Возрождение Интернационала

Возрождение Интернационала

В период раскола Интернационала не ослабевали попытки восстановить единое поле социалистического движения. Полем синтеза идей первоначально оставался Интернационал федералистов. Его конгресс в Брюсселе в сентябре 1874 г. был прямым продолжением традиции догаагского МТР. На форум съехались анархисты, тред-юнионисты и лассальянцы из Испании, Италии, Франции, Германии, Великобритании, Швейцарии и Бельгии, а в центре дискуссий оказался проект Сезара де Папа, который вообще не был анархистским.

Де Пап попытался построить синтез конструктивных идей разных направлений Интернационала в работе «Об организации общественных служб в будущем обществе». Одновременно швейцарские горнорабочие-федералисты подготовили записку, где утверждали, что в будущем обществе необходимо поддерживать такие общественные службы, как статистика, охрана сырьевых ресурсов, образование, гигиена, коммуникации, защита личности, защита страны. Говоря современным языком, речь идет о защите социальных, экологических, гражданских стандартов и внешнеполитической безопасности.

Авторы швейцарской записки считали, что общественные службы можно передать коммунам и их объединениям. На эти нужды должны собираться отдельные сборы (чтобы не концентрировать финансы в отдельных руках). Де Пап считал, что опасно отдавать общественные службы «частным» организациям, так как это может породить монополию. Он предлагал отдать их государству, то есть провести национализацию естественных монополий и коммуникаций. Предвосхищая споры либералов и социал-демократов, Де Пап утверждал: «Если бы все железные дороги эксплуатировались непосредственно правительствами, подобно почтам, и подобно телеграфам в некоторых странах, это было бы лучше для всех»[682]. С таким категорическим утверждением анархисты никак не могли согласиться.

Встав практически на лассальянские позиции, Де Пап призывал не разрушать государство, а изменить в нем «кое-какие буржуазные приводы» и разделить полномочия государственных органов и кооперативных союзов, которые могут взять в свои руки остальную часть хозяйства[683]. Поскольку кооперативы и коллективы не смогут сами обеспечить общественные нужды, эту сферу все равно придется передать либо частным собственникам (что было неприемлемо для всех участников МТР), либо государству. Из этого Де Пап делает пророческий вывод: «Коллективисты хотят разрушить государство как учреждение вредное, но им придется восстановить его, каким бы именем его ни назвали»[684]. Опыт махновского движения и революции в Испании 1936-1939 гг. подтвердит правоту Папа в этом вопросе. Пока есть общественно-необходимая ниша для государства, в минимальном виде оно будет воспроизводиться даже анархистами. Путь к преодолению государства лежит через преодоление ниши.

Анархисты повторили Де Папу свой «символ веры»: «устроив такое государство, рабочие займут лишь место буржуазии», а задача революции – организовать общество по-новому, на основе равноправных договорных связей. Общественные службы должны осуществляться коммунами и их союзами[685].

В итоге дискуссии компромисс был найден не путем синтеза двух моделей, а с помощью идеи «национальных путей к социализму» (тогда эта формула ХХ века еще не употреблялась). Де Пап говорил, что в большинстве стран «рабочие найдут более простым и удобным захват существующих государств, чем общее разрушение и потом организацию всего заново. У других, например, в Испании, вследствие внутренних раздоров этой страны, положение дел становится более и более анархичным, и тогда весьма естественно, что этот народ организуется совершенно заново, начиная снизу»[686]. Часть этатистов не была склонна и к такому компромиссу, Эккариус настаивал, что анархия привела бы «лишь обратно к средним векам, когда корпорации дрались между собою»[687]. Анархисты в большинстве своем поддержали прежний компромиссный подход федералистов – в каждой стране можно идти к социализму своим путем – в Германии – сверху, в Швейцарии, Испании и Италии – снизу. На том и согласились.

