Годы 1598–1603. Первые приступы Смуты

Первые признаки смятения умов появились сразу же после смерти Федора. Кто теперь будет новым царем? Как правильно его выбрать? Что делать, если, по существующему закону, никто не вправе претендовать на трон? Если остались только претендентки, но не претенденты, то есть вдова Федора Ирина Годунова, «дурных кровей», и вдова короля Ливонского королевства Магнуса Мария Старицкая, «хороших кровей», ближайшая родственница почившим царям, но дочь Владимира Андреевича, отравленного «за измену»? Никогда на московском престоле не сидели царицы. Ирина от прав на престол тут же отказалась в пользу брата, который вообще на этот престол прав не имел. Мария Старицкая в 1588 году была выкрадена из Риги, где ее после смерти мужа, как пленницу, содержали поляки, доставлена в Москву, пострижена в монахини и тут же вместе с дочерью отправлена в Подсосенский монастырь. Мария была бы прекрасной царицей: она была умна и независима в суждениях, но она была монахиня и – что хуже – женщина. Очевидно, по приказу Бориса ее выманили из Риги посулами, чтобы в будущем устранить как претендентку на престол. Борис понимал, что оставлять ее в свободной загранице неразумно: Мария еще может выйти замуж и дать мужское потомство. Монастырь – таково было оптимальное решение. Там они обе – мать и дочь – и умерли, дочь – насильственной смертью в 1597 году, мать – неизвестно какой и неизвестно когда…

Но вернемся в 1598 год. Претендовать на трон, кроме этих женщин, могли также все княжеские роды, ведущие начало от легендарного Рюрика. Более всего к этому стремился Василий Шуйский, но собранный в Москве Земский собор избрал Годунова. Среди аргументов важнейшими считались три: так хочет сама царица; по родству с царицей он – ближайший; он фактически управлял государством в царствие Федора. Был еще и четвертый – Бориса любит народ.

Первые пару лет в государстве Бориса все было хорошо, даже пресловутый 1600 год выдался спокойным. Борис продолжал укреплять государство, строил крепости, отваживал набеги хана, но по Москве снова стали циркулировать слухи о неправильной смерти царевича, и снова в этом обвиняли Бориса. Годунов крепко держался за власть, и, когда появились слухи, он сразу нашел виноватых – Романовых.

Годунов, действительно, проводил популистские акции вроде раздачи хлеба и милостыни, перевел ремесленный и торговый московский люд в «черное тягло», то есть разрешил им платить подати по пониженной государственной ставке, но он также начал и хозяйственное восстановление земли – построил в Москве первый водопровод, отстроил крепостные стены и укрепил их пушками, тем сорвав привычный москвичам набег крымского хана, поставил для защиты государственных границ многочисленные крепости, проводил очень взвешенную внешнюю политику и сумел дипломатией достичь большего, чем Иван – изматывающей войной. Так что Земский собор высказался за Бориса. А всем в справедливости приговора Собора усомнившимся обещалось следующее: извержение из чина, отлучение от церкви, то есть проклятие в жизни этой и будущей.

Для видимости поломавшись, худородный Годунов венец принял. Тем самым был создан прецедент, что на московский трон может сесть всякий, кто его возьмет силой или кого туда посадят «волей народа». В дни избрания Бориса народ волновался, то есть его волновали и бунтовали как противники, так и сторонники Годунова. Толпы несколько раз ходили к монастырю, где в келье постригшейся в монахини бывшей царицы отсиживался от волнений Борис, и, лишь когда толпа стала неуправляемой и появились признаки, что вот-вот начнется мятеж, он вышел из монастырских стен и согласился принять венец.

Правда, Соловьев передает всенародные мольбы о призвании Бориса несколько иначе: «Народ неволею был пригнан приставами, не хотящих идти велено было и бить, и заповедь положена: если кто не придет, на том по два рубли править на день. Приставы понуждали людей, чтоб с великим кричанием вопили и слезы точили. Смеху достойно! Как слезам быть, когда сердце дерзновения не имеет? Вместо слез глаза слюнями мочили. Те, которые пошли просить царицу в келью, наказали приставам: когда царица подойдет к окну, то они дадут им знак, и чтобы в ту же минуту весь народ падал на колена; не хотящих били без милости». 1 сентября Бориса венчали на царство. Выйдя перед толпой, он разодрал на себе рубаху и поклялся: «Се, отче великий патриарх Иов, Бог свидетель сему, никто же убо будет в моем царствии нищ или беден!»

Первые пару лет в государстве Бориса все было хорошо, даже пресловутый 1600 год выдался спокойным. Борис продолжал укреплять государство, строил крепости, отваживал набеги хана, но по Москве снова стали циркулировать слухи о неправильной смерти царевича, и снова в этом обвиняли Бориса. Годунов крепко держался за власть, и, когда появились слухи, он сразу нашел виноватых – Романовых. В домах Романовых произвели обыски и нашли разные коренья, из чего следствие сделало вывод, что бояре колдовски злоумышляли на жизнь Годунова и его семьи. Вместе с Романовыми под раздачу попали и другие «злоумышленники» – князья Черкасские, Шестуновы, Репнины, Карповы, Сицкие. Перепуганные сыском, москвичи стали писать друг на друга доносы, и по этим доносным листам были взяты многие. Доносили все и на всех. Годунов был человек осторожный и подозрительный, доносам он верил.

Следующий 1601 год был знаменит непогодой. Лето выдалось таким холодным, что в мае выпал снег. Потом зарядили дожди, и лили они до самой осени, не дав созреть урожаю. Следующее лето оказалось подобием предыдущего. В Москве цены на хлеб взлетели в пятнадцать раз, начался страшный голод. Пытаясь как-то разрешить ситуацию, Борис организовал раздачу хлеба, но хлеб доставался не страждущим, а перекупщикам, которые дальше взвинчивали цены. Кроме того, в голодную Москву стали стекаться толпы голодающих со всей Русской земли, и никакая раздача государственного хлеба помочь уже не могла. Люди умирали прямо на улицах столицы. В самой Москве умерло, как пишут, свыше 500 000 человек. Борис приказал раздавать хлеб по всей стране, и это стало помогать. Но образовались новые слои нищих, и землевладельцы, не в силах обеспечить по указу Бориса хлебом всех, стали их попросту гнать вон. Вместе с нищими появились и разбойники, которые грабили по дорогам, и никто не мог с ними справиться.

А когда и 1603 год оказался не лучше предыдущих и, кроме того, внезапно скончалась сестра Бориса Ирина, в иночестве Александра, люди стали открыто говорить, что Бог прогневался на Московское царство, потому что нельзя было избирать в цари Бориса. Имевшие свои виды на царский трон Шуйские стали тут же распускать нелицеприятные для Бориса слухи. По Ключевскому, «он и хана крымского под Москву подводил, и доброго царя Федора с его дочерью ребенком Федосьей, своей родной племянницей, уморил, и даже собственную сестру царицу Александру отравил; и бывший земский царь, полузабытый ставленник Грозного Семен Бекбулатович, ослепший под старость, ослеплен все тем же Б. Годуновым; он же, кстати, и Москву жег тотчас по убиении царевича Димитрия, чтобы отвлечь внимание царя и столичного общества от углицкого злодеяния».