ГЛАВА ШЕСТАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Но все это будет позже, а пока Гитлер переживал очередное поражение. Майские выборы 1928 года в рейхстаг принесли большой успех рабочим партиям, тогда как правые и умеренные понесли заметные потери. Не добавило радости Гитлеру и то, что рейхсканцлером стал председатель СДПГ Г. Мюллер.

Эти выборы лишний раз показали Гитлеру, что его партия пользовалась далеко не такой широкой популярностью, как это могло показаться во время парадов штурмовиков, на которые собирались тысячи зевак. Нацисты получили 807 тысяч голосов и всего 38 мест во всех германских парламентах, то есть почти втрое меньше, чем в 1924 году. Из всех своих депутатов Гитлер мог в известной мере доверять только майору Буху и вернувшемуся из-за границы Герингу, на которого Гитлеру пришлось потратить огромную сумму. Так «верный Герман» вместе с Розенбергом, которого он терпеть не мог, вошел в ближайшее окружение фюрера.

Гитлер прекрасно знал, что Геринг был отнюдь не тем, кто горел на работе, но держал бывшего воздушного аса из-за его широких связей с теми, кого называли емким словом «общественность» (в том числе и с еврейской).

Неутешительные итоги майских выборов заставили Гитлера задуматься. Влияние его партии падало, доказательством чего явилось данное Гитлеру разрешение на публичные выступления в Пруссии. Да, он мог обмануть кого угодно, но только не саму жизнь. Брожение в партии нарастало, и многие рядовые и нерядовые партийцы заговорили о том, что в провале партии виновата ее новая тактика. Эти люди все еще помнили о тех славных временах, когда все решали винтовки и гранаты и видели в переходе на мирные рельсы слабость партии, а значит, и самого Гитлера. Они жаждали реванша, а их тянули назад в «парламентское болото» и бесконечную говорильню. Не замедлил высказаться на этот счет и Грегор Штрассер, который заявил, что партия нуждается в пересмотре методов своей работы.

Вместо очередного партийного съезда опасавшийся открытого бунта Гитлер созвал «конференцию вождей». Но и она не спасла положения, и пламенная речь Гитлера (а говорил он в основном о послушании и дисциплине) не произвела особого впечатления на «вождей».

Другое дело, что высказаться против никто не посмел, за исключением руководителя окружной организации Тюрингии Артура Динтера, который вдруг ни с того ни с сего предложил учредить сенат. И хотя «сенаторов» должен был назначать сам Гитлер, он наотрез отказался от этой сумасбродной идеи. В один прекрасный день сенаторы совершенно спокойно могли избрать другого председателя.

Что же касается смельчака Динтера, то Гитлер давно уже косо посматривал на него. Вместо того чтобы отдавать все свои силы партийному строительству, этот чудак изобрел новое религиозное учение, названное им «духовным христианством». Мало того, что он выдумал эту ересь, так еще и пытался воспитывать подчиненных в духе своей философии, чем и подписал себе приговор.

— Я, — обрушив на несчастного философа целый град насмешек, жестко заявил Гитлер, — не потерплю в партии людей, желающих сделать ее ареной религиозно-философских споров. Мне важно, чтобы наша партия, напротив, засыпала пропасть, разделяющую наш народ. Она должна сплотить и католиков, и протестантов!

Столь грозное предупреждение подействовало, и «вожди» высказались как против сената, так и динтеровского богоискательства. Что же касается самого Динтера, то уже через несколько дней он был снят со своего поста, а затем и исключен из партии.

Гитлер призвал собравшихся уделить особое внимание работе в сельской местности и пересмотреть границы округов, на которые он собирался поделить партию. Сельский электорат был сильно рассеян территориально, и, чтобы вести круглый год предвыборную кампанию, требовалось куда больше усилий, нежели в городах. Заложив основы тактики на ближайшее время, Гитлер предоставил Шварцу и Штрассеру дорабатывать новый курс, а сам на несколько недель уехал с состоятельными друзьями Брукманами отдыхать.

