Глава 30. «Водружение Знамени Победы приняло уродливый характер…»

Кто и когда водрузил красное знамя над Рейхстагом

Приказ командующего 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта генерал-полковника Василия Кузнецова, отправленный шифротелеграммой в войска в 16 часов 00 минут 30 апреля 1945 года, гласил: «Сегодня в 14 часов 25 минут части генерал-майора Переверткина, полковника Негода, генерал-майора Шатилова после ожесточенного упорного боя штурмом овладели зданием Рейхстага в Берлине и водрузили над ним гордый флаг Советского Союза».

В тот же день за уже подписью командующего войсками 1-го Белорусского фронта маршала Советского Союза Георгия Жукова появился приказ войскам фронта № 6:

«1. Район Рейхстага в городе Берлин обороняли отборные части СС. Для усиления обороны этого района противник в ночь на 28.4.45 выбросил на парашютах батальон морской пехоты. Противник в районе Рейхстага оказывал ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам, превратив каждое здание, лестницу, комнату, подвал в опорные пункты и очаги обороны. Бои внутри главного здания Рейхстага переходили в неоднократные рукопашные схватки.

2. Войска 3-й Ударной армии генерал-полковника Кузнецова, продолжая наступление, сломили сопротивление врага, заняли главное здание Рейхстага и сегодня 30.4.45 в 14:25 подняли на нем наш советский флаг. В боях за район и главное здание Рейхстага отличился 79 ск[64] генерал-майора Переверткина и его 171 сд[65] полковника Негода и 150 сд — генерал-майора Шатилова…».

Ночной парашютный десант, да еще и целого батальона, в центре окруженного Берлина — в разгар самых ожесточенных боев, при господстве в воздухе советской авиации и наличии у советских войск огромного количества зенитной артиллерии — это сильно, полноценная воздушно-десантная операция! Но чтобы одним заходом (или несколькими рейсами) выбросить на целый батальон — на парашютах (!), пусть и неполного состава, понадобилась бы настоящая армада транспортных самолетов — не менее 22–24 «Юнкерсов-52». Которые к тому же надо было прикрыть еще более внушительной массой истребителей. Да и куда было сбрасывать этих парашютистов — прямо в центр города, где шли бои, ночью?! Даже сейчас подобное выглядит полной фантастикой, а уж тогда… Но в журнале боевых действий 1-го Белорусского фронта за 28 апреля 1945 года ставки даже повышены: «…Противник в ночь на 28.4.45 высадил воздушный десант в центральной части города силою до двух батальонов». Вот, батальонов уже два! 800–1000 парашютистов в небе над Берлином, пусть и ночном, — как такое можно было пропустить или просто не заметить?! Последний раз во время Второй мировой войны немцы пытались применить парашютистов в декабре 1944 года — в Арденнах. Больше нет ни единого свидетельства, документального или мемуарного, что такое было. Не считая этой редкостной чуши, изобретенной в штабе маршала Жукова, видимо, для оправдания, что Рейхстаг еще не взят. В документах других частей и соединений 1-го Белорусского фронта нет ни малейшего следа пресловутых «парашютистов». Тем не менее год спустя, в апреле 1946 года, выступая на военно-научной конференции по изучению Берлинской операции, бывший начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Малинин вновь повторил эту дичь, заявив, что «немецкое командование предприняло попытку усилить оборону центрального района г. Берлин. В ночь на 28.4.45 в этот район был выброшен парашютный десант из отрядов морской пехоты и подразделений СС общей численностью до двух батальонов. Этому десанту, усиленному остатками разбитых частей, была поставлена задача на оборону Рейхстага и имперской канцелярии». Позже в мемуарной литературе напишут, что это были курсанты-подводники из Ростока — 600 человек, которых утром 29 апреля якобы высадили на аэродроме Темпельхоф. Как именно их высадили, на парашютах или посадочным способом, мемуаристы из штаба 1-го Белорусского благоразумно умалчивают, «забывая» уточнить, что именно тогда Темпельхоф уже взяли советские войска…

