Тридцатые годы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тридцатые годы

Конец 20-х был окутан туманом, в котором смешались ностальгия по прошлому и новые идеи. Богатство и помпезность высшего общества и королевского двора продолжали поражать воображение. Изображения на сигаретных этикетках и на обложках журналов превозносили достоинства светских знаменитостей вроде стареющего чайного магната «Томми» Липтона или хозяйки салона леди Лондондерри. В стране царили знаменитости прежних лет. Элгар оставался автором дворцовой музыки до 1934 г., Киплинг творил до 1936 г. Харди умер в 1928 г. в преклонном возрасте, окруженный почетом. Реализация уже упомянутого принципа «безопасность прежде всего» допускала только самые осторожные формы новаторства. Его политическим выразителем в конце 20-х годов стал лидер лейбористов Макдональд, который и был призван к тому, чтобы сформировать второе лейбористское правительство 1929 г. В прошлом противник войны 1914–1918 гг., во время Всеобщей стачки Макдональд был фигурой, пытавшейся примирить противостоящие стороны; затем он же искоренял социалистический экстремизм и закончил завсегдатаем светских салонов. Короче говоря, Макдональд представлял собой политического деятеля, вполне удобного, для того чтобы аристократия заключила его в свои объятия. Превратившись в «лицензированного» бунтаря, он был вполне безопасен для общества, жаждущего скромных и подконтрольных перемен. К тому времени Ллойд Джордж превратился в уже забытого политического ветерана, а Черчилль, из-за своей твердолобой позиции в отношении самоуправления Индии, что противоречило политике основной части консервативной партии, остался в изоляции. В связи с этим именно Макдональду суждено было стать надежным проводником на пути к апокалипсису.

Правление второго правительства лейбористов оказалось просто бедственным, но в основном по причинам, от него и не зависящим. В мире не существовало правительства, способного предотвратить крушение американской биржи в октябре 1929 г. и последовавшее за ним нарушение торгового оборота и занятости. Очевидно и то, что лейбористы не сумели предложить ни социалистических, ни каких-либо иных мер, чтобы предотвратить растущую со страшной скоростью безработицу, которая к концу 1932 г. достигла своего пика охватив около 3 млн человек. Хотя во второй половине 30-х годов безработица начала постепенно снижаться, застой в промышленности и социальная деградация, затронувшая многие слои общества, продолжались. Помимо перепроизводства и снижения потребления, т. е. того, что обусловливало кризис во всем мире, существовали и чисто британские его причины. В структуре промышленного производства страны слишком большую роль играли традиционные отрасли, которые давно находились на спаде: угледобывающая, сталелитейная, текстильная и судостроительная. Для этих отраслей были характерны низкие капиталовложения, раздутые штаты и плохое управление. Последнее коренилось в самой культуре Британии, где предпочтение десятилетиями отдавалось возвышенным гуманитарным дисциплинам и джентльменским доблестям, а не обучению навыкам управления и ведения бизнеса.

До 1935 г. никаких признаков оздоровления экономики не наблюдалось. Британская публика уже притерпелась к социальным бедам и без сочувствия относилась к безнадежному положению и отчаянию шахтеров, «голодным маршам» и демонстрациям безработных, к тяжкой и безысходной «жизни на пособие».

Были люди, которые понимали необходимость новой политики, способной пробудить нацию и оживить экономику, способной повернуть развитие страны в другом направлении. Левоцентристской позиции все 30-е годы придерживался Ллойд Джордж, понимавший неизбежность «Нового курса» по американскому образцу. Но этого стареющего пророка мало кто слушал. Крайне левые предлагали свои панацеи: от идей коллективизма Социалистической лиги, впоследствии подхваченных Книжным клубом левых, до чистого сектантства типа коммунистической партии. Сидней и Беатриса Уэбб предпочитали видеть будущее в развитии Советской России. Крайне правый сэр Освальд Мосли сначала примкнул к консерваторам, потом к лейбористам, а затем попытался создать британский вариант фашизма с примесью корпоративного планирования и антисемитизма. Ветераны социализма, писатели Бернард Шоу и Герберт Уэллс, предлагали различные варианты плановой научной утопии. Но самые популярные решения искали в традиционной британской практике политических комбинаций.

