Второй тур реформ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Второй тур реформ

…Выработанный М. Сперанским план отличается необыкновенной стройностью, точностью, последовательным проведением принятых начал. Но этот план оказался таким высоким, что ни государь, ни автор никак не могли его приблизить к уровню действительных потребностей и средств русской жизни.

В. Ключевский

Через сто лет после того, как Василий Ключевский оценил план реформ, подготовленный Михаилом Сперанским, как нереальную мечту, американский историк Марк Раев высказал иное мнение. «То, что обычно называют проектами и планами «конституционных» реформ, «конституционализмом» Александра (это название дано его современниками) было, - пишет Марк Раев, - просто попыткой упорядочить администрацию, придать ей дельную структуру и повысить ее эффективность. При Александре I (да и при его наследниках) до достижения этой цели было далеко. Тем не менее, были заложены основы цельной, устойчивой и относительно эффективной системы, прочность которой была подтверждена ее способностью выжить почти без перемен до революционных волнений начала XX века»38.

Парадоксальное различие в оценках реформ Сперанского, данных русским историком в конце XIX в. и американским в конце XX в., объясняется различным отношением к темпам изменений, в которых нуждалась Россия. Василий Ключевский торопился. Марк Раев, свидетель и исследователь последствий революций 1917 г., видит пользу постепенных перемен.

Тильзитская мирная передышка позволила Александру вернуться к прерванному войнами с Наполеоном процессу реформ. На этот раз ближайшим советником был выбран Михаил Сперанский (1772-1839), сын попа, воспитанник духовной семинарии, совершенно не похожий своим происхождением на друзей императора из Негласного комитета, не уступавший им образованием, превосходивший талантами государственного деятеля. На посту руководителя департамента министерства внутренних дел, которым управлял граф Кочубей, Сперанский подготовил важнейшие законы первых лет царствования Александра. Личное знакомство с императором произошло в 1808 г. Отправляясь в Эрфурт на свидание с Наполеоном, Александр взял с собой Сперанского. Отлично знавший французский язык, новый советник императора пристально изучал французскую административную систему. В ответ на вопрос Александра, как ему понравилась заграница по сравнению с Россией, Сперанский будто бы ответил: здесь установления, а у нас люди лучше.

Назначенный по возвращении из Эрфурта товарищем министра юстиции Михаил Сперанский приступил при полной поддержке императора к составлению проекта государственных преобразований, который, по словам историка-марксиста Милицы Нечкиной, был «планом буржуазного преобразования государственного строя России и шел навстречу промышленно-капиталистическому развитию». Планы и размышления Михаила Сперанского приобрели неожиданную актуальность в последнее десятилетие XX в., когда Россия снова осознала необходимость реформы государственных структур, решения старых вопросов, которые, как неожиданно выяснилось, все еще ждали ответов.

В конце XIX в. Василий Ключевский, анализируя проект Сперанского, оговаривался: «Прежде всего, надо заметить, что мы не знаем проекта в его подлинном и цельном виде: о нем можно судить по извлечениям, какие сделаны были из него одним современником»39. Бумаги Михаила Сперанского были полностью опубликованы только в 1961 г.40. Их содержание позволило Натану Эйдельману написать в разгар увлечения «перестройкой» Горбачева: «Сперанский знал, чего хотел, его планы не были утопичны, это был интереснейший проект «революции сверху»41.

Проект реформ, представленный императору, состоял из двух основных частей: критики государственной системы России и плана исправления недостатков.

