Демографические изменения, географическая и трудовая мобильность

Демографические изменения, географическая и трудовая мобильность

По западноевропейским стандартам рост численности населения Испании был весьма скромным. В 1800 году в стране насчитывалось 11 млн. человек; первая треть XIX века ознаменовалась гражданскими войнами, голодом и эпидемиями, включая холеру и желтую лихорадку. В середине века отмечался довольно быстрый рост, замедлившийся к последней четверти столетия, когда гражданская и колониальная войны, голод, болезни и эмиграция снова сократили население страны. На юге люди умирали от голода (1880-1882); вспышка холеры в 1885 году забрала более 100 000 жизней; отметим еще голод и разруху 1904-1906 и 1917-1921 годов, а «испанка» 1918 года увеличила и без того высокий порог смертности до 33 человек на каждую тысячу. Вдобавок с 1886 по 1913 год 1,5 млн. испанцев предпочли добровольно отправиться в Латинскую Америку.

Новый век принес значительные перемены, прежде всего в качестве жизни и географическом распределении. С 1900 по 1930 год население выросло с 18,6 до 23,5 млн. человек, темп роста вырос почти вдвое по сравнению с предшествующими сорока годами. Несмотря на то что прирост рождаемости довольно заметно снизился, с 36 младенцев на тысячу человек в конце XIX века до 29 в 1920-х годах, продолжительность жизни возросла, что подтвердило правоту страны, отказавшейся от сезонных ритмов традиционного аграрного общества и принявшей «современные» демографические условия, по крайней мере, в более процветающих районах.

Традиционное перемещение из сельских районов в городские центры также стало позитивным явлением, причиной и следствием социальной и экономической модернизации страны. В 1900 году в Испании имелось всего шесть городов с населением более 100 000 человек (Мадрид, Барселона, Севилья, Валенсия, Малага и Мурсия), а к 1931 году появились еще пять (Сарагоса, Бильбао, Гранада, Кордова и Картахена). Мадрид и Барселона сильно обогнали остальных: более полумиллиона в 1900 году и 750 000 человек в 1931 году. Когда в 1910-х годах заокеанские земли перестали радушно принимать переселенцев из «старой Испании», люди, бежавшие от сельской нищеты, и те, кто возвращался из последних колониальных анклавов, хлынули в промышленные районы севера и востока, в Барселону, Мадрид и Бильбао. При этом в 1930-х годах в городах с населением менее 10 000 человек проживали 57% населения страны.

Дворец епископа в Асторге (Леон), построенный Гауди

Профессиональная мобильность в различных отраслях обернулась удвоением темпов массового бегства из деревни. До 1910 года в сельском хозяйстве трудились две трети активного населения, причем ситуация практически не менялась с 1880-х годов, однако к 1930 году сельские работники составляли 45,5% работающего населения; а в Каталонии бегство из деревень было еще более явным. В целом по стране люди бежали из деревни в промышленность и в сектор услуг примерно в равных пропорциях. Пролетариат прирастал не так уж стремительно. В 1845 году французский экономист Бланки писал, что Испания представляет собой страну, которая движется от сердца к краям, оставляя за спиной, посреди пустыни, крупный город (Мадрид), столицу потребителей и чиновников. В начале XX века Мадрид мог похвастаться тем, что расстался с излишком неквалифицированной рабочей силы из сельской местности, подвизавшейся в строительстве; строители составляли большинство рабочих Мадрида. Только Каталония и провинция басков, да еще Астурия, в меньшей степени, располагали настоящим пролетариатом.

