Как Екатерина восстановила Сечь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как Екатерина восстановила Сечь

О там, что Екатерина II в 1775 году сделала из Запорожской Сечи скирду гноя, знают все.

Катерино, вража мати, що ти наробила?

Край веселий, степ широкий та й занапастила, - пелось в известной народной песне.

Но тогда как же объяснить, что до самого 1917 года в составе русской армии воевали запорожцы? Причем самые настоящие, не опереточные - 1-й Запорожский Императрицы Екатерины Великой полк Кубанского казачьего войска. И воевали хорошо! Блестяще, прямо скажем, воевали! За взятие Карса им пожаловали серебряные георгиевские трубы. За отличие в Турецкую войну 1877-78 гг. - георгиевский штандарт. За покорение Западного Кавказа - специальные памятные знаки на папахи. Екатерина II числилась в полку «вечным шефом». Интересно, как все это согласуется с версией о чуть ли не животной ненависти матушки-царицы к чубатым степным рыцарям, которых она якобы только то и делала, что «розпинала»?

Кстати, ясно вижу эту картину, столь любезную нашим историкам-квазипатриотам: на кухне Зимнего дворца скучает императрица. За окошком гаснет унылый петербургский денек.

- Скука, Александр Васильевич, - жалуется Екатерина фельдмаршалу Суворову.

- Так точно, Ваше Величество! - рапортует молодец фельдмаршал.

- А не распять ли нам запорожца? - вдруг оживляется Екатерина. - Не занапастить ли шельмеца?

- Обязательно занапастить! - веселеет герой Измаила, - А лучше сразу двух, чтобы им в одиночку не скучать!

Естественно, все это фантасмагория. А на самом деле было так.

Уже через год после роспуска Запорожской Сечи Григорий Потемкин, только что назначенный Новороссийским генерал-губернатором, почувствовал, что без казачков как-то скучновато. По осенней степи гулял ветер, играя сухой травой, как чуприной на мертвой казацкой голове, а в воздухе неумолимо пахло новой войной с турками, хотя предыдущая закончилась всего два года назад.

Как пьянел тогда вернувшийся из победоносной армии молодой генерал от должности вице-президента Военной коллегии! И как, играя вельможу, опрометчиво осек своего давнего знакомца, запорожского депутата Антона Головатого: «Не можно вам оставаться. Вы крепко расшалились и ни в коем виде не можете уже приносить пользы!»

Валы Сечи срыли. Запорожцы разбрелись по плавням тягать карасей. Но уже 31 октября 1776 года Потемкин вынужден был подать царице доклад о том, что южная граница империи стоит нараспашку, как ворота трактира, а для защиты ее нужно срочно формировать гусарские полки из тех казаков, что еще остались рыбачить на старых местах. Но только те не хотели идти в гусары! Они любили свободу - им не нравились тесные гусарские штаны! И тогда Потемкин вспомнил о Голова-том. К счастью, тот был жив, хотя после погрома Сечи едва не застрелился.

Вместе с еще одним депутатом - Сидором Белым - уволенные в отставку и лишившиеся смысла жизни, они встали на проезжей дороге и порешили, прочтя молитву, пальнуть друг в друга при слове «аминь». Вскоре весельчак Головатый уже рассказывал эту историю в виде анекдота: «При слове «избави нас от лукавого» я остановился, опустил пистолеты, обратясь к Белому, спросил:

- А знаешь що, батьку?

- Що?

- Вот мы постреляемся?

- Атож!

- И нас тут найдут мертвых?

- Эге!

- И скажут: «Вот два дурня, запорожцы, напились мертвецки и пострелялись, сами не зная, чего».

- Так що робыты?

- Цур ему стреляться! Поедем дальше!

- Справди, цур ему!

Попросив у Бога прощения, старшины приложились к дорожной баклажке и со словами: «Что будет, то и будет!» пустились в путь.

А уже б апреля 1784 года Потемкин добыл разрешение императрицы обновить Войско Запорожское «на манер Донского», а Сидора Белого отправил на Дунай к тем казакам, что перешли на турецкую сторону. Но задунайцы не захотели возвращаться, требуя восстановления всех вольностей и клейнодов.

Наконец сечевой строй был обновлен. Белого избрали кошевым атаманом. Головатого - судьей. А 27 февраля 1788 года Суворов прислал «Верного Запорожского войска Атаману кошевому Белому» пожалованные царицей клейноды - знамя с синим крестом, бунчук и булаву. В том же году вспыхнула война с турками, в которой запорожцы воевали так, как, может быть, никогда раньше.

Именно они ночным штурмом овладели Хаджибеем на месте, где нынешняя Одесса. Лихой атакой захватили остров Березань. А под Измаилом, высадившись со стороны Дуная, ворвались в крепость в самом неожиданном месте.

Тогда же войско получило новое название - Черноморское. А Потемкину достался диковинные титул «Великого гетмана казацких войск Екатеринославских и Черноморских». Он и умер в степи на руках у черноморцев из своего конвоя. Смерть эта страшно опечалила казаков - неожиданно они лишились того, кто из врага превратился в их надежнейшего «лоббиста».

Головатому пришлось снова собираться в Петербург - хлопотать о переселении войска на Кубань, где можно было жить в предельной воле. Щедро сыпя добытыми на войне червонцами и обновляя полезные знакомства, депутаты нашли самый короткий путь в царский дворец - петербургские гостиные кишели земляками, оккупировавшими все самые вкусные бюрократические места.

С одинаковой легкостью носивший европейский камзол и казацкий кунтуш Головатый вырядился на прием к императрице истинным запорожцем и даже захватил с собой бандуру. А в самый ответственный момент растрогал своим пением Екатерину чуть ли не до слез:

Встань, батьку, великий гетьмане;

Милостивый великий пане,

Встань, Грицьку, промов за нас слово,

Проси цариці - все буде готово.

Лаконичный камер-фурьерский журнал, фиксировавший все придворные события, не уточняет, захотелось ли Екатерине, чтобы князь Потемкин восстал из праха и тут же повалил ее на постель, как это случалось в прошлые времена, но «основной инстинкт» императрицы был приятно потревожен воспоминаниями. Всплакнув о безвременно почившем Гришеньке, Екатерина II подмахнула соответствующий указ. Бумага, выданная на руки Головатому, торжественно гласила:

«Войско козачье Черноморское, собранное покойным генерал-фельдмаршалом князем Потемкиным-Таврическим из верных Козаков бывшей Сечи Запорожской, в течение последней нашей с Портой Оттаманской войны многими мужественными на суше и водах подвигами оказало опыты ревностного к службе нашей усердия и отличной храбрости.

В воздаяние таковых сего войска заслуг Всемилостивейше пожаловали мы оному в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагорию с землею между рекою Кубани и Азовского моря».

За новым войском закреплялись старинные привилегии самоуправления. Губернатору Таврии поручалось освободить всех оказавшихся в крепостном состоянии запорожцев и разрешить им присоединиться к черноморцам Головатого. Для переселения выделялось 30 тысяч рублей, провиант и «всевозможные вспоможения».

Так было положено начало Кубанскому казачеству, существующему до сих пор. Головатый же, радуясь окончанию семнадцатилетней одиссеи, сложил песню, начинавшуюся словами: «Годі нам журитися, пора й перестати!»

О том, что раздумал стреляться, он никогда не жалел.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.