* * *

1 октября 1928 года партия была поделена на двадцать пять окружных организаций в соответствии с избирательными округами при выборах в рейхстаг. В Баварии Гитлер объединил все областные организации в один союз, который сам же и возглавил. Но главным во всей этой эпопее явилась ликвидация рурской партийной организации, которая была одним из самых надежных оплотов Грегора Штрассера. Что касается самого Грегора и особенно его брата Отто, то они чуть ли не каждый день выступали с новыми идеями, которые нагнетали и без того напряженную обстановку в партии. Особенно Гитлеру доставалось за то, что у него и по сей день не было четкого плана прихода партии к власти.

Да и какой у него мог быть план? Радикальные партии находят отклик среди масс только тогда, когда этим самым массам становится плохо. В Германии второй половины 20-х годов никакой революционной ситуации не было и в помине, экономика работала довольно исправно, инфляции шла на спад, безработица постепенно исчезала. Ни Гитлер, ни кто другой уже не могли привлечь к себе большее внимание, нежели то, какое они тогда заслуживали.

Не имея никакой возможности прорваться в большую политику, Гитлер продолжал выяснение отношений с Пфеффером. Главный начальник штурмовых отрядов начинал утомлять Гитлера бесконечной игрой в солдатики. Как в свое время и Рем, он собирался создать под видом штурмовых отрядов все тот же «черный рейхсвер» на службе у государства, несмотря на то, что сам Гитлер постоянно говорил о невоенной ориентации штурмовых отрядов и с презрением относился ко всем без исключения государственным институтам Веймарской республики.

— У национал-социалиста, — говорил он, — нет ни малейшего повода палец о палец ударить для нынешнего государства. Мы должны отдавать свои силы только борьбе за новую империю. Как наши ораторы борются только за эту империю, так и наш штурмовик должен защищать только нашу пропаганду и сознавать себя пропагандистом грядущего государства.

Конечно, Гитлер давно бы избавился от надоевшего ему Пфеффера, однако замену ему было найти не так-то легко. Главным начальником СА мог стать человек, который не только обладал бы авторитетом у штурмовиков, но и был предан Гитлеру. Таким человеком был только Рем, но он отказался от вновь оказанного ему высокого доверия и отправился искать счастья в качестве военного инструктора в далекую Боливию.

* * *

В августе 1929 года Гитлер провел съезд партии в Нюрнберге, который стал самым представительным из всех проведенных ранее. Со всех концов страны в Нюрнберг приехали в тридцати специально заказанных поездах 20000 членов партии и сочувствующих.

Съезд открылся парадом, на котором 60 тысяч штурмовиков на протяжении целых трех часов маршировали перед своим фюрером и его ближайшим окружением. На самом деле это была самая обыкновенная демонстрация силы.

И все же партия была далеко не так четко и ясно организована, как это выглядело на бумаге и в резолюциях. Еще в январе 1929 года Гитлер созвал новую конференцию, на которой была определена роль гауляйтеров и утверждена вертикальная структура партийной иерархии, в которой каждый нижний уровень был подчинен вышестоящему. Но положения это не спасало, и слабость всей системы заключалась прежде всего в ее зависимости от одного человека. А так как у Гитлера не было никакого желания постоянно сидеть в офисе, улаживать бесконечные партийные дрязги и отвечать на письма, дело стопорилось на самом верху. Воз сдвинулся с места лишь после того, как Гитлер обрел доверенное лицо в своем секретаре Рудольфе Гессе, который демонстрировал своему вождю прямо-таки религиозную преданность. Гесс из кожи вон лез, заставляя до изнеможения работать других, но и этого было мало. Подавляющее большинство немцев оставались совершенно равнодушными к Гитлеру и его движению.

Как это чаще всего и бывает, помощь пришла оттуда, откуда ее никто не ждал — из Гааги, где в августе 1929 года был утвержден план Юнга, названный так по имени американского банкира О. Юнга. План устанавливал окончательный размер немецких репараций в сумме 113,9 миллиарда марок. Иностранный контроль за структурой германской экономики отменялся, а Франция обязывалась полностью вывести свои войска из Рейнской области к середине 1930 года.

