Год 1116 Киев. Минск. Подунавье. Дон

Из Ипатьевской летописи

Приходил Владимир на Глеба. Глеб ведь повоевал Дреговичскую землю, и Случеск сжёг[155], и не раскаялся в этом, не покорился, но ещё более прекословил Владимиру, укоряя его. Владимир же, надеясь на Бога и на правду, пошёл к Смоленску (следует читать: Минску. — А.К.)[156] с сыновьями своими, и с Давыдом Святославичем, и с Ольговичами. И взял Вячеслав Оршу и Копысу[157], а Давыд с Ярополком взяли Друцк на щит; а сам Владимир пошёл к Смоленску (Минску. — А.К.), и затворился Глеб в городе. Владимир же начал ставить избу возле обоза своего[158]; Глеб же, увидев это, ужаснулся и стал молить Владимира, посылая к нему послов. Владимир же сжалился о том, что проливается кровь в дни Великого поста[159], и заключил с ним мир. Глеб же, выйдя из города с детьми и с дружиной, поклонился Владимиру. И договорились о мире, и обещал Глеб во всём слушаться Владимира. Владимир же, умирив Глеба и дав ему наставление обо всём, отдал ему Минск, а сам возвратился в Киев. Ярополк же срубил город Желни для дручан, которых взял в плен.

В то же лето Мстислав Владимирович ходил на чудь с новгородцами и с псковичами и взял город их, называемый Медвежья Голова[160], и погостов без числа взял, и возвратился восвояси со многим полоном.

(46. Стб. 282?283)

Война с Глебом пока что была далека от завершения. Спустя три года Владимир отнимет у Глеба за какую-то провинность Минск, а самого князя бросит в киевскую темницу.

Ещё одно событие этого года заслуживает отдельного разговора. Речь идёт о начатой (или возобновлённой) Мономахом войне с императором Алексеем I Комнином (1081—1118) — последней русско-византийской войне в истории двух стран:

В то же лето пошёл Леон, цесаревич, зять Владимиров, на Кир Алексея цесаря[161], и сдались ему несколько городов дунайских. И в Дерестре городе обманом убили его два сарацина, посланные цесарем, месяца августа в 15-й день. В то же лето князь великий Владимир послал Ивана Войтишича и посадил посадников по Дунаю... В то же лето ходил Вячеслав на Дунай с Фомой Ратиборичем. И, придя к Дерестру и ничего не добившись, возвратились...

(46. Стб. 283?284)

О зяте Мономаха «Лже-Диогене» мы уже вскользь упоминали в книге. На Руси его звали Леоном Девгеневичем (то есть Диогеновичем) и признавали за сына императора Романа IV Диогена (1068—1071), хотя настоящий сын Диогена погиб при осаде Антиохии ещё в конце 70-х или начале 80-х годов XI века. Самозванец, выдававший себя за чудесно спасшегося царевича, не принадлежал к знатному роду и, по словам византийской писательницы принцессы Анны Комнины, происходил «из низов», будучи в прошлом воином. Собрав вокруг себя половцев, он около 1094 года начал войну против императора Алексея, но был обманом захвачен в плен и ослеплён (4. С. 266—272). Сведения об этом дошли до русского летописца, который внёс их в летопись под 1094/95 годом:

Ходили половцы на греков с Девгеневичем, воевали в Греческой земле; и цесарь захватил Девгеневича и приказал его ослепить.

(45. Стб. 226?227)

После этого сведения о самозванце надолго исчезают из источников. Сумел ли он убежать из-под стражи и вновь укрыться у половцев? Добрался ли до Руси, где в нём готовы были увидеть царского сына? Обычно полагают, что именно его, бежавшего на Русь, Владимир Мономах избрал своим зятем. Если так, то Владимир жестоко обошёлся с дочерью, выдав её не просто за старика[162], но ещё и за слепца. Однако история самозванчества знает слишком много случаев, когда одно и то же имя принимают на себя разные люди, никак не связанные друг с другом. Можно думать, что и здесь имел место такой случай и «Девгеневич» статьи 1094/95 года и зять Мономаха — разные люди. Так или иначе, но «Лже-Диоген» оказался нужен русскому князю. Именно с его помощью князь Владимир Всеволодович вознамерился воплотить в жизнь весьма амбициозный проект — установление своей власти в Подунавье.

