпитальеры поселились на Мальтийском архипелаге и отныне назывались орденом мальтийских рыцарей. В 1798 году Бонапарт со своей армией оккупировал остров Мальта и изгнал оттуда мальтийских рыцарей. На короткое время они нашли приют в России, императора которой в знак благодарности они провозгласили Великим магистром. К середине XIX века мальтийский орден превратился из военной в духовно-благотворительную организацию, коей остается и поныне.

После собора в Труа тамплиеры на удивление быстро заняли видное положение во всех сферах европейской жизни. Они активно занимались государственной политикой и дипломатической деятельностью, давали советы монархам и воздействовали на парламенты. Одиннадцать лет спустя, в 1139 году, папа Иннокентий II (также бывший цистерцианец) перевел орден в свое личное подчинение, освободив храмовников от обязанности исполнять волю каких бы то ни было властей. Для рыцарей Храма более не существовало ни государей, ни кардиналов, ни правительств — они подчинялись только папе римскому. Однако еще до папского постановления ордену были пожалованы солидная недвижимая собственность и обширные земельные владения, разбросанные по всей Европе, — от Британских островов до Святой Земли. В «Англосаксонских хрониках» сообщается о том, что при посещении Хуго де Пейнсом Англии король Генрих I «принял его с большим почетом и наградил богатыми подарками». После того как испанский монарх Альфонс Арагонский передал во владение храмовников третью часть своего королевства, под башмаком ордена находился уже весь христианский мир.

СОБОРЫ БОГОМАТЕРИ

Когда распространилась весть о невероятной находке тамплиеров, все стали относиться к рыцарям с большим почтением и, несмотря на уже имевшееся у орденского братства иерусалимское богатство, крупные пожертвования посылались со всех сторон. Никакая цена не могла показаться достаточно высокой в качестве вступительного взноса, и через десять лет после своего возвращения из Палестины храмовники превратились, возможно, в самую влиятельную из когда-либо существовавших в мире организаций. Тем не менее, несмотря на сказочные богатства ордена, рыцари продолжали давать обет бедности. Какое бы общественное положение ни занимал вступавший в братство, он был обязан отречься от своего титула и безвозмездно принести в дар ордену все свое состояние. Так поступил даже первый Великий магистр — Хуго де Пейнс. И все же толпы высокородных отпрысков словно магнитом тянуло к ордену, куда они вступали в качестве простых воинов, сражавшихся в крестовых походах, либо посланников в чужие земли или политических советников. Благодаря столь блестящему финансовому положению, тамплиеры учредили целую сеть банков, ссужая деньги поиздержавшимся монархам и тем самым влияя на государственные дела.

Подобно тому, как росло и крепло политико-финансовое положение тамплиеров, аналогичным образом удача не обходила своим благосклонным вниманием и цистерцианцев. В 1155 году св. Бернард построил первую монастырскую обитель в Клерво, и в течение последующих десяти лет было учреждено еще несколько духовных центров цистерцианцев. Через 25 лет после завершения собора в Труа члены монашеского братства св. Бернарда уже могли похвастать более чем тремя сотнями аббатств. И это было далеко не все, ибо народ Франции затем стал свидетелем ошеломляющих последствий проникновения тамплиеров в тайну «вселенского уравнения». По мере того как вздымались к небу величественные готические арки огромных соборов Богоматери, существенно изменилась и сама панорама городов. Искусство зодчих достигло необычайного, или, как говорили тогда некоторые, немыслимого уровня. Взметнувшиеся вверх стрельчатые своды тонко рифленых арок и парящих контрфорсов заполняли доселе недостижимое пространство неба. Все было устремлено ввысь, и, несмотря на тысячи тонн декоративного камня, вся конструкция производила впечатление магической невесомости и воздушности.

Обратившись к Скрижалям Откровения и применив на практике законы «священной геометрии», зодчие тамплиеров создавали на все времена изумительнейшие божественные памятники во славу христианского мира. У северного фасада собора Богоматери в Шартре («портала посвященных») на небольшой колонне помещено рельефное изображение фрагмента библейского путешествия Ковчега Завета. Расположенная выше надпись гласит: «Пусть события идут своим чередом — ты должен доставить ковчег».