Критика положения в стране после первого тура реформ, Тильзитского мира, результата двух несчастных войн, стала модой в близких царю кругах. Большое впечатление при дворе произвело своей смелостью письмо адмирала Семена Мордвинова (1754- 1845) императору. «Один из самых значительных представителей либерализма в России»42, поклонник английских учреждений, знаток Адама Смита и Джереми Бентама, соратник Сперанского, для которого он разработал новую систему финансов, Николай Мордвинов представил Александру «ужасную картину всеобщего расстройства в государстве». Картина, действительно, непривлекательная: «…моровая язва, приближающаяся к нашим границам… возмущение народа в Астрахани, прекращение внешней и внутренней торговли… непослушание уральских народов, явное неповиновение работников на железных заводах в Перми; крестьяне… ожидают лишь первого знака к возмущению, жиды, притесненные в гражданском их существовании без всякой основательной причины и побуждаемые внешним влиянием, готовые все предпринять против правительства, которое с ними одними нарушает правило терпимости веры, в коем оно дало пример другим нациям, польские крестьяне и их господа, ободренные прилипчивым примером вольности, дарованной смежным соотечественникам, крымские татары, упоенные фанатизмом, готовые соединиться с турками; необыкновенная дороговизна в столицах, голод в пограничных губерниях, недостаток рук и скота, похищенных от земледелия рекрутскими наборами и милицией, и от севера до юга во всех губерниях все классы подданных, дворяне, духовные, купцы и земледельцы, движимые одинаковым чувством отчаяния и возмущения…».

Адмирал Мордвинов пишет императору о конкретных проявлениях болезни, разъедающей тело государства: «Армия потеряла прежний дух свой, огорченная потерей бесполезно пролитой крови, без опытного начальника… Департамент иностранных дел обнаружился миром, теперь обнародованным, но, имея хотя то одно достоинство, что будучи управляем иностранцем, который оставил по крайне мере Отечеству утешение, что не имя русского покрыто будет вечным посрамлением. Духовенство навлекло на себя презрение народное ненавистью и ругательством, которых правительство от него требовало, чтобы оно произносило против врага Отечества, и отринутое самим правительством».

Николай Мордвинов смело критикует государя: армия не имела опытного начальника, ибо царь сам решил командовать, Тильзитский мир подписал «иностранец» барон Будберг, но решение вступить в союз с Францией мог принять только император. И это он, после того как церковь прокляла - по указаниям правительства - Бонапарта, заключил договор о мире, дружбе и союзе. В качестве рецепта автор письма предлагает государю: «Положитесь более всего на дворянство, на сию твердую подпору государства…»43

Не менее критичен в своей «Записке» Николай Карамзин, сформулировавший модель российского воровства и беззакония: «Везде грабят и кто наказан?»44.

Михаил Сперанский обращает внимание на основное. Он начинает с определения: «Если права государственной власти неограниченны, если силы государственные соединены в державной власти, настолько соединены внутри государственной власти, что никаких прав не оставляют подданным, такое государство живет в рабстве, а правление его деспотическое». Оглядываясь на прошлое, отмечая, что со времен Алексея Михайловича Россия идет к свободе, Сперанский указывает на постоянные колебания - с Петра I - государственной политики. При Екатерине II, например, власть хотела пользоваться всеми преимуществами деспотизма, сочетая его со славой философских идеалов. Можно сказать, констатирует автор проекта реформ, что наши законы написаны в Афинах или в Англии, а наша система управления заимствована у Турции.

В России есть система гражданских законов, но она ничем не обеспечена, ибо, как выражается Сперанский, скрижали этих законов могут каждый день разбиться о камень абсолютной власти. Это главное: абсолютная, т.е. деспотическая власть, и рабство. Цель предлагаемых реформ - создание в России монархического правления, что означало для Сперанского - конституционной монархии. Но каким образом создать конституционную монархию «в стране, где половина населения находится в совершенном рабстве, где сие рабство связано со всеми почти частями и политического устройства и с воинской системой, и где сия система необходима по пространству границ и по политическому положению?» Михаил Сперанский говорит «половина населения находится в совершенном рабстве», но затем уточняет свою мысль: главные классы русского общества - дворяне-землевладельцы и крестьяне-земледельцы; первые - рабы короны, вторые - рабы первых. Сперанский находит лаконичную и выразительную формулу: в России свободны только нищие и философы. Позднейшая история показала, что с философами было по-разному, нищие, действительно, оставались свободными.

Реформа Сперанского, следовательно, состояла в изменениях, которые должны были позволить создать регулярную монархическую систему, монархию, ограниченную конституцией, для чего необходимо было освободить крепостных. Реализация проекта встречала трудности. Освобождение крестьян было условием осуществления реформ. И немедленно вставал вопрос: как освобождать - с землей или без, если с землей - то за выкуп или бесплатно, если за выкуп, то кто определяет цену свободы и земли?

