Тайна трех красных гвоздик

Тайна трех красных гвоздик

Наш собеседник: Юлия Петровна Кутькова. Кандидат медицинских наук, заведующая отделением Городской клинической больницы им. С. П. Боткина.

— В начале 1960-х годов профессор Борис Сергеевич Розанов оперировал больную по поводу опухоли подколенной впадины. Он представил мне ее как Марию Кузьминичну Рудзутак. Мы познакомились. Потом она выписалась, но мы с ней продолжали общаться. Она мне звонила, приезжала ко мне в больницу, а чаще я к ней приезжала… Это была жена Рудзутака.

— Ян Эрнестович Рудзутак, латыш, устанавливал Советскую власть в Москве и Средней Азии, был генеральным секретарем ВЦСПС, членом Политбюро ЦКВКП(б). В 1938 году, в возрасте пятидесяти лет, его репрессировали.

— Все так. А приблизительно через год Мария Кузьминична мне сказала, что она дочь Ленина… Она и в больнице об этом говорила, но ей не очень верили — кто тогда не читал про «детей лейтенанта Шмидта»? Хотя она много помогала нашим сотрудникам — и в получении квартир, и в устройстве детей в институты…

— Так, может, это она могла делать, как вдова Рудзутака?

— Не помню точно когда, где-то на рубеже 1960-х годов, когда я к ней пришла, Мария Кузьминична очень плохо себя чувствовала и сказала: «Я хочу показать тебе документы, чтобы ты поняла, что все это не выдумка». Она мне показала свидетельство на французском языке — как-то очень интересно оно называлось — не метрика, но что-то такое. Она родилась, по-моему, 3 марта 1912 года. Отцом был записан Владимир Ульянов.

— А кто значился матерью?

— Не помню! Она якобы была балериной в каком-то кабаре. Документ был весь измят. Мария Кузьминична сказала, что была такая женщина, старая большевичка Эмиль Оболенская, которая ее опекала. Она однажды сказала: «Маша, ты только не выбрасывай эти клубочки!» Как-то раз Мария Кузьминична штопала носки, развернула клубок и обнаружила эту метрику…

— Ленин жил в Париже с конца 1908-го до середины 1912 года. Так что по срокам все вполне… Но вот вы уверены, что это именно дочь Ленина?

— Не скажу: были и вера, и неверие. Поэтому давайте обо всем по порядку. В 1914 году Ленин с Крупской приезжали в Париж, были у Плеханова, и тот сообщил Владимиру Ильичу, что у него растет дочка, что ее мать посадили в тюрьму за помощь революционерам, а Машу отдали в приют… У Ленина были такие друзья, Боровиковы, революционеры из Смоленска, по его просьбе они забрали девочку и потом привезли ее в Россию, дали ей свою фамилию…

— То есть ни Ленин, ни Крупская с ней не встречались?

— Наверное, от Надежды Константиновны все скрывалось. В 1924 году Боровиковы все ей рассказали, и она забрала девочку к себе. Маша жила у нее в доме, в Кремле, где жила и Мария Ильинична Ульянова… Соседом у них был Микоян, Мария Кузьминична очень дружила с его детьми. Потом, как она говорила, она окончила медицинский институт и во время войны была на фронте хирургом… Хотя, по-моему, медицинских знаний у нее никаких не было! Потом стало выясняться, что она работала не то в контрразведке, не то в разведке. Ее даже называли баронесса… не помню, какое-то немецкое имя. Она хорошо знала Рихарда Зорге и показывала мне свои с ним фотографии, сделанные в Японии, где она побывала до войны: молоденькая такая, очень красивая блондиночка… Показывала она мне и снимки военного времени — с Рокоссовским, у него в штабе. У нее было много фотографий, но куда они потом подевались, я не знаю.

— То есть она была в военной разведке?

— По-моему, в контрразведке… Не знаю! Не помню точно, когда ее выдали замуж, но знаю, что она родила сына, который погиб во время войны под Смоленском — в штабной дом, где оставался ребенок, попала бомба, и она это видела! Мария Кузьминична рассказывала, что в том же доме находился Яков Джугашвили, сын Сталина, который тоже погиб и не был ни в каком плену.

— Да, есть версия, что история с пленом — блестящая дезинформация Абвера… Кстати, со Сталиным она была знакома?

— Она очень хорошо знала Сталина, общалась с ним, но тот ее не любил, хотя все-таки терпел. Однажды у них вышли какие-то трения, Сталин ей заявил: «Ты что, гаденыш, подымаешь головку?!» — и бросил в нее вазой. Мария Кузьминична успела отстраниться, ваза разбилась, а она ответила, что гадюка против кобры никогда не выступит… Она была очень резкая и точно могла это сказать. Хотя к Сталину она относилась очень лояльно и считала, что в то время по-иному действовать было нельзя. Когда был жив Сталин, ее никто не угнетал, к ней очень хорошо относились… А Хрущев начал ее буквально уничтожать, ему Мария Кузьминична очень не нравилась! Ее выселили из квартиры — в то время она жила напротив Арманд, там, где мемориальная доска висит — это двухэтажные домики, как бы продолжение Манежа… Она много скиталась, потом ей дали хорошенькую однокомнатную квартирку на Сетуни. Она объяснила, что помогли се товарищи Ti о службе.

