Глава IV. Освобождение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IV. Освобождение

Описанию освобождения стран Юго-Восточной Азии от японских оккупантов, которое будет вестись, как и рассказ о захвате этих стран Японией, не столько по хронологическому, сколько по географическому принципу — с запада на восток, необходимо предпослать несколько общих замечаний. Прежде всего подчеркнем, что как по расстановке политических и общественных сил накануне освобождения, так и по характеру военных действий страны этого региона можно разделить на две группы, в одну из которых войдут Бирма и Филиппины, в другую — Индонезия, страны Французского Индокитая и отчасти Малайя.

В странах первой группы боевые действия в 1944-1945 гг., как и в 1941-1942 гг., происходили интенсивно и затронули наиболее экономически развитые и населенные районы, разрушив экономику и принеся народам стран огромные страдания. И в той и в другой стране, как указывалось, национальные политические силы были достаточно развиты и имели опыт политической, в том числе парламентской, деятельности, в связи с чем японцы предприняли, особенно в 1943 г., значительные усилия для того, чтобы обеспечить себе поддержку местного населения и местных политиков. В обеих странах японцам удалось привлечь к сотрудничеству определенную часть местных националистов, хотя здесь следует отметить и существенное различие, заключающееся в том, что англичане наотрез отказались рассматривать вопрос о независимости Бирмы до конца войны и не могли дать твердых обещаний, что после войны страна эту независимость получит. Следовательно, общественное мнение Бирмы относилось к англичанам как к врагам и оккупантам, причем это отношение, за малым исключением, охватывало все слои общества. На Филиппинах же и уровень самоуправления до войны был выше, чем в Бирме, и сроки провозглашения независимости уже были назначены, причем американцы неоднократно подчеркивали, что сражаются не только за освобождение Филиппин от японцев, но и за независимость страны, которую та получит немедленно после освобождения. В английской колониальной армии не было бирманцев — англичане не доверяли им оружия, стараясь посеять рознь между основной массой населения колонии и национальными меньшинствами. Филиппины, напротив, вместе с американскими защищали и филиппинские части, сражавшиеся достаточно упорно. В Бирму японцы пришли как освободители, ибо смогли заручиться поддержкой поверивших им местных националистов; на Филиппинах мало кто воспринимал японцев в таком качестве. В результате сотрудничество с оккупантами в Бирме выглядело как патриотический шаг, а филиппинцами рассматривалось как коллаборационизм. Поэтому и сопротивление японцам началось на Филиппинах с самых первых дней их высадки и продолжалось до последнего дня войны. В Бирме же оно нарастало постепенно и достигло всенародного размаха лишь к концу 1944 г.

В Бирме все попытки английских властей посадить на прежнее место политиков, ушедших вместе с англичанами в Индию и преданно служивших им там в ожидании часа, когда смогут снова стать у руля страны, полностью провалились. Подавляющее большинство бирманцев поддерживало лидеров национально-освободительного движения, пошедших на сотрудничество с японцами исключительно в интересах освобождения родины от иноземного ига, и после изгнания оккупантов. На Филиппинах же после освобождения политиков, наиболее активно сотрудничавших с японцами, обвиняли в коллаборационизме сами филиппинцы. Сложилась парадоксальная ситуация, когда американцы защищали от суда коллаборационистов, полагая, что они, послушные японцам, будут послушны и США, и преследовали руководителей антияпонского сопротивления, казавшихся им слишком радикальными. В связи с этим даже к Осменье, проведшему все годы войны в США, американцы относились после войны весьма сдержанно, так как тот поддерживал связи с лидерами левых сил.

Общим для обеих стран первой группы было то, что их освобождение от японских войск сопровождалось немедленным вступлением в страну сильной армии старого колониального хозяина. Таким образом, временного промежутка между отступлением японцев и приходом союзников не было. Кроме того, в обеих странах освободительные патриотические силы активно участвовали в боях вместе с западными союзниками, и это позволяло последним эффективно контролировать силы сопротивления и одновременно укреплять свою власть в стране. Дальнейшие события в этих странах также имели много общего. С одной стороны, борьба за освобождение приняла в них мирные формы, и независимость, полученная Филиппинами и Бирмой в ближайшие годы, была достигнута на путях парламентаризма с сохранением важных экономических и политических позиций бывших метрополий. С другой стороны, в обеих странах оттесненные от руководства вооруженные формирования — левых сил, в первую очередь руководимые коммунистами, не примирившись с отказом национальных правительств от проведения коренных социальных преобразований и опираясь на поддержку сельской бедноты, недовольной возвратом старых порядков, начали вооруженную борьбу, сведшуюся в конечном счете к партизанской войне.

Иным был ход событии в Индонезии, странах Французского Индокитая (прежде всего во Вьетнаме) и, в определенной степени, в Малайе. Эти страны по разным причинам не получили от японцев независимости, хотя в некоторых из них национально-освободительное движение достигло высокой ступени развития и существовало подпольное антияпонское сопротивление, руководимое в основном коммунистами и другими левыми силами. Поскольку, однако, эти движения не имели государственной «вывески» и никак не были легализованы, возвратившиеся европейские колонизаторы не пожелали признать за ними права на существование. В то же время именно в этих странах произошел временной разрыв между фактической ликвидацией японского управления и приходом вооруженных сил союзников. Этот разрыв позволил созревшим в период японской оккупации силам национального сопротивления Вьетнама и Индонезии взять власть в свои руки и провозгласить независимость своих стран. Создавшаяся ситуация привела к вооруженному конфликту между национальными правительствами и европейскими державами, которые решили пойти на крайние военные меры, лишь бы не потерять своих колоний. В результате начало послевоенного периода во Вьетнаме и в Индонезии стало и началом новых войн.