Правые встретили план Юнга в штыки; особенно усердствовал в своем негодовании Альфред Гугенберг. Амбициозный король прессы, создавший целую империю средств массовой информации, задался целью уничтожить «социалистическую республику». Гугенберг заинтересовался Гитлером еще в 1928 году, когда возглавил Немецкую национальную партию. Как и нацисты, эта партия имела свою частную армию «Стальной шлем» во главе с Францем Зельдте. Гитлеру в то время и не снились его будущие успехи на выборах, и тем не менее Гугенберг уже тогда хотел сойтись поближе с лидером нацистов. И невольно возникает вопрос: зачем надо было мультимиллионеру и лидеру партии, которая имела 73 депутата, искать встречи в общем-то с заштатным фюрером? Точно так же, как уже очень скоро с ним будут искать встреч очень многие капитаны германской промышленности и банковского дела. В связи с этим нельзя не вспомнить весьма интересный эпизод, связанный с Рудольфом Гессом, который в течение всего 1929 года собирал деньги у промышленников по всей Германии. На очередной встрече в Гамбурге он, к удивлению толстосумов, вытащил из портфеля целую кипу фотографий и разложил их на две части. В одной были снимки с демонстрациями трудящихся, в другой — отряды СА.

— Вот здесь, господа, — указал Гесс на трудящихся, — силы разрушения, которые угрожают уничтожить ваши конторы, фабрики, все ваше богатство. Я показал вам также, как создается власть порядка. Мы фанатично стремимся искоренить дух бунта. К сожалению, одного стремления мало, необходимы еще материальные предпосылки. СА — бедна, нацисты — бедны, вся организация бедна. Откуда придут сапоги, форма, флаги, барабаны — словом, все снаряжение, необходимое для сегодняшнего политического стиля, если нет денег? Их должны дать те, кто ими владеет, чтобы в конце концов не потерять того, чем они владеют…

Слова и особенно снимки подействовали. «Господа» собственными глазами видели выступления красных в 1918 и 1919 годах и хорошо знали, чем они им грозили. Да и на Востоке лежала покоренная большевиками Россия, которые спали и видели, как бы им экспортировать свою страшную революцию в Германию. Ну а то, во что на самом деле превратилась эта сама социалистическая революция, им тоже было прекрасно известно. Потому предложенная им формула — «мы даем вам власть порядка, а вы нам деньги, а затем и посты в кабинете министров, а затем и абсолютную власть» — заслуживала самого пристального внимания. И что бы там ни говорили о Гитлере, но лишь у него в руках имелась не только довольно мощная политическая организация, но и самая настоящая армия СА, которая в любой момент была готова броситься на расправу с красными, белыми или зелеными.

Была и еще одна причина, по которой Гугенберг «снизошел» до Гитлера и пригласил его принять участие в совместном крестовом походе против социалистических жидов. Его партия переживала не лучшие времена, у него не было опоры в массах и таких ораторов, как Гитлер, Грегор Штрассер и Геббельс.

На переговоры с Гугенбергом Гитлер отправился без ведома даже самых близких людей. В партии хватало не переболевших социализмом, и он не хотел, чтобы раньше времени заговорили о том, что он пошел на сотрудничество с заклятым врагом профсоюзов и правительственных реформ. Выслушав Гугенберга, Гитлер не стал изображать великую радость и весьма сдержанно отреагировал на сделанное ему предложение бороться за новую Германию. Соглашаться сразу было несолидно, и он хотел набить себе цену.

— Ну так как, — нарушил затянувшееся молчание несколько озадаченный странным поведением своего обычно импульсивного собеседника Гугенберг, — вы согласны?

— Да, — кивнул Гитлер, — но только на некоторых условиях…

— Я слушаю вас!

— Полная независимость в ведении кампании и передача мне значительной доли выделенной на нее денег…

Ожидавший большего Гугенберг недоуменно пожал плечами: о чем, мол, речь.

— И еще одно, — продолжал ликовавший в душе Гитлер.

Гугенберг вопросительно поднял брови.

— Я хотел бы назначить своим представителем в объединенном финансовом комитете Грегора Штрассера…

Так Гитлер решил обезопасить себя, сделав своим представителем заклятого врага капиталистов, и теперь уже никто не мог обвинить его в сделке с толстосумами.

— Это тот, который социалист? — недобро усмехнулся Гугенберг.