В августе 1931 г. лейбористское правительство Макдональда оказалось в очень трудном положении. Критический момент наступил, когда фунт зашатался и одновременно в мае был опубликован доклад, в котором правительство обвиняли в чрезмерных расходах и несбалансированности бюджета, что якобы стало причиной промышленного коллапса. От правительства потребовали снижения расходов на социальное обеспечение, в частности на пособия, от которых зависело само существование безработных. В кабинете произошел раскол: одни приняли сторону банкиров, другие — Британского конгресса тред-юнионов. Двадцать третьего августа Макдональд подал в отставку.

На следующее утро вместо ожидаемого нового правительства консерваторов-либералов оказалось, что Макдональд остается премьером нового «Национального правительства», откуда были исключены почти все его коллеги по Лейбористской партии. После последовавших всеобщих выборов, состоявшихся в октябре, это правительство (которое только что отказалось от золотого стандарта и девальвировало фунт стерлингов) вернулось к власти при поддержке 556 парламентариев. Представительство лейбористов сократилось до 51 человека, причем почти все их прежние министры были забаллотированы избирателями при голосовании.

«Национальное правительство» задавало тон в политике все 30-е годы. Его номинальный глава Макдональд, не вызывавший ничего, кроме сочувствия, постепенно исчезал с политической сцены. Болдуин продержался до 1937 г. Он все же сумел использовать политические и тактические приемы, чтобы в 1935 г. провести через Парламент законопроект, предоставивший Индии большее самоуправление. Подобным же образом ему удалось перехитрить Эдуарда VIII, когда этот некоронованный король, попирая установленные правила, пытался сохранить за собой трон и жениться на разведенной американке Уоллис Симпсон. Но основной движущей силой правительства стали новые консерваторы-технократы, освободившиеся от стереотипов сельской жизни викторианского периода. Главным среди них был Чемберлен, наследник знаменитой династии из Бирмингема, сделавшийся заметной фигурой сначала в политической жизни страны, а потом и Европы. В начале 30-х он добился некоторого подъема в экономике путем крупных вложений в жилищное строительство и в производство предметов длительного пользования, а также способствуя притоку капитала в развитые промышленные зоны на востоке Центральной Англии и юге страны. Эмиграция из таких старых регионов, как Южный Уэльс, Дарем, Камберленд и Шотландия уравновешивалась ростом центров легкой индустрии и окружающих из рабочих предместий. У правительства выработался особый управленческий стиль регулирования — британская золотая середина в экономической политике. Для фермеров вводили квоты на производство молочных и других продуктов и предусматривали правила по их сбыту. Для жителей городов и пригородов улучшали транспортную систему (лондонская подземка — хороший тому пример), расширяли сеть газового и электрического снабжения. Вводилось в строй дешевое жилье.

На конференции 1932 г. в Оттаве пришел конец веку свободной торговли. Была введена новая система тарифов и так называемые имперские преференции, просуществовавшие до 70-х годов. Влияние таких тарифов на британскую экономику оказалось противоречивым. В некотором выигрыше оказалась только объединенная в картели гигантская стальная индустрия. Избиратели не замедлили высказать свою благодарность. На всеобщих выборах 1935 г. большинство голосов получило прежнее «Национальное правительство», теперь почти целиком консервативное. Этому кабинету консерваторов-управленцев чемберленовского толка широкая поддержка оказывалась до той поры, пока в конце 30-х среди них не произошел новый раскол по вопросам внешней политики.

Экономическая политика «Национального правительства» недвусмысленно строилась на классовом и региональном разделе страны. Для защиты старых промышленных районов были разработаны специальные планы. В обиходе такие районы, как индустриальная Шотландия, северо-восток Англии, Камбрия, Йоркшир, Ланкашир и Южный Уэльс, назывались депрессивными. Они существовали изолировано от остальной части Королевства, и о бедах проживающего там населения в Лондоне и Бирмингеме узнавали, только если там появлялись беженцы оттуда, чтобы участвовать в «голодном марше» или просить милостыню у сограждан, стоящих в очереди за театральными билетами.

По иронии судьбы сообщества людей, живущих в депрессивных районах, оказались замкнутыми в некой самоподдерживающейся модели: производство там сокращалось, а значит, сокращалась облагаемая налогом прибыль. В результате ухудшались условия жизни и ветшало оборудование, т. е. упадок производства ускорялся. На общественное мнение сильнейшее впечатление произвел марш безработных из Ярроу в Лондон.

