Запорожская Сечь в 18 веке. (Новая Сечь)

Запорожская Сечь в 18 веке. (Новая Сечь)

Ушедшим в пределы Турции, после уничтожения Сечи и поражения Мазепы, запорожцам (выступившим на стороне Мазепы) после многих просьб, только в 1734 г., было разрешено вернуться и снова поселиться на прежних местах. Получивши щедрую помощь от русского правительства, запорожцы основали новую Сечь в нескольких километрах от места, где была прежняя Сечь, а семейные поселились в селах-слободах, расположенных вокруг Сечи по обоим берегам Днепра.

Организация Сечи

В административно-территориальном отношении весь район Войска Запорожского, был разделен на “паланки” (области); сначала их было 5, а впоследствии – 8.

Центром “паланки” была слобода – местопребывание всего административно-военного аппарата: полковник, писарь, его помощник – “подписарий” и атаман “паланки”.

Этот аппарат сосредоточивал в себе всю власть: административную, судебную, финансовую, военную.

Благодаря наплыву переселенцев с севера, вскоре в слободах, кроме казаков, появляются и крестьяне-”посполитые”, которые в “паланке” были организованы в “громады” и имели, по примеру казаков, своего атамана. Все должности – выборные, а выборы производились ежегодно (1 января) на казацких радах, причем право участия в выборах на “посполитых” не распространялось. Они выбирали только своего атамана. Переход же из “посполитых” в казаки и обратно, был свободным, как на Гетманщине в первые десятилетия после воссоединения.

В остальном, вся организация власти на территории Сечи, была копией организации Левобережья.

Административным и военным центром являлась Сечь, состоявшая из крепости и предместья. В крепости, вокруг площади, на которой собиралась рада, кроме церкви, войсковой канцелярии, пушкарни, складов, мастерских, старшинских домов и школы, находилось 38 “куреней,” – длинных бревенчатых зданий-казарм. В предместья – лавки, шинки, частные мастерские. Каждый, желаюший стать запорожцем, должен был явиться куренному атаману, который его спрашивал, верит ли он в Бога и православной ли веры? После утвердительного ответа и крестного знамения, это подтверждающего, его заносили в кошевой “компут” – список. Обычно при этом менялась фамилия, т. к. и для Сечи, и для поступающего (в большинстве – беглого крепостного) не было желательно, чтобы была известна его биография и подлинная фамилия.

На этом все формальности заканчивались и человек становился формально равноправным сечевиком. Ему предоставлялось или остаться в курене и нести гарнизонную службу и исполнять разные хозяйственные работы, или найти занятие в любой из “паланок” по собственному выбору, являясь в Сечь только для отбывания “очереди”, к чему были обязаны все казаки.

Высшая войсковая или “кошевая” старшина состояла из: атамана, судьи, писаря и есаула. Каждый курень имел своего атамана, а также свою “куренную” старшину.

Социальная структура

Формально все казаки были равноправны, но, в действительности, это равноправие было только на бумаге и на словах. Социальные расслоения и создание групп богатых запорожцев, фактически, всю власть отдали в руки этих “знатных” или “старых” казаков, которые, пользуясь своим богатством и влиянием, вершили на радах все дела.

Твердо укоренившийся миф, идиллически рисующий Сечь, как бесклассовое братство, находится в полном противоречии с исторической правдой.

Если, для первого периода существования Сечи, это еще и можно принять, да и то с большими оговорками, то сохранившиеся многочисленные документы из эпохи Новой Сечи (1734-1775 гг.) неопровержимо и категорически опровергают этот, сентиментально-идиллический миф.

На территориях, подвластных Сечи, население которых в 60-х гг. 18 в, доходило до 100.000, как во всем мире в те времена, были и бедные, и богатые, были социальные противоречия интересов отдельных групп населения, было стремление богатых групп использовать власть в своих, корыстных интересах и противодействие групп бедных этим стремлениям. И никакого ни социального, ни политического “братства”, о котором, так часто говорят и до-революционные историки и сепаратистическая “историческая школа”, в действительности, не было.