Но вернемся в Рейхстаг. Официальная запись в «Журнале боевых действий Первого Белорусского фронта» за 30 апреля 1945 года также гласит: войска фронта уже в 14 часов 25 минут «штурмом овладели зданием Рейхстага». Но, как оказалось, дело обстояло не совсем так. В том же «Журнале боевых действий Первого Белорусского фронта» оказалась и другая запись: в ночь на 30 апреля 1945 года «в соединениях 79 СК штурмовые отряды и штурмовые группы готовились к решительному штурму здания Рейхстага; велась усиленная разведка, очищались от противника близлежащие здания к Рейхстагу, подтягивалась артиллерия на прямую наводку.

К утру окружение здания Рейхстага было закончено.

В 11:00 войска армии перешли в наступление и начали штурм здания Рейхстага. В 14:25 1 ср 1/756 сп 150 сд[66] под командованием старшины Саянова (командир 1/756 сп — капитан Неустроев) первая ворвалась в Рейхстаг с северо-запада и впервые командир взвода разведки лейтенант Кошкарбаев и разведчик рядовой Булатов водрузили знамя у входа в Рейхстаг.

Одновременно с северо-востока ворвалась в Рейхстаг 2 ср 1/380 сп 171 сд[67] под командованием ст. лейтенанта Марецкова (командир 1/380 сп — капитан Самсонов). От 171 сд впервые водрузил знамя у стены Рейхстага командир взвода связи 1/380 сп ст. сержант Еременко и красноармеец-связист Савенко».

Получается, что в 14 часов 25 минут Рейхстаг вовсе не был еще взят: в это время штурмовые отряды еще только-только ворвались в его здание! Читаем эту запись в «Журнале боевых действий» дальше: «Бой за окончательную зачистку Рейхстага от немцев продолжался до утра 1.5.45. Знамя на вершине (купол) Рейхстага было водружено к утру 1.5.45 бойцами 1/756 сп 150 сд сержантами Егоровым и Кантария. Это знамя было снято с Рейхстага и делегацией 150 сд доставлено 20.6.45 в Москву».

Но ведь еще днем 30 апреля 1945 года командование войсками 1-го Белорусского фронта объявило, что Рейхстаг уже взят — в 14 часов 25 минут, в то время как другие документы четко фиксируют: на самом деле это время захода первых штурмовых групп. Причем штурм этот на самом деле оказался неудачным, о чем красноречиво свидетельствует журнал боевых действий уже 150-й стрелковой дивизии. Там записано, что в 13 часов началась артподготовка, продолжавшаяся 30 минут. После чего, собственно, и начался штурм. Далее запись гласит: «Штурм успеха не имел. В 18:00 повторный штурм Рейхстага». Так что внутрь здания бойцы ворвались уже после 18 часов 30 апреля 1945 года. Так что знамя на куполе Рейхстага водрузили явно много позже официально заявленного времени. Да и бой длился еще свыше суток: гарнизон Рейхстага капитулировал лишь в ночь на 2 мая 1945 года.

В своих воспоминаниях, опубликованных в 1990 году в журнале «Октябрь», командир батальона капитан Степан Неустроев позже вспоминал, что было три неудачные атаки Рейхстага, а около трех часов дня к нему на наблюдательный пункт пришел командир его полка полковник Федор Зинченко и сообщил о приказе Жукова, в котором объявлялась благодарность войскам, водрузившим знамя Победы над Рейхстагом. «Я спросил командира полка: „Рейхстаг не взят, знамя не водружено, а благодарность уже объявили?“ „Так выходит, товарищ комбат“, — в задумчивости ответил Зинченко…» Потом на НП капитана Неустроева позвонил уже комдив, генерал Шатилов, потребовал передать трубку командиру полка и приказал тому: «„Если нет наших людей в Рейхстаге и не установлено там знамя, то прими все меры любой ценой водрузить флаг или флажок хотя бы на колонне парадного подъезда. Любой ценой!“ — повторил генерал…» Еще бы, ведь комдив уже доложил командарму: Рейхстаг — наш, над ним наше знамя. Командарм, в свою очередь, донес радостную весть до Жукова, а тот — до Сталина… А тут, оказывается, все не так, как было?! Исправить любой ценой!