— Видимо, у Марии Кузьминичны могли сохраниться какие-то ленинские реликвии…

— Да, у нее было много вещей… От Ленина у нее остались часы ручные и карманные, серебряные, очень красивая заколка для галстука с аметистом. Была симпатичная вазочка с надписью: «Дорогому Владимиру Ильичу от рабочих Познанского — какого-то — завода», какие-то еще мелочи с надписями… Серебра было немножко. Много было всякого белья с инициалами Надежды Константиновны — монограммой «НК»… Крупскую она называла мамой. Замечу, что Мария Кузьминична была человеком очень чистоплотным и аккуратным.

— Документы ленинские у нее какие-то сохранились?

— Были, но какие, я не знаю… Какие-то письма Ленина… У нее была черная папка, и она говорила: «Если что-то со мной случится, то ты эту папку…» Но когда началась перестройка, она сказала, что сама передаст эту пайку своим друзьям. Кстати, когда в Латвии спускали на воду, по-моему, траулер «Ян Рудзутак», то ее пригласили, подарили ей большого лангуста и красивого рака-отшельника в раковине. Там было написано: «Марии Кузьминичне Рудзутак от экипажа q благодарностью…» и т. д. Она говорила, что много им помогала.

— Это интересно, по почти вся информация — из слов самой Марии Кузьминичны, а ленинские реликвии у жены Рудзутака вполне могли оказаться…

— Думаете, у меня не было сомнений? В конце концов, мало ли какие Владимиры Ульяновы могли оказаться во Франции? Но теперь — самое удивительное. Каждый год в день рождения Ленина Мария Кузьминична заказывала в цветочном магазине на Сретенке, где все правительство заказывало букеты и корзины, венок из мирта, который Ленин очень любил, с белыми гвоздиками и ленточкой: «Дорогому отцу от Маши». Она еще обязательно брала три красные гвоздики — отдельно. Она мне говорила: «Это «тайна трех гвоздик», мне мама рассказала об этом, но чтобы я никому не говорила, что и почему…»

— «Мама», как вы говорили, это Крупская?

— Да, конечно… В тот день при мне она звонила коменданту Кремля: «Это Мария Кузьминична, — говорила она, — я буду с Юлией Петровной». Мы шли на Красную площадь, которую 22 апреля перекрывали. Около Исторического музея нас встречал военный, вел к Мавзолею, мы спускались вниз, где в тот момент никого не было, и она раскладывала гвоздики, одну за другой, рядом с саркофагом, на небольшом выступе… Помню, когда было 100-летие, то на площадь даже иностранцев не пускали, но мы с ней прошли…

— Так вы узнали, в чем же был смысл этих гвоздик?

— Нет, она так и не рассказала. А знаете, что 22-го в Большом театре обязательно шел балет «Жизель», который Ленин очень любил? Я присутствовала при телефонном разговоре, когда Хрущев сказал Марии Кузьминичне, что по программе — другой спектакль, какая-то опера, и замена будет очень дорого стоить. Она отвечала, что это будет стоить дешевле, чем его поездка с семьей в Париж…

— И дали «Жизель»?

— Да. Каждый раз на спектакль она приглашала много людей, мы занимали два первых ряда. Там были ее бывшие сослуживцы, из нашей больницы бывало человек десять, а потом она человек до тридцати приглашала к себе домой, где уже был накрыт очень красивый стол. Она всегда пекла много всяких вкусных вещей, и обязательно была индейка с апельсинами. Ленин ее очень любил — индейкой с апельсинами угощал его Плеханов.

— Действительно, эти факты уже заставляют задуматься…

— Потом у нее начались всякие неприятности со здоровьем — то она сломала ногу, то оперировалась. Фактически все время пребывала у нас в больнице, мы ее наблюдали… Однажды она мне говорит: «Знаешь, мне опять лезли в квартиру! Кому-то нужны мои документы… Я с Сетуни должна уехать!» Спрашиваю: «Может быть, вам это кажется?» — «Нет, не кажется! Приходи!» Приехав, я увидела, что дверь вся разбита. Вскоре Мария Кузьминична переехала на Кутузовский проспект — в последний дом перед метро, справа. Тоже была однокомнатная квартира. Но тут уже все изменилось: ее очень оберегали от всех нас, никого из наших к ней уже не пускали. Очевидно, боялись, что она кому-нибудь напишет завещание на квартиру. Хотя никто из наших, кто к ней ходил, в этом не нуждался. Когда в последнее время я ей звонила, отвечали, что она подойти не может…

— Кто же так делал?

— Думаю, что старшая по подъезду этого дома, потому как Мария Кузьминична написала завещание на ее сына… Когда она умерла, нам о ее смерти никто не сообщил, но думаю, что это случилось лет пять тому назад… Что стало с ее документами, куда все делось, я не знаю. Где она похоронена, я тоже не знаю… Она хотела, чтобы ее похоронили рядом с Эмиль Оболенской, той самой, что сделала ей клубки — на Ваганьковском кладбище… А вот Боровиковы похоронены в Смоленске, в тамошней кремлевской стене. Когда мы с мужем были в Смоленске, то по просьбе Марии Кузьминичны положили там цветочки. Вот и все, что я знаю и могу рассказать, ничего не утверждая и ничего не оспаривая…

Известно, что наша пропаганда умудрилась создать совершенно сусальный, отлакированный образ вождя, и не зря уже тогда пролетарский поэт утверждал, что «долгую жизнь товарища Ленина надо писать и описывать заново». Однако же история самозванчества на Руси насчитывает многие века — одних лишь Лжедмитриев или Петров III были десятки, им верили, за ними шли тысячи и даже сотни тысяч людей… В общем, как бы там ни было, представленный материал являет собой достаточно интересный очерк нравов прошедшей эпохи.

(25 января 2005 г.)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.