1
— Брата Павла во сне видел, зовёт, — произнёс Рожнов с виноватой улыбкой на бескровных губах.
О том, что Петра Михайловича подстерегла неизлечимая болезнь — чахотка, Фаддей знал. Могучий организм сопротивлялся долго, без малого полсотни лет. Всё кашлял, всё был на ногах, ходил в плавания, командовал манёврами всех трёх дивизий Балтийского флота, строил Кронштадт помаленьку как главный командир и военный губернатор. Но в последнее время чаще и чаще шла кровь горлом. Он осунулся, ослабел. И без того остроносое, худощавое лицо его с лысеющим высоким черепом и большими, навыкате, глазами ещё более высохло, покрылось сероватой желтизной. Дышал он трудно, со свистом и шумом, точно пропускал воздух через узкую свистульку, в которой булькала слюна. Впалая грудь ходила ходуном, пальцы беспокойно терзали простыню.
— Выдохся старый конь, — продолжал Рожнов, печально глядя на пятидесятилетнего, для него молодого ещё друга. — А помнишь, когда тебя, мальчишку, мы с Ханыковым выпороть хотели, а ты по-немецки только лопотал?
— Разве забыть?! — Беллинсгаузен не утешал, не ободрял, понимал, что Рожнов в том не нуждался.
— Екатерину и двоих царей пережил, а кажется, мало видел. Море лишь не знает возраста, а человек вроде и родился, и взрослел, и вдруг смерть подкатила...
Павла адмирал неспроста помянул. Его всё время удивляла превратность судьбы брата. Тот был на четыре года младше, в 1787-м после Кадетского корпуса мичмана получил, через три года за храбрость в Ревельском и Выборгском сражениях стал лейтенантом. В 1795-м на «Святой Елене» пошёл в эскадре Ханыкова в Англию, да там и скончался от чахотки. Шёл ему двадцать седьмой годок. «Да что ж это за зараза такая?!» — негодовал старший брат Пётр, заливаясь слезами. Уж больно любил брата. Сберегал, как мог, а потерял. Теперь и самого одолела чахотка.
— Был я у светлейшего, — Рожнов положил белую в синих прожилках руку на колено Фаддея. — Тот спросил: кого вместо себя видишь командиром? Я тебя назвал.
— У нас и так на флоте немцев хватает.
— Да какой же ты немец! Вот мальцом ты впрямь немчонком был, а ныне, чай, и язык родной давно забыл?
— Признаться, забыл. Будто никогда и не знал.
— Вот я и говорю. По правде, должность хлопотная, каверзная, но ты мужик хваткий, терпеливый. Справишься.
— Спаси вас Бог! Без вас я — один.
— А семья? Аннушка? Дети?
— Не могу в семье найти успокоения. Одни заботы — и нет им конца.
— А пошёл бы снова в вояж?
— Нет, уже не смог бы...
Потом, когда Фаддей спустился из квартиры Рожнова, расположенной при служебном кабинете в том же штабном корпусе, и вышел к набережной залива, он подумал: «А почему не смог бы?» Он всё время ловил себя на том, что не оставался равнодушным, когда до него доносились вести из южных широт. По мере исчезновения котиков, морских слонов, китов зверобои всё настойчивей спускались к югу в поисках новых лежбищ и районов обитания.
В 1823 году при удивительно благоприятных ледовых условиях английский капитан Джеймс Уэделл на бриге и шлюпе проник до 74 градуса, но в той долготе (34°16' западной) берега не достиг. Открытое им море он назвал именем короля Георга IV, позднее переименованное в море Уэделла. Как раз в этом месте Антарктический континент до 78-градусной широты вдавался в материк обширным заливом.
Следом за Уэделлом английская торгово-промышленная фирма братьев Эндерби предприняла ещё один рывок. Экспедицию из брига «Туле» и одномачтовой яхты «Лайвли» возглавил капитан Джон Биско. Сначала суда зашли на Южные Сандвичевы острова и пошли на восток у нулевого меридиана, то приближаясь к кромке неподвижных льдов, то удаляясь от неё. Так же поступая и Беллинсгаузен одиннадцать лет назад. Биско и его спутники видели участки берега, но лёд, штормы и плохая видимость мешали подойти ближе и убедиться в существовании материка.