— Пусть это вас не пугает, — небрежно махнул рукой Гитлер, — Штрассер еще и националист… Да и неплохо, если правительство будет критиковать такой известный социалист…

— Ну что же, — кивнул Гугенберг, — у меня нет возражений!

Договорившись с Гугенбергом, Гитлер вступил в яростную полемику с многими видными нацистами. Как он и предвидел, они не одобрили его сделку с отъявленным реакционером. Однако Гитлер сумел переломить общее настроение, заявив, что такой возможности у них может уже не быть никогда.

— Как вы не понимаете, — говорил он, — что значит для нас союз с таким мощным союзником, как Гугенберг! Тем более сейчас, когда вся Германия бурлит из-за плана Юнга! С его помощью мы взбудоражим всех честных немцев и заставим их еще больше ненавидеть эту чертову республику!

Гитлер все рассчитал правильно. План Юнга многие немцы восприняли как очередное унижение нации, и он мог стать для него своеобразным катализатором для раздувания ненависти, накопившейся у немцев из-за поражения в 1918 году, потери территорий и пресловутой статьи 231, возлагавшей всю ответственность за войну на Германию, на чем и основывалось требование репарационных платежей.

После договора с Гугенбергом Гитлер снова воспрянул духом. «Германская народная инициатива против плана Юнга и против легенды об ответственности Германии за войну» была, по сути, протестом магнатов германской промышленности против внешней политики Штрезермана. И оказавшийся на самом переднем крае этой борьбы Гитлер получил уникальную возможность сблизиться со многими сильными мира сего. Одним из них стал горячий поклонник фюрера Эмиль Кирдорф, в распоряжении которого имелись огромные денежные фонды, предназначенные для политических целей.

Гитлер всегда издевался над своими политическими партиями за их неспособность привлечь на свою сторону массы, и теперь с великим знанием дела показывал им, как это делается, причем в таких масштабах, какие не снились и ему самому. Благо денег хватало на все.

Все его речи, а говорил он много, как и речи других нацистских лидеров, мгновенно публиковались на страницах гугенберговских изданий и постоянно находились в центре внимания. Гугенберг постарался на славу, и за считанные недели Гитлер стал для миллионов немцев, до этого ничего не слыхавших о нем, близкой и, что самое главное, понятной фигурой. Благодаря Гугенбергу Гитлер не только сблизился с другими правыми националистическими группировками, но и познакомился со многими промышленниками, которые стояли за националистами.

С помощью вошедшего во вкус Штрассера Гитлер буквально черпал деньги из практически бездонных фондов Немецкой национальной партии на ведение пропагандистской националистической кампании. Не забывал он и самого себя. За 3 тысячи марок он приобрел «Дом Вахенфельд», а чтобы избежать огласки, записал в земельном кадастре собственницей «Берхофа», как он теперь стал называться, свою сестру Ангелу. Сам же, судя по его объяснениям в финансовом ведомстве, проводил там время только в качестве гостя.

Еще через месяц Гитлер приобрел великолепную квартиру из девяти комнат на Принцрегентплац, и товарищи по партии понимающе качали головами. Все правильно, фюреру уже 40 лет, и лидер их партии должен иметь свой дом, прислугу и личного шофера. Другое дело, что тех 15 тысяч марок, которые составляли его официальный ежегодный доход, было явно недостаточно для покупки роскошной мебели и картин известных мастеров. И мало кто из его ближайшего окружения сомневался в том, что их «неподкупный» вождь черпал свои богатства из какого-то таинственного и бездонного источника.

Они не ошибались. Как известно, денег никогда не бывает много, Гитлер постоянно выискивал любые возможности заработать, и вместе с Гугенбергом владельцем этих самых невидимых миру закромов стал, возможно, самый богатый человек Германии тех времен — тот самый Фриц фон Тиссен, который после падения Гитлера напишет сенсационную по тем временам книгу «Я платил Гитлеру».

Сын деревенского богатея, сумевшего основать целую индустриальную империю, Фриц фон Тиссен в молодости вел беззаботную жизнь самого настоящего повесы. И даже после смерти отца, когда он стал председателем наблюдательного совета металлургического концерна «Ферайнигте штальверке», он не интересовался делом. Его привлекали религия и философия.

