ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ГЕНЕРАЛ ШЕРМАН
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ГЕНЕРАЛ ШЕРМАН
Следует все-таки сказать несколько слов об этом человеке. Он является единственным и последним на сегодняшний день участником Гражданской Войны, которого до сих пор всерьез ненавидит одна из бывших сторон.
Род Шерманов по американским стандартам — древний и уважаемый. Мэйфлауэр или нет — кто ж его разберет. Дед его сражался с индейцами, со специальным племенем каким-то, у которого был очень храбрый и доблестный вождь, и назвал сына в его честь — Текумсе. Но, конечно же, священники отказывались крестить ребенка с таким именем, посему ему дали второе, нормальное, и поставили его первым — Уильям. Все это происходило в городе Ланкастер, штат Огайо. Потому что (вчитайтесь):
Бульшая часть собственности Шерманов в Коннектикуте пострадала во времена Войны За Независимость (т. е. очень давно), и в компенсацию им дана была земля в Западных Резервах. Во время оно правительства еще не окончательно озверели (в смысле чувства справедливости).
Когда Шерману было девять лет, отец его умер. У Шерманов было одиннадцать детей. И его (как самого умного…) согласился взять на воспитание Томас Юинг, чья жена, Мария, потребовала, чтобы мальчика крестили снова — в католичество. Свою мать, Мэри, Шерман, повзрослев, содержал.
Судя по всему, у Шермана было приличное начальное образование. А шестнадцати лет отроду приемный отец поместил его в Вест Пойнт, учиться войне. Шерман воевал с индейскими племенами во Флориде, а во время Мексиканской Кампании почему-то занимал административный пост на базе в Калифорнии, которая не входила в состав Союза, и там дослужился до капитана. Тридцати лет от роду женился на действительной дочери Юинга Элеаноре. Она была в молодости очень красива и играла на рояле и арфе. У них было восемь детей. И стал Шерман президентом какого-то банка в Сан-Франциско. Это очень плохо сказалось на его здоровье. Он гораздо лучше чувствовал себя на войне, чем в конторе. Подвергался большим стрессам из-за финансовых перемещений и махинаций. Началась астма!
В 1856-м году стал руководить Калифорнийской Милицией. Банк прогорел через год после этого. Шерман переехал в Ливенворт, штат Канзас, и там пытался заняться адвокатской деятельностью. И опять ничего не вышло.
В 1859-м году бывшие однополчане предлагают ему пост суперинтенданта Луизианской Государственной Семинарии Познания и Военной Академии. Друзей зовут Борегард и Брагг (оба, по иронии судьбы, будущие герои Гражданской Войны, воевавшие на стороне Юга… ирония на этом не заканчивается — впоследствии, заведение переименовывается в Луизианский Государственный Университет, на сегодняшний день из всех учебных заведений Юга — самый престижный, и диссиденствующий — впору два портрета вешать на стену, оба Шермана — изначального руководителя заведения и самого ненавидимого в том же заведении человека).
В этом качестве (суперинтенданта, но и бывшего военного тоже) — его вызывают в Батон Руж в 1861-м году. Ирония продолжается, уже с примесью цирка. Конфедерация объявила независимость от Союза. Федеральный арсенал в Батон Руже переходит в руки конфедератов (охраняющие его федеральные солдаты разделились на два лагеря, и лагерь уроженцев Юга разошелся по домам, остаточные северяне не сопротивляются — сдают арсенал). Шерману предлагают принять арсенал от имени Конфедерации и подписать бумагу.
Очень возможно, что никто из участников этого цирка не знал, что родной штат Шермана — не Луизиана, и не Миссури, но Огайо. А то, что для южанина он говорит как-то странно — мало ли что! Кстати сказать, в то время еще не была так везде распространена фамильярность, и у человека, по выговору и одежде неместного, не спрашивали тут же в лоб — а ты откуда к нам прибыл? Считалось неприличным. Прибыл и прибыл, каждый живет, где ему нравится. И он ведь друг Борегарда! Не может у Борегарда быть друзей из Огайо! В Огайо живут проклятые янки.
Увидев, к чему все идет, Шерман подает в отставку (не приняв арсенал). И уезжает на почти-север, в Сейнт-Луис (он же Сен-Луи, штат Миссури, но северный Иллиной — через речку переплыть, хотя речка и широкая), где становится — уж не знаю, каким способом — руководителем Сейнт-Луисской Рельсовой Дороги (это просто конка, да еще на одной линии ходит иногда миниатюрный паровоз). Но через несколько месяцев его вызывают в Вашингтон.