Среди самых сильных произведений литературы того времени можно упомянуть довольно двусмысленную сагу Джорджа Оруэлла «Дорога к пирсу Вигана», трогательный роман Уолтера Гринвуда «Любовь на пособие», а также драматические повествования Льюиса Джонса «Кумарди» и «Мы живы» — о жизни уэльских шахтерских деревень. Они рассказывали о мучительных последствиях нищеты, которая явилась результатом государственной политики и повлияла на социальную и культурную жизнь страны. При этом мало что делалось, чтобы устранить причину этих бедствий, кроме отдельных благотворительных акций со стороны квакеров и других идеалистов. Правительство оказывало некоторую поддержку областям, пораженным депрессией, направляя туда специальные комиссии, но не предпринимало никаких серьезных усилий, чтобы перестроить промышленное производство на основе новой региональной политики. Томас Джонс однажды не без иронии предложил превратить эти районы в археологический музей на открытом воздухе, а жителей вывезти на поездах в Дагнем и Хоунсло, чтобы они занялись там чем-то полезным. И все же некоторые нововведения были предприняты, и появились промышленные зоны, где благодаря низкой кредитной ставке и инвестиционным грантам были созданы благоприятные условия для групп предпринимателей, желавших начать здесь бизнес. Так, центром производственной активности в 30-х годах стал город Слау в Бакингемшире. Его ужасающий архитектурный облик стал предметом острой сатиры со стороны Джона Бечемена. Но в целом ограничения, наложенные Министерством финансов и Банком Англии, в сочетании с нежеланием правительства принимать срочные меры оставили районы, производившие важнейшую продукцию, без поддержки. Только после того, как в 1935 г. вышла Белая книга по обороне и началось перевооружение армии, в результате которого стали развиваться машиностроение и самолетостроение, безработица заметно сократилась.

Однако основная причина того, почему индустриальным районам, терзаемым депрессией, не оказывалась поддержка, заключалась в том, что они были сравнительно невелики и изолированны. Большинство населения Британии считало, что жизнь после завершения войны стала вполне сносной и даже во многом благополучной. Тридцатые годы характеризовались низкой инфляцией, возможностью приобрести дешевое жилье и растущим разнообразием предложений на рынке. В период между 1933 и 1937 гг. ежегодно возводилось около 345 тыс. домов. Продолжало процветать автомобилестроение, электротехнические, химические и текстильные предприятия. В центре Англии быстро росли и богатели такие города, как Лестер и Ковентри. Радости жизни становились более доступными. Профессиональные футболисты клуба «Арсенал», принадлежавшего Герберту Чапмену, зарабатывали немного, зато в их меню входило шампанское и бифштексы. Линии лондонской подземки доходили в северном направлении до Кокфостерса на границе с Хертфордширом, а на западе до Уксбриджа на границе с Бекингемширом, что показывает, насколько расширилась система обслуживания и насколько далеко расселилось население, причисляющее себя к «белым воротничкам». В загородных поселках вроде Хендона, Харроу и Кингсбери возникали торговые центры, кинотеатры и футбольные поля. Хаотично расположенные, несколько обособленные дома среднего класса протянулись вдоль всех основных магистралей и даже углубились довольно далеко в сельскую местность, поскольку их еще не сдерживал экологический контроль. Впрочем, такой контроль, призванный сохранить зеленый пояс вокруг городов, уже существовал. Западные авеню, проходящие вне Лондона, стали ассоциироваться с безудержным разрастанием промышленных и жилых кварталов, с беспорядочно расположенными фабриками, сооруженными в псевдоисторическом стиле (последующие поколения по непонятной причине стали считать их памятниками стиля модерн). Отсутствие социальных перемен в Британии, несмотря на безработицу и депрессию, объяснялось не только недостатком экономической возможности и политической воли у населения пострадавших индустриальных районов. Все больше и больше британцев получали возможность наслаждаться радостями жизни в пригородных поселках, почти не ощущая при этом тяжести кризисных лет.