Как сама идея построения соборов Богоматери, так и разработка проектов целиком принадлежит тамплиерам и цистерцианцам. Слово «готический» применительно к архитектурному стилю не имеет вообще ничего общего с племенем готов и восходит к греческому «готик» — «магический». Несмотря на то, что для окончательного завершения строительства отдельных храмов потребовалось более сотни лет, большая часть соборов была воздвигнута приблизительно в одно и то же время [83]. Строительство собора в Париже было начато в 1163 году, в Шартре — в 1194 году, в Реймсе — в 1211 году и в Амьене — в 1221 году. Другие соборы Богоматери в ту же эпоху возводились в Байё, Абвиле, Руане, Лане, Эврё и Этампе. В точном соответствии с принципом Гермеса Трисмегиста — «что вверху, то и внизу», общая схема размещения на карте соборов Богоматери является копией расположения звезд в созвездии Девы.

Примечательно, что из всех храмов собор Богоматери в Шартре, как утверждают, располагается на самом священном месте. Среди крупных специалистов по истории храма в Шартре видное место занимает Луи Шарпантье, чьи исследования и научные труды внесли существенный вклад в понимание готической архитектуры в целом. В районе Шартре величина теллурических токов в недрах земли достигает максимальных значений, и еще со времен друидов данная местность славилась своим божественно целебным воздухом. Холм, на котором расположен собор Богоматери, считался настолько священным и высокопочитаемым местом, что на земле его не удостоился чести быть захороненным не только ни один король, епископ, кардинал или каноник, но и вообще никто. На могильном кургане некогда находилось языческое капище, посвященное богине-праматери, — и это место пользовалось популярностью у богомольцев еще задолго до появления на свет Иисуса. Над так называемым «Гротом друидов», отождествлявшимся с «Чревом Земли», располагался мегалитический жертвенник, а внутри него находился священный дольмен [84].

Одной из величайших тайн готической архитектуры цистерцианцев являются цветные витражи, украшающие окна собора. Появившись неожиданно в начале XII века, они также внезапно исчезли в XIII столетии. Ничего подобного им ни до, ни после никто не видел. И не только потому, что яркость настоящих готических витражей превосходит в этом отношении все остальные орнаментальные композиции из цветного стекла; их преимущество заключается в существенно большей способности усиливать проходящий через них свет. В отличие от витражей других архитектурных стилей их внутренний осветительный эффект постоянен вне зависимости от того, солнечно или пасмурно снаружи. Даже в сумерки эти цветные стекла продолжают искриться так, как никакие другие.

Витражи готических соборов также обладают уникальной способностью трансформировать губительное для всего живого ультрафиолетовое излучение в благодатный свет. Секрет их изготовления, однако, так и не раскрыт до нашего времени. Хотя известно, что цветное стекло производилось в соответствии с алхимическими рецептами Гермеса Трисмегиста, проникнуть в их тайну невозможно даже с помощью новейших аналитических технологий. Среди тех, кто занимался исследованиями в области совершенствования оптических свойств цветного стекла, был ирано-таджикский писатель, математик и философ Омар Хайям. Алхимики утверждали, что их метод окрашивания связан с «вселенским духом» — космическим дыханием Мироздания — или, выражаясь современным языком, мощной проникающей радиацией.

Готические соборы повсеместно изобилуют выполненными из стекла и камня произведениями искусства на библейские и евангельские сюжеты, где особое место уделяется жизни Иисуса Христа. Некоторые из этих экспонированных работ были помещены на экстерьере собора уже после начала XIV века, и характерно, что среди них нет ни одного изображения Распятия, относящегося к готической эпохе. Руководствуясь письменами доевангельских времен, найденными рыцарями Храма в Иерусалиме, тамплиеры не приемлели Распятие в том виде, в каком ход его событий был изложен в Новом завете, а по этой причине никогда не изображали данной сцены. На западном фасаде собора в Шартре в одном из окон XII столетия помещен медальон с рельефным изображением Распятия Христа. Однако он был перенесен сюда в более позднее время из другого места — скорее всего из Сен-Дени, расположенного к северу от Парижа. Заимствованные аналогичным путем окна имеются и в других соборах Богоматери.

