А О хлебной торговле в древнем мире (к с. 28 и 220)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

А

О хлебной торговле в древнем мире (к с. 28 и 220)

Общее мнение историков, что причиной земледельческого кризиса, начавшегося в Италии после 150 г. до P. X., была конкуренция иностранного, сицилийского и африканского, хлеба. Только Вебер (R. A. G., 225) и Сальвиоли (D. Р. F., 62 сл.) высказали в этом сомнение. Я, напротив, смотрю на это объяснение как на совершенно ложное. В древности не существовало частной и международной торговли хлебом, подобной современной, но каждая страна потребляла свой хлеб.

Вот доказательства этого: когда в V и IV вв. до P. X. Аттика сделалась промышленной страной и приобрела известное политическое могущество, население сделалось так густо, что собственных урожаев было недостаточно. Поэтому Аттика даже в урожайные годы принуждена была ввозить запасы хлеба, по Демосфену (in Lept., 31), до 800 000 медимнов, т. е. около 415 000 гектолитров; но Бёк (?. Р. ?., 154) считает миллион медимнов, т. е. приблизительно 518 000 гектолитров. Принять ли цифру великого оратора или новейшего ученого, все же дело идет о довольном малом запасе сравнительно с цифрами современной торговли. И однако частная торговля не могла доставить в Аттику эти полмиллиона гектолитров без помощи, а иногда без принуждения, со стороны государства. Из речи Демосфена (in Lacrit., 50–51) следует, что все суда, принадлежавшие афинянам или субсидированные афинскими гражданами и метеками, были принуждены под страхом строгих наказаний возвращаться нагруженными отчасти хлебом. Речь Демосфена (in Phorm., 36–37) доказывает, что судохозяин, ведший торговлю между Афинами и греческими колониями в Крыму и выгрузивший зерно в другой гавани, а не в Афинах, мог быть казнен. Гл. 38 этой речи доказывает, что рассматривали как гражданскую заслугу для богатого капиталиста всегда соблюдать эти законы. (См. также об этих законах: Демосфен in Theoc, 10.) Следовательно, ввозная торговля хлебом даже в расположенных у моря Афинах была родом тягостной повинности, налагавшейся государством на купцов в обмен на покровительство и другие предоставленные им выгоды. Кроме того, если ввоз хлеба был полупринудительным, сама торговля привезенным в Аттику хлебом вовсе не была свободной. Две трети хлеба, выгруженного в Пирее, говорит нам Аристотель (Ath. resp., 51), должны были отвозиться в Афины. Лисий в речи Adversus frumentarios рассказывает, что спекуляции с хлебом наказывались смертью. В то время как за мелкой продажей всех других съестных продуктов надзирали ??????????, за хлебным рынком следили особые магистраты ??????????? (Lys. XXII, 16), которые (Demosth., XX, 32) должны были вести подсчет ввезенному из разных стран хлебу. Однако продовольствование было недостаточно, и голод был нередок, так что время от времени необходимо было производить в Афинах за счет государства или частных благотворителей раздачу хлеба по пониженной цене, как позднее такое обыкновение существовало в Риме (Arist. Vesp., 718 et schol. ad loc.; Schol. Equit, 103; Demosth. in Phorm., 37 sq.; С. I. ?., II, 108, 143, 170, 194, 195. Схолиаст ad Arist. Ach. (548), по-видимому, указывает, что Перикл построил большую общественную житницу). Были даже особые магистраты для покупки хлеба (???????), не назначавшиеся по жребию, а выбиравшиеся народом и часто производившие эту покупку за свой счет (Demosth. de Cor., 248; С. I. ?., II, 335 и 353).

Наконец, в то время как теперь промышленные страны всеми силами стараются ограничить ввоз хлеба, устанавливая покровительственные пошлины, Афины всеми дипломатическими и военными средствами старались сделать ввоз хлеба насколько возможно обеспеченным и изобильным. Демосфен восхваляет великодушие Левкона, тирана Крыма, предоставившего афинским купцам привилегию вывозить любое количество хлеба, не платя никаких пошлин, что равнялось ежегодному дару в 13 000 медимнов, т. е. менее 7000 гектолитров. И однако этот дар казался Демосфену очень щедрым. Стремлением афинян во время расцвета их могущества было сделаться господами Черного моря, а особенно Босфора, для того, чтобы быть в состоянии захватить хлебную торговлю в свои руки или предоставить ее на определенных условиях кому пожелают (Boeck. Е. Р. А., 124; Demosth. de Cor., 87; С. I. A., I, 40). Существуют многочисленные декреты в честь египетских царей, дававших привилегию вывозить хлеб.

