Канада и Нью-Йорк: война ирокезов

После того как угроза столице Новой Франции миновала, боевые действия в Северной Америке продолжали вести лишь индейские союзники двух держав. Французам в этой ситуации по-прежнему приходилось уделять внимание южному или ирокезскому «фронту», откуда исходила наибольшая угроза для их поселений. Стремясь заставить Союз пяти племен распылить свои силы, канадские власти активизировали свои контакты с племенами, враждебно настроенными по отношению к Лиге. Еще в конце августа 1690 г. в Монреале состоялась встреча Фронтенака с представителями гуронов, ниписингов, кри и оттава, которые обещали выступить против ирокезов.

В свою очередь, в 1691 г. мэр Олбани Питер Скайлер попытался взять реванш за прошлогоднюю неудачу. С отрядом ополченцев и ирокезов (всего 420 человек) он совершил бросок к границам Новой Франции и попытался снова атаковать Ля-Прери — южный форпост Монреаля. Однако канадские милиционеры совместно с оттава и могиканами отбили нападение. Скайлер заявил, что он нанес противнику колоссальный урон, уничтожив 200 неприятельских бойцов,[732] однако, по другим оценкам, потери французов и их союзников были существенно меньше и составили 47 человек.[733]

Эта акция в очередной раз продемонстрировала англичанам, что Канада, несмотря на всю свою слабость, отнюдь не является легкой добычей, и действия против нее требуют концентрации сил всех английских колоний. Осознав это, в июле 1691 г. губернатор Нью-Йорка Генри Слаутер обратился к администрациям Вирджинии, Мэриленда, Пенсильвании, Западного Джерси, Коннектикута, Род-Айленда и Массачусетса с просьбой принять участие в защите Олбани, которое, по его словам, являлось «единственным оплотом и гарантией безопасности всех колоний Его Величества на американском континенте». Слаутер также предложил другим колониям организовать совместный фонд, на средства которого можно было бы «нанять людей <… > чтобы, если возможно, воспоминание о французах было изгнано из Америки». По его словам, «это могло быть легко осуществлено сердечным союзом между нами».[734]

Власти других колоний в своем большинстве в принципе соглашались с идеями Слаутера, но не спешили вкладывать средства в операции, которые с их точки зрения были необходимы и выгодны прежде всего Нью-Йорку. Весьма показателен ответ администрации Коннектикута, заявившей, что вопрос о «средствах для обеспечения безопасности интересов Его Величества в этих провинциях и подавлении врага <… > заслуживает тщательного рассмотрения», однако при этом фактически отказавшейся от какого-либо участия в совместных действиях, ссылаясь на сложное положение и непомерные расходы. В ответном послании из Хартфорда говорилось: «Мы не в состоянии снабдить наших солдат боеприпасами и продовольствием, чтобы они могли покинуть пределы нашей колонии; тех, которые у нас есть, едва хватает для нашей обороны. Мы не сомневаемся, что ваша собственная колония имеет достаточное количество людей <… > которые могут быть использованы для гарнизона в Олбани. Поскольку вы говорите о ваших огромных расходах, мы также могли бы рассказать вам о своих, но это не сделает их меньше. Вы ведете значительную торговлю, которая дает вашим людям возможность компенсировать их расходы, но у нас ее почти нет».[735]

Власти Мэриленда, в свою очередь, открыто заявили, что, согласно Хартии их колонии, милиция не может покидать ее пределы, и что Нью-Йорку следует обращаться за помощью не к их небольшой провинции, а к Вирджинии или Пенсильвании.[736]

В такой ситуации нью-йоркской администрации приходилось действовать одновременно по двум направлениям: во-первых, просить метрополию о содействии (как военном, так и политическом); во-вторых, стараться продолжить борьбу с французами руками Союза миги племен.