Наступление англичан в Бирме и опасения, что японцы узнают о замыслах патриотов, как и угроза того, что горячие головы могут начать восстание преждевременно, заставляли спешить. 1-3 марта прошло последнее совещание руководителей бирманского национально-освободительного движения, на котором присутствовали офицеры армии, представители КПБ и НРП. Аун Сан в своей речи отметил, что революционная ситуация в стране уже сложилась и следует поднять восстание, не дожидаясь подхода англичан. Участники совещания согласились с Аун Саном. Было решено разделить всю страну на 10 военных зон и создать Высший совет АЛНС. Военным руководителем Лиги объявлялся Аун Сан, политическим комиссаром — Такин Со, ответственным за отношения с союзниками — Такин Тан Тун. Был установлен срок восстания: конец марта — первая неделя апреля. Частям НАБ, расквартированным в районе Мандалая, к которому уже подходили английские войска, было приказано перейти на сторону англичан еще раньше, однако сделать это так, чтобы данный факт показался японцам единичным исключением. Было решено, что командир этих частей майор Ба Хту, участвовавший в совещании, будет официально объявлен изменником и бунтарем. Получив такие инструкции, майор отбыл на север. Участники совещания еще не знали, что в Мейтхиле, куда также подходили англичане, уже восстал батальон майора Таун Джи.

4 марта Ба Хту провел совещание с командирами подчиненных ему подразделений, на котором было решено до 7 марта перебросить как можно больше снаряжения и припасов в джунгли и восстать не позднее утра 8 марта. Перед уходом в джунгли Ба Хту сообщил о своем решении англичанам, а также выпустил воззвание, в котором, строго следуя инструкциям, писал, что задача армии «борьба за свободу и независимость родины. Японцы этой независимости нам не дали, а принесли лишь рабство и унижение. Мы долго верили, что марионеточное правительство Ба Мо и Аун Сана защитит народ от мучений, однако оно не дало нам никакой защиты». В течение следующих дней батальоны Ба Хту оборонялись в джунглях и холмах неподалеку от Мандалая от снятых с фронта японских частей. К 24 марта связь с англичанами уже была налажена настолько, что бирманцы приняли участие во взятии Мандалая. Затем они сосредоточились в долине Чаусхе и в самом конце марта по приказу английского командования двинулись на восток, в Шанские княжества, очищая их от японских тыловых гарнизонов. Значение этого рейда было не столько военным, сколько психологическим: тот факт, что южные шанские княжества были освобождены именно бирманцами, сыграл важную роль в дальнейших событиях. Ба Хту первым из бирманских командиров получил благодарность от генерала Слима за «бесценный вклад в победу союзников». Его части были плохо вооружены, военнослужащие почти поголовно переболели малярией, а сам Ба Хту — один из наиболее выдающихся офицеров бирманской армии — не дожил до победы, скончавшись от малярии в начале июня.

Тем временем в Рангуне продолжалась подготовка к всеобщему восстанию. 9 марта была определена его точная дата — 25 марта, через несколько дней ее изменили на 2 апреля. Как ни странно, японцы не только поверили Аун Сану, что части Ба Хту взбунтовались без его ведома, но и согласились, хотя и не без колебаний, с его предложением направить на фронт основные силы бирманской армии.

17 марта на склонах холма священной пагоды Шуэдагон состоялся парад по случаю отправки на фронт частей Национальной армии Бирмы. На проводы прибыл весь японский генералитет. Над марширующими колоннами летели японские самолеты, то ли приветствуя союзников, то ли напоминая им, кому еще принадлежит власть в стране. Аун Сан выступил с речью, призывая громить врага, Ба Мо догадывался, кого имеет виду лидер АЛНС, знал он и о готовящемся восстании, однако ничего не сообщил японцам. Понимая, что дни их владычества в Бирме сочтены, Ба Мо тем не менее продолжал сотрудничать с ними. Вместе с Ба Мо в Рангуне согласились остаться два члена «внутреннего круга» — Такин Ну и Такин Мья. И было неясно, кто из такинов — те, кто уходил на фронт, или те, кто оставался с японцами, — имели больше шансов выжить в ближайшие недели.

20 марта Аун Сану, находившемуся в военном лагере в Таемьо, стало известно, что японская полиция получила сведения о готовящемся восстании и что до конца месяца во все части будут направлены специальные комиссии, которые должны провести следствие и арестовать зачинщиков. Японский план держался в полном секрете и мог удаться, если бы у Лиги не оказалось своих людей в японской полиции. В любом случае ждать до 2 апреля было слишком опасно, и Аун Сан сообщил англичанам, что начало восстания переносится на 27 марта. В этот день части НАБ заняли ключевые позиции в тылу японской армии и АЛНС выступила с объявлением войны «фашистскому правительству японских варваров». В те же дни начали боевые действия партизанские отряды компартии и НРП.

