§ 8. Культурная и интеллектуальная жизнь английского города эпохи Реставрации в восприятии современников
В истории Европы XVII в. занимает особое место. С одной стороны, он был «Смутным временем», поскольку до середины века продолжались религиозные войны и разгул инквизиции. Люди теряли уверенность в завтрашнем дне; религия, которая раньше давала утешение и надежду, превратилась в источник раздоров и нестабильности. С другой, — это было время первой научной революции, которую историки считают самой значительной из всех последующих.
Научная революция XVII в. была подготовлена событиями Реформации, которая коренным образом изменила и духовную, и хозяйственную жизнь Европы. В связи с этим важно отметить, что произошли глубокие изменения в мировоззрении людей. Протестанты, разделив области веры и знания, ориентировали науку на познание «земных вещей», т.е. природы. Уважение к любой деятельности придавало особую ценность тем изобретениям в области науки и техники, которые могли облегчить труд. На базе этого возникает экспериментально-математическое естествознание, и именно в таких условиях формируется новое понятие науки, основанное на убеждении, что все природные явления подчинены законам механики.
Конечно, научная революция XVII в. — интернациональное явление. Выдающиеся открытия в разных областях знания делались в Италии, Франции, Нидерландах. Но особый интерес к достижениям науки и техники отмечается в Англии, поскольку в XVII в. уровень развития промышленности и капитализма здесь был более высоким, чем на континенте.
После смерти О. Кромвеля в 1658 г. перед Англией встал вопрос: как жить дальше? Протектор не оставил после себя в стране прочного режима и стабильной ситуации. Недовольство испытывали все — из-за упадка промышленности, отчасти связанного с войной с Испанией, из-за неурожаев и голода ими вызванного. Растущие налоги добавляли недовольства. Ни буржуазия, ни дворянство не могли полностью контролировать страну, в результате чего реальная власть оказалась в руках верхушки армии{1240}. Поэтому не удивительно, что именно генерал Монк, командующий английскими войсками в Шотландии, в начале 1660 г. распускает парламент и начинает переговоры с принцем Карлом, сыном казненного короля Карла I.
Чтобы получить назад престол принц Карл вынужден был подписать «Бредскую декларацию», обещая стать «добрым» королем — даровать амнистию участникам мятежа (кроме тех, кто приговорил к смерти его отца) и провозгласить веротерпимость и неприкосновенность сложившихся имущественных отношений. В итоге в Англии была восстановлена монархия, и новый король Карл II вместе со своим двором вернулся из Франции, где пребывал в изгнании{1241}. Вместе с ним вернулись привыкшие к паразитическому образу жизни его сторонники-роялисты. После возвращения на престол Карла II Стюарта власть в стране перешла из рук бережливых и набожных пуритан в руки бездельников и мотов. Лондон — по свидетельству современников — превратился в центр безудержных развлечений, безнравственных и весьма расточительных. Прежде всего, это относится к новому королю и его придворным, для которых главным смыслом жизни стали жажда наслаждений и развлечения. Это очень хорошо прослеживается по свидетельствам мемуаристов, например, Дж. Эвелина и С. Пипса. В их дневниках мы находим любопытные замечания об уровне культурных запросов англичан второй половины XVII в., об эмоциональном климате в городе, интересах и пристрастиях своих современников{1242}.