Что касается обращений в Лондон, то еще в самом начале 1692 г. нью-йоркский главнокомандующий майор Ричард Инголдсби направил правительству слезное послание с просьбой оказать давление на другие колонии, уверяя, что объединение сил Нью-Йорка, Коннектикута, Восточного и Западного Джерси позволило бы не только обеспечить их оборону, но и «нанести удар французам в самое сердце».[737]

Позиция правительства Вильгельма и Марии была следующей. С одной стороны, в 1692 г. оно не считало необходимым проведение наступательных операций на границах Нью-Йорка. Это видно из инструкций нового губернатора этой колонии Бенджамина Флетчера, выданных ему в начале марта 1(392 г. В этом пространном документе содержался всего один абзац, посвященный военным вопросам, в котором говорилось о необходимости строительства укреплений в Олбани и Скенектади, «чтобы предупредить вторжение французов и индейцев из Канады». Ни о каких активных действиях там не упоминалось.[738] Правда, год спустя Лондон несколько изменил свою позицию и прислал в Бостон эскадру, надеясь, что с ее помощью колонии смогут предпринять новое нападение на Канаду. Однако ставший к тому времени губернатором Массачусетса Фипс фактически сорвал эту операцию (см. «Экспедиция Уилера», с. 294 и сл.).

С другой стороны, английское правительство было не прочь использовать силы своих колоний для борьбы с французами на Североамериканском континенте. В первую очередь оно, солидаризируясь в данном вопросе в администрацией Нью-Йорка, пыталось заставить северные и центральные колонии принять участие в обороне его границ. На время войны Флетчер был назначен главнокомандующим объединенными силами милиции ряда колоний, которые должны были предоставить в его распоряжение определенное количество бойцов: Массачусетс — 350, Вирджиния — 250, Мэриленд — 160, Коннектикут — 120, Пенсильвания — 80, Род-Айленд- 48. По замыслу Лондона, колонии должны были также оказать Нью-Йорку определенную финансовую поддержку. В королевском послании к Фипсу говорилось: «…мы находим разумным и необходимым, что нашим колониям и провинциям Новой Англии, Вирджинии, Мэриленда, Пенсильвании следует оказывать помощь и содействие <… > губернатору и главнокомандующему <…> провинции Нью-Йорк».[739] Правительство считало, что, получив такую поддержку, Нью-Йорк сможет, как говорилось в одной из депеш, «нападать на врага и беспокоить его на суше и на море».[740]

Флетчер оказался бессилен выполнить данные ему поручения. По его словам, оборона вверенной ему колонии находилась в плачевном состоянии и исправить положение своими силами он не мог. Впрочем, надо сказать, что многие английские колониальные губернаторы не жалели черной краски для описания ситуаций, с которыми им приходилось сталкиваться по прибытии к месту назначения, стремясь, таким образом, оказать давление на правительство, продемонстрировать свое служебное рвение и «подстраховаться» на случай каких-либо претензий.

Однако самым главным было то, что, несмотря на приказы из метрополии, соседи не спешили объединять свои силы с силами Нью-Йорка и/или оказывать ему какую-нибудь другую помощь. Флетчер докладывал в Лондон, что в ответ на все его просьбы Восточный Джерси прислал 248 фунтов, а Пенсильвания ограничилась лишь «добрыми пожеланиями».[741] Некоторые колонии заявили, что назначение верховного главнокомандующего противоречит их хартиям, и обратились с соответствующими жалобами к метрополии. Дело дошло до генерального атторнея, который заявил, что во время войны это допустимо, однако колонии продолжали фактически саботировать решение правительства. Всеми правдами и неправдами их администрации стремились удержать контроль над милицией в своих руках.

Особенно непримиримой была позиция Массачусетса. Когда представитель Флетчера прибыл к Фипсу, тот сразу же завел с ним разговор о том, что с начала войны Новая Англия несет большие расходы, ее жители обнищали и т. п. Когда же Фипс услышал, что Нью-Йорк рассчитывает на его содействие, он пришел в ярость и воскликнул: «Я не отправлю ни одного человека и не дам ни единого фартинга для помощи Нью-Йорку — и чудовищно даже предполагать, что я сделаю это». Фипс также отказался прислать представителей Массачусетса в Нью-Йорк для обсуждения совместных действий против французов.[742]

