Одиночество России

Одиночество России

Миротворец (миф об агрессивности)

Николай Миролюбец. И такое название могло быть у этой книги. В эпоху от Петра I до Александра I для петербургской империи характерна наступательная политика на европейском направлении. При ученическом восприятии западных технических и культурных достижений, Россия фактически навязывала себя в роли европейской державы — на уровне «Смотрите, кто пришёл». Это нередко вело к участию в европейской политике, совершенно непрагматичному, не обусловленному российскими национальными интересами.

Даже возвращение западно-русских земель обернулось угодничеством по отношению к польским колонизаторам, рассматриваемым как представители цивилизованной Европы. По сути, вору оставили мешок с награбленным.

Император Николай I определенно ставит точку на внешней политике в стиле наивного западничества.

Многое в его внешнеполитических действиях определялось исторической травмой 1812 года, когда четырнадцать европейских наций во главе с Наполеоном прошли по России, оставляя за собой отнюдь не достижения прогресса, а дымящиеся развалины и горы трупов (погибло около полумиллиона русских).

Исходя из принципов международного права, Николай I поддерживал большой европейский мир, наступивший после четвертьвековой вакханалии революционных и наполеоновских войн. После двадцати пяти лет революционного и военного террора, порожденного французской буржуазной революцией, российский император последовательно выступал в поддержку законности и порядка, легитимного порядка передачи власти в европейских странах. И, в первую очередь, он старался поддерживать мир невоенными средствами.

Это фундаментальное «лишь бы не было войны» было главной причиной того, что Николай I не любил буржуазные революции. Своей «контрреволюционностью» он и вызвал тот бесконечный поток грязной жижи, который лили и льют на него «буревестники». Но, в отличие от пустоголовых «буревестников», император знал, что любая континентальная война самую кровавую дань наложит именно на Россию.

Теми немногими причинами, которые могли вынудить императора на использование вооруженных сил, это были прямая агрессия против России, нарушение фундаментальных прав близких народов на жизнь и веру, вооруженный мятеж, имеющий антироссийскую направленность.

Но ни западе, ни на востоке Николай I не ставил целью захват земель у других государств.

«Меня очень мало знают,  — сказал российский император де Кюстину,  — когда упрекают в моем честолюбии; не имея малейшего желания расширять нашу территорию, я хотел бы еще больше сплотить вокруг себя народы всей России. И лишь исключительно над нищетою и варварством я хотел бы одержать победы: улучшать жизненные условия русских гораздо достойнее, чем расширяться».

Его победоносные армии проходили через Болгарию, Анатолию, Персию, Молдавию, Валахию, Галицию, Трансильванию, Венгрию, были у стен Константинополя, в глубине Малой Азии и Персии, в черноморских Проливах. Но он забрал у других государств лишь несколько приграничных крепостей и несколько полосок земли для обеспечения безопасности мирных российских жителей — всего около 500 кв. миль.

Много сил николаевской империи было потрачено на то, чтобы закрыть цивилизационную дыру, зияющую на Кавказе и мешающую развитию всех соседних регионов. То, что выдавалось и выдается лицемерными свободолюбцами за «агрессию царизма» было сложным процессом, сочетающим военные и мирные средства, направленным на то, чтобы превратить зону раннефеодального варварства в мирный край, занимающийся созидательным трудом. После воцарения порядка и мира, на Кавказе и вокруг него возникнут мощные экономические районы — локомотивы хозяйственного роста всей страны: нефтяные и каменноугольные разработки, хлебные житницы, крупные порты.