До отъезда на север Шерман написал письмо одному из своих друзей-южан. Переводов на русский язык этого письма не существовало до сих пор, посему прошу простить погрешности, перевод мой, а переводчик я плохой.
«Вы, люди Юга, не знаете, во что ввязались. Страна захлебнется кровью, и один лишь Бог знает, как все это кончится. Все это — глупость, безумие, преступление против цивилизации! Вы тут так легко говорите о войне — вы не знаете, о чем говорите. Война — ужасная вещь.
А также, вы ошибаетесь по поводу людей Севера. Они — миролюбивы, но они серьезны, и они безусловно будут воевать. Они не допустят, чтобы страну уничтожили, не сделав могучее усилие, чтобы ее спасти.
Помимо этого, где ваши люди и где ваше снаряжение? Север умеет построить паровой двигатель, локомотив, вагон рельсовый. Ярда материи, пары обуви не можете вы произвести. Вы спешите воевать с одним из самых могучих, самых изобретательных, самых целеустремленных народов Земли — прямо у вашего собственного порога.
Вас ждет безусловный провал. Только духом и целеустремленностью готовы вы к войне. Во всем остальном вы совершенно не подготовленны, начиная с того, что дело ваше дурное (в смысле, не шибко правое… В.Р.). Сперва вы продвинитесь вперед согласно вашим планам, но ваши ограниченные ресурсы начнут вас подводить, и, когда вы будете отрезаны от рынков Европы (а вы будете от них отрезаны), дело ваше начнет иссякать. Если бы люди ваши остановились бы да подумали, то увидели бы они что кончится их дело провалом».
Не очень складно писал Шерман в начале карьеры (впоследствии писал гораздо лучше). Но образ мыслей интересный. И, по большому счету, был он прав. Правда, также правы были и также мыслили еще миллионов пять народу. Включая многих южан.
Шерман получил чин полковника и участвовал в первом сражении при Булл Ране, где пулями ему задело колено и плечо. После разгрома, Шерман, разуверившись в своих способностях, подал в оставку. Линкольн оставку не принял, и вместо этого сделал Шермана бригадным генералом. И послал его в Луизвилл, штат Кентукки. Там, в непонятной политической обстановке, у Шермана случился нервный срыв. В строй он вернулся через полгода, командовал дивизией в битве у Шило. Дивизия его приняла на себя почти всю мощь атаки южан, но Шерман каким-то образом сумел битву выиграть, и через две недели получил чин генерал-майора. За всем этим наблюдал принимавший непосредственное участие в действиях генерал Грант. О нем Шерман напишет в мемуарах, «Грант стоял за меня, когда у меня мутился разум, а я стоял за Гранта, когда он напивался, и с тех пор мы всегда стоим друг за друга».
В 1864-м году, когда Гранта назначили главнокомандующим, он отдал Шерману свой предыдущий пост — командующего Западным Театром Действий. Там он, Шерман, жег Атланту и придумывал Тотальную Войну (Тактику Выжженной Земли). Там, где проходила армия Шермана, уничтожались все запасы, вся инфраструктура, все постройки. Шерман смотрел сквозь пальцы на нарушение официального запрета на мародерство. Врага, по его мнению, нужно было раздавить психологически, — раз… и сделать так, чтобы у него не было возможностей и средств снова подняться, — два. Это ведет, считал Шерман, к скорейшему окончанию войны.
Справедливости ради следует сказать, что во время Марша Шермана К Морю, через всю страну, фронтом, растянутым на шестьдесят миль, с шестьюдесятью тысячами солдат, гражданское население Юга пострадало действительно очень мало. И жителей деревень и городков, как жителей Атланты, предупреждали, что скоро будут жечь, и предоставляли им время, чтобы уйти. Но, конечно же, без эксцессов не обошлось. И, конечно же, на эксцессы Шерман не обращал внимания.
После войны Шерман был долгое время главнокомандующим, один раз в течении двух месяцев занимал пост главы Военного Департамента, в виду интриг и бюрократии на два года перевел главный штаб в Сейнт-Луис, воевал с индейцами (применяя тактику выжженой земли), издал несколько книг, и умер в Нью-Йорке, в 1891-м году.
Знаменитый танк назван в его честь. Ну а то.
Когда хвалит иностранец, это всегда лучше. Своих хвалят все. Посему в данном контексте интересно выглядит мнение иностранного специалиста.
Английский военный историк, считающийся теоретиком, повлиявшим на все большие войны двадцатого века, Лидделл Харт, участник Первой Мировой Войны, назвал Шермана «первым современным генералом».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.