Сочувствовал ли он нацистам? Скорее да, чем нет, и когда в 1928 году Гесс обратился к нему с просьбой дать денег на покупку роскошного особняка «Бардов» на Бреннерштрассе, в котором собирались устроить общегерманский партийный центр, получивший название Коричневого дома, он под свое поручительство устроил нацистам кредит от роттердамского банка в 250 тысяч марок. Посвященные в эту аферу люди утверждали, что денег было ровно на миллион больше, и после разрыва с Гитлером Тиссен признается, что в счет предоставленного им кредита было возвращено всего 150 тысяч марок, а остальные деньги пришлось выплатить ему самому.

Получив столь огромную сумму, Гитлер вместе с профессором Паулем Людвигом принялся за разработку интерьера здания. Денег не жалели, и после окончания работ один из близких к Гитлеру людей воскликнул: «Если бы Гитлер не водрузил на крыше флаг со свастикой, я принял бы это здание за дворец кардинальской курии или за городской дом еврейского финансового воротилы».

После окончания строительства Гитлер сделал широкий жест и отказался от предложенного ему Шварцем гонорара за архитектурные работы. Но никого этот жест не обманул. Всем было известно, что работавшие в Коричневом доме рабочие и специалисты клали безналоговые премии в его карман. Что же касается проникнувшегося симпатией к Гитлеру фон Тиссена, то он продолжил знакомство с ним и, каждый раз приезжая в Мюнхен, приглашал фюрера отужинать с ним в самых роскошных ресторанах города. Он уже попал под его гипнотическое воздействие, и ему нравилось говорить с Гитлером не только о политике, но и об искусстве, знатоком которого он был.

Приблизительно в то же самое время фон Тиссен познакомился с Герингом, который проживал после своей шведской эмиграции в Берлине. Как и многие знакомые фон Тиссена, Геринг умело пользовался расположением к нему промышленника и постоянно получал от него крупные суммы на нужды партии. Но львиную долю оставлял себе. Не отставал от своего верного паладина и сам Гитлер, который уже во время второго свидания с промышленником без особого стеснения завел речь о своем бедственном положении.

— Я не знаю, что делать! — артистически воздев руки к небу, пожаловался он фон Тиссену. — Да и где мне взять столько денег?! Я весь в долгах, а ведь мне еще приходится платить из личных скромных средств секретарю, шоферу и телохранителю! Хоть бросай все и уходи!

Исповедь великого игрока тронула фон Тиссена, и, приняв ее за чистую монету, он предложил погасить все его долги и пообещал давать ему нужные деньги и впредь. Что же касается партийного центра, то… пусть он строит в самом престижном районе Мюнхена то, что считает нужным. Фон Тиссен оплатит!

— И не беспокойтесь вы так о ваших личных сотрудниках, — подвел итог разговору фон Тиссен, — я возьму оплату их жалованья на себя.

Гитлер едва заметно улыбнулся, но от возгласа «О святая простота!» удержался. Более того, он даже отказался принять столь щедрый подарок от своего нового приятеля. Да и как он мог это сделать? Стоит только газетам пронюхать о том, что лидер политической партии получает деньги от видного промышленника, как на его карьере можно будет поставить крест. Его противники, а их у него хватает, раздуют самый настоящий скандал.

Теперь пришла очередь иронически улыбнуться фон Тиссену. Неужели этот прожженный политик полагал, что он будет перечислять ему деньги на виду у всей страны? Сейчас он поучит его уму-разуму. И фон Тиссен «поучил»: не будет никаких банковских счетов. Не будет вообще ничего — ни расписок, ни бухгалтерских счетов, ни свидетелей. Будут только деньги!

— А обо мне не беспокойтесь, — дружески дотронулся он до лацкана пиджака Гитлера, — я знаю, как и что делать… Вы для меня человек, который хочет объединить Германию, сделать ее сильной и раз и навсегда покончить с красной заразой. Я не смею давать вам какие-либо советы, а помогать вам в вашем благородном деле считаю своей святой обязанностью…

Торжествующий в душе Гитлер со слезами на глазах пожал руку новому приятелю. Дело было сделано, и отныне у него уже не будет болеть голова из-за вечной нехватки денег. Ни для себя, ни для партии…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.