Наоборот, беглые попадали в Сечи в чрезвычайно тяжелое положение, нередко более тяжелое чем было там, откуда они бежали. Если они решали остаться в курене, то должны были жить в казармах, нести тяжелую гарнизонную службу и исполнять разные хозяйственные работы, не получая за это никакого вознаграждения, кроме более чем скудного пропитания, состоящего, в главном, из – “саламахи”, которая “варилась густо из ржаной муки на квасе или рыбной ухе”, как описывает очевидец С. Мышецкий. Все остальное добавлялось на “собственные деньги”, добыть которые было не легко. Деньги добывались только в результате походов и связанных с ними грабежей или путем найма за деньги к зажиточным казакам и старшине, которые, на правах собственности, владели хуторами-зимовниками, нередко несколькими.

Как видно из многочисленных документов, хранящихся в “Центральном Государственном Историческом Архиве” Укр. ССР., были зимовники с табунами в несколько сот лошадей и рогатого скота, тысячами овец и обширной, собственной запашкой, дававшей тысячи пудов зерна. Обслуживались они “молодиками” или “наймитами”, число которых, на некоторых зимовниках доходило до 30.

Заработная плата была минимальной: от 2 р. 50 коп. до 5 рублей в год на хозяйских кормах. (Лошадь в то время стоила 10-20 рублей, вол или корова 5-8 руб.; рубаха 40 коп., сапоги – 50 коп. – 1 рубль.)

Кроме платных работников, на зимовниках было немало работников “без найму” – так назывались работавшие без денег, только за кров и пищу, преимущественно, слабосильные, старики, подростки. Из многочисленных, сохранившихся “описей” зимовников, видно, что таковых было до 7 % общего числа рабочих зимовников.

Заработать можно было также на рыбных промыслах и в “чумацких” обозах. Как первые, так и вторые, вовсе не были артелями равноправных участников, как это утверждают многие историки. Сохранившиеся “расчеты” неопровержимо доказывают, что среди чумаков были и собственники десятков пар телег с наемными “молодиками” и чумаки-одиночки с одной – двумя воловьими запряжками. Такое же смешение было и на рыбных промыслах, где наряду с собственниками сетей (невод стоил тогда до 100 рублей) работали за деньги и “наймиты” или, очень часто, “с половины” т. е. половина всего улова шла собственнику сетей, а вторая половина делилась между рабочими, которые в этом случае, не получали никакой денежной платы.

Положение живших от продажи своего труда было не легкое, но они имели свободу и могли свободно менять работодателя, чего тогда уже не было в остальной России, в том числе и на Гетманщине и Слободщине. Были также формально ничем не ограниченные возможности выбиться в более зажиточные группы, быть выбранными в старшины, организовать свой зимовник или какое другое собственное предприятие.

И это привлекало все новых и новых беглецов с севера, а нередко и дезертиров из армии. Сохранился документ о прибытии в Сечь в 1735 г. пяти солдат Ревельского драгун. полка, на конях и с вооружением. Сечь их проглотила и “не нашла”, когда этого потребовало русское правительство. “Не находила” она и многочисленных крепостных, возвращения которых требовало русское правительство.

Бунты “серомы”

К половине 18 века социальные противоречия в этом, по утверждению сепаратистов, “равноправном братстве” настолько обострились, что дело дошло до бунта. 1-го января 1749 г. при выборе должностных лиц “серома” (бедняки) изгнали из Сечи зажиточных казаков, которые разбежались по своим зимовникам, и выбрали свою старшину, из бедняков, с И. Водолагой во главе. Есаулом, по свидетельству производившего расследование секунд-майора Никифорова, был избран казак “не имевший на себе одежды”. Бунт был скоро усмирен и засевшая в Сечи “серома (бедняки) капитулировали.

Гораздо большие размеры имел бунт в 1768 г., во время которого взбунтовавшаяся “серома” несколько дней была господином положения и разграбила дома и имущество старшины и зажиточных казаков, бежавших за помощью в “паланки” и к русским, соседним с Запорожьем, гарнизонам. Сам кошевой атаман, как он описывает в своем показании, спасся только благодаря тому, что спрятался на чердак и бежал через дыру в крыше.

Казаками из “паланок” и сорганизовавшейся старшиной и этот бунт был подавлен, а его зачинщики жестоко наказаны. Посланные для усмирения Киевским ген.-губернатором Румянцевым 4 полка, не понадобились. В архивах сохранились “описи” разграбленного имущества, поданные пострадавшей старшиной и казаками. “Опись” одного из высших старшин занимает несколько страниц перечислением разграбленного, например, 12 пар сапог новых, кожаных, 11 пар сапог сафьяновых, три шубы, серебрянная посуда, 600 локтей, полотна, 300 локтей сукна, 20 пудов риса, 10 пудов маслин, 4 пуда фиников, 2 бочки водки и т. д.

