7

Обратный путь в Рио-де-Жанейро протекал более или менее благополучно при хорошем ветре. Фаддей приказал увеличить скорость. Хотя с носа втекало много воды, но её беспрестанно откачивали специально отобранные команды из здоровых, ещё не обессилевших матросов.

И наконец, показался бразильский берег, горы, знакомая «Сахарная голова» у входа в Рио-де-Жанейрский залив. Матросы начали вытаскивать сырое бельё и одежду. Развешивать на вантах и верёвках, протянутых вдоль бортов, отворили каюты и люки, приободрились, повеселели. Да и сам Фаддей как-то не верил, что вывел экспедицию из пасти лютого дьявола — Южного Ледовитого океана.

Среди разного чиновного и таможенного люда Фаддей не заметил сразу добрейшего вице-консула Петра Петровича Кильхена, а когда столкнулся нос к носу, то несказанно обрадовался, будто не виделись целую вечность.

— А где Григорий Иванович? — спросил он о Лангсдорфе.

Оказалось, не удержала учёного консульская должность, организовал экспедицию и отправился вглубь бразильских джунглей в качестве натуралиста и естествоиспытателя.

Освоив прежнюю стоянку у Крысьего острова, отдав все распоряжения об устройстве команды и занятиях, капитаны поехали к министру-посланнику фон Сераскеркену.

Генерал с большим вниманием выслушал рассказ о плавании, расспросил о Южных Шетландских островах. Со своей стороны, Фаддей попросил, сверх обычного снабжения свежими продуктами, поискать у вольных купцов новые кницы взамен сгнивших и разрушившихся от тяжёлых перегрузок. Фёдор Васильевич обещал сделать всё, что в его силах.

С 1 марта матросы принялись готовить шлюпы к последнему плаванию через Атлантику. С Завадовским и Лазаревым Беллинсгаузен поехал посмотреть стоявший неподалёку американский фрегат «Конгресс». Содержался он в чистоте и порядке, но, сойдя на нижнюю палубу, русские моряки увидели покойника в гробу. Сопровождавший капитанов американский сержант морской пехоты сказал, что за три месяца плавания из Кантона до Рио они выбросили за борт семьдесят человек, а восемьдесят других больны, лежат на койках в жилых палубах.

   — А что у них — холера, цинга? — спросил Завадовский.

Американец пожал плечами:

   — Думаю, тропическая лихорадка.

Фаддей пожалел, что не взял с собой штаб-лекаря, тот скорей бы поставил диагноз. Тем не менее, опасаясь заразить свои экипажи, Беллинсгаузен и Лазарев запретили всякое общение с матросами «Конгресса».

На Крысий опять свезли Симонова с инструментами, кузницу и мастерские, купоров для исправления бочек. Для ремонта носовой части «Востока» из нижних трюмов откачали всю воду, выгрузили рангоут и освободились от переносных тяжестей, переместили балласт на корму. Наклонили судно настолько, чтобы киль вышел из воды. Мастеровые ободрали искорёженные листы, нашили новые доски, проконопатили пазы, особенно шпунтовый паз, через который, оказывается, текла вода в трюм, обшили новой медью.

Однако, несмотря на все старания Кильхена, книц у вольных купцов не оказалось. Тогда Фаддей попросил вице-консула закупить дубовые кницы в здешнем адмиралтействе. На «Восток» приехали командир порта с корабельным мастером. Португалец-мастер брался за работу, но запросил такие деньги, которых попросту не было в судовой кассе. Сошлись на том, что адмиралтейство продаст лишь дерево и кницы, а остальное выполнят сами матросы. После долгих проволочек и затруднений из адмиралтейства прислали восемнадцать книц. Половину употребили под бимсы, другие приделали стандерсами. Старые кницы не убирали — боялись их трогать, чтобы не затягивать ремонта. Он и без того продолжался до апреля.

В это время русские моряки оказались свидетелями разгоравшегося политического конфликта при португальском дворе. За несколько дней до прихода шлюпов в Рио король объявил о своём намерении вернуться в Лиссабон. В сопровождении многих духовных особ и придворных он поехал на своей вызолоченной барже на флагман «Хуан VI». На нём он хотел отправиться в метрополию. «Восток» и «Мирный» уже стояли на рейде. Когда король проезжал мимо шлюпов, матросы с рей кричали «ура», канониры стреляли из пушек. Гребцы на барже осушили вёсла, какой-то сановник с королевским штандартом в руке произнёс речь, приветствуя Россию и её императора.

В один из дней Беллинсгаузен с Лазаревым и Завадовским съехали на берег, чтобы увидеть народное собрание. На нём должны были выбрать некоторых министров и депутатов для вручения королю просьбы дать народу Бразилии испанскую конституцию, которая существовала бы в полной силе до принятия португальской. Такое собрание интересовало потому, что они, русские, живущие под скипетром самодержавным, не знали никаких конституций и никогда не видели подобных ассамблей.

Дома на главной Биржевой улице украшали шёлковые флаги, выставленные из окон. На тротуарах толпился народ. Людьми был забит и зал мэрии в виде амфитеатра.