Британия продемонстрировала удивительную стабильность, и этим она сильно отличалась от континентальной Европы, где тоталитарные режимы захватили власть в Германии, Италии и Австрии, а республики во Франции и в Испании находились в состоянии политического разброда. Социальная и культурная иерархия Британии сохранилась почти без изменений. Авторитет Парламента, судов и чрезмерно расслоенной системы образования оставался весьма высоким. На вершине образовательной системы по-прежнему находились Оксфорд и Кембридж; как и раньше, они представляли собой заповедник для выпускников частных школ. Монархия сохранила уважение подданных, тонко реагируя на внедрение демократических взглядов в массовое сознание. Например, король Георг V ежегодно присутствовал на финале розыгрыша Кубка по футболу на стадионе Уэмбли, где собирался рабочий класс. Празднование серебряного юбилея короля в 1935 г. стало поводом для всенародного ликования. Даже непродолжительный кризис, связанный с отречением Эдуарда VIII, не нанес институту монархии серьезного ущерба. Британцы жили в удобной изоляции от бурлящего страстями континента, населенного непонятными для них народами, до которых им не было никакого дела.

Тридцатые годы оказались для литературы и искусства на удивление плодотворным творческим периодом. Главной фигурой в поэзии оставался Элиот, американец по происхождению и консервативный англокатолик по убеждениям. Его «Четыре квартета» начали выходить в 1930 г. и продолжали появляться даже во время войны. Сам Элиот все больше склонялся к мысли, что драма ближе ему по духу, и в 1935 г. создал «Убийство в соборе» — о страдальческой участи Томаса Бекета. Но наиболее влиятельные писатели этого периода резко критиковали отход от жизни и отчуждение, свойственное, по их мнению, группе Блумсбери в 20-х годах. Молодые поэты У.Г.Оден, Стивен Спендер, Сесил Дей-Льюис и Луи Макнейс отразили в своем творчестве политические бури того времени. Ярким воплощением таких литературных настроений в литературе стала знаменитая поэма Одена «Испания» (1937), на которую его вдохновила недолгое участие в гражданской войне. Примечателен тот факт, что все эти молодые поэты если не стали коммунистами, то сильно увлекались своего рода неомарксизмом. Напротив, самые талантливые молодые писатели-прозаики того периода, Ивлин Во и Грэм Грин, будучи людьми совершенно разных политических взглядов, обратились в католичество.

Английская музыка изменилась мало. Мастер королевской музыки Элгар умер в 1934 г., но после осенне-меланхолического концерта для скрипки, написанного в 1919 г., мало что создал. Романтические мелодии Густава Хольста и Фредерика Делиуса с трудом соперничали с экспериментальными опусами последователей Игоря Стравинского и Арнольда Шёнберга, предлагавших атональную и даже неструктурированную музыку. Музыкальные поэмы Арнольда Бакса и Ральфа Воана Вильямса, написанные с использованием современных композиционных приемов, но при этом глубоко английские по мелодике и темам, показали, что современность можно сочетать с национальной традицией.

Для изобразительного искусства — и в живописи, и в скульптуре — 30-е годы стали временем больших взлетов и новаторства. Работы Генри Мура, сына йоркширского шахтера и ученика Джейкоба Эпстайна, вдохнули жизнь в английскую скульптуру. Еще одним первооткрывателем в этой области стала жена художника Бена Николсона — Барбара Хепуорт. Для живописи того времени характерно необычное разнообразие — рядом с деревенскими полотнами Стэнли Спенсера, наполненными христианской символикой, успешно сосуществовали картины Нэша, который увлекался французским сюрреализмом. В результате того, что в архитектуре и дизайне тоже наступила долгожданная пора новаторства, британские города стали значительно лучше выглядеть. Такого не было со времени процветания Нормана Шоу, Чарлза Войси и Чарлза Ренни Макинтоша, творивших до 1914 г. Британская архитектура продемонстрировала много интересных находок и настоящее чувство освобождения от старых установок. Это проявилось и во впечатляющих фрагментах общественных зданий, созданных под влиянием Вальтера Гропиуса и немецкой школы «Баухауз», и в элементах ар нуво и ар деко, украсивших фабричные корпуса и здания кинотеатров «Одеон», и даже в привлекающем взор оформлении таких обычных, но важных сооружений, как станции лондонского метро, построенных по проектам Франка Пика и Чарлза Холдена. В области, доступной для широкого круга людей, тоже наметился заметный культурный прогресс, хотя и не культурная революция, — оживилась Королевская академия и такие фестивали популярного искусства, как лондонские proms сэра Генри Вуда, проводимые в Альберт-холле.