“Опись” не занимавшего никакой должности “заможнего” (зажиточного) казака, значительно скромнее: одна шуба, два тулупа, 4 кафтана, разное оружие и наличными деньгами (которые не успел унести) 2.500 руб крупной монетой, 75 червонцев и 12 руб. 88 коп. медной монетой. Сумма огромная по тому времени.

Кроме этих двух бунтов немало было и более мелких бунтов в “паланках” и слободах, о чем сохранилось множество документов. Например: в Калмиусской “паланке” в 1754 г., в Великом Луге в 1764 г., в Кодаке в 1761 г. и во многих других местах.

То, что бунты были – факт неоспоримый. То, что это были бунты “серомы” против старшины и “знатных”, “старых” казаков доказывают сохранившиеся документы. Как же согласовать эти факты с версией украинских историков о Запорожьи, как о “равноправном братстве”?

Ясно, что согласовать их невозможно, а нужно признать, что все написанное об “аскетизме”, “братстве” и “равноправии”, будто бы господствовавших в Запорожской Сечи, надо отнести в разряд вымыслов или мифов.

Не исключено, что на заре Сечи, когда там обосновалась небольшая группа идейных борцов, мстителей за поруганную веру и национальное достоинство, окруженная врагами и непрестанно с ними воюющая, нечто подобное и было. Но, с ростом Сечи, ослаблением ее врагов, сравнительной безопасностью жизни и социальным расслоением состава Войска Запорожского – все это, если и было, то отошло в область преданий.

Рассказы же некоторых историков о жизни запорожцев звучат просто как поэтический вымысел-плод сентиментально-идеалистических настроений авторов и, весьма далеки от действительности. Так, наприм. в своей “Истории Запорожских казаков” (т. 1. стр. 291), историк 19-го века, Эварницкий, так описывает жизнь в куренях; “войдя в курень казаки находили кушанья уже налитыми в “ваганки” или небольшие деревяные корыта и раставленные по краям стола, а около “ваганков” разные иапитки-горилку, мед, пиво, брагу, наливку – в больших деревянных “кановках”. При этом чарки запорожцев, по словам Эварницкого, были такие, “що и собака не перескоче”…

А, о жизни в зимовниках, Эварницкий пишет так: “большую часть продукции собственник зимовника, из присущего ему чувства товарищества, отправлял в Сечь, на потребы сечевых казаков и лишь незначительную долю оставлял себе. Всех, проезжающих людей, хозяин зимовника, приглашал садиться и предлагал разные угощения – напитки и кушанья. Погуляв весело и довольно несколько дней, гости благодарили ласкового хозяина за угощение, хлопцы подавали им накормленных лошадей, и сечевики, вскочив на коней, уносились от зимовника”. (История Запорожск. ч. 1, стр. 295).

Такую идиллическую картину жизни запорожцев рисует Эварницкий, не считая нужным даже попытаться доказать ее реальность. Другой историк 19-го века, А. Скальковский, написавший объемистый труд о “Новой Сечи”, хотя и упоминает о бунтах, но не углубляется в исследование причин, их вызывавших. Сепаратистическая, “историческая школа” также, деликатно, обходит молчанием наличие острых, социальных противоречей в Запорожье, а бунты приписывает косности и консерватизму масс, державшихся слепо прежних обычаев Старой Сечи (почему они к ним стремились, теперь мы знаем).

В результате, у самаго широкого круга читателей со словом – “Запорожская Сечь”, связана ее картина, данная Эварницким.

Но, совершенно другую картину дают бесчисленные документы, сохранившиеся в архивах. “Описи” имущества старшины и зажиточных казаков; записки о заработной плате “молодиков” и “наймитов”; жалобы куренных атаманов на полуголодный паек в куренях; запрещения зажиточным казакам отправлять вместо себя на войну “наймитов”, да к тому же и плохо вооруженных и снабженных; жалоба на чрезмерные поборы за пользование мостами, перевозами и мельницами – все это неопровержимо свидетельствует, что социальные взаимоотношения в Запорожьи, в 18 веке, мало отличались от таковых в, уже ставших или быстро делавшихся крепостническими Гетманщине и Слободщине. Не было только формального закрепощения и больше было возможностей для личного выдвиженчества.