Эти факты можно объяснить, только допуская, что хлеб нелегко было перевозить и продавать вне местного рынка. Исключая некоторые страны, где население было редко, а земля очень плодородна, как в Крыму, и другие, где население, напротив, было густо, но умеренно, а земля необычайно плодородна, как в Египте, урожаев с трудом хватало для собственного потребления. Поэтому были склонны запрещать вывоз хлеба, и, действительно, мы видим, что он очень часто запрещается. Добыча хлеба даже при обыкновенных условиях не была, следовательно, очень значительной. Кроме того, в древности издержки и риск, связанные с перевозом товаров даже по морю, были велики. Это зависело от редкости капитала и очень высокого процента, от небольших размеров и медлительности судов, от частых войн, от пиратов, вероломства и варварства. Эти издержки и опасности еще увеличились при перевозке по суше. При таких условиях торговцы старались не развивать число операций, а стремились заработать побольше на каждой из них. Охотно привозили товары небольшого объема, цена которых в той стране, где их покупали, была низка и высока в той стране, где их продавали, чтобы быть в состоянии получить большую прибыль при небольшом транспорте. По этой причине, как часто отмечалось, древние народы обменивались между собой только предметами роскоши, потребление которых было ограничено и цену которых можно было повысить, ибо они продавались людям богатым. Сверх того, так как на берегах Средиземного моря было немного цивилизованных народов между массой варварских и так как цена вещей находится в прямом отношении к цивилизации, то многие предметы, даже не бывшие предметами роскоши, например, сушеные фрукты, шерсть, мед, благовония, были дешевы в очень бедной и варварской стране и дороги в стране богатой и цивилизованной. Этими предметами также велась торговля. Одним словом, торговля велась так, чтобы груз корабля или каравана всегда мог принести значительную сумму и вознаградить за издержки путешествия, проценты на капитал и риск, которому подвергался купец. Хлеб же был громоздким товаром, и его перевоз стоил дорого; следовательно, частные лица имели выгоду привозить в другую страну иностранный хлеб, даже купленный по очень низкой цене, только в эпохи сильного голода и при условии ввоза небольшого количества, несколько уменьшавшего голод, но не уничтожавшего его совершенно. Если бы купцы привезли количество хлеба, достаточное для того, чтобы значительно понизить цену, они не получили бы прибыли, достаточной для покрытия огромных издержек от такого громоздкого товара и сопряженного с ним риска. Другими словами, частная торговля хлебом делалась тогда спекуляцией на местный и частичный голод; она не была, как теперь, средством распределять припасы по всем странам и уравнивать цены так, чтобы они не поднимались очень высоко, но и не падали слишком низко в какой-нибудь стране. Это подтверждают Ксенофонт (Econ. XX, 27, 28), определенно говорящий нам, что хлеботорговцы спекулируют на голоде, продавая хлеб из одной страны в другую, и Демосфен (in Dionys, 7—11), описывающий очень интересный род треста, образованного многими торговцами для спекуляции во время голода всякий раз, когда он случался бы в средиземноморских странах, путем привоза небольшого количества хлеба из стран, где он был дешев, в те, где был голод, и получения большой разницы в этих ценах. Если бы торговля хлебом была международной, то спекуляция на повышение зависела бы не от рынков, а от времени года, как теперь; теперь спекулируют, не покупая хлеб, где его много, а покупая его в то время, когда он очень дешев, чтобы продать его, когда он подорожает. Кроме того, так как местные ограниченные рынки были очень изменчивы, спекуляторы подвергались тогда большому риску (Demosth. in Zenothemidem, 25).