Создается впечатление, что для лондонцев стремление к развлечениям превращается в манию, и при дворе только тем и занимаются, что танцуют, смотрят и ставят пьесы, слушают музыку. Джон Эвелин, который был убежденным сторонником монархии, и даже уехал из Англии в период господства Кромвеля, в своих дневниках рисует впечатляющую картину. Процитируем лишь несколько записей, сделанных в разные годы: «Я смотрел “Маски”, представлявшиеся при дворе шестью джентльменами и шестью леди, <…> это было Сретенье Господне» (1665){1243}; «Этим вечером я слушал замечательные итальянские голоса двух евнухов и одной женщины в зеленой спальне его величества, рядом с его кабинетом» (1667){1244}; почти сразу после этого он записывает: «Я смотрел комедию, разыгрывавшуюся при дворе» 1667){1245}. В феврале 1668 г. записывает: «Я смотрел трагедию “Гораций” (написанную целомудренной миссис Филипс), игравшуюся перед их величествами. Между каждым актом — маски и античные танцы»{1246}. Потом следует запись: «Я смотрел большой бал, который танцевали королева и знатные леди в Театре Уайтхолла. На следующий день здесь была разыграна знаменитая пьеса, называвшаяся “Осада Гранады”[47]; играли два дня подряд»{1247}. Часто в театральных постановках принимали участие и члены королевской семьи. В декабре 1674 г. Эвелин пишет: «Смотрел ночью комедию при дворе, исполнявшуюся только леди, среди них леди Мэри и Энн, две дочери их королевских высочеств»{1248}.[48] Уровень придворных постановок часто был очень невысок: «Отправился посмотреть нелепый фарс и рапсод герцога Бекингема под названием “Концерт”, фиглярствовавшего всю пьесу, еще непристойно вдобавок», — пишет Эвелин{1249}. В итоге в 1671 г., Эвелин, сам человек спокойный и уравновешенный, записывает: «Этой ночью я остановился в Ньюмаркете, где нашел веселых соревнующихся, танцующих, празднующих и пирующих, более похожих на блестящую и распущенную пирушку, чем на христианский двор»{1250}.
Театр стал любимым развлечением верхушки общества. Правильнее сказать, снова стал, поскольку во времена Кромвеля специальным указом парламента театральные постановки были запрещены, ибо считались рассадниками порока и безнравственности. Горожане перестали посещать театр, что было немыслимо во времена Шекспира. После возвращения Стюартов стал восстанавливаться и театр. Правда, за большой промежуток времени был открыт лишь один — Королевский театр на Друрилейн, да это и не удивительно, т.к. посетителями театра были, прежде всего, аристократия и придворные. Благочестивые горожане театр избегали из-за репертуара, который отличался пошлостью и извращенным вкусом. Не случайно наибольшим успехом пользовалась пьеса Уичерли «Деревенская женщина», в которой представлены различные уловки для соблазнения женщин. Трудно было ожидать, что приверженцы Англиканства (не говоря уж о пуританах) найдут подобные пьесы достойным развлечением. И хотя постепенно пошлые пьесы Уичерли вышли из моды, но на это понадобилась жизнь целого поколения. Даже после того, как возобновились пьесы Шекспира и Бена Джонсона, появились поэтические драмы Драйдена, настороженное отношение к театру у англичан осталось{1251}.
Гораздо сильнее театра широкие слои англичан привлекали другие формы проведения досуга. Например, среди прочих развлечений особый интерес и азарт вызывала такая жестокая забава, как травля зверей. Конечно, к «культурным» развлечениям это трудно отнести. Но в рассматриваемое время популярность подобных зрелищ была весьма велика. В специально отведенных местах организовывались петушиные и собачьи бои, травля медведей и быков. Зрелища, которыми наслаждались зрители, несомненно, были очень жестокие и кровавые. 16 июня 1670 г. Д. Эвелин записывает: «Я отправился с некоторыми друзьями в Медвежий парк (Bear Garden), где проводились петушиный бой, собачий бой, травля медведя и быка. Это был знаменитый день для всех этих жестоких развлечений или скорее варварской безжалостности. Быки исполняли роль чрезвычайно хорошо, однако ирландские волкодавы, которые были необычайно быстроходны, превосходили их; действительно величественное животное, которое побеждало безжалостного мастифа. Один из быков швырнул собаку прямо на колени леди, хотя она сидела в одной из лож на значительной высоте от арены. Две бедные собаки были убиты, и, наконец, все закончилось обезьяной верхом на лошади. И я совершенно устал от грубого и низменного развлечения, которого я не наблюдал, думаю, уже в течение двадцати лет»{1252}.
О характере эпохи говорит и страсть англичан к азартным играм — игре в карты, кости, бильярд. Это было не просто способом провести досуг — во время игр большие деньги переходили из рук в руки, иногда просаживались целые состояния. В январе 1668 г. Д. Эвелин наблюдал при дворе «грандиозную игру» и «груды золота, промотанные в тщеславной и расточительной манере»{1253}. Редко игра в карты или кости обходилась «без шума, ругани, ссор или беспорядков какого-нибудь сорта»{1254}, это было чем-то необычным, вызывавшим удивление.