28 февраля 1831 года у Полярного круга, вблизи 50-го градуса восточной долготы, морякам открылись чёрные вершины гор, поднимающиеся над снежной равниной. По разводью капитан сделал попытку высадиться на берег, однако тут разразился шторм. Он продолжался пять дней и повредил шлюпки. Яхта «Лайвли» исчезла из поля зрения, а бриг отнесло вместе со льдом на 120 миль. Тут пришло ещё одно несчастье. Матросы начали болеть цингой. Биско решил идти в Тасманию. В пути умерли двое, остальные находились в тяжёлом состоянии. Парусный «Туле» вели сам капитан, двое помощников и юнга, более или менее стоявшие на ногах.
«Лайвли» попала в более отчаянное положение. В живых здесь остались только капитан, один матрос и юнга. Но они храбро сражались с морем и через четыре месяца привели судёнышко в Хобарт на Тасмании, где нашли бриг начальника. Открытый берег показался Биско островом. На самом же деле это был полуостров материка, впоследствии получивший наименование Земля Эндерби.
На другой год, отремонтировавшись и пополнив команды, оба судна продолжили плавание. К северо-востоку от Берега Александра I англичане увидели остров с уходящей в облака вершиной, названной именем Королевы Аделаиды. Биско посчитал, что эта суша на 67-м градусе южной широты является самой южной из когда-либо открытых земель, не зная, что ещё южнее находились остров Петра I и Берег Ачександра I, описанные моряками «Востока» и «Мирного».
После острова Аделаиды «Туле» и «Лайвли» натолкнулись на группу сравнительно небольших островов, позади которых, по мнению Биско, находились горы континента.
Чарлз Эндерби, совладелец фирмы и член Лондонского географического общества, сделал доклад об открытиях своего бесстрашного капитана. Он предложил назвать виденную за островами гористую страну Землёй Грейана в честь тогдашнего первого лорда Адмиралтейства. В награду Биско получил большие золотые медали Лондонского и Парижского обществ.
Случайные открытия новых участков суши в южнополярной области вызывали огромный интерес у учёных. Вычисленное местоположение Северного магнитного полюса в арктической Америке на полуострове Бутия позволило немецкому математику Карлу Гауссу разработать теорию о распределении магнитного поля в разных пунктах земного шара. Он вывел формулу соотношения магнитных сил и указал на наличие второго магнитного полюса в южном полушарии, где-то в районе 66-го градуса южной широты и 146-го градуса восточной долготы. Проблема магнетизма стала одной из главных научных проблем, поскольку безопасность развивающегося мореплавания требовала изучения законов поведения магнитной стрелки навигационных компасов в различных зонах планеты.
В южные широты французы, американцы и англичане снарядили сразу три экспедиции для достижения Южного магнитного полюса.
Начальником французской экспедиции назначили военного моряка, до этого уже совершившего два кругосветных плавания, — Жюля Дюмона д’Юрвиля. В его распоряжение предоставили два корвета — «Астролябия» и «Зеле». Капитан пошёл по пути Уэделла, но условия плавания в тот год сложились настолько тяжёлыми, что д’Юрвиль, встретившись с неодолимыми льдами и не дойдя до Полярного круга, повернул назад и два года проплавал в тропиках Тихого океана, а потом вернулся обратно. Французы натолкнулись в этот раз на вертикальную ледяную стену. Вахтенный офицер «Астролябии» Дюрок заметил на льду тёмное пятно. Несмотря на дальнее расстояние, д’Юрвиль послал туда ялик. С «Зеле» тоже спустили шлюпку. Расталкивая небольшие льдины, матросы успели пристать к одному голому острову, стали сбрасывать оттуда оторопевших пингвинов, спокойствие которых доселе никто не возмущал. Другие, вооружившись кирками, начали отбивать куски от утёса. Камень был так твёрд, что от него летели только осколки. Этот остров и другие острова поблизости моряки тут же объявили территорией Франции и подняли свой трёхцветный флаг. Высокие берега Дюмон д’Юрвиль назвал именем своей жены — Землёй Адели.
Второй корабль, «Зеле», проплывая западнее, также столкнулся с ледяным берегом. Следуя примеру начальника, капитан назвал его в честь своей супруги — Землёй Клари. После этого корабли направились к Новой Зеландии[66].