Если не считать промышленных районов, пораженных депрессией, Британия 30-х годов выглядела как страна, вполне довольная собой и испытавшая подъем творческих замыслов во многих областях культуры. Это настроение резко изменилось в 1937 г., но не из-за внутреннего разлада или переоценки ценностей, а под влиянием событий, происходивших за рубежом. Внутренняя стабильность 20-х и 30-х годов зиждилась на неизменности британской внешней политики. Общество реагировало на предложение Кейнса в 1919 г., и его недоверие стало причиной свержения Ллойд Джорджа в 1922 г. Правые не желали ввязываться в военные авантюры за границей, а левые считали, что условия мира, подписанного в 1919 г., были жесткими и не заслуживают морального оправдания, так как они не ставили целью достижение гармоничного мира, а являлись продуктом империалистической конкуренции. В 20-х годах в Британии предполагали, что в течение еще десяти лет никаких больших войн не случится. В связи с этим британский оборонительный потенциал был ослаблен, что не вызывало протеста общественности. Особенно пострадал военный флот: Черчилль, будучи министром финансов, значительно урезал средства на его содержание. Новая, внушительная по своим размерам, только что достроенная морская база в Сингапуре уже казалась анахронизмом. Британия продолжала оказывать военную поддержку индийским раджам, но постепенно Лондон сумел договориться с Махатмой Ганди и Индийским национальным конгрессом, и в результате военный гарнизон на субконтиненте был сокращен с 57 тыс. человек в 1925 г. до 51 тыс. в 1938 г. Таким же образом постепенно начали налаживаться нормальные отношения с Ирландским свободным государством, и в 1936 г. были подписаны соглашения и практически ликвидированы ирландские долги Британии. Это свело к минимуму возможность военного или военно-морского конфликта с этой страной.

Даже приход к власти Гитлера, ставшего канцлером Германии в январе 1933 г., не вывел общественность Британии из пассивного состояния. За исключением представителя профсоюза транспортных и неквалифицированных рабочих Эрнеста Бевина, лейбористское движение было настроено пацифистски. Рабочие вообще не хотели голосовать за расходы на вооружение, планируемые консервативным в своей основе «Национальным правительством». Среди левых социалистов встречались сторонники Народного фронта, как, например, сэр Стаффорд Криппс, который настаивал на необходимости союза с СССР и утверждал, что только социализм способен разрешить международные противоречия.

Консерваторы, в свою очередь, не желали никаких авантюр во внешней политике, особенно после того, как Болдуин заверил народ, что в будущей войне оборона будет невозможна, поскольку определяющими в ее ведении станут военно-воздушные силы. Бомбардировщик, с его точки зрения, остановить нельзя. Консерваторы мало что сделали, когда потребовалось поддержать авторитет Лиги Наций при разрешении конфликтов в Маньчжурии (1931) и Абиссинии (1935). Среди правых появились люди, говорившие об общности Великобритании и гитлеровской Германии, якобы объединенных тевтонским происхождением и идеями антикоммунизма. Такие, в частности, встречались среди газетных магнатов. Группа подобных политиков и журналистов нашла приют в особняке лорда и леди Астор в Кливдене, на берегу Темзы близ Марло. Широко распространилось мнение, что именно эти люди оказывают влияние на поведение Министерства иностранных дел, настраивая данное ведомство в нужном им политическом направлении.