После долгих споров, затянувшихся до вечера, выбрали пять депутатов из разных сословий — военных, купцов, плантаторов, ремесленников. Избранники отправились пешком из мэрии во дворец короля. В зале загремела музыка, во дворе стали рваться ракеты, извещая о том, что депутатская делегация на подходе. За ними повалил народ. Но зал не опустел, а поредел: остались доругиваться самые рьяные спорщики.

Толпа увлекла и наших моряков, заинтересованных, чем же закончится вся затея. По пути шествия из освещённых окон махали белыми платками, кричали «виват! виват!», словно одержали неслыханную победу.

Во дворце депутатов встретил какой-то генерал. Он сказал, что король находится в загородном замке в шести милях от города. Депутаты заспешили к монарху на двух колясках, а моряки, не заходя в бурное собрание, вернулись на свои шлюпы.

По случаю Пасхи в час пополуночи на ярко освещённом «Востоке» началось богослужение. Оно окончилось утром. Вместе с лазаревцами разговелись и уселись за праздничные столы.

К обеду подъехали и знакомые португальцы. Они рассказали, что шумное народное собрание закончилось в два ночи. Поскольку расстояние до загородного дворца короля было неблизким и депутаты не возвращались, среди избранников пронёсся слух, будто депутатов арестовали. Собрание потребовало вызвать генерал-полицмейстера и генерал-губернатора. Те явились и стали уверять разгорячённую толпу в совершенной безопасности депутатов. Один молодой человек, более всех кричавший, излишней дерзостью своей управляющий всем собранием, потребовал отчёта от губернатора, почему по городу ходят патрули, грозил наказанием, если они наперёд появятся на улицах. Потом этот бразильский якобинец с другими сообщниками предложил послать коменданту крепости Санта-Крус повеление под страхом смертной казни не выпускать из бухты Рио-де-Жанейро никаких судов, чтобы они не увезли деньги, погруженные королём на эскадру.

Как раз в этот момент король милостиво принимал депутатов. Своей подписью он утвердил их требования о введении испанской конституции в Бразилии до получения лиссабонской.

А собрание в мэрии продолжало бушевать. Здесь выбрали новую депутацию. На дворцовых гребных судах она отправилась к коменданту крепости. В накале страстей, видя уступчивость короля, национальное собрание утвердило из своей среды трёх правителей: по политическим, военным и гражданским делам. Триумвират ограничивал королевское правление и, по существу, забирал власть в свои руки. Наследный принц Дон-Педро, который должен был оставаться в Бразилии наместником короля, понял, что народные избранники зашли слишком далеко. Он собирался единолично управлять колонией и тут же поехал в казармы. Солдаты и офицеры, нисколько не медля, окружили мэрию, однако натолкнулись на отчаянное сопротивление. Поднялась стрельба. Несколько человек пало замертво. Толпа в смятении рассеялась. Некоторые бросились в море, чтобы доплыть до купеческих судов, стоявших недалеко. Многие утонули. Солдаты, ворвавшись в зал, порвали все сочинённые бумаги, поломали мебель, сорвали бархат со штор и сукно со столов и поделили между собой. За поехавшими в крепость депутатами принц послал вооружённые гребные суда. Их встретили на обратном пути, вернули в крепость и посадили под стражу.

Среди возбуждённых горожан возникла новая молва. Глядя на множество огней, высвеченные флаги на «Востоке» и «Мирном» по случаю празднования Пасхи в православный день, бразильцы решили, что российские шлюпы посетил адмирал королевской флотилии и просит в случае надобности помочь войскам подавить смуту. Этот слух глубоко оскорбил русских.

— Мы моряки, а не каратели, — объявил Беллинсгаузен. — Мы не вмешаемся в чужие дела, даже если об этом попросит сам Господь.

Но эти же события заставили короля ускорить сборы. Бразилию, где он прожил тринадцать лет, он покидал неохотно и всё время медлил, не назначая точной даты. Возмущение граждан побудило его назвать срок отхода эскадры — 14 апреля.

Накануне этого дня все королевские вещи и казну разместили на кораблях. На 74-пушечный «Хуан VI» прибыл король со своим семейством. На фрегате «Каролина» обосновалась вдовствующая принцесса, жена старшего брата короля. На шлюп перевезли тело покойной королевы, матери Хуана VI. Кроме этих судов в Португалию отправлялись корвет, бриг, дворцовая яхта и пять транспортов. Все одиннадцать судов, заполненных вещами сотен придворных, так загрузились, что дрова клали на русленях по бортам, — одних кур на проезд было заготовлено более тридцати тысяч.

14 апреля эскадра снялась с якоря. Королевскому штандарту салютовали крепость, военные суда, русские шлюпы. Наследный принц Дон-Педро и принцесса провожали короля до моря и вернулись в Рио на пароходе.

За королевским двором стали собираться в путь и послы других стран. Беллинсгаузен предложил барону Сераскеркену отправиться в Лиссабон на экспедиционных судах и тем сохранить издержки на наем иностранного корабля для перевозки посольства в Европу. Посланник обрадовался такой оказии и 21 апреля поселился на «Востоке». На «Мирном» устроились коллежский советник Бородовицын и датский поверенный в делах Доль-Примо-Даль-Борго.