Вблизи от Адели моряки «Астролябии» рассмотрели в тумане быстро идущую шхуну под звёздно-полосатым американским флагом. Но, не дойдя кабельтова до французского корвета, шхуна внезапно свернула на юг и исчезла. Это было судно «Порнойз» из экспедиции командора Чарлза Уилкса, который тоже искал Южный магнитный полюс. В плавании участвовали два военных шлюпа — «Винценнес» («Морская свинья»), «Пикок» («Павлин»), две шхуны — «Порнойз» («Морская чайка»), «Флайинг фиш» («Летучая рыба») и транспорт. Эта была самая богатая экспедиция к Южному полюсу, снабжённая всевозможными инструментами для астрономических, физических, естественных наблюдений. В её составе было много учёных. По части гидрографии инструкцию для неё составлял русский адмирал Крузенштерн.
В вечерних сумерках или белыми ночами Уилксу казалось, что в дымке южного горизонта он видит землю. Но днём, когда всходило солнце и горизонт расширялся, вместо земли сверкали лишь плавучие ледяные острова. Хотя некоторые айсберги и были окрашены в бурый цвет, но явных признаков суши усмотреть не удавалось. Тем не менее капитан смело наносил действительные и кажущиеся признаки берега на карту, даже считал возможным назвать его Антарктической частью света, что породило много споров, и начальник справедливо и несправедливо подвергался позже многочисленным нападкам и обвинениям. Лишь когда улеглись страсти, выяснилось, что американец видел или угадал берега континента на протяжении тысячи миль, и поэтому впоследствии увековечилось его имя — участок антарктического берега на юге Индийского океана назвали Землёй Уилкса.
Во главе английской экспедиции стал Джеймс Кларк Росс. Участвуя в плавании своего дяди Джона Росса — исследователя западного побережья Гренландии и открывателя острова Кинг-Уильям и полуострова Бутия. Племянник определил положение Северного магнитного полюса, где свободно подвешенная магнитная стрелка принимает точное вертикальное положение. Джеймс задался целью открыть и Южный магнитный полюс.
На кораблях «Эребус» и «Террор» он отправился уже после того, как вернулись Уилкс и Дюмон д’Юрвиль и сообщили о своих находках. Потому Джеймс Росс не захотел следовать путём предшественников, а пошёл восточнее. Лед оказался не таким тяжёлым и менее сплочённым, чем виделся с большего расстояния. Первую высокую снежную гору Росс нарёк именем Сабрина, в честь генерала, покровителя экспедиции. Но приблизиться к магнитному полюсу он так и не смог: корабли остановились перед бесконечной, неодолимой ледяной стеной, изъеденной бухтами и заливчиками.
По пути, проложенному Россом, направлялись другие плаватели, и море, по которому он ходил, назвали его именем. Однако этот благородный странник отдавал должное своим предшественникам. Поминая русского моряка Беллинсгаузена, он неизменно прибавлял слово «the intrepid» («неустрашимый»).
Трагически сложилось плавание у промышленников Баллени и Фримена на судах той же английской компании братьев Эндерби «Элиза Скотт» и «Сабрина». Вблизи Полярного круга они увидели вулканические острова, получившие название Баллени. Но вскоре их настиг ураган. «Элиза Скотт» выдержала его и вернулась в Лондон, а «Сабрина» исчезла бесследно.
Стало быть, правым оказался бывший мичман «Мирного» Павел Михайлович Новосильский, заканчивая недавно изданную свою брошюру такими словами:
«Южный материк всё ещё сокрыт под непроницаемою завесою, его окружает недоступная ледяная стена, и доселе ни один ещё мореход не вступал на таинственный берег...
Но что недоступно ныне, может стать доступным завтра пытливому, непрестанно идущему вперёд уму человеческому. Придёт время, когда отвага и усилия людей предприимчивых, победив все препятствия, проникнут не только на Южный материк, но и до самых земных полюсов. Дай Бог, чтоб подобные открытия на пользу науки совершены были сынами великой земли севера, судьбами которой управляет царь мудрый и могучий».
Брошюра его называлась «Шестой континент, или Краткое обозрение плаваний к югу от Кука до Росса». Нынешний сановник на ниве просвещения прислал её Беллинсгаузену с дарственной подписью. И теперь, выйдя от Рожнова к набережной, Фаддей глядел на подернутое дымкой сизое море и думал, смог ли бы снова пойти в тот край, где кончается живая природа и царствуют вечные стужи? Наверное, смог бы... Да нет! Наверняка пошёл бы, не будь новых обязанностей и большой семьи. Вздохнув, он повернул к своему дому на Цитадельной.