Ужасы Гражданской войны приучили людей спокойно наблюдать за страданиями других существ, и даже получать от этого удовольствие. В октябре 1660 г. С. Пипс отправился на Чаринг-Кросс посмотреть казнь члена Верховного судебного трибунала, судившего Карла I, генерал-майора парламентской армии Томаса Гаррисона. Его должны были повесить, распять и четвертовать. Когда после казни зрителям продемонстрировали его голову и сердце, «толпа издала радостный вопль»{1255}. Сам факт мучительной казни такого известного человека ни у кого не вызывал удивления — в «Бредской декларации» Карл II специально оговорил это условие. Интересно то, что после столь ужасного зрелища С. Пипс с друзьями спокойно отправился в таверну, чтобы поесть устриц{1256}.
Кроме жажды развлечений страну обуяла строительная лихорадка. Стремление перестраивать и возводить здания можно было бы объяснить тем, что в 1666 г. Лондон пострадал от страшного пожара. Но строительный бум отмечался по всей стране. Причем все дома перестаивались и возводились с необычайной роскошью. Д. Эвелин описывает дома своих приятелей, знакомых и знатных лиц в разных городах Англии. И повсюду отмечает стремление к роскоши: комнаты дворца герцога Норфорлка обшиты деревянными панелями из кедра, тиса, кипариса; кедровая столовая шерифа Лондона Роберта Клейтона в его новом доме расписана фресками из истории Войны Титанов{1257}. Навестив графиню Арлингтон, одну из придворных дам королевы, Эвелин пишет: «Она провела нас наверх в свою новую уборную, где была кровать, два зеркала, серебряные кувшины и вазы, шкатулки и другие такие же богатые предметы, какие я редко видел; в этом обилии излишества мы теперь пребываем, и это не только при дворе, но почти повсеместно, даже до распутства и расточительности»{1258}.
Культурная атмосфера эпохи Реставрации не отличалась особой утонченностью. Но рассматриваемое время характеризовалось и другими тенденциями. Как было отмечено, это было время первой научной революции, которую историки рассматривают как наиболее значительную и основополагающую. Так, Джейме Джейкоб считает ее самым важным преобразованием в современной истории, призванным «создать новый материальный и моральный порядок»{1259}. Такого же мнения придерживается и Гельмут Кёнигсбергер: «По силе интеллектуального и эмоционального воздействия научная революция XVII в. представляла собой уникальное явление, с которым не может соперничать ни одна последующая “научная революция”…»{1260}.
В рассматриваемый период в различных отраслях промышленности Англии — горнодобывающей, металлургической, текстильной — стали появляться новые механизмы и устройства. А быстро развивающаяся техника стимулировала научные исследования. Особое внимание привлекала механика, как наиболее тесно связанная с техникой. Кроме того, образованные люди, которые до Реформации занялись бы штудированием теологии, теперь предпочитали изучать естественные науки, не грозившие нарушить мир и спокойствие, как религиозные споры.
В первый год Реставрации в Англии было основано научное общество для развития знаний о природе. Петиция о преобразовании общества в корпорацию со своим уставом была подана еще в сентябре 1661 г.{1261} В 1662 г. Карл II присвоил ему наименование «Королевское общество»{1262}. В первые годы Реставрации в Англии новое научное общество было преобразовано в «Лондонское королевское общество для развития знаний о природе» (“Royal Society of London for improving Natural Knowledge”). Очень подробно процесс создания, а точнее оформления Научного общества изложен в дневнике Дж. Эвелина, который с самого начала входил в инициативную группу. Хотя все этапы этого процесса в данном случае рассматриваться не будут, отметим, что в 60-е гг. XVII в. в его состав входило примерно 100 человек{1263}. Сначала их было всего 40 человек, и они организовывали свою работу на собственные средства. Члены Общества ежегодно должны были платить взносы в размере 40 шиллингов. Сведения об этом можно найти в дневнике С. Пипса. В начале марта 1665 г. С. Пипс записал: «Затем — на собрание, где двух сыновей сэра Дж. Картерета и сэра Н. Слэни должны были принять в Общество. Сегодня заплатил вступительный взнос — 40 шиллингов»{1264}. В материальном плане это создавало трудности, но зато в отличие от континентальных ученых (например, Французской Академии) члены английского Научного общества были независимы от государства и свободны в выборе тем исследований. Как уже отмечалось выше, в 1662 г. Карл II присвоил ему наименование «Королевское общество». Э. Мендельсон, известный историк науки, считает, что королевское покровительство было просто формой контроля за деятельностью нового сообщества, членам которого запрещалось на своих собраниях затрагивать политические и религиозные вопросы{1265}.