Эти обстоятельства привлекали с севера все новых и новых беглецов, с которыми безуспешно боролось русское правительство. Безуспешно потому, что Сечь их не хотела выдавать. И, не из каких либо идеалистических побуждений, как утверждают сепаратисты, а по простой причине, что в интересах старшины и зажиточных казаков было иметь постоянный приток, как дешевой рабочей силы, так и возможных заместителей при требовании явки для несения военной службы. Это последнее (заместительство) приняло хронический характер и всю тяжесть участия в войнах перекладывало на бедняков. Русское правительство также обратило внимание на это явление и боролось с ним, как по мотивам справедливости, так и потому, что казак, посылая вместо себя “наймита”, норовил дать ему и коня и оружие похуже.

Участие в войнах

Здесь, уместно будет упомянуть, что военноначалыники российской армии, в рядах которой воевали запорожцы в войнах 1736-9 и 1768– 74 гг., были необычно высокого мнения о боевых качествах запорожцев и считали для себя честью быть зачисленными в списки Войска Запорожского. В делах Коша Запорожского сохранилось несколько десятков копий “аттестатов”, выданных разным лицам о зачислении их в списки Войска. Один из них, – на имя подполк. М. И. Кутузова, будущего главнокомандующего в Отечественной войне. Аттестат этот гласит: “По, его, подполковника Михаила Илларионовича Кутузова желанию, войска Запорожского низового, в курень Крыловский принять и для всегдашнего его при сем войске исчисления в компуты войсковые вписать, а для верности в том и сей аттестат ему, № 127, при подписи нашей и восковой печати выдать повелели. Из Коша 1773 года генваря 30 дня”.

По всей России, с одной стороны, распространялось и укоренялось мнение о необычайной отваге Запорожцев (что соответствует действительности), с другой стороны, ложное мнение о бесклассовом, равноправном характере запорожского товарищества.

И, только в последнее время, благодаря исследованиям социальной структуры Запорожья на основании изучения многочисленных подлинных документов той эпохи, создалась подлинная, реальная картина того, что представляло собою Запорожье 18-го века.

Картина весьма далекая от описаний и Эварницкото и Скальковского и всей сепаратистической “исторической школы”.

Не аскетическим, рыцарским равноправным братством борцов за правду было Запорожье 18-го века, а вкрапленной в территорию России обширной областью с своеобразным бытовым укладом, острыми социальными расслоениями и противоречиями и, подчинением распоряжениям центральной власти только постольку, поскольку эти распоряжения нравились.

К этому времени (половина 18-го века) вековечные враги запорожцев – татары, турки и католики-поляки, в результате побед Российской Империи, были настолько ослаблены, что не могли и помышлять о какой нибудь агрессии, а думали только о сохранении прежних территорий, которые, шаг за шагом, неуклонно попадали в подчинение России.

Потеря значения Сечи. Заселение земель

Бывшая раньше центром и оплотом борьбы против этих, некогда могущественных, врагов, Сечь потеряла свое и военное, и национальное, и политическое значение.

Богатейшие земли на юг, юго-запад и юго-восток от областей, которые запорожцы считали своими, вошли в состав России и начали быстро заселяться, преимущественно, выходцами с Левобережьи и Слободщины, обзаводившимися семьями запорожцами, а также выходцами из Великороссии и спасавшимися от турецких зверств, сербами,

греками и болгарами. Сербы переселились большими группами (в 1732 и 1751-2 гг.), поселились все вместе и были организованы по военному: в полки и роты, как конные (гусарские), так и пешие.

В конце 18-го века, здесь (в северной Таврии) обосновалось немало немцев, создавших свои села, называвшихся “колониями”. Так создалось этнически разнообразное население Новороссии.

Запорожцам фактически нечего было делать, а существование по-военному организованной, никому не подчинявшейся, Сечи, стало не только не нужным, но и опасным.

С одной стороны, Сечь была надежным убежищем для беспокойного элемента, бежавшего туда от стабилизировавшегося к тому времени крепостнического строя Левобережья и Слободщины, к чему российское правительство не могло быть равнодушным.

С другой стороны, запорожцы всячески препятствовали заселению пустых земель, считая их “своими” и, нередко, с оружием в руках, изгонали новых поселенцев и разрушали их села, что нарушало планы правительства.

С третьей стороны, наконец, своеволие запорожцев и проявление ими своей собственной инициативы, приводили к постоянным недоразумениям с Польшей и Турцией.