Более полувека - до Манифеста об освобождении крестьян Александра II - будут идти споры, поиски ответа на перечисленные выше вопросы. Но и после их решения неожиданно в конце XX в. эти вопросы приобретут новую актуальность. Демонтаж колхозно-совхозной системы, фундамента советского государства, окажется почти таким же трудным, как ликвидация крепостного права. Проблемы, возникшие при решении аграрного вопроса после распада советской системы, позволяют по-новому увидеть трудности, связанные с освобождением крестьян в XIX в.

Проект Сперанского откладывал освобождение крестьян, ставя на первое место реформу государственного строя. «Надо очистить административную часть, - писал он. - Затем надо установить конституционные законы, т.е. политическую свободу, а затем постепенно вы перейдете к вопросу гражданской свободы, т.е. свободы крестьян. Таким должен быть настоящий порядок вещей»45.

Василий Ключевский считал, что ум Сперанского был излишне систематичным и видел в русской истории еще только одного государственного деятеля с подобной любовью к системе - Афанасия Ордин-Нащокина, ближайшего советника царя Алексея46. «Великим систематиком» называет Сперанского Александр Кизеветтер, который полагает, что «конкретная определенность» плана реформ раздражала Александра: «Проекты низводили воздушно-бесплотную мечту о политической свободе на степень сухих логических формул, точных юридических определений, законченных параграфов»47.

Проект Михаила Сперанского предусматривал создание правового государства. В основе системы: конституционный монарх, ограниченный основным законом; монархическая аристократия, наблюдающая за действиями законов и власти; свободный народ, связанный с аристократией единством интересов. Аристократия, которую Сперанский предлагал создать, включив в нее первые три или четыре чина дворянской служилой иерархии, получала полномочия от народа.

Освобождение крепостных крестьян должно было совершиться в два приема: первый - личное освобождение (крестьянин остается прикрепленным к земле), второй - свобода перехода от помещика к помещику (освобождение без земли).

В основе государственной системы, предложенной Сперанским, лежало строгое разделение властей. Законодательной властью была Государственная Дума, исполнительной - министерства, ответственные перед Думой, судебной - Сенат, члены которого выбираются Думой. Важнейшей особенностью проекта был выборный, земский характер всех учреждений.

Волостные - низшая административная единица - думы составлялись из землевладельцев и депутатов от казенных крестьян. Они выбирали депутатов в уездные думы, которые выбирали в губернские, выбиравшие в Государственную Думу. Местные думы собираются раз в три года, государственная - ежегодно. Исполнительную власть осуществляют волостные, уездные и губернские управления, подчиненные министерствам. Члены правлений избираются соответствующими местными думами, министры назначаются государем. Каждая из административных единиц имеет свой суд: уездные и губернские состоят из выборных судей и действуют с присяжными. Сенат - блюститель правосудия - избирается Государственной Думой.

Завершает структуру Государственный Совет, состоящий из членов аристократии.

В января 1810 г. проект Сперанского был одобрен Александром. Вскоре было объявлено о создании нового высшего органа государственной власти - Государственного Совета. Но его функции ограничивались по сравнению с проектом: высший орган государственной власти стал совещательным учреждением при императоре. Давление противников реформ привело к выхолащиванию проекта.

Критика противников шла прежде всего по двум основным линиям. Проект Сперанского, если его свести к главному тезису, утверждал: нужна конституция, ограничивающая монарха, не нужно рабство, мешающее созданию правового государства. Николай Карамзин, самый красноречивый и самый ожесточенный противник Сперанского, утверждал: «Самодержавие есть палладиум России; целость его необходима для его счастья»; «Для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу»48. В числе важных аргументов врагов реформ была настойчивая констатация очевидного факта: крепостная Россия была могучим государством, игравшим решающую роль в Европе. Борис Чичерин в 80-е годы XIX в., уже после освобождения крестьян, отмечал исторический факт: благодаря крепостному праву Россия сделалась великим и образованным государством. Историк припоминал, что «крепостная Россия одна на европейском материке в состоянии была побороть полчища освобожденной Франции, предводимые величайшим военным гением в мире»49. Борис Чичерин в 1882 г. считал, что крепостное право было отменено, ибо сделало для России все полезное, что могло. Для Николая Карамзина в 1811 г. полезное действие крепостного права было еще далеко не исчерпано.