Кроме золотых слитков тамплиерам удалось отыскать в Иерусалиме также и множество рукописных книг на древнееврейском и восточно-арамейском языках. Как уже упоминалось выше, многие из них относились ко времени, предшествовавшему созданию Евангелия, и содержали сведения, написанные рукой непосредственных участников событий того времени. Данные манускрипты, разумеется, никогда не публиковались, да и не могли быть допущены церковной иерархией для массового пользования. Бытовало общепринятое мнение, что рыцари Храма обладали способностью столь глубокого проникновения в суть вещей, которое затмевало величие ортодоксального христианства. Эта способность позволила тамплиерам прийти к выводу о том, что церковь неверно трактовала как рождество Христово, так и Воскресение. Тем не менее, несмотря на это укоренившееся мнение о храмовниках, они по-прежнему почитались праведными людьми, непоколебимо преданными папам-цистерцианцам той эпохи.

По прошествии определенного времени, однако, эти высокопочитаемые познания храмовников стали причиной их яростного преследования со стороны инквизиторов-доминиканцев. Произошло это в XIV веке, в тот самый момент истории христианства, когда исчезли последние признаки свободомыслия. Ни специальные познания, ни доступ к истине не принимались более во внимание Римом, проводившим жесткую политику репрессий. Подобным образом в религии исчезли все следы женского представительства, если не считать Марии, матери Иисуса, представлявшей теперь в церкви всю женскую половину человечества. Практически же полубожественный образ Богородицы был настолько удален от реалий бытия, что Мария, по сути дела, в сознании людей уже ни с кем не связывалась. Несмотря на все это, луч надежды продолжал светить сквозь мрак столетий, — ибо другой женский образ воссиял над собором Богоматери. Многовековой культ Марии Магдалины — земного воплощения Мудрости-Софии — остается главенствующей идеей этих божественных монументов. На одном из прекраснейших оконных витражей, где запечатлен ее бессмертный образ, имеется надпись, которая гласит: «Даровано водоносами». Мария была носительницей Святого Грааля, и она, несомненно, еще более возвеличится в своем новом качестве «вдохновляющего образа» Эры Водолея — эпохи обновленного интеллекта и Вселенского Закона из Ковчега Завета.

БРАТСТВО «ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ»

Соборы Богоматери и крупные сооружения в готическом стиле были возведены, главным образом, усилиями «Детей Соломона» — гильдии каменщиков, работавших под руководством ордена цистерцианцев св. Бернарда. Св. Бернард, как известно, сумел раскрыть секрет «тайной геометрии» каменщиков царя Соломона и их руководителя Хирам-Авия, отличавшихся глубокими познаниями и высоким уровнем профессионального мастерства. Соломон, приступив к исполнению завещания отца своего, царя Давида, специально обратился с просьбой о содействии к царю Тирскому Хираму, попросив того прислать ему Хирам-Авия — зодчего и специалиста по обработке металлов, владевшего секретами «священной геометрии». Несмотря на то, что Тир являлся языческим центром поклонения богине-проматери, Хирам-Авий стал главным проектировщиком храма Иеговы и каменщиком-подрядчиком строительных работ. В силу этого ему предстояло впоследствии стать ключевой символической фигурой франкмасонства.

В средневековой Франции существовали и другие братства каменщиков, носившие название «Детей отца Субиза» и «Детей мастера Жака». Когда в XIV столетии возглавляемая доминиканцами инквизиция развернула широкомасштабные действия против тамплиеров, в равной степени с храмовниками в опасном положении оказались и члены этих гильдий. Будучи представителями цеха каменщиков, они, в зависимости от достигнутой степени, владели конфиденциальной информацией, касавшейся работ, связанных с применением «священной геометрии» и Вселенского Закона. Таких степеней профессионального мастерства у каменщиков было три: ученик, подмастерье и мастер, — точно так же, как и в современных направлениях франкмасонства. Вот почему со времен преследования инквизицией тамплиеров жестокий допрос с целью выведать наиболее секретную и жизненно важную информацию стал часто называться «допросом третьей степени».