Вскоре из журнала боевых действий 1-го Белорусского фронта исчезает всякое упоминание, что бой за Рейхстаг длился хотя бы до утра 1 мая 1945 года. Надо учесть, что этот документ (полное его наименование «Журнал боевых действий Первого Белорусского фронта за апрель и первую декаду мая 1945 года») в том виде, в каком он сейчас доступен в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО), оформлялся уже после завершения войны — в июле 1945 года. По крайней мере, начальник штаба 1-го Белорусского фронта — заместитель командующего войсками фронта генерал-полковник Михаил Малинин и член Военного Совета фронта генерал-лейтенант Константин Телегин утвердили его своими подписями 25 июля 1945 года. Фактически это была отретушированная версия журнала боевых действий, из которой убрали все, что могло бросить тень на командование фронта.

Вокруг же этой, казалось бы, не очень и существенной, даже мелкой детали, относительно точной, поминутной датировки одного из последних эпизодов войны, развернулась целая драма, связанная даже не собственно с боями. Казалось бы, какая, собственно, разница, взят Рейхстаг — вовсе не являвшийся ключевым звеном немецкой обороны Берлина — в 14:25 или в 18:00 30 апреля, овладели им 1 мая утром или все же в ночь на 2 мая? Оказывается, важно. В «Воспоминаниях и размышлениях» маршала Жукова значится, что «командующий 3-й ударной армией генерал В. И. Кузнецов, лично наблюдавший за историческим боем взятия Рейхстага, около 15 часов 30 минут позвонил мне на командный пункт и радостно сообщил: „На Рейхстаге реет наше красное знамя! Ура, товарищ маршал!“» Насчет точного времени Жуков, быть может, слегка «запамятовал»: по другим источникам, о «взятии» Рейхстага ему донесли раньше. Но суть в ином: получив по инстанции клятвенные утверждения подчиненных, что Рейхстаг уже взят и в 14 часов 25 минут над ним уже полощется красное знамя, Жуков тотчас доложил об этом Сталину. И уже буквально через пару часов об этом событии сообщили все радиостанции Советского Союза, а за ними — и зарубежные. С этого момента дата и точное время взятия Рейхстага и водружения над ним знамени получили утверждение не просто официальное, но высочайшее — выше некуда. Будучи уже не у дел, Жуков невольно признал, что его ввели в заблуждение, написав в воспоминаниях, что лишь «к концу дня 1 мая гитлеровцы, находившиеся в Рейхстаге, <…> не выдержав борьбы, сдались». Впрочем, даже тогда «отдельные группы фашистов, засевшие в разных отсеках подвалов Рейхстага, продолжали сопротивляться до утра 2 мая». Признание Жукова запоздало: каноническая версия вот уже как четверть века жила своей жизнью.

Знаменосцы у нее тоже оказались свои: в качестве тех, кто первым водрузил знамя Победы над Рейхстагом, в эту версию вписали сержанта Михаила Егорова и младшего сержанта Мелитона Кантарию. Вот только в штурме Рейхстага они, оказывается, не участвовали! Реальное знамя Победы около 23 часов 30 апреля 1945 года установила над Рейхстагом штурмовая группа капитана Владимира Макова. Но об этом чуть ниже. Как писал Неустроев, в полночь — т. е. в ночь на 1 мая — полковник Зинченко, потребовав доложить обстановку, спросил у комбата про знамя. Неустроев «пытался ему объяснить, что знамен много… Флаг Пятницкого установил Петр Щербина на колонне парадного подъезда, флаг первой роты Ярунов приказал выставить в окне. выходящем на Королевскую площадь. Флаг третьей роты… Одним словом, я доложил, что флажки ротные, взводные и отделений установлены в расположении их позиций». Но командир полка вспылил: «Я спрашиваю: где знамя Военного совета армии под номером пять? Я же приказывал начальнику разведки полка капитану Кондрашову, чтобы знамя шло в атаку с первой ротой!» — возмущался полковник. После чего отдал приказ: «Организуйте немедленно доставку знамени Военного Совета в Рейхстаг!» Эту задачу и поручили Егорову и Кантарии. Но их первая попытка сорвалась, разведчики вернулись через 20 минут: «Там темно, у нас нет фонарика, мы не нашли выход на крышу, — смущенно подавленным голосом ответил Егоров». Вот как дальше описал ситуацию Неустроев:

«Полковник Зинченко с минуту молчал. Потом заговорил тихо, с нажимом на каждый слог:

— Верховное Главнокомандование Вооруженных сил Советского Союза от имени Коммунистической партии, нашей социалистической Родины и всего советского народа приказало вам водрузить знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил… а вы… не нашли выход на крышу!»

Тут все и понеслось. Неустроев приказал своему замполиту, лейтенанту Бересту, сопроводить разведчиков и обеспечить очередное водружение очередного знамени, что и было исполнено уже в третьем часу ночи. Из наградного листа заместителя командира батальона по политической части 756-го стрелкового Краснознаменного полка младшего лейтенанта Береста Алексея Прокофьевича: «…с горсткой бойцов, под огнем врага, первый форсировал реку Шпрее, чем самым обеспечил переправу всего батальона. При штурме Рейхстага, под ураганным огнем противника, Берест вместе с ротой старшего сержанта Сьянова ворвался в здание Рейхстага. Утром 1-го мая, когда более 1000 немцев, находившихся в здании Рейхстага, подожгли здание и предприняли яростные атаки на батальон к-на Неустроева, младший лейтенант Берест с горсткой храбрецов через пламя огня, задыхаясь от дыма, прорвался к выходам в подвалов, откуда атаковали немцы, и метким огнем автоматов и гранатами отбил несколько атак. Так, презирая смерть в бою, Берест и группа бойцов одержали победу над превосходящими силами врага. Выходы из подвалов были завалены сотнями немецких трупов. Берест, лично сам, рискуя жизнью, пошел в немецкий гарнизон Рейхстага и предложил немцам капитулировать. Под его руководством сержант Егоров и мл. сержант Кантария водрузили над Рейхстагом знамя Победы. За исключительную отвагу и мужество, проявленные в боях за Берлин и штурм Рейхстага, младший лейтенант Берест Алексей Прокофьевич достоин присвоения звания Героя Советского Союза». Однако Героя ему не дали, наградив 22 августа 1946 года орденом Красного Знамени. Утверждают, что представление к Герою зарубил лично Жуков, который терпеть не мог политработников: увидел, мол, что в наградном листе значится «заместитель командира батальона по политчасти», и раздраженно вычеркнул. Проверил эту версию и убедился: этого просто не могло быть, поскольку представление Алексея Береста к званию Героя Советского Союза маршал Жуков в глаза видеть не мог. Дело в том, что наградной лист оформлен 3 августа 1946 года, но еще 9 июня 1946 года в рамках расследования по печально известному «трофейному делу» Жуков был снят с должности главкома Сухопутных войск и отправлен командовать войсками Одесского военного округа. Так что тут Жуков точно ни при чем. Просто представление слишком уж явно расходилось с уже устоявшейся официальной трактовкой событий вокруг знамени и Рейхстага…