Николай Карамзин не был тупым крепостником, заботившимся только о своем кармане. В «Истории государства Российского» он описал беды, которые были результатом своевольных действий неограниченного самодержца. Его спор с Михаилом Сперанским носил принципиальный характер. «Главная ошибка законодателей сего царствования, - писал Карамзин, - состоит в излишнем уважении форм государственной деятельности: от того - изобретение различных министерств, учреждений, Совета и пр…» Автор «Записки о древней и новой России» заключает: «Не формы, а люди важны»50.

Иначе говоря - законы второстепенны, отношения между людьми, прежде всего между монархом и народом, - первостепенны.

Современный американский историк, вынеся за скобки идеологические споры русских сторонников и противников реформы, приходит к выводу, что она была «проведена людьми компетентными» и в итоге «способствовала повышению административной эффективности центрального правительства во многих областях экономической, социальной и общественной жизни страны». Он видит ограниченность реформы, отмечая, в частности, что «Совет министров так и не стал инструментом, необходимым для проведения логичной, последовательной и долгосрочной имперской политики».

Споры вокруг реформ Сперанского повторились в конце XX в. в дискуссии вокруг реформ посткоммунистической системы. На повестке дня те же вопросы: что важнее - закон или отношения; как ограничить верховную власть; брать ли в качестве модели западные образцы или изобретать свое, искать «русский путь»? Василий Ключевский, завершая анализ проекта Сперанского, указывая на достоинство программы реформ, подчеркивал ее нереальность. Россия, по его мнению, не была готова к реформам. Замечания историка XIX в. кажутся очень актуальными в конце XX в., когда Россия внезапно «пошла в капитализм». «Нельзя, - писал В. Ключевский, - предписать торговлю в известной деревне, когда обывателям нечем меняться». Нельзя, - продолжал он, - «предписать любить свободу»51.

Русские историки - либеральные дореволюционные и советские - оценивали реформы Сперанского и их вдохновителя Александра, как правило, недоброжелательно. За желание поставить во главу реформ создание прочной правовой структуры. За неудачу реформ, которая объяснялась нерешительностью и страхами царя, утопичностью идей Сперанского. В 80-е годы XX в. русские историки (некоторые из них) начинают пересматривать взгляды предшественников на александровские реформы. Они отмечают, что Александр ясно видел необходимость решения двух основных проблем, стоявших перед Россией. Современный исследователь эпохи Александра пишет об императоре: «Убежденный, что крепостное право есть зло, что отношения помещиков и крестьян не могут больше существовать в прежнем виде, он так и не смог даже для самого себя определить принципы переустройства крепостной деревни»52. Современный биограф Александра I развивает эту мысль, говоря о двух тенденциях, которые постоянно боролись в душе монарха: освободить крестьян, выступить инициатором крупнейшего поворота в истории России, поворота к современной цивилизации, а с другой стороны - диктуемое страхом желание переложить инициативу в деле освобождения крестьян на дворянство, которое в то время ни духовно, ни материально к этому не было подготовлено.

Неподготовленность России, - пришли к выводу современные русские историки, - была неподготовленностью дворянства, жившего крепостным трудом, и нерешительностью императора, не нашедшего в себе силы стать революционером «сверху». Во второй половине 80-х годов XX в., когда делались нерешительные попытки реформировать Советский Союз, положение в России в начале XIX в. позволяло находить поучительные аналогии, доказавшие необходимость и возможность - в определенных условиях - «революции сверху».