В первый период восстания бирманские войска, насчитывавшие в тот момент чуть более 10 тыс. человек, включая вспомогательные части, вели партизанские бои, нарушая тыловые коммуникации, захватывая города и деревни в ближнем тылу японцев, атакуя склады и отдельные японские подразделения. Очевидно, следует относиться скептически к отдельным сообщениям современных бирманских авторов, которые склонны преувеличивать задним числом и боевую мощь бирманской армии, и ее роль в разгроме японцев. Далеко не всегда достоверны приводимые в современных бирманских источниках и трудах данные о боях и победах. Это можно проиллюстрировать на примере зоны Бассейна: сообщается, что части НАБ провели там 32 боя, в которых 553 японца были убиты и 201 — ранен, в то время как потери бирманцев составили 18 убитых и 4 раненых. На самом деле, как ясно из самих же бирманских источников, активность НАБ в районе Бассейна была минимальной, японцы были настороже и смогли разгромить дислоцированное здесь подразделение еще до начала восстания. Впрочем, даже если бы этого не случилось, вряд ли бирманцам удалось бы нанести потери опытным японским войскам в пропорции 30:1. В то же время почти полное умолчание о бирманской армии в британских источниках и мемуарах тенденциозно и несправедливо по отношению к бирманцам. Куда больше рассказано о каренских и чинских проводниках и носильщиках на севере Бирмы или в джунглях. Эта тенденциозность объясняется прежде всего тем, что горцы всегда оставались в сознании англичан верными союзниками империи, на бирманцах же лежала печать «неблагодарной нации», которая предпочла получить из рук японцев то, в чем ей отказали англичане.

Есть и объективный фактор, способствовавший отсутствию упоминаний о действиях бирманской армии. Он состоит в том, что подавляющее большинство исторических трудов и мемуаров кончают изложение военных событий взятием Рангуна, после которого судьба кампании в Бирме была решена. Существует множество книг и статей о сражении при Импхале, о рейде на Сикайя (Сагайн) и боях под Мандалаем, об отрядах Уингейта и «мародерах Меррилла», о действиях Стилуэлла и Слима — но о том, что происходило в Бирме летом 1945 г., известно лишь из бирманских источников, в западных же трудах о них в лучшем случае говорится скороговоркой. Однако основные действия бирманской армии падают именно на самые последние месяцы войны, когда она преследовала разрозненные части японцев, освобождала населенные пункты в стороне от основного направления наступления английских войск и куда более успешно и организованно, чем в 1942 г., устанавливала свою власть на местах.

Операции, проводившиеся бирманскими частями после начала антияпонского восстания, хотя и были невелики по масштабам, нередко отличались ожесточением; к тому же в городах, которые еще оставались в руках японцев, свирепствовала «кэмпейтай». Многие сотни подпольщиков, а то и просто «подозрительных» были расстреляны и замучены в последние месяцы войны. Особенно трудные условия были в районе г. Бассейн, представляющем безлесную, густонаселенную равнину. И хотя позиции Лиги были здесь сильны — во всех деревнях действовали ее представители и были сформированы подпольные советы, в военном отношении бирманская армия была здесь представлена лишь 4-м каренским учебным батальоном, который к тому же не получил приказа о переносе срока выступления и ждал 2 апреля, чтобы восстать. 28 марта японцы окружили ничего не подозревавший батальон и разоружили его; вырваться удалось лишь небольшой группе во главе с командиром батальона. Немедленно после разоружения батальона японские власти произвели аресты всех руководителей местных организаций АЛНС. Их не довели до тюрьмы и перекололи штыками. Тех, кого арестовали позже, расстреляли в конце апреля, а их тела сбросили в колодец.

Жестоко расправились японцы и с теми солдатами, которые не успели, когда был получен приказ о переносе срока восстания, уйти из г. Пегу (4-я зона), так как были в увольнении или больны. Всех их на следующий день японцы схватили и подвергли пыткам, после чего более 50 человек расстреляли. В конце апреля на этом направлении бирманская армия участвовала в тяжелых боях, так как через район Пегу откатывались остатки японской 28-й армии, прорывавшиеся на восточный берег Ситауна.

Нелегким было положение в Тенассериме (5-я зона), где не было регулярных частей бирманской армии, причем и послать их туда не представлялось возможным. Для координации действий НАБ и партизан Тенассерима в этот район еще 21 марта была направлена на двух парусниках группа солдат и офицеров во главе с назначенным командующим зоной капитаном Тин Туном. Неподалеку от Моулмейна к ней присоединились два английских разведчика. Однако до места назначения отряд добраться не смог. Когда парусники пристали к одной из деревень в Северном Тенассериме, местный староста донес об этом японцам, отряд был окружен и взят в плен, всех партизан расстреляли. Лишь Тин Туну удалось бежать, связаться с партизанами и продолжить сопротивление. К концу войны в отрядах Тин Туна насчитывалось около 500 человек.

В дельте Иравади дислоцировался пехотный полк майора Тин Пе, который координировал действия с партизанскими отрядами, руководимыми коммунистами. В то время Такином Со была уже издана инструкция, по которой помимо изгнания японцев основной целью отряда объявлялся тайный сбор оружия, которое, как отмечалось, пригодится для борьбы с англичанами. В инструкции также предписывалось не рисковать, беречь силы, дать возможность англичанам и японцам истощить друг друга в борьбе, а в случае опасности отступать в горы и ждать приказа о начале восстания против англичан.

Значительного размаха достигло восстание в 6-й зоне (Мейтхила — Яметин Таунгу), где уже 28 февраля восстал батальон под командованием майора Таун Джи. Японские советники были перебиты, и батальон ушел в джунгли, соединившись с партизанами. В этих районах происходили сильные бои с прорывавшимися на восток японцами, и численность бирманских войск все время росла — после того как они соединились с англичанами, партизаны и армейские подразделения были сведены в три батальона.