Позднее в своем официальном письме к Флетчеру Фипс привел список причин, объясняющих его позицию. В этом списке фигурировали, во-первых, эпидемия, поразившая Массачусетс; во-вторых, большие потери, которые понесла колония во время войны; в-третьих, необходимость держать гарнизон в форте Пемакид (на границе с Акадией); в-четвертых, угроза нападения французов и индейцев с моря и с суши. Однако из текста видно, что самой главной причиной, несомненно, были два следующих момента, очень неприятные для Фипса и очень болезненно им воспринятых. Первый — то, что командование милицией Коннектикута, которое раньше осуществлял Фипс, было передано губернатору Нью-Йорка. Второй — переход в руки Флетчера управления Пенсильванией (он управлял этой колонией в 1693-1694 гг., когда У. Пени был временно лишен своих прав лорда-собственника). Фипс откровенно заявил Флетчеру: «…если бы коннектикутская милиция осталась под моим командованием, я мог бы в соответствии с желанием Вашей Светлости дать приказ усилить ваши посты людьми оттуда, как я раньше намекал; но обстоятельства этого дела изменились, теперь этого невозможно ожидать». Относительно Пенсильвании он высказался еще более резко, заметив, что, после того как эта колония оказалась в руках Флетчера, стало «гораздо менее разумным ожидать содействия от этой провинции [Массачусетса. — Ю. А.] для поддержки Олбани».[743]

Очевидно, такое поведение Фипса объяснялось не только определенной ревностью к Флетчеру, сосредоточившему в своих руках большую власть, чем он (хотя субъективный момент ни в коем случае не следует сбрасывать со счетов, тем более зная о чрезвычайно грубом, резком и задиристом характере губернатора Массачусетса[744]), но и тем, что в Бостоне действительно искренне считали помощь соседней колонии ненужным и бесполезным делом. В то же время события осени 1690 г. убедили Фипса, что Канаду можно захватить только при наличии очень существенной помощи со стороны метрополии, рассчитывать на которую не приходилось.

Кстати, последнюю мысль Фипса разделял и его нью-йоркский коллега. Осенью 1693 г. Флетчер писал в Лондон, что, для того чтобы улучшить положение колонии Нью-Йорк, «не остается никакого другого средства, кроме как прислать эскадру и сухопутный контингент, чтобы следующим летом захватить Канаду, построить каменный форт в Олбани и содержать там четыре роты за счет короля». Исходя из собственного горького опыта, Флетчер дал весьма выразительное определение отношениям между различными английскими колониями, заявив, что «помыслы и интересы этих маленьких учтивых колоний на континенте расходятся так сильно, как у турок и христиан».[745]

Наиболее осведомленные круги в правительстве метрополии разделяли последнюю оценку Флетчера. В заявлении Лордов торговли говорилось: «Его Величество в этих частях Америки имеет достаточное количество подданных для того, чтобы изгнать французов из Канады, но они так разделились на отдельные маленькие провинции и столь разобщены, что могли оказать очень малую помощь друг другу и вовсе не расположены делать это в будущем».[746]

Вторая часть традиционной политики властей Нью-Йорка, а именно активное использование ирокезов, также постепенно становилась все менее эффективной в связи с переменами, происходившими в позиции Союза пяти племен. Индейцы постепенно стали осознавать, что англичане, несмотря на все свои заявления о братстве и дружбе с ними, стремятся переложить на них основную тяжесть борьбы с Новой Францией, в которой Лига несет большие потери, сражаясь сразу на многих фронтах как против самих французов, так и против их многочисленных индейских союзников.

Еще летом 1691 г., когда Слаутер обратился к ирокезам с очередным воинственным посланием, заявив: «Вы должны держать врага в постоянной тревоге», один из вождей мохоук прямо спросил: «Почему ты не сказал, "мы будем держать врага в постоянной тревоге"».[747]Во время встреч с представителями нью-йоркской администрации вожди и сахемы Лиги призывали ее к активным совместным действиям: «Брат Корлаэр, внемли тому, что мы сейчас скажем тебе, мы находимся в очень тяжелом положении в этой стране и никак не можем покорить французов без помощи из Англии, поэтому мы умоляем тебя написать твоему великому господину королю Англии, чтобы он прислал большие корабли с большими пушками, чтобы захватить Канаду, что мы тогда легко осуществим».[748]

Индейцы упрекали англичан в том, что по их вине проливается много крови, так как действия осуществляются малыми группами. Кроме того, они обратили внимание на то, что, «хотя Вирджиния, Мэриленд и Новая Англия являются членами Договорной цепи, об их действиях ничего не слышно».[749]

Правда, пока еще ирокезы продолжали вести войну, неся при этом все большие потери. В феврале 1692 г. они потерпели поражение в районе острова Тонихата от отряда сьёра де Бомона, а летом того же года их поселения подверглись серии набегов со стороны западноалгонкинских племен. Воины Лиги пытались продолжать тревожить границы Канады, однако там они все чаще встречали отпор, как показал знаменитый эпизод с нападением на усадьбу сьёра де Вершер, 14-летняя дочь которого Мари-Мадлен вместе с несколькими людьми смогла отбить атаку большого отряда индейцев.