И хотя считается, что современное франкмасонство уходит своими корнями в гильдии каменщиков средневековья, сами братства имеют куда более древнее происхождение. В резных изображениях на египетском обелиске, находящемся в Центральном парке в Нью-Йорке, учеными были опознаны масонские символы, относящиеся к временам фараона Тутмоса (1468—1436 годы до Р.Х.) — прапрадеда библейского Моисея. Тутмос являлся основателем влиятельного тайного общества ученых и философов, ставивших своей целью сохранение священных знаний. В более позднюю эпоху представителями подобного духовного объединения были самаритянские волхвы — последователи египетского подвижнического Братства целителей, коммуна которых располагалась вблизи Кумрана. И именно у египтян позаимствовал Моисей идею храмового богослужения, построив для народа Израиля скинию у подножия горы Синай. Подобным образом и само понятие священничества было связано с культурой древних египтян, которые, в свою очередь, унаследовали его от шумеров Месопотамии. Иудейские патриархи, жившие еще до Моисея, в качестве места культового поклонения и совершения ритуальных жертвоприношений использовали стоявшие на открытом воздухе каменные алтари — такие, которые воздвигали Ной и Авраам (Бытие 8:20 и 22:9).

Второй египетский обелиск из храма Солнца стоит на набережной Темзы в Лондоне. По какой-то непонятной причине он именуется «Иглой Клеопатры» и связывается с именем египетской царицы Клеопатры VII, хотя по возрасту монумент старше ее, по крайней мере, на тысячу лет. При весе в 186 тонн высота памятника почти достигает 21 метра. Первоначально оба гранитных обелиска располагались перед входом храма в Гелиополе (нынешний Баальбек), а в 12 году до Р.Х. были перевезены в Александрию. В последней четверти XIX столетия монументы были демонтированы и переправлены в Лондон и Нью-Йорк, где находятся и поныне.

В соответствии с традицией древних египтян устанавливать перед входом в храм свободно стоящие колонны, Хирам-Авий при строительстве в Иерусалиме храма царя Соломона применил ту же самую конструкцию паперти. Колонны с их округлыми капителями были аналогичны тем, что стояли у входа в храм богине-праматери в Тире. На них были изображены те же самые символы способности к воспроизводству потомства, которые в Ханаане посвящались богине Астарте. Колонны, именовавшиеся Иахином и Воазом, внутри были полые и служили хранилищами для архивных материалов по строительству сооружения. Кроме того, хотя храм посвящался Иегове и задумывался, главным образом, как вместилище Ковчега Завета, его конструкция не ограничивалась сугубо мужской первосущностью Бога иудеев. Храм был сконструирован в значительной степени в соответствии с традиционными представлениями о божественной сути и совмещал в себе геометрические символы мужского и женского начал.

Возведение храма продолжалось в течение семи лет, а по завершении строительства Хирам-Авий был убит и погребен в неглубокой могиле. Причиной его смерти, как утверждают, стал отказ мастера поделиться своими секретами с непосвященными в тайны «священной геометрии» простыми каменщиками. В наши дни символическое убийство зодчего во всей его многозначительности фигурирует в церемонии посвящения в третью степень масонства. Мастер ложи, используя свое масонское рукопожатие-захват, валит посвящаемого во мрак могилы и вновь извлекает его на свет.

Современное франкмасонство имеет скорее философскую, нежели действенную направленность, но даже в дни Хирам-Авия сословие ремесленников, к коему он принадлежал, имело свои ложи, символы и пароли. Одним из самых наглядных символов был мастерок каменщика — эмблема, использовавшаяся пифагорейцами и ессеями. Его можно найти в римских катакомбах, где изображение ритуала посвящения в каменщики запечатлялось на могилах невинно убиенных жертв гонений на христиан.