В районе же Таунгу, который был важнейшим центром коммуникаций и пунктом, где японцы надеялись перегруппироваться, чтобы организовать новую линию обороны, решающая роль принадлежала не армии, а партизанам. Войскам Слима было необходимо взять Таунгу до того, как японцы там укрепятся, и в том, что англичане смогли это сделать, большая заслуга бирманских партизан, полностью дезорганизовавших японские тылы. В результате 5-я танковая дивизия англичан смогла прорваться к городу и взять его без значительного сопротивления. В тех же районах действовали каренские партизанские отряды, однако в современных бирманских источниках об их действиях почти ничего не говорится, хотя англичане утверждают, что в каренских отрядах насчитывалось 12 тыс. бойцов.

Для боев в 7-й зоне (Магуэ — Таемьо) характерно то, что здесь в прочесывании гор Пегу участвовали не только бирманцы и англичане, но и присоединившиеся к ним подразделения Индийской национальной армии, которые к этому времени сдавались англичанам при первой возможности. Командующий ИНА Бос также понимал, что его ставка на японцев оказалась неоправданной, однако полагал, что самому ему пути назад нет. Тем не менее он отказался в апреле 1945 г. бросить свои войска на подавление восстания бирманской армии. Когда 18 мая 1945 г. ИНА капитулировала, Боса с армией уже не было — 24 апреля он уехал в Бангкок, а 18 августа погиб по пути в Японию.

В самом Рангуне (8-я зона) и его окрестностях восстали бойцы зенитной батареи, курсанты военного училища в Мингаладоуне, вспомогательные части всего около батальона; в городе действовали также нелегально подготовленные и вооруженные группы пожарной охраны.

В то время как бирманские войска вели бои на коммуникациях противника и уничтожали его гарнизоны, 14-я армия Слима стремилась к Рангуну. Наступление шло наперегонки с муссоном, который уже в апреле мог обрушиться на Нижнюю Бирму и сделать грунтовые дороги непроходимыми для танков и машин, а также свести на нет преимущество англичан в авиации. Поэтому 28 марта был отдан приказ «захватить Рангун любой ценой и как можно скорее, до наступления муссона». Что касается японских 15-й и 33-й армий, старавшихся удержать хотя бы подобие общего фронта, то муссон был их последней надеждой. Поэтому японские войска оставляли на дорогах заслоны со смертниками и шли на все, лишь бы задержать до начала дождей продвижение армии Слима. Та же неслась вперед в борьбе не только с японцами и с муссоном, но и с операцией «Дракула». Несмотря на все уговоры Слима и Маунтбеттена, в Лондоне все же решили провести ее и назначили высадку в Рангуне на 2 мая. Слим понимал — если десантники возьмут Рангун, который японцы, отступавшие к востоку, не могли защищать, потому что части, оставшиеся в нем, неизбежно были бы отрезаны от Таиланда, то лавры победителей в Бирме будут отняты и у него самого, и у дивизий, сражавшихся ради этой цели весь последний год.

К середине апреля, когда до начала операции «Дракула» оставалось всего две недели, между 14-й армией и столицей Бирмы лежали еще многие мили захваченной противником территории. 20 апреля была взята Пьинмана, до Рангуна осталось 200 миль. 22 апреля был взят Таунгу — 160 миль до Рангуна. Но через три дня передовые части англичан натолкнулись на отчаянное сопротивление японцев у Пегу. 17-я дивизия англичан, в составе которой было немало ветеранов кампании 1942 г., защищавших три года назад эти же укрепления, три дня штурмовала город, но войска японцев, которым было приказано стоять насмерть, чтобы дать возможность вырваться из Рангуна остаткам его гарнизона, японским чиновникам и дельцам, не отступали. Обойдя город, Слим с отрядом танков и мотопехоты устремился дальше, но 6 мая, когда он вошел в г. Хлегу, начались муссонные ливни, и дальнейшее наступление из стремительных рывков должно было превратиться в медленное передвижение по колено в грязи. Миновав Хлегу, солдаты Слима увидели, что по дороге навстречу ползут английские танки — из Рангуна шли колонны десанта, опередившие 14-ю армию.

Престижная, но в военном отношении совершенно ненужная операция «Дракула» была запланирована в грандиозных масштабах. Достаточно сказать, что во «взятии» Рангуна 2 мая участвовала эскадра охранения, состоявшая из двух линкоров, четырех крейсеров, двух авианосцев и пяти эсминцев. Прикрывая многочисленные транспорты с десантниками, она осторожно приближалась к городу. Летчики истребителей, поднявшихся с авианосцев, подтвердили сообщения разведчиков, что в Рангуне нет ни одного японца, и сообщили в свою очередь, что на крыше тюрьмы, где содержались английские военнопленные, видна выведенная белилами приветственная надпись. Несмотря на это, батальон парашютистов был сброшен в устье р. Рангун и 2 мая началась бомбардировка города. Лишь после того как остатки порта были разрушены и в городе начались пожары, под защитой сотен самолетов передовая дивизия десанта начала высаживаться на набережной.