Со своей стороны, французы постепенно стали переносить боевые действия на территорию противника. В начале 1693 г. отряд д'Айбу де Мантэ совершил рейд против поселений мохоук, в ходе которого были уничтожены три индейские деревни. После этого в 1693-1694 гг. ирокезы, несмотря на противодействие администрации Нью-Йорка, начали зондировать почву для мирных переговоров с французами, которые тем временем постепенно восстанавливали утраченные позиции в районе Великих озер. Летом 1695 г., получив небольшие подкрепления из Франции, Фронтенак отдал приказ заново отстроить форт у истока реки Св. Лаврентия, названный его именем. Наконец, в 1696 г. губернатор Новой Франции смог предпринять давно планировавшийся им большой поход против ирокезов. Несмотря на преклонный возраст, он лично возглавил двухтысячную армию, состоящую из канадских милиционеров, французских солдат и индейцев. В августе 1696 г. его основные силы переправились на южный берег озера Онтарио и, поднявшись по порожистой реке Осу-иго, вышли к поселениям онондага, находившимся в самом центре Страны ирокезов. В это же время другой отряд под командованием Ф. де Водрёя вторгся в районы проживания онейда.[750]

Хотя, как и во время предыдущих кампаний, больших сражений не происходило, поскольку ирокезы покидали свои деревни, материальный и моральный урон, нанесенный им в результате этого похода, был очень значителен. Разрушение их поселений, уничтожение находившихся там запасов, а главное, тот факт, что враг проник в самое сердце земель могущественного Союза пяти племен, произвели большое впечатление и на гордых ирокезов, и на другие индейские племена этого региона. Забегая вперед, можно сказать, что эта операция, безусловно, очень сильно способствовала тем изменениям во внешнеполитической ориентации Лиги ирокезов, которые произошли на рубеже XVII-XVIII вв.

Ирокезы продолжали посылать к англичанам вампумы, все еще надеясь подвигнуть их к совместным решительным действиям против французов, однако наряду с призывами к отмщению в их заявлениях начинали звучать и мирные нотки. В сентябре 1696 г. представители Лиги заявили Флетчеру: «Мы стали небольшим народом, и нас стало намного меньше в результате войны. Если люди Вирджинии, Мэриленда, обоих Джерси, Коннектикута и Новой Англии, которые все прилагали руки к нашей Договорной цепи, соединятся с жителями этого места [Нью-Йорка. — Ю. А.], мы готовы идти и вырвать с корнем наших врагов из Канады». В то же время они просили губернатора передать королю следующее: «Мы маленький народ, а у него — большой народ и много каноэ с великими ружьями; мы желаем, чтобы ты написал ему, чтобы он знал, что если он не пришлет их, чтобы уничтожить Канаду <… > до следующего раза, когда деревья станут зелеными <… > тогда пусть он даст нам знать, что мы можем заключить для себя мир навсегда или на время».[751]

Изменение обстановки на границе вызвало тревогу в Лондоне. Английское правительство считало, что «абсолютно необходимо удержать эти Пять племен в сфере интересов Его Величества, чтобы сохранить эти колонии».[752] Однако власти Нью-Йорка не спешили на помощь своим индейским союзникам. Флетчер лишь забрасывал власти метрополии просьбами о подкреплениях и боеприпасах.[753] В колонии, по свидетельству администрации, не было не только ружей и пушек, но даже знамен для фортов.[754] Никаких активных действий Нью-Йорк так и не предпринял. В дальнейшем индейцы неоднократно жаловались на поведение Флетчера в последние годы Войны Аугсбургской лиги. Его преемнику графу Белломонту они прямо заявили, что Флетчер пренебрегал их интересами, что, заметим, объективно шло во вред самим англичанам. Так, он даже не отдал приказа разрушить укрепления форта Фронтенак в то время, пока там не было французов.[755]

Впрочем, последствия этого сказались уже после окончания войны.