Когда пришла пора действовать, общество оказалось к этому не готово. В начале 1936 г. Гитлер, нарушив версальские договоренности, вступил в Рейнские земли. Дать военный отпор этой акции призывали свое правительство только несколько политических деятелей, и среди них пребывавший в изоляции, непопулярный тогда Черчилль. Еще раньше, когда Италия захватила Абиссинию, британская публика хотя и неохотно, но одобрила политику умиротворения, проводимую Министерством иностранных дел. В действительности итальянцам позволили оккупировать древнюю империю Африканского Рога при минимальной экономической и военной вовлеченности Британии. Официально много говорилось о поддержке Лиги Наций и о духе коллективной безопасности, но на этом все и заканчивалось. Сэра Сэмюэла Хора, министра иностранных дел, принесли в жертву общественному мнению и отправили в отставку после событий в Абиссинии. Но было очевидно, что политика умиротворения Бенито Муссолини являлась результатом коллективного решения кабинета. Правительственные документы, с которыми теперь можно ознакомиться, подтверждают данный факт. К тому же Хор через несколько месяцев вернулся в правительство, что не вызвало практически никаких возражений. В Испании, где демократически избранное левое республиканское правительство подверглось нападению со стороны правых националистов под предводительством генерала Франко, мятежникам была оказана поддержка со стороны Италии и Германии поставками вооружений. В это же время Британия продолжала твердо следовать принципу невмешательства, хотя такая политика в конечном итоге привела к падению демократии в Испании. В октябре 1937 г. к власти пришел авторитетный политический деятель Н.Чемберлен, который, в отличие от пассивного сторонника умиротворения — Болдуина, был убежден в необходимости активного поиска компромисса с фашистскими диктаторами. Этот факт отразил растущее настроение в поддержку политики невмешательства в дела стран Европы. Такие важные государственные фигуры, как сэр Хорас Вильсон и сэр Невил Гендерсон, посол Великобритании в Германии, много способствовали утверждению подобных настроений.

Однако на разных уровнях общественное мнение начало меняться. Одновременно и правительство стало подумывать о том, что необходимо перестроить национальную оборону, особенно воздушную. Начиная с 1935 г. в процессе модернизации были созданы новые военно-воздушные силы на базе истребителей и радиолокационные установки для защиты воздушного пространства, где использовались новейшие технологии. В коридорах власти время от времени стали слышаться голоса ученых, таких, как Генри Тизард и его соперник Фредерик Линдемаун. Невзирая на давление со стороны Министерства финансов, которое беспокоилось о состоянии платежного баланса, к 1937 г. программа перевооружения шла полным ходом. Теперь уже известно, что неофициально были достигнуты финансовые договоренности с Соединенными Штатами, без помощи которых Британия, все еще находившаяся в трудном экономическом положении, не справилась бы с выполнением военной программы.

На общественное мнение сильно повлияли события гражданской войны в Испании. Не только поэт Оден и писатель Оруэлл, но многие рабочие, движимые чувством интернационализма, пошли сражаться добровольцами в Интернациональную бригаду. Кроме того, еврейские беженцы из Германии донесли до британской общественности правду о гитлеровском режиме и разгуле антисемитизма. Даже такие профсоюзные лидеры, как Бевин и Уолтер Сирин, представители левого крыла лейборизма, резко осудили неопацифистов из числа руководителей Лейбористской партии за то, что они отказали в помощи оружием профсоюзам и рабочим группам Германии и Австрии, которых затем уничтожил фашистский режим. Чемберлену становилось все труднее балансировать между политическими силами, которые придерживались разной позиции. К тому же для премьер-министра он был недостаточно гибким.

Когда Германия в 1938 г. захватила Австрию и начала угрожать Чехословакии под предлогом защиты судетских немцев, живших на западной границе Чехии, британское национальное сознание оказалось в кризисной ситуации. Чемберлен со своей стороны проявил решительность. На переговорах в Берхтесгадене, Бад-Годесберге, а затем в Мюнхене в 1938 г. он пришел к соглашению с Гитлером. Все свелось к тому, что британский премьер-министр позволил немцам аннексировать Судеты, когда они этого захотят, без всякого военного вмешательства со стороны Британии и Франции. На короткое время показалось, что такая политика уступок отражает настроение общества. Чемберлен вернулся с переговоров как триумфатор и объявил, что в годы его правления в стране будет мир. Но подобному уклонению от ответственности больше не существовало оправдания. Тем, кто утверждает, что Чемберлен старался выиграть время и дать возможность Британии лучше подготовиться к военному противостоянию с Германией, нужно заглянуть в протоколы заседаний кабинета и обнаружить, что в них нет ничего подтверждающего это суждение. Критические выступлениям Черчилля, его соратников и особенно демарш Идена, подавшего в отставку из Министерства иностранных дел в знак протеста против внешней политики Чемберлена, теперь значительно больше отвечали чувствам британцев. Когда же в конце 1938 г. стало ясно, что в соответствии с мюнхенским соглашением демократия в Чехословакии принесена в жертву немецкой военной агрессии, весь народ был охвачен гневом. Чемберлен, который несколько месяцев назад казался неприступной скалой, самым влиятельным политиком после Ллойд Джорджа в 1916 г., неожиданно был дискредитирован. Процесс перевооружения ускорился, и начались переговоры с профсоюзами машиностроительных отраслей по поводу выпуска военного снаряжения и самолетов.