Вопрос о том, кто освободил Рангун, дебатируется до сих пор. Организаторы операции «Дракула», хотя и несколько обескураженные тем, что японцев найти в Рангуне не удалось, тем не менее на формальных основаниях выдвигали себя в освободители бирманской столицы. Сторонники Слима в ответ на это заявляли, что еще за два дня до высадки десанта истребитель из частей Слима опустился на аэродроме Мингаладоун. Пилот узнал, что город оставлен врагом, на попутной повозке доехал до города, заглянул в тюрьму, где были военнопленные, и даже привез Слиму подаренную ему военнопленными записку, которую за два дня до того приколол к открытым воротам тюрьмы ее японский начальник: «Настоящим удостоверяется, что вы имеете право покинуть эту территорию по своему желанию». И ни в официальной британской истории войны, ни в воспоминаниях ее участников не принимается во внимание, что, как только японцы покинули Рангун, власть в нем перешла к представителям АЛНС и вышедшим из подполья группам. Из японских и бирманских источников известно, что эвакуация японцев из Рангуна началась 27 апреля, а к 29 апреля в городе оставался лишь батальон Индийской национальной армии и подрывники. Узнав об этом, бирманское командование зоны вошло в контакт с индийцами, чтобы те впустили в город части НАБ. А так как к тому времени существовала договоренность между Аун Саном и Босом, что бирманская и индийская армии воевать не будут, то индийский отряд согласился на вход в город бирманских частей, которыми командовал Бо Не Вин, хотя и отказался разоружиться, заявив, что сдаст оружие только англичанам. В результате 1 мая Рангун уже контролировался частями бирманской армии. Им удалось сорвать попытки японцев взорвать порт. Правда, так как значительных бирманских сил в этом районе не было, контроль бирманцев над столицей был лишь номинальным. Тем не менее остается фактом, что английский десант, высадившийся в оставленном японцами городе, увидел на улицах красные с белой звездой флаги АЛНС.

6 мая командующий зоной Бо Не Вин провел в Рангуне переговоры с командиром 26-й индийской дивизии британской армии. В результате этих переговоров бирманские части в столице получили как бы официальный статус — интендантство согласилось выдать им английскую форму, однако при условии, что в черте города они не будут носить оружия. Бирманцы согласились на это — они знали, что в городе, лишенном администрации, начались грабежи и бандитские налеты, и англичане, стараясь навести порядок, арестовывали всех, кого ловили с оружием. Таким образом, компромисс, заключенный Не Вином с англичанами, бы направлен на то, чтобы исключить недоразумения.

Генерал Слим, лишенный возможности торжественно поднять британский флаг над Секретариатом в Рангуне, был через два дня после того, как он все же вступил в город, отстранен от должности по инициативе ревниво следившего за его успехами командования в Дели. Правда, через несколько дней он был призван обратно: его незаслуженная отставка (под предлогом поправки ослабшего здоровья) вызвала возмущение даже в Лондоне. Слима не только вернули в Бирму, но и назначили на место генерала, сместившего его, — командующим сухопутными силами в Юго-Восточной Азии, и в этой должности ему пришлось участвовать в ликвидации последних очагов сопротивления японцев в Бирме и принимать их капитуляцию в Сингапуре.

Следует отметить, что характерное для всего периода изгнания японских войск из Бирмы сотрудничество англичан с бирманцами стало возможным в первую очередь потому, что командование 14-й армии (точнее, сам генерал Слим) сознательно пошло на установление контактов с Лигой. Относясь к той разумно мыслящей категории английских военных, которые были готовы признать право Бирмы на независимость, и понимая, сколь важна помощь бирманских войск, Слим предпочел занять позицию, отличающуюся от позиции колониального чиновничества. Уже 21 апреля агенты «части 136» во время очередной встречи с Аун Саном, который не прерывал связи с английскими разведчиками, предложили бирманскому командующему встретиться с генералом Слимом. Однако Аун Сан не мог сразу отправиться на рандеву из-за военной обстановки. Для бирманской армии это были самые трудные дни: японский фронт у Иравади распадался, и тысячи японских солдат поспешно отступали на восток через районы, где укрепились части НАБ. Бои, как вспоминают участники событий, шли ежедневно, и Аун Сан не знал, где он проведет следующую ночь.

Только в середине мая, уже после падения Рангуна, Аун Сан смог прибыть в Аланмьо (Аунлан), а оттуда на английском самолете перелетел в Мейтхилу, в ставку Слима. Когда Слим вышел к дверям штаба, чтобы встретить бирманского лидера, он заметил смятение среди штабистов: по двору, прижимая рукой к бедру саблю, шагал молодой японский генерал (бирманская армия была одета в японскую форму, несколько иными были лишь знаки различия). Лицо генерала было невозмутимым, но, как вспоминает Слим, в любой момент могло озариться умом и юмором. Аун Сан в ходе беседы с английским командующим отрекомендовался представителем Временного правительства Бирмы и потому просил рассматривать его как союзника, который не намерен подчиняться английским приказам. Слим признает в своих мемуарах, что он тут же прибегнул к шантажу, заявив, что для англичан Аун Сан — британский подданный, который воевал с оружием в руках против своего короля, поэтому нет никаких гарантий, что его не прикажут арестовать как бунтовщика и предателя. Аун Сан реагировал на угрозы спокойно, а на вопрос Слима, почему же он так хочет отделаться от англичан, ответил, что ровным счетом ничего против них не имеет, как ничего не имеет против японцев и любых других иностранцев, однако не желает, чтобы они правили его страной.