Поддержка, оказанная им византийскому самозванцу, означала открытый разрыв с правящим императором Алексеем I Комнином и более того — непризнание за последним прав на византийский престол. В числе городов, захваченных в 1116 году его зятем, назван Дерестр, или Доростол (нынешний город Силистра, в Болгарии), — крупнейшая болгарская крепость на Дунае, некогда служившая главной военной базой для киевского князя Святослава Игоревича. Надо полагать, что Владимир Мономах, как и его пращур, считал Нижнее Подунавье зоной своих стратегических интересов. Обладание этим районом давало ощутимую экономическую выгоду, а также позволяло оказывать влияние на процессы, происходившие как в Византии, так и среди кочевавших здесь половцев и печенегов.

Летописец не случайно подчёркивает, что болгарские города добровольно сдались самозванцу: кажется, население готово было признать его. Между прочим, реальный сын императора Романа Диогена по матери принадлежал к роду болгарских царей, а значит, принявший его имя «Лже-Диоген» мог претендовать и на воссоздание независимого Болгарского царства (101. С. 310). Самозванец в итоге был убит — не без участия тайных агентов византийского императора, — но и это не остановило Мономаха. Он продолжал действовать — теперь уже в интересах своего внука Василия, которого русские летописи называют то Васильком Леоновичем (по отцу), то Васильком Маричиничем, или Маричичем (по матери), и притом именуют «царевичем». Очевидно, целью Мономаха было образование на Дунае независимого от Византии государственного образования под покровительством Киева во главе с малолетним «царевичем» Василием «Леоновичем».

Алексею, однако, удалось выдавить русские отряды с Дуная и отвоевать Доростол. Новая экспедиция, направленная Мономахом на Дунай в том же 1116 году, также оказалась неудачной: войска во главе с сыном Мономаха Вячеславом и воеводой Фомой Ратиборичем вынуждены были ни с чем возвратиться обратно.

Однако неудачу дунайских походов русского князя можно признать лишь относительной. После смерти императора Алексея Комнина (15 августа 1118) Владимиру удастся восстановить выгодные отношения с Империей и даже заключить династический союз с сыном Алексея императором Иоанном II Комнином (1118—1143). Дружественные отношения двух стран сохранятся и при сыне Мономаха киевском князе Мстиславе Великом. Что же касается русского влияния в Нижнем Подунавье, то оно будет ощущаться на протяжении всего XII века. Из смутных показаний русских источников известно, что власть галицких князей простиралась до низовий Дуная, где одно время существовало даже самостоятельное русское княжество в Берлади (современный Бырлад, в Румынии). В середине XII века император Мануил Комнин передаст города на Дунае во временное владение сначала внуку Мономаха князю Василию Юрьевичу, изгнанному из Руси старшим братом Андреем Боголюбским, а затем, — очевидно, после смерти Василия — некоему русскому князю Владиславу (из русских источников неизвестному), перешедшему под покровительство императора «с детьми, женой и всеми своими людьми» (28. С. 186?187).

...Удивительно, но в эти годы у Владимира Мономаха хватало сил на то, чтобы действовать, и притом действовать весьма агрессивно, сразу на нескольких направлениях. Помимо войн с Глебом Минским и императором Алексеем Комнином, он организует в том же 1116 году военную экспедицию против половцев на Дон, в самое сердце Половецкого поля (здесь, очевидно, имеется в виду собственно река Дон). Для его сына Ярополка донской поход обернулся неожиданной личной удачей:

...В то же лето послал Владимир сына своего Ярополка, а Давыд сына своего Всеволода на Дон, и взяли три города: Сугров, Шарукань, Балин. Тогда же Ярополк привёл себе, взяв в плен, жену, весьма красивую, дочь ясского князя[163]... В то же лето бились половцы с торками и с печенегами у Дона, и рубились два дня и две ночи, и пришли на Русь к Владимиру торки и печенеги.