Демографическая ситуация в Испании изменялась куда быстрее, чем происходило экономическое развитие. Региональные различия в накоплении богатств становились все более очевидными. Бегство от нищеты сельской местности к обнадеживающим перспективам горнодобывающих и промышленных городов завершалось грубым опровержением наивных мечтаний. Между тем города, эти центры притяжения для обедневшей и неквалифицированной массы оторванных от родного дома крестьян, множились и множились по всей стране, а вот условия жизни в них не соответствовали ожиданиям. Перенаселенность и антисанитария способствовали распространению болезней; грамотность оставалась на низком уровне. Характеризуя грамотность и культурную жизнь начала века (и нисколько не отрицая тот факт, что это было время второго рождения культуры после долгой спячки прошлых веков), Туньон де Лара подчеркивал, что более половины населения Испании не умело читать и писать, а число государственных средних школ едва ли увеличилось с 1900 по 1920 год. Урбанизация и индустриализация, при всей своей несбалансированности, обернулись тем, что значительная часть мужчин и женщин начала осознавать свой потенциал и участвовать в борьбе за улучшение условий труда и справедливое распределение доходов.

ПЕРЕМЕЩЕНИЯ РАБОЧЕГО КЛАССА

До 1868 года миграции, как правило, наблюдались в сельском хозяйстве, с его зависимостью от природных условий: с монотонной регулярностью, особенно на юге, крестьяне, арендаторы и безземельные работники оказывались жертвами голода и болезней. В периоды политических кризисов крестьян сгоняли с их земель. Возвращение земель (reparto) стало основным лозунгом этих обездоленных: они требовали вернуть землю, которая, по их мнению, была присвоена незаконным или обманным путем.

С ростом городов начали складываться рабочие коллективы, живших вместе в сходных обстоятельствах и прибегавшие к более воинственным формам протеста. Что довольно типично, первоначально рабочие выражали несогласие с новыми условиями труда поджогом станков и спонтанными забастовками, а в конце концов стали создавать отряды самообороны. Барселона оказалась первой свидетельницей выступлений рабочих в середине XIX века; что касается политической окраски рабочего движения, на первых порах испанский пролетариат во многом придерживался идей французских утопистов, наподобие Фурье и Жюль Геда. Позднее итальянец Джузеппе Фанелли привез в Испанию анархические идеи Бакунина. Воспользовавшись правом на свободу объединений, которое подарила стране «Славная революция» 1868 года, работники текстильных фабрик Барселоны организовали региональное отделение Первого Интернационала и создали федеральный исполнительный совет. В Мадриде группа «федералистов» учредила комитеты совместной деятельности.

Эта общность целей не продлилась долго. Репрессии во Франции после разгрома Коммуны вынудили зятя Маркса, Поля Лафарга, бежать в Испанию, где он примкнул к мадридскому рабочему кружку, среди членов которого был Пабло Иглесиас, и сумел опровергнуть идеи Бакунина. В результате из этого кружка выросла новая федерация, делегатом от которой Лафарг прибыл на собрание Первого Интернационала в Гааге. Впрочем, большинство федералистов во главе с Фаргой Пеллисером поддерживали бакунинский анархо-синдикализм, и лишь группа из Мадрида оставалась верной Марксу и авторитарному социализму. При этом кружки объединяли крайне малое число рабочих, по большей части ремесленников и мастеров. До сельского хозяйства им не было дела, и равно как и до шахтеров и пролетариата Страны басков и Астурии. Учитывая колоссальную разницу в экономическом развитии регионов и обособленность этих кружков от основной массы населения, ничуть не удивительно, что «первоинтернационалисты» уступали во влиянии каталонским текстилыцикам. Тем не менее эти идеологические разногласия сыграли значительную роль в формировании испанского рабочего движения.

Восстановление власти государства в 1874 году привело к разгону «первоинтернационалистов» и переходу кружка в подполье. На юге последующие тридцать пять лет среди сельского населения распространялись идеи анархистов. Неграмотный и обездоленный пролетариат Андалусии и Кастилии оказался идеальной средой для «апостолов» анархо-синдикализма, которые призывали к сопротивлению угнетателям, что вылилось в знаменитое восстание 1883 года. К тому времени андалусийское отделение Региональной федерации рабочих Испании, созданной в Барселоне в 1881 году, численно превзошло каталонцев.