Вождь бирманцев произвел на британского генерала яркое впечатление, и Слим не раз после этого подчеркивал свое убеждение в искренности и честности командующего бирманской армией. В то же время Слим был убежден в своей силе нужно было быть слепцом, чтобы попытаться сопротивляться дивизиям, прошедшим сражения у Импхала и штурм Мандалая. Аун Сан также понимал это. Ситуация повторялась: как и три года назад, главным для бирманцев сейчас было сохранить армию и политическую организацию, в то время как любые поспешные действия могли лишь повредить общему делу. Неудивительно, что после встречи с английским командующим Аун Сан вернулся в свой штаб подавленным и задумчивым. Он сказал молодым офицерам, окружившим его, что борьба за свободу далеко еще не завершена и самое трудное — впереди.

На следующий день после встречи Аун Сана и Слима английское правительство опубликовало Белую книгу по Бирме. 1 июня палата общин обсуждала этот документ, при чтении которого становилось ясно, что война ничему не научила правительство Великобритании.

Белая книга предусматривала, что после войны и ликвидации военной администрации, которая была установлена армией, к власти придет английский губернатор, которому на правах совещательного органа будет помогать Исполнительный совет. Губернаторское правление для Бирмы предусматривалось до конца 1948 г. Лишь после этого наступит период подготовки к «полному самоуправлению в пределах Британской империи». Здесь уже сроков не устанавливалось, и о том, когда наступит это самоуправление «в рамках», никому, даже авторам документа, не было известно. В экономической части программа также была совершенно неприемлема для бирманцев, ибо собственниками земли объявлялись те, кто владел ею до декабря 1941 г. и кто уже грузил чемоданы в Индии, готовясь к возвращению в Бирму.

Вряд ли можно было придумать документ, более оторванный от жизни и написанный как бы специально для того, чтобы колеблющиеся слои бирманского общества устремились к АЛНС. Появление Белой книги и политика военной администрации способствовали также росту влияния Компартии Бирмы, особенно в сельской местности. Программа коммунистов, требовавших передачи земли тем, кто ее обрабатывает, давала крестьянам лозунг, в котором они нуждались.

В своем заявлении, опубликованном одновременно с Белой книгой, Лига отмечала, что «нельзя отбросить народ назад к духовному и политическому уровню 1941 г. «...» Тот, кто думает, что все, чего хочет Бирма в 1945 г., сводится к снабжению ее продовольствием, одеждой и материалами для восстановительных целей, допустит огромную ошибку... Бирма хочет одного — стать полностью независимой — ни больше ни меньше».

Пока гражданские политики в Симле и Лондоне занимались составлением планов послевоенного устройства Бирмы, военные спорили, что делать с бирманской армией. Маунтбеттен настаивал на том, чтобы она сохранилась как боевая единица до конца войны, ибо ее помощь в освобождении Бирмы неоценима. 22 мая начальники военных штабов Англии согласились с его мнением, однако указали, что использование бирманской армии в военных операциях допустимо лишь под английским руководством и контролем, а после окончания войны армия должна быть разоружена, хотя и возможно включение какой-то ее части в будущие вооруженные силы колониальной Бирмы.

Не отказываясь в принципе от того, чтобы распустить после окончания войны армию, выросшую к лету до 25 тыс. человек, бирманские лидеры пока ничего для этого не делали и в то же время использовали присутствие ее частей в тылу для формирования там органов власти, контролируемых АЛНС. Стремясь к легализации армии, ее командование добилось того, что 15 июня в торжественном параде по случаю освобождения Рангуна участвовал батальон Бо Не Вина, одетый в новенькую английскую форму.

В июне в Рангунском порту появился крейсер «Кэмберленд», на борту которого находился британский губернатор Дорман-Смит в сопровождении колониальных чиновников и верных бирманских политиков. Он вернулся в страну, которой еще не управлял, так как военная администрация не желала пока передавать власть гражданскому губернатору. Тем не менее 20 июня Дорман-Смит собрал на борту крейсера бирманских лидеров, которых он считал представляющими национальное руководство страны. Лишь два из них принадлежали к Лиге — Аун Сан и Такин Тан Тун, остальные были правыми проанглийскими политиками или бывшими чиновниками колониальной администрации. Беседуя с бирманцами, Дорман-Смит произнес много слов о восстановлении Бирмы и ее социальном прогрессе, но ни одного о независимости. Правые политики были удовлетворены. Аун Сан и Такин Тан Тун, вежливо попрощавшись с губернатором, ушли, понимая, что никаких надежд на добровольное сотрудничество с Лондоном нет и с укреплением английской власти борьба будет становиться все ожесточеннее. Следовательно, надо было спешить скорее устанавливать власть на местах, укреплять армию, запасать оружие и готовить кадры на случай, если придется уходить в подполье.

В создавшейся ситуации бирманские лидеры предпочитали иметь дело с военным командованием, в первую очередь с Маунтбеттеном, который, будучи патриотом Британской империи, имел в то же время куда более трезвый взгляд на вещи, чем оторванные от жизни гражданские администраторы и лондонские министры. В частности, вот что писал мудрый Маунтбеттен в те дни в Лондон: «Хотя генерал-майор Аун Сан виновен в измене, так как сотрудничал с японцами, он относится к тем людям, чьи политические убеждения привели их к заключению, что истинные интересы их страны лежат в том, чтобы заставить японцев дать ей политическую свободу. Бирманцы были обмануты, и их современное поведение доказывает, что они осознают свою ошибку... Раз уж эти бирманцы стали национальными героями (а те, кто сражается с японскими оккупационными войсками, также ими станут), нам следует отнять у них инициативу, создав ситуацию, в которой они будут национальными героями, потому что сражались на стороне англичан, а не против них. В то же время я убежден, что любая политика, которая будет направлена на подавление движения сопротивления силой, будет иметь роковое воздействие на гражданское переустройство страны..."