Реформы не были завершены - сопротивление оказалось слишком сильным. Александр не отказался от решения двух главных задач, но пришел к выводу о необходимости предварительного испытания способов и результатов. В 1816 г. Александр отменил крепостное право, освободил крестьян в Эстляндии по просьбе эстляндского дворянства. Через год он попытался подтолкнуть к такой же инициативе помещиков Малороссии, но они категорически отказались освобождать своих крестьян. Зато нашли это для себя выгодным дворяне в Курляндии и в Лифляндии, где крепостное право было отменено, соответственно, в 1817 и 1819 гг. По случаю реформы в Лифляндии Александр заявил: «Радуюсь, что лифляндское дворянство оправдало мои ожидания. Ваш пример достоин подражания. Вы действовали в духе времени и поняли, что либеральные начала одни могут служить основою счастья народов»53.

Считая необходимым распространить «либеральные начала» на всю империю, Александр поручил разработать план решения крестьянского вопроса своему фавориту Аракчееву, синониму реакционной политики, и министру финансов Д. Гурьеву, также не замеченному в «вольнодумии». Проект Аракчеева, предусматривавший выкуп крестьян с землей посредством кредитной операции, лег в основу реформы 1861 г. Граф Гурьев предложил допустить существование в России «разных родов собственности» - эта идея горячо обсуждается русскими политиками, составляющими планы решения крестьянского вопроса в конце XX в.

Оба проекта были одобрены, но остались совершенно секретными. Их реализовать Александр боялся.

Испытанию подверглась и мечта о конституции. После завоевания Финляндии в 1809 г. император побывал в приобретенной провинции, открыл сейм и объявил о сохранении «веры, коренных законов, права и преимуществ, коими пользовались дотоле каждое сословие в особенности и все жители Финляндии вообще по их конституции». Так в пределах Российской империи впервые появилась конституция. В марте 1818 г. Александр выступил в польском сейме: Царство Польское, возникшее в результате победы над Наполеоном как часть Российской империи, получило конституцию. Император объявил, что вводит в Царстве Польском немедленно «Законно-свободные учреждения», которые были «непрестанно предметом моих помышлений и которых спасительное влияние надеюсь я с помощью Божией распространить и на все страны, Провидением попечению моему вверенные».

Конституция Царства Польского, - пишет современный историк, - «была для Александра I своеобразным экспериментом. Польша стала как бы объектом проверки реальности задуманного императором симбиоза конституции с самодержавной властью»54.

В Варшаве Александр поручил группе советников, возглавляемых одним из бывших членов Негласного комитета, давно уже прекратившего существование, составить проект конституции. Вскоре проект - Государственная уставная грамота Российской империи - был готов. Он предполагал превращение России в конституционную монархию: вводился двухпалатный парламент, местные представительные органы - «сеймы», разделение законодательной и исполнительной власти между императором и выборными органами. Конституция декларировала свободу слова, печати, свободу вероисповедания, неприкосновенность личности и имущества.

И этот проект остался проектом, похороненным в тайных архивах. Продолжали действовать две взаимоисключающие тенденции: несомненное желание Александра провести реформы и страх, мешавший это сделать, страх, основанный на ясном понимании враждебности дворянства всем попыткам изменения существующего положения. Правящие круги приняли реформу центральных учреждений и преобразование местной администрации, повышавшие роль бюрократии, становившейся приводным ремнем между дворянством и императором.

Реформенная деятельность 1815-1818 гг., давшая реальные результаты в западных провинциях империи, и множество проектов, оставшихся благими намерениями, была продолжением второго тура реформ, прерванного очередной войной с Наполеоном. Отставка, а затем ссылка Михаила Сперанского сначала в Нижний Новгород, потом в Пермь, были официальным завершением «эпохи Сперанского». Последней каплей, переполнившей чашу недовольства общества реформатором, была предложенная им финансовая реформа. Все возражали против увеличения прямых и косвенных налогов, прекращения выпуска ассигнаций. Тяжелые финансовые трудности, переживаемые в это время Россией, были в немалой степени результатом Тильзитского мира. Участие в континентальной блокаде - следствие союза с Наполеоном - губительно отражалось на русской экономике. Отказ от финансовой реформы означал, что Александр выбрал иной способ решения политических и экономических трудностей. Отставка Сперанского означала также, что война с Францией стала неизбежной.