Я остановился на торговле хлебом в Аттике, потому что для нее у нас есть много документов, но в этом отношении условия античной цивилизации были одинаковы, и мои соображения одинаково применимы к Риму и Италии. Если в V и IV вв. до P. X. понтийский или египетский хлеб не мог быть перевезен в богатый приморский центр, подобный Афинам, без субсидии со стороны государства или без поддержки богатых купцов, которые добровольно или вынужденно оплачивали часть издержек, то как мог египетский хлеб два столетия спустя продаваться внутри Италии, в циспаданской Галлии или в городах, расположенных в Апеннинских горах? Перевезенный так далеко хлеб стоил бы столько, что никак не мог конкурировать с местным хлебом: издержки транспорта и прибыль торговца лучше покровительствовали бы тогда местному земледелию, чем современные покровительственные пошлины; и они, действительно, покровительствовали ему так хорошо и делали ввоз хл, еба столь трудным, что в Риме, по крайней мере, нужно было прибегать к искусственным мерам, аналогичным употреблявшимся в Афинах для увеличения ввоза. Покупка хлеба за счет государства и даровые раздачи его частными лицами были мерами того же порядка и вызванными теми же потребностями, как и вышеуказанные меры, употреблявшиеся в Афинах. Когда Рим возрос и население столпилось вокруг семи холмов, цена хлеба быстро возрастала, по мере того как приходилось запасаться хлебом в более обширной полосе, ибо издержки перевоза увеличивались и трудно было доставить в Рим большое количество хлеба, необходимое для пропитания столь многочисленного населения. Современные европейцы и американцы так привыкли видеть огромные города, насчитывающие миллионы людей, правильно снабженные припасами благодаря частной торговле, что они думают, что это естественное положение вещей. Напротив, эта правильность снабжения съестными припасами является одним из наиболее чудесных и недавних результатов цивилизации, сделавшихся возможными благодаря изобретению железных дорог, пароходов, благодаря могущественной организации современной промышленности и торговли, благодаря распространившейся привычке к работе и огромному возрастанию богатства. В древности было трудно продовольствовать город в 100 000 жителей. Этим объясняется, почему почти все древние города были невелики; и это заставляет нас также не слишком легко верить очень высоким цифрам, до которых иногда поднимают население некоторых из этих городов; это, наконец, объясняет нам, как в стране, обогащенной, подобно Аттике, торговлей и промышленностью или, подобно Италии, ростовщичеством, ввозом капиталов и завоеваниями и где население охотно покидало деревню, чтобы собираться в городах, трудность продовольствования делалась очень важным политическим вопросом. Жизненным вопросом для государства была возможность получать хлеб из страны, где ежегодно был его избыток, а для этого нужно было сохранять с этими странами хорошие дипломатические отношения или же завоевывать их. Это же объясняет и то, как военное расширение древних государств отчасти зависело от владения очень хлебородными областями. Рим мог послать армию во все страны Средиземного моря, когда завоевал Сицилию, Сардинию, Испанию и установил хорошие дипломатические отношения с Египтом, т. е. когда он имел огромные житницы, готовые открыться по первому его требованию. Митридат мог предпринять свою долгую войну против Рима, когда завоевал плодородный Крым. Многочисленная армия есть подвижный город, искусственное собрание населения, которое нужно кормить. Страна, производившая количество хлеба, едва хватавшее для ее потребностей, была бы осуждена на вечный голод, если бы вынуждена была посылать часть своего хлеба вдаль для пропитания своих армий. Поэтому мне кажется вероятным, что Цезарь и Красс потребовали в 65 г. завоевания Египта, потому что Египет был самой богатой житницей Средиземного моря. Они надеялись, что эта мысль будет принята народом, постоянно боявшимся голода, с тем же энтузиазмом, как и весть о победе Помпея над пиратами.

Так как невозможно допустить, что италийское земледелие было разрушено, начиная с 150 г. до P. X., конкуренцией иностранного хлеба, то я предполагаю, что причиной кризиса было увеличение стоимости жизни. Это единственное предположение, кажущееся мне вероятным. Историки древности на тысячу манер рассказывают об увеличении роскоши в Италии после второй пунической войны, и Плиний нам сохранил важные примеры, указанные мной в моем рассказе. Это увеличение роскоши — не что иное, как поднятие интенсивности жизни путем подражания более утонченной цивилизации, достаточно объясняющее кризис в очень бедной стране. Аналогичные факторы весьма часты в истории; например, экономический кризис, испытанный Италией в последние двадцать лет, происходил от увеличения издержек, причиненных введением с 1848 г. англо-французской индустриальной цивилизации в старое земледельческое общество. Подобное же явление произошло в России после 1861 г. То же, но в менее обширных размерах, произошло в древней Италии. Греческая и восточная цивилизация, более сладострастная и более дорогая, проникнув в древнюю земледельческую и бедную Италию, произвела там не только нравственное, но и экономическое разложение социальных классов, разрушая древние основы благосостояния. Но этот важный и обширный вопрос я намерен подробно рассмотреть в специальном очерке.