23 июля, продолжая нажим на Лигу, английское командование провело решение о переименовании Национальной армии Бирмы в «Патриотические бирманские силы», как бы низводя ее этим до уровня нерегулярных формирований. Под таким названием бирманская армия в конце июля — начале августа принимала участие в последних крупных боях на территории Бирмы, закончившихся разгромом японской группировки у р. Ситаун. После этого остатки японских войск, почти не оказывая сопротивления, откатывались на восток, и функции бирманских отрядов ограничивались выслеживанием и обезвреживанием отдельных групп японских солдат, которые старались укрыться в горах и лесах на восточной границе Бирмы. Британские войска к этому времени надежно контролировали все крупные города Бирмы, а их превосходство над бирманской армией было настолько значительным, что воспрепятствовать процессу постепенного оттеснения бирманцев от руководства страной и возвращения к довоенной колониальной структуре вооруженным путем было невозможно. Перспективы общенационального восстания против английского правления также были маловероятны — за четыре года войны народ настолько устал и так мечтал о мире, что руководителям Лиги следовало искать политические пути к независимости.

В первой половине августа Аун Сан собрал в Рангуне командующих военными зонами. Целью его было ознакомиться с положением на местах и выработать общую платформу на предстоявшей сессии Высшего совета АЛНС. На заседания сессии, проходившие 16-18 августа, были приглашены представители всех крупнейших партий страны, включая и те, что не входили в Лигу. Сессия приняла резолюцию, в которой говорилось, что народ Бирмы «находится в долгу у народов и армий Советского Союза, США, Англии и Китая». Но теперь, когда война завершается, «демократический мир должен признать право бирманского народа на свободу, так как именно на этих принципах строится Организация Объединенных Наций... народы мира полностью едины в том, чтобы предпринять решительные меры для создания свободной Бирмы в свободном мире». После окончания сессии в Рангуне состоялся крупнейший в истории страны митинг, продемонстрировавший врагам и скептикам силу АЛНС.

С этого момента Аун Сан решил отойти от командования армией, сохранить которую как крупную боевую силу все равно не было возможности, и вернуться к политической деятельности. Английское командование через посредство лорда Маунтбеттена, с которым в начале сентября Аун Сан вел в Канди переговоры относительно свертывания вооруженных сил Бирмы, предложило бирманскому лидеру пост заместителя главного инспектора колониальной армии в чине бригадира с обещанием дальнейшей карьеры в рядах британских вооруженных сил. Однако ничто не могло заставить Аун Сана отказаться от принятого решения. Согласившись на требования англичан о сокращении армии и переводе ее под командование английских офицеров, Аун Сан занялся укреплением Лиги и созданием Народной добровольческой организации (НДО) — полувоенной организации, которая объединила ветеранов антияпонской войны, не включенных в колониальную армию и рассчитывавших в случае нужды на оружие, спрятанное во время боевых действий. Однако основной упор с момента окончания войны Лига сделала на политическую деятельность, и этот курс оказался правильным. Добившись выборов в Учредительное собрание, АЛНС завоевала в нем почти все места и получила право сформировать Временное правительство Бирмы. Несмотря на убийство в 1947 г. правыми авантюристами Аун Сана, Такина Мья и ряда других лидеров национально-освободительного движения и выход из единого фронта Коммунистической партии, Бирма добилась независимости, которая была формально провозглашена 4 января 1948 г.

Послесловием к описанию событий 1945 г. в Бирме может послужить рассказ о судьбе остатков правительства Ба Мо. После бегства из Рангуна небольшой караван автомашин несколько дней пробивался сквозь заторы на узких дорогах на восток, к Ситауну. Не раз приходилось спасаться в канавах от бомбежек и подолгу задерживаться на железнодорожных станциях в тщетной надежде на поезд, который довез бы членов правительства и их семьи до казавшегося спасительным Моулмейна. Вскоре пришлось идти пешком по шпалам, прячась от английских налетов в джунглях. Как-то переночевали в шалашах, построенных монахами местного монастыря, после того как их выгнали из монастыря японские солдаты. Вскоре удалось найти дрезину, однако проехали на ней лишь несколько миль, так как на дороге ожидала засада, устроенная бирманскими солдатами. Японская охрана смогла отбиться от нападения, доставить своих подопечных к Ситауну и переправить их на найденной моторной лодке на левый берег.

Когда измученная процессия наконец-то добралась до Моулмейна, оказалось, что этот город подвергается беспрерывным бомбежкам, и правительство в сопровождении посла Японии в Бирме перебралось в Мудоун, где и провело последующие недели. Такин Ну пытался привлечь Ба Мо к оказанию помощи бирманцам, попадавшим в руки «кэмпейтай», но даже в тех случаях, когда удавалось добиться от японцев обещания не расстреливать партизан или заложников, те потом, как правило, все равно приводили приговор в исполнение.