«Мне в ту пору было только двадцать два года, и я не понимал политического значения установления знамени, — писал в 1990 году Неустроев. — Главным считал — взять Рейхстаг, а кто будет привязывать на его крыше знамя, дескать, не важно». Уже в письме одному из ветеранов Неустроев сокрушался: «Мною была сделана ошибка, что я допустил идти на крышу с Берестом Егорова и Кантарию, они в атаку не ходили, Рейхстаг не брали, а вся слава всего батальона досталась им». Как справедливо написал Неустроеву в канун уже 40-летия Победы один из участников штурма Рейхстага (Неустроев цитирует его в своих воспоминаниях), «из числа всех знаменосцев, водрузивших на стенах и крыше Рейхстага победоносные стяги, М. Егоров и М. Кантария в Рейхстаг прибыли позднее всех…». «Сейчас, на старости лет, — писал Неустроев, — я задаюсь вопросом: „А не велика ли честь для двух человек? Заслуга-то принадлежит солдатам, сержантам и офицерам трех батальонов! А не двум разведчикам!“ Тогда же я об этом не думал». Но при всем этом камень в Кантарию и Егорова комбат вовсе не бросает, называя их, безусловно, опытными и храбрыми солдатами, просто конкретная ситуация оказалась нелепа. Да и представили их первоначально, 4 мая 1945 года, не к званию Героев Советского Союза, а к орденам Красного Знамени. Каковыми оба и награждены — вполне заслуженно — приказом по войскам 3-й ударной армии № 092-н от 19 мая 1945 года. Но, несмотря на это, 31 мая 1945 года на них вдруг приказано оформить новые представления — уже на Героя Советского Союза. Звания им присвоили указом Президиума Верховного Совета СССР спустя год, 8 мая 1946 года. К чести самих героев, они прекрасно понимали всю нелепость происходившего вокруг них и своими Золотыми Звездами никогда не кичились. В выпущенной же к 30-летию Победы «Воениздатом» брошюре «Знамя Победы» Егоров и Кантария честно написали, что знамя № 5 доставлено ими в Рейхстаг значительно позже других знаменосцев. Но поскольку признание героев не вписывалось в генеральную линию партии и правительства, формально его как бы проигнорировали. Не забыв при этом по полной сделать втык тем, кто, прозевав крамолу, пропустил ее в печать.

Еще комбат Неустроев вспоминал, как «на совещании в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в ноябре 1961 года бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин о водружении знамени сказал: „…водружение знамени Победы приняло уродливый характер…“. На этом же совещании я также заметил, что прежде чем водружать знамя, необходимо было Рейхстаг взять. Но командование корпуса и дивизии 30 апреля 1945 года решило по-другому, — сокрушался легендарный комбат. — …Выполняя приказ старшего командования, из батальонов Якова Логвиненко, Василия Давыдова, а также из 171-й дивизии Константина Самсонова стали с флажками направлять одиночек-добровольцев, храбрейших людей, к Рейхстагу с задачей установить флажок на колонне парадного подъезда, или на фасадной стене, или на углу здания Рейхстага, где угодно, лишь бы на Рейхстаге! Из разных батальонов в разное время побежали с флажками люди к Рейхстагу, и… Никто из них до цели не добежал, погибли. Из моего батальона был направлен Петр Николаевич Пятницкий, который также погиб, не достигнув колонн парадного подъезда».

…Когда Егоров и Кантария вместе с Берестом поднялись на купол Рейхстага, они увидели, что там уже развевается красное знамя: это был флаг штаба 79-го стрелкового корпуса. Его около 23 часов 30 апреля по берлинскому времени, или в час ночи 1 мая по времени московскому, установила на крыше Рейхстага группа капитана Владимира Макова. Как писал Неустроев, «ради исторической правды нужно сказать, что капитан Маков и его подчиненные — люди отчаянные, храбрые. У меня никогда не было и сейчас нет сомнения в правдивости прозвучавшего доклада. Маков — серьезный и порядочный человек, он не допустит лжи, но в совершенном им подвиге меня огорчает то, что этот флаг на крыше Рейхстага никто не видел. Маков допустил непростительную ошибку: после доклада генералу Переверткину ушел из Рейхстага в штаб корпуса, никого из своих подчиненных для охраны флага не оставил. После боев, т. е. 2 мая, на крыше Рейхстага, кроме знамени Военного Совета 3-й Ударной армии под № 5, водруженного Егоровым и Кантарией под руководством А. Береста, других знамен и флагов не было. Такова печальная история флага 79-го стрелкового корпуса». Здесь Неустроев не совсем точен: сам Маков вернулся в штаб корпуса, но его группа охраняла флаг до пяти часов утра 1 мая, после чего по приказу командира корпуса покинула здание Рейхстага.