Характерно, что самоисключение марксистов из Интернационала не предотвратило возвращение к полемике этатистов и антиэтатистов. Но итоги конгресса 1874 г. позволяли надеяться, что эта полемика – не препятствие солидарности рабочего и социалистического движения, и постепенно диалог разных течений может привести к синтезу на основе федерализма, сочетания умеренной государственности и самоуправления. Активным пропагандистом такого синтеза был П.Л. Лавров. Он даже сформулировал теорию, в соответствии с которой фракции Интернационала обречены на сосуществование, как две стороны одного процесса: «Интернационал должен одновременно удовлетворить и требованию расширить сознание единства рабочего сословия в его борьбе с капиталом, и требованию ведения этой борьбы возможно согласно, цельно, т.е. требованию внесения единства в самую борьбу. Поэтому в нем одновременно должно преследовать обе цели, нисколько одна другую не исключающие. Централисты большею частью обращают слишком исключительное внимание на второй необходимый элемент организации, федералисты, в их более крайних формах – на первый, столь же необходимый»[688].

Наблюдение Лаврова верно в том смысле, что в обоих течениях должны проявляться демократические и авторитарные тенденции. Но само различие течений не сводится к этим двум тенденциям. Различие обусловлено двумя разными моделями будущего общества, социализма. Пока не достигнуто единое понимание принципов социализма, невозможно и прочное единство освободительного социализма и марксизма.

Конгресс 1874 г. не приблизил такого единства по сравнению с состоянием МТР 60-х гг. Синтез достижений освободительного социализма и марксизма буду вести народники, но Россия находилась на периферии европейского социалистического движения. В Западной Европе брюссельский компромисс 1874 г. не вылился в долгосрочную работу по синтезу идей.

Более того, пока Маркс эволюционировал в сторону политического анархизма, нишу государственных социалистов заняли лассальянцы и Де Пап. В дальнейшем, по мере консолидации социал-демократов марксисты будут сдвигаться в обратном направлении, навстречу другим государственным социалистам, прочь от революционных тенденций 70-х гг. А анархисты, напротив, будут тяготеть к радикальной позиции, занимая нишу наиболее протестной идеологии. В этих условиях марксизм объективно оказался в центре между радикальным федерализмом анархистов и социал-реформизмом лассальянцев. Лассальянцы и марксисты в Германии объединились. К компромиссу с марксистами стали тяготеть и реформисты, и революционеры-государственники. Они покидали Интернационал федералистов без шума, просто в силу совместных интересов с социал-демократами марксистами.

* * *

Несмотря на это, зондаж возможности восстановления широкого Интернационала не прекращался и после 1874 г. На Бернский конгресс антиавторитарного МТР, проходивший в октябре 1876 г., явились представители бельгийской секции только что распущенного марксистского МТР и предложили созвать объединенный конгресс социалистов.

В сентябре 1877 г. представители обеих фракций съехались в Женеве. Чтобы не сорвать наметившееся сближение, сначала обсудили общие тенденции развития капитализма, отметив тенденцию к его концентрации. Но как только речь зашла о способах преодоления капитализма, старые споры разразились с новой силой. Анархисты выступали за передачу средств производства в руки коллективов, работа которых будет координироваться с помощью статистики, а не государственного руководства. Сторонники «авторитарных» партий провели свою резолюцию, где настаивали: «собственником земли и других орудий труда, должно быть государство, представляющее весь народ и организующее из недр своих свободные коммуны»[689]. Это – даже не марксистская, а лассальянская формула, и на ней двум течениям сойтись было никак нельзя. Стороны переругались и расстались ни с чем.

Но стремление найти общий язык было так велико, что представители двух течений не стали ждать год, и уже в ноябре 1877 г. сошлись в Генте, где со своей компромиссной концепцией выступил Де Пап. Чтобы не трогать анархистских святынь, он говорил о «государстве или коммуне» (позиция, которую теперь занимал и Маркс). Социал-демократы благосклонно отнеслись к проекту Де Папа, а анархисты – нет. Сближение не состоялось.