В то же лето преставился Роман Всеславич. В то же лето преставился Мстислав, внук Игорев. В то же лето Владимир отдал дочь свою Агафью за Всеволодка[164].

На следующий год пристанище на Руси попросят ещё и некие «беловежцы» — по-видимому, жители Белой Вежи (или Саркела), старой, ещё хазарской крепости на Дону. Жестокая степная война между половцами и торками затронула и их, заставив покинуть родные места. Владимир, наряду с торками и печенегами, примет и этих изгнанников — возможно, видя в них силу, способную в будущем угрожать не только половцам, но и Византии. Надо сказать, что русские князья вообще охотно принимали торков, берендеев и прочих кочевников, предоставляя им земли на южном пограничье своей земли. «Свои поганые» становились заслоном, щитом, прикрывавшим собственно русские земли от «диких» сородичей. Торки и берендеи с ненавистью относились к половцам и участвовали на стороне русских князей во всех войнах с ними. Киевские князья неизменно привлекали «своих поганых» и к внутренним, междоусобным войнам. Со временем «торкский» фактор станет важнейшим в борьбе русских князей за «златой» киевский стол. Впрочем, политика самого Мономаха в этом вопросе была не слишком последовательной. Спустя несколько лет он изгонит из русских пределов тех самых берендеев, торков и печенегов, которых принял раньше. Продолжит Владимир поддерживать добрые отношения и с отдельными половецкими ордами: так, уже в следующем году он женит своего младшего сына Андрея на половчанке, внучке старого врага Руси Тугоркана.

Ещё одно событие этого года не имело никакого отношения к внешней или внутренней политике князя Владимира Всеволодовича. Но в истории русской культуры оно поистине судьбоносно, а для нас ещё и особенно важно. В 1116 году игумен близкого князю Владимиру Всеволодовичу и всему его семейству киевского Выдубицкого Михайловского монастыря Сильвестр (в будущем епископ Переяславский) составил одну из редакций знаменитой «Повести временных лет» — первого сохранившегося русского летописного свода. Его запись об этом, сделанная несколькими годами позже, сохранилась в составе Лаврентьевской летописи, в списке XIV века:

Игумен Сильвестр Святого Михаила написал книги сии Летописец, надеясь от Бога милость получить, при князе Владимире, когда княжил он в Киеве, а я в то время игуменствовал у Святого Михаила, в 6624 (1116), индикта 9 лета. А кто читает книги сии, помяни мя в молитвах.

(45. Стб. 286)

До нашего времени дошли две редакции «Повести временных лет»: одна в составе Лаврентьевской летописи, другая — Ипатьевской. Как полагают, обе редакции (в историографии их с некоторой долей условности принято называть «Второй» и «Третьей») были созданы в годы киевского княжения Владимира Мономаха. Игумен киевского Выдубицкого монастыря Сильвестр признаётся автором более ранней («Второй»). Появление же следующей («Третьей») редакции историки связывают с сыном Мономаха князем Мстиславом Владимировичем, переведённым отцом в 1117 году из Новгорода в южную Русь. Созданная при Владимире Мономахе летопись легла в основу всего последующего русского летописания. Пройдут века — а летописцы Москвы, Новгорода, Твери или отдалённых окраин Русского государства по-прежнему будут начинать свой труд памятными словами о том, «откуду есть пошла Руская земля, кто въ Киеве нача первее княжить и откуду Руская земля стала есть»; по-прежнему будут рассказывать о первых киевских князьях, потомками и продолжателями которых стали московские великие князья и цари.