Запорожцы не только принимали к себе беглецов с Правобережья, т. е. польских подданных, но и активно участвовали в сопротивлении, которое население Правобережья оказывало польско-католической агрессии. Общеизвестна, например, активная, если не руководящая, роль запорожцев в “Колиивщине” – восстании 1768 г. – и “Уманской резне”. Разумеется, Польша протестовала, а Россия вынуждена была предпринимать репрессивные меры против запорожцев, которые тогда считались ее подданными.

Кроме Польши избыток своей энергии, не занятой никаким трудом, в поисках военной добычи, запорожцы направляли и против турок, почти непрерывна совершая набеги на ее территорию, вопреки прямым запрещениям русского правительства, находившегося в мире с Турцией, Как известно, непосредственным поводом для возникновения войны России с Турцией в 1768 г., было нападение и разграбление запорожцами города Голты.

Значительно изменился, в 18 веке, и состав Сечи, бывшей в 17 веке “школой рыцарства” и центром национально-освободительной борьбы, куда стремилась и молодежь лучших фамилий Украины-Руси и непреклонные идейные борцы за народ из старшего поколения. Молодежь высших классов и культурного слоя Правобережья была ополячена и окатоличена, а молодежь Левобережья и Слободщины быстро входила в общероссийскую жизнь и создавала карьеру в рядах общероссийской армии и администрации.

Цели, к которым стремилось население Украины-Руси в эпоху освободительной борьбы за освобождение от польско-туpецко-татарской агрессии, были, в основном, достигнуты, а потому и у старшего поколения не было причин стремиться в Запорожскую Сечь, как это было раньше.

Пополнение в Сечь теперь шло, главным образом, за счет беглых от крепостного режима и все меньше и меньше становилось среди запорожце хоть относительно образованных людей, способных занять командные должности. Сильно упала и, железная когда-то, дисциплина. Отдельные отряды запорожцев (“ватаги”) часто действовали на свой риск и страх, не только без одобрения Кошевого атамана, во вопреки его прямому запрещению. “Ватаги” эти проникали на турецкую территорию или польско-турецкую (южное Правобережье), грабили и вызывали неприятные для русского правительства объяснения.

Правда, во время продолжительных войн с Турцией, которые вела Россия в третьей четверти 18-го века, запорожцы неизменно принимали в них участие, действуя или в составе регулярной армии или, как партизаны; но, в мирные периоды, русское правительство, кроме неприятностей от них ничего не имело.

Ликвидация Сечи

Поэтому постепенно созрело решение Запорожскую Сечь ликвидировать, что и было приведено в исполнение.

5 июня 1774 г. русские войска, возвращаясь после победоносной войны с Турцией, окружили Сечь и предъявили требование расселиться и, или служить в армии, в так называемых “пикинерских” полках, или выбрать себе профессию, и стать земледельцами или ремесленниками-мещанами. После недолгого совещания запорожцы покорились, сдали оружие и сечевую казну, а укрепления Сечи, были, за ненадобностью срыты.

Так закончила свое, более чем 200-летнее существование Запорожская Сечь, которая сыграла, в свое время, огромную роль в борбе Украины-Руси с польской и татарско-турецкой агрессией.

Часть запорожцев образовала два “пикинерских” полка, вошедших в состав российской армии, часть расселилась и занялась мирным трудом, а часть (которым было не по душе ни первое, ни второе занятие) небольшими группами, под видом ухода на рыбные промыслы, пробралась на турецкую территорию и основала, около Очакова, новую Сечь. По российским источникам, этих новых сечевиков было ок. 4.000, по сепаратистическим утверждениям – до 7.000. (Зная социальную структуру Запорожья, надо полагать, что эти ушедшие, в основном, были “серома” (бедняки), не связанные никаким имуществом.

Узнавши об этом, Российское правительство, выселило на север и заточило в монастыри бывших вождей запорожцев: кошевого Кальнишевского, судью Головатого и писаря Глобу, т. к. не было в них уверено и опасалось, что и остальные запорожцы последуют за бежавшими в Турцию. Кальнишевский долго находился в Соловецком монастыре и умер там в 1803 г., 112 лет от роду. В ссылке, в северных монастырях, закончили свои дни и Глоба и Головатый.