Деятельность Общества привлекала внимание не только ученых, но и людей весьма далеких от науки. Вопросы механики, астрономии, медицины и прочее обсуждались за обедом или выпивкой в кофейнях, тавернах или дома с друзьями. В мае 1661 г. С. Пипс отмечает, что из Уайтхолла он с мистером Шепли, мистером Муром и Джоном Боулсом отправился в «Рейнскую пивную» (“wine-house”), куда зашел и Джонас Мур, математик. «И здесь он в беседе достаточно убедительно изложил нам, что Англия и Франция некогда были одним континентом, с очень хорошей аргументацией»{1266}. Этот самый Джонас Мур на свои средства заказал для основанной Гринвичской обсерватории 2-х метровый секстант с телескопическим визиром. Нужно иметь в виду, что Карл II, издав указ о создании обсерватории, совершенно не озаботился вопросом о средствах на приобретение инструментов, поэтому первому директору Джону Флемстиду пришлось заказывать и покупать их на свои средства.
В это время в Англии очень успешно развивается оптика и механика. Тогда же в английских лабораториях работали Роберт Гук, Исаак Ньютон, Роберт Бойль. Их исследования привлекали широкое внимание образованных людей. Так, Д. Эвелин гордится знакомством с Робертом Бойлем и интересуется изысканиями, которые проводили члены Королевского общества{1267}.
В XVII в. происходят изменения в мировоззрении англичан. Представления о природе и человеке все более опираются «на зрение, а не на умозрение»{1268}. Поэтому такой популярностью стали пользоваться эксперименты, и в том числе публичные, на которых присутствовало много людей, которые могли подтвердить результаты эксперимента. Самое большое количество зрителей собирали анатомические театры. Люди приходили на вскрытия в прямом смысле как на спектакли. В феврале 1663 г. С. Пипс сделал запись в «Дневнике»: «Часов в одиннадцать утра специальный уполномоченный Петт и я — в “Клуб хирургов” (нас туда пригласили, пообещав накормить обедом), где нас провели в зал, куда вскоре явился лектор, доктор Терн, в окружении учителей и студентов. Когда все сели, приступил к своей лекции, второй по счету, о почках, мочеточнике и половых органах. По окончании этой весьма поучительной лекции направились в здание клуба, где был накрыт превосходный ужин; <…> После ужина доктор Скарборо повел нескольких своих друзей (а с ними и меня) посмотреть на покойника, здоровенного малого, моряка, которого повесили за грабеж. Из покойницкой — в отдельную комнату, где, насколько я понял, препарируют тела; там: почки, мочеточники, половые органы, камни, семенные канатики, — все то, о чем читалась сегодняшняя лекция»{1269}. Д. Эвелин, также очень далекий от медицины человек, с любопытством наблюдает за работой хирургов. В марте 1672 г. он пишет: «Я смотрел, как хирург отрезал ногу раненому моряку, отважному и храброму человеку, переносившему это с невероятным терпением, без привязывания его к креслу, как обычно в таких мучительных случаях. У меня едва хватило мужества присутствовать.
Не отрезали достаточно высоко, чтобы одолеть гангрену, и вторая операция стоила бедному человеку жизни»{1270}. Опыты проводились самые разнообразные. В 1665 г. С. Пипс после беседы со знаменитым Уильямом Петти, который считается родоначальником политической экономии, отправился в Грешем-колледж, «где видел, как чуть было не умертвили котенка (умертвлять его, собственно, никто не собирался), выкачав воздух из сосуда, куда его посадили; когда же сосуд вновь наполнили воздухом, котенок тут же ожил»{1271}.