Последним мероприятием правительства Ба Мо стало торжественное открытие в Мудоуне монумента Независимости. Далее пути Ба Мо и его министров разошлись. Такин Ну и Такин Мья сообщили в Рангун, что правительство «независимой Бирмы» перестало существовать, и вскоре отправились обратно в столицу. А Ба Мо в тот же вечер принял японского посла, который, по словам самого диктатора, нанес ему визит, чтобы узнать его мнение о вероятной капитуляции Японии. «Без всяких колебаний я выразил мое согласие с этим решением». Двое бывших — президент и посол — сидели в одном из немногих оставшихся домиков бирманского городка и продолжали играть в высокую политику. Затем Ба Мо отправился на конечную станцию так и не завершенной «дороги смерти», под проливным дождем уселся в поезд, и тот медленно повез его в Бангкок. Ба Мо не желал думать о том, скольких жизней бирманцев, англичан, индонезийцев стоило строительство этой дороги. Он вспоминает лишь, как поезд остановился на ночь возле бирманского трудового лагеря, и рабочие (вернее, рабы) вышли утром поглядеть, как уезжает из страны их президент.

Путешествие через Таиланд, на первый взгляд гораздо меньше, чем Бирма, затронутый войной, вызвало у Ба Мо раздраженный отзыв о национальном характере тайцев, которые «имеют явный талант пережить бурю и выйти из нее с таким видом, словно бури и не было...". Дальше был бурлящий демонстрациями Сайгон. «Среди демонстрантов были вооруженные люди, которые шли в военном строю. Они были менее эмоциональными и более дисциплинированными, чем бирманцы, и это доказывало, что запас их воли и выдержки больше, чем у нас... в этой бесконечной ленте людей я увидел начало войны в Индокитае против французов, которая закончится через девять лет в Дьенбьенфу».

22 августа Ба Мо, едва не погибнув на последнем отрезке пути, так как самолет, на котором он летел, попал на глаза американскому истребителю, высадился на Тайване, где узнал, что только что при подобных обстоятельствах погиб С. Ч. Бос. Еще через день Ба Мо был в Японии. Его появление там имело определенный политический смысл в глазах тех военных, которые не смирились с поражением: ведь Ба Мо был единственным главой союзного государства, который смог и захотел прибыть в Японию в ее последний час. Дальнейшие события служат доказательством того, что японская военно-политическая машина продолжала функционировать не только в дни капитуляции, но и многие месяцы спустя. Ба Мо отвезли в небольшую деревушку в префектуре Ниигата, где поселили в деревенском монастыре под видом маньчжурского профессора, потерявшего из-за гибели при бомбежке всей его семьи дар речи и рассудок. При «профессоре» постоянно находились четыре японских офицера, которые снабжали его всем необходимым, держали в курсе событий и поддерживали связь с Токио, где давно уже правили американцы. Лишь к концу декабря 1945 г., когда Ба Мо узнал, что никто из бирманских политиков, сотрудничавших с японцами, не подвергся репрессиям английских властей, он начал настаивать на том, чтобы сдаться союзникам. По его просьбе к нему явился ответственный чиновник министерства иностранных дел Японии, который согласился с тем, чтобы Ба Мо вышел из укрытия. В начале 1946 г. Ба Мо привезли в Токио и поместили в тюрьму для военных преступников, откуда он вышел через несколько месяцев, получив разрешение вернуться в Бирму.

Отзыв Ба Мо о Таиланде и тайцах был явным преувеличением: «пережив бурю», Таиланд не смог выйти из нее невредимым. В годы войны положение Таиланда мало чем отличалось от положения «самостоятельной» Бирмы. Там были и поборы, и мобилизация в трудовые отряды. К тому же английская и американская авиация, особенно в последние месяцы войны, активно бомбила пути сообщения в стране. Были уничтожены крупнейшие железнодорожные мосты, сгорели 22 железнодорожные станции и железнодорожное сообщение практически прекратилось. Посевы риса в стране сократились на четверть, производство ненужного Японии каучука вообще прекратилось, в пять раз упала добыча металлов. Таким образом, Таиланд пришел к концу войны если не разоренным, как Бирма, то с сильно подорванной экономикой.

Пибун Сонграм, как говорилось, ушел в отставку летом 1944 г. Ведущую роль в новом правительстве занимал регент королевства Приди Паномионг, сторонник ориентации на Запад. Американские разведчики, проникавшие в Таиланд в основном из Китая, поддерживали с Приди связь. Они знали о том, что радикальные элементы в Таиланде готовят антияпонское восстание и что Приди делает все возможное, чтобы восстания не произошло. Те круги, что стояли за восстание, по его мысли (совпадавшей с точкой зрения американской разведки), не должны были чрезмерно усилиться — они были слишком левыми. В то же время Приди понимал, что его позиция уязвима. «Мне чрезвычайно трудно, — писал он в июле 1945 г. американскому резиденту, — удержать народ, и я не могу поступать таким образом до бесконечности».

10 августа, сразу же после вступления СССР в войну с Японией, Приди Паномионг направил союзным державам послание, в котором аннулировал объявление войны США и Англии как неконституционное. Через 20 дней после этого, 31 августа, правительство подало в отставку и из США был срочно вызван Сени Прамот, бывший до войны послом Таиланда в Вашингтоне и отказавшийся, когда Пибун объявил войну западным державам, вернуться в Бангкок. Еще через две недели все в Таиланде стало на свои места: у власти было консервативное правительство, во всем случившемся обвинили Пибуна (а в конце года и арестовали по введенному закону о фашистских военных преступниках), фактическую власть осуществлял Приди.