Причина ссылки этих вождей Запорожья до сих пор остается невыясненой и, возможно, это было ошибкой правительства. Трудно предположить, чтобы, лично очень богатые люди: Кальнишевский, Головатый и Глоба, могли решиться на уход в Турцию, причем бы они теряли все свое имущество.

От Турции же Россия потребовала вернуть запорожцев, но ни турки, ни запорожцы на это не соглашались. Тогда Турция, не желая иметь этот беспокойный элемент вблизи русской границы, уступая желаниям России, приказала им перебраться на устья Дуная, признала их официально своими поддаными (1778 г.) и позволила основать Сечь и жить и промышлять свободно, а за это служить султану “пеше и конно”.

Распоряжением султана запорожцы не были довольны и среди них началось брожение. Одна часть двинулась в Россию и вступила во вновь сформированное в 1783 г. “Черноморское казачье войско”, которое, по поручению Потемкина, возглавили бывшие запорожские старшины: Антон Головатый, Захар (Харько) Чепига и другие, и собрали около 17.000 казаков.

Впоследствии эта войско, особенно отличившееся в войне России с Турцией в 1793 г. было переселено на устье Кубани и положило начало Кубанскому казачьему войску, существовавшему до революции 1917 г.

Вторая часть, получив разрешение Австрийского Императора, переселилась в Австро-Венгрию и осела на нижнем течении реки Тиссы. Эта группа (которая, по словам Грушевского, состояла из 8.000) задержалась в Австрии не долго и вскоре рассыпалась и разбрелась. Одни вернулись в Россию, другие направились в, назначенные султаном, для поселения места за Дунаем.

“Задунайская Сечь”

Третья часть исполняя повеление султана, переселилась в гирла Дуная и около города Дунайца основала Сечь, выгнавши живших там донских казаков “некрасовцев”, которые, в свое время, не желая подчиниться правительству, бежали из России.

“Задунайская Сечь” просуществовала до 1828 г. Жилось, казакам там, по словам Грушевского, хорошо, только “мучила совесть запорожцев, что приходится помогать бусурманам воевать против христиан”. Поэтому “Сечь Задунайская” постепенно таяла, благодаря уходу больших или меньших “ватаг” в Россию где их принимали, как своих.

Учитывая эти настроения запорожцев, тогдашний Кошевой, Осип Гладкий, когда в 1828 г. началась война с Турцией, решил вернуться с войсками на Родину.

Конец Задунайской Сечи

В составе турецкой армии, он выступил в поход против России, но вместо того, чтобы воевать против Российской армии, передался ей со всем войском и, в дальнейшей войне, запорожцы воевали уже на стороне России. После же войны, из бывших казаков “Задунайской Сечи” было сформировано “Азовское казачье войско” и поселено между Мариуполем и Бердянском, где и просуществовало до 1860 г. когда было переселено на Кубань и влилось в Кубанское казачье войско.

В ответ на переход Гладкого с войском на русскую сторону, турки уничтожили Задунайскую Сечь, упразднив войско и жестока расправились с не ушедшими с Гладким казаками.

Этой расправой турок с остатками запорожцев в 1829 г. и переселением ушедших в Россию казаков, на вольное житье на Кубань в 1860 г., история, ставшей анахронизмом, Запорожской Сечи и ее остатков заканчивается.

Как видно из всего сказанного, ликвидация Сечи была исторической необходимостью и логическим выводом из сложившейся политической обстановки. Совершенно естественно, что с исчезновением тех опасностей, для борьбы с которыми была создана Сечь, должна была исчезнуть и сама Сечь.

И, точно так, как поступило с Сечью российское правительство, поступило бы и всякое другое на его месте, в том числе и правительство Самостийной Украины. Пока Сечь была вне переделов Государства или на его рубежах и боролась с внешними врагами, еще можно, а, возможно, и нужно было терпеть этого, переменчивого полусоюзника, полуподданного. Но, когда Сечь оказалась внутри государственной территории, не имея даже внешних границ с врагами, терпеть дальше это своеобразное “государство в государстве”, не было никакой надобности.

Понимают это все, конечно, и сепаратистические историки, но объясняют события по своему, ибо всей своей “исторической наукой” они стремятся, не к установлению истины, а к созданию базы русско-украинской вражды и обоснования сепаратизма.

Поэтому, и ликвидацию Сечи они представляют, не как историческую необходимость, а как акт русской (великорусской) агрессии.