Тем не менее, нужно отметить, что в результате таких жестоких на взгляд современного человека опытов на животных и проверки их на людях были сделаны важные открытия в области медицины. Так, Уильям Гарвей открыл, что кровь в теле человека циркулирует по замкнутому кругу благодаря работе сердца, а не печени, как предполагали раньше. Подобный эксперимент наблюдал С. Пипс: «Кровь одной собаки переливали (пока она не издохла) другой, лежавшей рядом, собственную же кровь второй собаки слили тем временем на землю. Первая собака умерла на месте, другая же чувствует себя отлично и, по всей вероятности, будет чувствовать себя так же хорошо и в дальнейшем»{1272}. С присущим ему юмором он замечает: «Этот эксперимент навел меня на мысль о том, что не худо было бы перелить кровь квакера архиепископу и так далее. Как замечает доктор Крун, плохую кровь можно улучшить, позаимствовав здоровую, что является огромным подспорьем для поддержания человеческой жизни»{1273}.
Далекие от ремесла и промышленности люди проявляли интерес к техническим изобретениям. Д. Эвелин в мае 1661 г. пишет, что осматривал «превосходную машину для вязания шелковых чулок»{1274}, в июле этого же года появляется запись в дневнике: «Мы испытывали наш водолазный колокол (Diving Bell) в доке Дептфорда, в котором наш член правления (Curator) продержался полчаса под водой»{1275}, в сентябре 1668 г. он с энтузиазмом «отправился посмотреть проект сэра Элиаса Лайтона повозки с железной осью»{1276}. Такой интерес не был случайным. Во второй половине XVII в. в Англии происходило интенсивное накопление капиталов. Экономист и статистик конца XVII в. Чарлз Девенант подсчитал, что за время 1660–1688 гг. английская промышленность и торговля, а также тоннаж морского флота выросли более чем вдвое. Такого быстрого экономического развития Англия ранее никогда еще не знала.
Популярность научных исследований в рассматриваемый период объясняется и тем, что научные знания были еще не настолько специализированными, чтобы любой образованный и интересующийся человек не мог повторить эксперимент, который он наблюдал на публичной демонстрации. Так, в августе 1666 г. С. Пипс записал: «Вскоре, как мы и договаривались, явился мистер Ривз, а за ним мистер Спонг; провел с ними целый день, до и после обеда, до 10 часов вечера; говорили об оптике, он принес раму с закрытыми ставнями, чтобы показать, как пересекаются лучи света — в темной комнате это очень красиво. Принес также фонарь с рисунками на стекле, и на стене появились причудливые очертания — красиво. Когда стемнело, видели в мою двенадцатифутовую подзорную трубу Юпитер с его кольцом и спутниками — но не Сатурн: он очень темный»{1277}.
Несмотря на энтузиазм исследователей и интерес образованных людей к науке и техническим изобретениям научные занятия не могли обеспечить материальное благосостояние даже самых выдающихся ученых. Средства для существования они должны были изыскивать другими способами. Поэтому вовсе не удивительно, что Уильям Петти, прославившийся своими трудами в области экономики и статистики, во времена Кромвеля стал крупнейшим ирландским землевладельцем. И понятно, почему он, по сообщению С. Пипса, «в завещании отписывает часть имущества тому, кто смог бы изобрести то-то и то-то <…> Заявил, что тому, кто изобретет золото, не даст ничего, ибо, говорит он, “те, кто нашел золото, сами смогут себя содержать”»{1278}.
Хотя поздние Стюарты и их сторонники вынуждены были приспосабливаться к капиталистическому развитию страны и считаться с интересами буржуазии, но они все же недостаточно учитывали особенности послереволюционной Англии. Королевская политика не обеспечивала в полной мере защиты экономических интересов английской буржуазии и нового дворянства. Стремление Стюартов править помимо парламента, опираясь на поддержку внешних сил — Франции и Католической церкви, к которой они всегда были ближе, чем к Протестантизму, в конце концов привело к новому конфликту правительства с буржуазией и джентри.
Таким образом, можно заметить, что период Реставрации был очень противоречивым эпизодом в истории Англии. Хотя правление поздних Стюартов длилось 28 лет, оно не могло вернуть страну к старым порядкам.