Когда в марте 1939 г. Гитлер захватил Прагу, произошел взрыв народного возмущения. Под его давлением Чемберлену пришлось принять на себя обязательство защищать Польшу в случае нападения на нее немцев, хотя эта страна, расположенная в Восточной Европе, находится достаточно далеко от Британии. При этом никакой гарантии, что СССР возьмет на себя защиту польских восточных границ, не существовало. Долгий период, тянувшийся больше ста лет, в течение которого Британия практически не вмешивалась в дела континентальной Европы после завершения войны на Пиренейском полуострове в 1812 г., неожиданно закончился. Общественное мнение заставило правительство действовать. Была предпринята официальная попытка договориться с Советским Союзом, но дела шли настолько медленно, что последний предпочел подписать в августе1939 г. пакт с Германией. В течение лета утвердилась решимость противостоять немецкой агрессии объединенными силами всей страны и империи.

Первого сентября 1939 г. Гитлер сделал роковой шаг и оккупировал Польшу. После нескольких отчаянных попыток добиться хоть какого-нибудь компромисса Чемберлен выступил по радио 3 сентября и заявил, что Британия объявляет войну Германии. В стране не нашлось никого, кто выразил бы несогласие. Даже в очень небольшой по численности Коммунистической партии Великобритании многие руководители разделяли антифашистские взгляды и не одобряли официальную линию Москвы. В Палате общин в поддержку новой правительственной стратегии выступил Артур Гринвуд, член Лейбористской партии, который говорил «от имени Англии» и, как показали последующие события, от имени Уэльса, Шотландии, Северной Ирландии и всех доминионов.

В последние годы политика умиротворения вызывала много разногласий, и чем дальше, тем острее и непримиримее они становились. Самоуспокоенность, характерная для начала 30-х годов, была забыта. Между «Национальным правительством» и Лейбористской партией постоянно происходили столкновения по поводу возрастающей безработицы, пособий для безработных и проверки нуждаемости в целях правомерности этих выплат, а также связанных с ними злоупотреблений. Правые тоже были расколоты на «сторонников Мюнхена»: Чемберлена, Саймона, сэра Сэмюэла Хора и их последователей — и на критиковавших их националистов, возглавляемых Черчиллем, который объявил политику умиротворения трусливой и позорной. События в Чехословакии, несмотря на удаленность, произвели такое впечатление, что объединили правых и левых, чего не произошло после событий в Испании или Абиссинии. Внутренние и внешнеполитические противоречия слились в один бурлящий поток. Творец процветания 30-х годов, кумир среднего класса — жителей городских предместий, самая известная фигура уходящего десятилетия, Чемберлен неожиданно превратился в символ всеми ненавидимого, прогнившего политического строя. В ходе острой полемики 1940 г. два блестящих журналиста-радикала — Майкл Фут и Фрэнк Оуэн объявили его «главным виновником» происшедших событий. Эта общественная дискуссия стала, пожалуй, самой впечатляющей со времен Джона Уилкса.

Под руководством человека, подобного Чемберлену, любому обществу было бы трудно объединиться ради общего дела. Но Британии это удалось, так же как и в августе 1914-го. Когда в 1939 г. разразилась война, единодушие охватило всю страну и все классы. Снова, как в 1914 г., войну представляли себе как поход за освобождение угнетенных народов и рас, что соответствовало истине в большей степени, чем в 1914-м. Средний и рабочий классы, капиталист и рабочий, социалист и консерватор понимали смысл войны по-разному или, вернее, определяли в ней разные приоритеты. Но необходимость ее понимали все, и это создало новый базис для общего согласия (консенсуса). Как и двадцать лет назад, среди волнений и тягот Великой войны Британия обрела чувство единения и общенациональной цели.