Грушевский “не понимает” причин ликвидации Сечи и видит “противорччия” мотивов, которыми объяснялась эта ликвидация. По его словам (Ил. Ист. Укр, стр. 463), с одной стороны, запорожцам ставилось в вину нежелание приобщить к сельско-хозяйственной культуре плодородные степи, которые, благодаря этому, пустовали; с другой, будто бы, они обвинялись, именно, в культивировании этих степей и создания своего сельского хозяйства, чем, по словам Грушевского “разрывали свою зависимость от российского государства, ибо могли прокормиться собственным хозяйством и быть независимым”. О подлиных же причинах, сделавших ликвидацию Сечи неизбежной (о них сказано выше), Грушевский, вообще не упоминает, по той простой причине, что этим бы был разбит один из пропагандных мифов о “разрушении Сечи, – акте русской агрессии.”

Дальнейшая судьба запорожцев

В описании дальнейшей судьбы запорожцев после ликвидации Сечи, сепаратистические “историки, уже не ограничиваются только намеками и умолчаниями, а прибегают к совершенно очевидному извращению фактов и данных, не считаясь даже с арифметикой.

Так, на стр. 464, своей “Иллюстрированной Истории Украины” (Киев, 1917 г.) Грушевский, описывая ликвидацию Сечи, говорит: “преобладающее большинство запорожцев не хотела делаться гречкосеями и решила пойти тем же путем, как после первого разрушения Сечи – под турком жить”. На следующей странице, он, это “большинство” определяет в 7.000 чел. Следовательно, оставшееся меньшинство было менее 7.000.

Еще страницей дальше (466), описывая раскол этого 7.000-го “большинства” и уход части его в Австрию, Грушевский говорит: “восемь тысяч запорожцев перешло туда”. А, еще одной страницей дальше, тот же Грушевский сообщает, что из оставшихся в России запорожцев, было сформированно “Черноморское казачье войска “численностю в 17.000”. Не нужно прибегать к карандашу, чтобы удостовериться в степени достовероности фактов и данных, приведенных сепаратитической “исторической наукой”.

В описании же событий не связанных с цифрами, “наука” эта оперирует еще свободнее и преподносит невзыскательному читателю “желаемое за бывшее”. Все же факты, опровергающие это “желаемое” – попросту замалчиваются.

Так, например, сообщая о факте возвращения в 1828 г. Задунайских казаков в Россию (вовсе замолчать его нельзя), Грушевский говорит, что кошевой Осип Гладкий перевел их на русскую сторону “обманом”, что значит, что казаки итти к русским не хотели. О, том же общеизвестном факте (его можно найти в любой истории войны 1828-29 гг. с Турцией), что эти “обманутые казаки” всю войну доблестно сражались в составе российской армии против турок, вообще не упоминает. Ибо упоминанием, опровергалось бы утверждение об “обмане”.

О дальнейшей судьбе этих “обманутых” казаков, Грушевский говорит, что из них было сформировано “Азовское казачье войско”, но о том, что это было сделано “в воздаяние за их доблестное участие в войне 1828 г.”, конечно, тоже ни слова.

Вышеизложенное сепаратистическое освещение вопроса ликвидации Сечи приводится в интересах читателя, желающего знать историческую правду, а не оставаться в заблуждении, в результате, сепаратистическо-шовинистической пропаганды, облеченной в форму “исторической науки”, которая так тесно переплетается с пропагандой, что не легко установить, где кончается наука, а где начинается пропаганда. Это переплетение пропаганды с наукой, к сожалению, является характерным для всех “Историй Украины”, авторами которых являются шовнисты-сепаратисты. Ведет же оно, благодаря извращению прошлого, к ошибочным установкам на будущее. Поэтому большим достижением в области исторической науки и установления исторической правды о Запорожьи, надо признать капитальный, обильно документированный, груд В. Голобуцкого “Запорожское казачество” (1957 г.), посвященный, главным образом, социальной структуре и взаимоотношениям Запорожья.

Бесчисленные, приводимые Голобуцким, документы неопровержимо, разбивают миф о “бесклассовом, равноправном братстве” запорожцев и являются неоспоримыми данными для составления точной картины существовавших между запорожцами взаимоотношениями.

Не имея возможности приводить здесь все документы, опровергающие миф о Запорожской Сечи, можно рекомендовать всем интересующимся структурой Запорожья, подробно ознакомиться с таковой в упомянутой книге В. Голобуцкого “Запорожское казачество”.