В 80-е гг. антиавторитарное крыло социализма, склонившееся под влиянием П. Кропоткина к радикальному коммунизму, стало уступать позиции. Анархисты, стремящиеся к идеологическому синтезу и конкретной конструктивной деятельности в защиту рабочих, стали сближаться с марксистами. Из-за распада Интернационала развеялась угроза диктатуры Маркса в рабочем движении, а радикальный антиполитизм анархо-коммунистов ограничивал свободу конструктивного творчества ничуть не меньшее, чем жесткие марксистские формулы. В итоге такие деятели антиавторитарного социализма, как Гед, Брусс, Малон, Кафиеро, Коста не пошли за Кропоткиным и радикальными анархистами, а приступили к созданию рабочих партий.

В 1880 г. бельгийцы возобновили попытки объединить социалистическое движение на новой организационной основе. Теперь предполагалось созвать конгресс не секций старого Интернационала (агония которого после 1877 г. прекратилась), а представителей социалистических и рабочих партий. Это отсекало бы радикальных анархистов, но открывало дорогу к примирению с немарксистскими течениями социализма, прежде всего французскими. Бельгийцы констатировали: «всюду наступает примирение старых споров…»[690], и призывали к возрождению МТР. На этот призыв откликнулись социалистические партии и организации от Аргентины до Польши, которые прислали делегатов или делегировали голоса на конференцию в Хуре, проходившую в октябре 1881 г. Делегаты так долго рассказывали о положении дел в своих странах, что до вопроса о создании нового Интернационала так и не дошли, или не решились к нему приступить. Но прогресс заключался уже в том, что сам этот вопрос перенесли на следующую конференцию, тем самым закрепив периодичность встреч. Но в 1883 г. из-за конфликтов между марксистами и поссибилистами (французскими социалистами-революционерами, продолжателями идейной линии Прудона) прошли две конференции. Социалистическое движение продолжало развиваться в расколотом состоянии, хотя раскол проходил по двойной линии (анархисты – марксисты – поссибилисты), причем поссибилисты происходили из того же идейного корня, что и анархисты. Но два антиавторитарных течения, как мы увидим, развивались в противоположных направлениях. Анархисты в 1881 г. даже провозгласили свой Интернационал, но эта инициатива пока оказалась неудачной.

Приобретением Парижской конференции 1883 г. стало более активное участие профсоюзного движения в процессе консолидации социалистов. В 1888 Лондонский конгресс тред-юнионов предложил поссибилистам созвать в Париже международный рабочий конгресс. Началась подготовительная работа. Но марксисты настаивали, что нужен конгресс партий, а прудонисты и британские тред-юнионисты активно работали в профсоюзах. Договориться не удалось.

В итоге 14-15 июля 1889 г. в Париже собрался не один, а два конгресса. Парадоксальным образом, чтобы обеспечить массовость, марксистский конгресс включал реформистов и анархистов. Партийный конгресс был посвящен преимущественно вопросам истории социализма – он подчеркивал свой юбилейный характер – на дворе было столетие Великой французской революции. Затем перешли к обсуждению международного законодательства в защиту труда. Присутствующие поддержали уже сформировавшийся со времен Первого Интернационала набор мер социальной защиты, увенчанный 8-часовым рабочим днем (похожие меры обсуждал и конгресс поссибилистов). 20 июля, закрыв конгресс, делегаты пошли на банкет. Там, в приподнятом настроении от славно завершенного дела, Либкнехт и Вальян подняли тосты, в которых провозглашался «Новый Интернационал»[691]. Так на пиру и родился Второй Интернационал.

* * *

Интернационал стал площадкой согласования результатов синтеза социалистических идей, проходившего в национальных партиях. Анархисты также приняли участие в создании Второго интернационала, который до 1893 г. был общим домом социалистов всех направлений.