РЕЗНЯ В ЛАНГЕДОКЕ

К западу от Марселя, вдоль побережья Лионского залива раскинулись благодатные земли исторической провинции Франции Лангедока. В 1208 году жители этого цветущего края были обречены папой Иннокентием III на поголовное истребление лишь за то, что они, по мнению Рима, вели антихристианский образ жизни. В том году сюда пришла тридцатитысячная папская армия, возглавляемая авантюристом Симоном де Монфором. И хотя его воины цинично нацепили на свою грудь красные кресты защитников Святой Земли, цели их не имели ничего общего с освобождением Гроба Господня. В действительности это так называемое «воинство Христово» было послано для искоренения альбигойской ереси — аскетического религиозного течения катаров. В соответствии с убеждениями римского первосвященника и французского короля Филиппа II Августа, эти населявшие Лангедок люди являлись закоренелыми еретиками и подлежали беспощадному уничтожению. Кровавая бойня продолжалась в течение 35 лет, унося десятки тысяч человеческих жизней и опустошая район. Апофеозом этой жуткой драмы стал адский кошмар Монсегюра, где в 1244 году были заперты в духовной семинарии и заживо сожжены две сотни заложников.

В религиозном отношении вероучение катаров по сути своей являлось гностическим, и сами катары были исключительно одухотворенными людьми, верившими в чистоту духа и порочность физической плоти. И хотя их убеждения не совпадали с алчными устремлениями ортодоксальной римской церкви, ненависть папы к альбигойцам была вызвана на самом деле кое-чем другим, представлявшим куда более страшную угрозу для Рима. Было принято считать, что катары являются хранителями величайшего священного сокровища, связанного с фантастическими знаниями древности. Земли Лангедока в VIII веке являлись частью существовавшего здесь тогда королевства Септимании, управлял которым потомок рода Меровингов, Гильом Желлонский. Вся область Лангедока и Прованса была привержена древним иудейским традициям и буквально наводнена преданиями о Лазаре (Симоне Зилоте) и Марии Магдалине. Местные жители глубоко чтили память Марии, называя ее «матерью Грааля» истинного христианства Запада.

Подобно тамплиерам, альбигойцы проявляли в высшей степени веротерпимость к религиям мусульман и иудеев, а также были убежденными сторонниками равноправия полов [85]. Тем не менее, католическая инквизиция (официально учрежденная в 1233 году), обвинив их во всевозможных деяниях, предала катаров анафеме и жестоко расправилась с ними.

Опровергая все обвинения, факты свидетельствовали о том, что церковь катаров была церковью всепоглощающей любви к ближним, а сами альбигойцы являли собой пример беззаветной преданности делу Иисуса. Веря в Бога, Святой Дух и вознося молитвы Всевышнему, они создали образцовое общество со своей собственной системой социального патронажа, с приютами для бедных детей и больницами для неимущих. Катары даже Библию перевели на провансальский диалект, их альтруистическая деятельность в равной степени приносила пользу и остальным жителям Лангедока.

Альбигойцы не были еретиками, они просто не принадлежали к официальной церкви. Проповедуя свои идеи исключительно благопристойно, они не нуждались ни в назначаемых сверху священниках, ни в богатом убранстве церквей своих соседей-католиков. Святой Бернард говорил, что «нет проповедей более христианских, нежели у катаров, — их нравственность безупречна». И все же армия папы, прикрываясь маской богоугодного деяния, пришла, чтобы стереть их общину с лица земли.

Папский эдикт об уничтожении касался не только загадочных катаров, но и всех тех, кто их поддерживал, — а к таким людям относилась большая часть населения Лангедока. Для еще более убедительного основания правомочности действий инквизиторов монахи-доминиканцы обвинили местных жителей в занятиях половыми извращениями. Позднее такое обвинение стало причиной всевозможного рода домыслов, касавшихся природы таких биологических аномалий. На самом же деле то, чем занимались просвещенные провансальцы, было не чем иным, как регулированием рождаемости. Согласно существовавшим в те времена нормам воспитанности и интеллектуального развития, катары, по всей видимости, являлись наиболее культурными людьми Европы. Их дети вне зависимости от пола имели равные возможности получения образования.