Из представления офицера связи командования 79-го стрелкового корпуса гвардии капитана Владимира Макова к званию Героя Советского Союза: «Командование фронта и корпуса придавало исключительно важное значение захвату Рейхстага. Для помощи специально подготовленным частям к выполнению задачи по захвату Рейхстага т. Маков направляется в подразделения 150 сд, где активно помогал готовить личный состав к штурму Рейхстага.

И смелый, боевой офицер идет в бой в передовых шеренгах.

Несмотря на ожесточенное сопротивление, противник был разгромлен и здание Рейхстага штурмом было взято.

Тов. Маков одним из первых водрузил над Рейхстагом Красное Знамя — Знамя Победы.

За отличное выполнение заданий командования по форсированию водных преград, активное участие по захвату Рейхстага и водружение над ним знамени — тов. Маков достоин присвоения звания „Герой Советского Союза“».

Вместе с Маковым знамя на крышу Рейхстага водружали старшие сержанты Алексей Бобров, Гизий Загитов, Алексей Лисименко (в документе Лесименко) и сержант Михаил Минин — все из разведдивизиона 136-й артиллерийской бригады. Представления на них к званию Героя Советского Союза датированы 1 мая 1945 года. Судя по документам, разведчики действительно были героями. 28 апреля они захватили в плен 25 немецких солдат; 29 апреля — «пробрались в расположение немцев и корректировали огонь нашей артиллерии по Рейхстагу», будучи окружены немцами, «действуя автоматом и гранатами, они истребили в этом бою 40 немцев и продержали дом до подхода нашей пехоты»; 30 апреля — разведали «не обозначенный на карте канал, проходящий в 100 метрах от Рейхстага, была также обнаружена переправа, проходящая через канал». В тот же день во время штурма Рейхстага разведчики, как записано в наградных листах, ворвались туда одними из первых. Пока сержант Минин и старший сержант Загитов, получивший сквозное ранение в грудь, забравшись «на башню Рейхстага», устанавливали там «первое победное знамя», Лисименко с Бобровым отражали нападение немцев. Затем капитан Маков вместе с Бобровым спустился с крыши и доложил по рации командиру 79-го стрелкового корпуса генерал-майору Семену Переверткину, что в 22 часа 40 минут его группа первой водрузила знамя над Рейхстагом. Все пятеро были тут же представлены к званию Героя Советского Союза, однако вместо Золотых Звезд все были награждены орденами Красного Знамени.

Потому как нельзя было признать, что со штурмом Рейхстага и водружением на нем знамени все обстояло совершенно не так, как командование — сначала 150-й стрелковой дивизии, а затем и 79-го стрелкового корпуса — успело доложить Жукову, а тот — Сталину. Ну никак нельзя было признавать генералам, что соврали маршалу, а маршалу, в свою очередь, что без проверки ретранслировал эту ложь самому Верховному! Потому настоящий подвиг группы гвардии капитана Макова и был официально предан забвению. Хотя, видимо, во многом прав и комбат Неустроев, написавший, что таких штурмовых групп по четыре-пять человек было много, но вряд ли правомочно приравнивать силы этих групп к силам батальона…

Тем не менее, когда уже в наши дни Институт военной истории Министерства обороны России провел дотошное исследование архивных материалов, то установил: первое знамя на здание Рейхстага действительно водрузила группа капитана Владимира Макова. Тогда же Институт военной истории даже было поддержал ходатайство о присвоении звания Героя Российской Федерации всем бойцам этой группы: Минину (он тогда еще был жив) и посмертно — Макову, Боброву, Загитову и Лисименко. Но, увы, представление, видимо, все еще валяется в сейфах наградной канцелярии.