От синтеза различных социалистических течений в конце XIX в наибольшей степени выиграл марксизм. В его поступательной концепции движения в будущее все могло найти свое место как некоторая стадия на пути к цели. В различных социал-демократических партиях пришлись ко двору и идеи кооперативного социализма, и муниципальный социализм Малона, и элементы синдикализма.

Раскол с поссибилистами удалось преодолеть в 1891 г. на Брюссельском конгрессе, что сдвинуло Интернационал к большей умеренности. В объединенном Интернационале марксисты заняли позиции центра, опираясь на реформистов в борьбе с анархистами, а на анархистов и близких к ним левых социалистов – в борьбе с реформистами. Итогом стало вытеснение радикальных анархистов из Интернационала в 1893 г. и фактический переход большинства марксистов на позиции реформизма к началу Первой мировой войны.

Избавиться от анархистов удалось не сразу. Условием участия в конгрессах в 1891 г. было объявлено признание необходимости политической борьбы, что вполне устроило многих анархистов, так как политическая борьба не сводится к парламентской. Чтобы отделаться от анархистов, на Цюрихском конгрессе 1893 г. специально уточнили, что политическая деятельность должна пониматься в том смысле, что политические права и законодательные механизмы используются «в интересах дела пролетариата и для достижения политической власти»[692]. Анархисты во главе с Г. Ландауэром протестовали против этого сужения социалистической идеи, и их вывели из зала силой. Они удалились на собственную конференцию.

Давление анархистов на Интернационал продолжалось и в дальнейшем. Те анархисты, для которых вопрос о неучастии в партийно-политической борьбе был принципиальным, были исключены из Интернационала, но группа левых коммунистов во главе с Д. Ньювенгейсом осталась и проводила в кулуарах конгрессов анархистские конференции. Так, в 1896 г. в Лондоне и в 1904 г. в Амстердаме собирались конференции революционных коммунистов и коммунистических анархистов.

Интернационал по-прежнему был открыт для немарксистских партий (в него входили и эсеры), но марксизм (эволюционировавший под влиянием лассальянства и прудонизма) стал в нем господствующим течением. Слово «социал-демократ» стало отождествляться с понятием «марксист», что вряд ли оправдано – ни по праву первенства (вспомним бакунинский альянс социалистической демократии), ни по существу – за социализм и демократию, демократический социализм боролись и другие течения от прудонистов (затем – интегральных социалистов) Франции до народников России.

Однако, потеснив социалистов – оппонентов марксизма на поле социальной науки, основатели ортодоксии впоследствии столкнулись с «гражданской войной» в собственном лагере. Жизнь ставила новые задачи, человечество вступало в ХХ век, которому предстояло проверить марксистскую теорию практикой, тем самым «праксисом», к которому с таким почтением относился и сам основоположник учения. А ответы на вызовы практики марксисты давали совершенно разные.

Пытаясь отгородиться от левых и правых ревизионистов, Второй интернационал принял в 1907 г. формулу допуска в организацию, в которой содержались «основные принципы социализма»: «обобществление средств производства и обмена; интернациональные союз и действия трудящихся; социалистическое завоевание власти пролетариатом, организованным в классовую партию»[693]. Но слово «обобществление» требовало конкретизации, партии не было чисто классовыми, так как включали широкий социальный спектр трудящихся, а интернационализм становился все более формальным.

Уже в Брюсселе в 1891 г. стало заметно, как задачи социальной текучки стали преобладать над социалистическими целями. Вопросы рабочего законодательства обсуждались так тщательно, что пришлось напоминать: социальное законодательство не может решить рабочего вопроса, это – задача социальной революции. Да, да, конечно, но…

Несмотря на признание интернационального братства рабочих, в социал-демократии, как мы увидим, постоянно шла борьба между интернационализмом и национальным эгоизмом. Но, несмотря на это, благодаря Интернационалу марксизм стал всеевропейским явлением. Европа была «столицей мира», и из этой позиции марксизм распространился по планете.