В те времена Лангедок не входил в состав королевства Франции и являлся вполне самостоятельным государством. В политико-экономическом отношении он скорее был связан с Северной Испанией. Оставаясь реликтом королевства Септимании, область управлялась графами Тулузскими. В учебных заведениях здесь вместе с классическими языками изучались литература, философия и математика. Край этот был вполне богатым и в экономическом отношении стабильным, однако все резко изменилось после того, как в 1209 году в предгорьях Пиренеев появилось папское воинство. Как зловещий намек на исторический центр Лангедока и главный оплот катаров — город Альби, эта беспрецедентная по жестокости военная кампания получила название «Альбигойского крестового похода».

Из всех религиозных культов, процветавших в средние века, альбигойство было наиболее безобидным. Тот факт, что катары имели отношение к специфическим древним знаниям, сам по себе не был откровением — более четырех веков тому назад Гильом Тулузский, король Септимании, уже учредил Иудейскую академию наук. Но альбигойцы пользовались славой адептов оккультной символики Каббалы, и их специальные знания могли бы принести существенную пользу рыцарям-храмовникам, которые, как полагали, доставили Ковчег Завета и свой иерусалимский клад именно в этот район. Все это — вместе с убеждением в том, что катары обладают бесценным сокровищем, историческая значимость которого несравненно выше изначальных идей христианства, — привело Рим к заключению, что Скрижали Откровения и иерусалимские манускрипты христианской эпохи должны храниться в Лангедоке.

Кроме того, начиная с I столетия в преданиях Прованса постоянно присутствовала тема рода Грааля, а церковь в Ренно-ле-Шато была посвящена в 1059 году Марии Магдалине. Провансальцы утверждали, что толкование Римом смысла распятия Христа являлось умышленным обманом. Также как и тамплиеры, катары никоим образом не разделяли убеждения в том, что Иисус умер на кресте. Хотя в самих ритуалах альбигойцев не было ничего угрожающего, предполагалось, что духовное течение владеет достаточно существенной информацией, чтобы обнажить во всей неприглядности основополагающие концепции римской церкви. Доведенному до отчаяния изуверскому режиму не оставалось ничего другого, как только бросить клич: «Убивайте их всех!»

Люди кровожадно умерщвлялись тысячами, и их дома сравнивались с землей, но сокровище так и не было найдено. Церковь не могла понять: то ли сокровище в ходе массовой бойни было перевезено в другое место, то ли оно все еще не было найдено. Так или иначе, его проклятие дамокловым мечом висело над папой, и смертельная угроза продолжала сохраняться. Рыцари Храма смогли бы ответить на этот вопрос, но вслед за кровавой бойней в Лангедоке настал и их черед подвергнуться аналогичным гонениям.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ РЫЦАРЕЙ ХРАМА

Лжекрестовый поход завершился в 1244 году, но прошло еще 62 года прежде, чем папа Климент V и король Филипп IV Красивый в своих домогательствах таинственного сокровища решились потревожить храмовников. К 1306 году орден рыцарей Храма достиг такого могущества, что Филипп IV взирал на него с нескрываемым трепетом, — он задолжал тамплиерам огромную сумму денег, возвратить которую был не в состоянии. Французский монарх также опасался их политической и духовной власти, которая, как ему было известно, была намного сильнее его собственной. Прибегнув к помощи папы, король начал преследовать рыцарей во Франции и пытался уничтожить представителей ордена за рубежом. Тамплиеры подверглись арестам в Англии. Но к северу от ее границы с Шотландией папские буллы не возымели никакого действия. Это объяснялось тем, что в то время король Роберт Брюс и весь шотландский народ были отлучены от церкви за вооруженное выступление против зятя Филиппа — английского государя Эдуарда II.