Глава VI ЦЕНТРАЛЬНОЕВРОПЕЙСКИЙ РЕГИОН В XII—XV вв.

Глава VI

ЦЕНТРАЛЬНОЕВРОПЕЙСКИЙ РЕГИОН В XII—XV вв.

АГРАРНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЕ

Со второй половины XII в. и примерно до середины XIV в. в центрально-европейском ареале резко усиливается внутренняя колонизация за счет распашки лесов (в меньшей мере — осушения болот) и освоения менее пригодных для земледелия земель. Наибольшей интенсивности этот процесс достиг в Чехии, наименьшей в Венгрии, где он в описываемый период еще не завершился. Именно в это время сложилась густая сеть сельских поселений, более или менее равномерно охватывавшая основные территории центральноевропейских стран.

Однако изменения в сельскохозяйственной технике были не очень существенны: можно отметить лишь использование на ряде территорий плуга вместо рала (в том числе и тяжелого плуга, способного производить глубокую вспашку) и вообще более широкое применение железных орудий, в значительной мере городского производства. Можно отметить также более частое использование наряду с волами и коней в качестве тягловой силы. Большие изменения произошли в системах земледелия. Именно в XIII—XIV вв. в основных земледельческих районах Чехии и Польши стала господствующей система регулярного трехполья (в королевстве Венгрия в этот период она получила лишь некоторое распространение) с установившимся порядком чередования культур и принудительным севооборотом. Главными зерновыми культурами оставались, как и ранее, рожь и овес, удельный вес пшеницы возрастал лишь на особенно хороших почвах. К этому же времени относятся первые данные об удобрении полей и высевании стручковых (прежде всего гороха) не только на огородах, но и на полях.

Все эти перемены происходили в условиях общего развития товарно-денежных отношений и формирования наряду с сетью сельских поселений сети городов, потребности которых налагали отпечаток на развитие отдельных отраслей сельского хозяйства. Так, в пригородных деревнях выделилась категория крестьян, специализировавшихся на снабжении горожан овощами. Наметившееся расширение сельского овцеводства было также стимулировано потребностями городского сукноделия. Наконец, следует отметить появление в регионе определенных элементов географического разделения труда: например, начавшийся вывоз хлеба из Чехии в Венгрию, откуда в Чехию поступал скот.

Происходили и значительные перемены в социальном положении сельского населения. В XII — начале XIII в. шел интенсивный рост как церковного, так и светского феодального землевладения за счет государственных земель — и путем пожалований правителей, и путем узурпации, а затем хозяйственного освоения пустующих земель, лесов и т.д. Для первой половины XIII в. источники содержат сведения о существовании наряду с церковными крупных латифундий светских магнатов, в состав которых в ряде случаев входили даже «грады». Так значительная часть свободных общинников и даже «служилого» населения, являвшихся ранее объектом эксплуатации со стороны государства, стала объектом эксплуатации отдельных феодалов-землевладельцев.

Последствия этих перемен оказались весьма значительными. Во-первых, с переходом тех или иных земель в руки феодалов утверждалась их собственность на эту землю, а личная свобода крестьян ущемлялась с их прикреплением к земле. Во-вторых, пожалования сопровождались предоставлением феодалам судебного и податного иммунитета, постепенно все расширявшегося. Таким образом, происходило превращение переданных феодалам земель в типичную феодальную вотчину-сеньорию, а проживавшего в них населения в феодально-зависимых крестьян.

Наиболее важные практические перемены для крестьян были связаны с организацией феодалами своего домениального хозяйства. В связи с этим в общей сумме крестьянских повинностей возрастал удельный вес отработок. Феодалы — светские и церковные — стремились распространить отработки и на те группы сельского населения, в частности различные категории «служилых», которые ранее обладали привилегированным статусом и не исполняли подобных повинностей в пользу государя. Подобные попытки вызывали энергичное сопротивление со стороны крестьян, поэтому конфликты были неоднократно предметом судебного разбирательства с участием высших государственных сановников.

В XII — начале XIII в. усилилась и эксплуатация крестьян со стороны церковных учреждений, к этому времени по примеру других католических стран в государствах Центральной Европы была введена церковная десятина, взимавшаяся натурой с каждого крестьянского хозяйства в размере 1/10 урожая.

Была, однако, и другая тенденция в эволюции феодальной вотчины того времени. В условиях развития товарно-денежных отношений и появления городов возрастала заинтересованность феодалов в увеличении доходов. Отсюда их стремление привлечь на свои земли колонистов, которым приходилось обеспечивать благоприятные условия держания. Уже во второй половине XII в. в составе населения центральноевропейских сеньорий можно выделить небольшие слои так называемых «госпитов» (по-славянски — «гости») — колонистов, севших на землю сеньора по соглашению с ним. Отличительными чертами такого держания были личная свобода и денежная рента.

Эти формы держания приобрели значительное распространение (при активном использовании иностранных образцов) с начала XIII в., когда государственная власть центральноевропейских стран и феодалы, духовные и светские, попытались привлечь в широких размерах для заселения своих территорий иностранных колонистов, по большей части немцев. Поэтому новые формы держания получили наименование «держания на немецком праве» (которое правильнее было бы называть «правом немцев», так как идентичных норм права в самой Германии не было).

Складывавшаяся система отношений оформлялась соглашением, которое первоначально заключалось устно, а с середины XIII в. оформлялось при помощи письменного договора. Договор этот фиксировал передачу крестьянам земли в наследственную аренду, и их держания обозначались поэтому как держания на «эмфитевтическом праве». При исполнении взятых крестьянами на себя обязательств им гарантировалось наследственное пользование наделом и (в известных пределах) свобода распоряжения им. При заключении соглашения выделенные крестьянам наделы обмерялись, а причитавшиеся с них повинности фиксировались в постоянном размере с определенной меры площади — идеального надела (лана). Среди крестьянских повинностей доминирующее место занимала денежная рента, а роль отработок и взносов продуктами была второстепенной. Даже десятина частично переводилась на деньги. Еще одной особенностью новых отношений было юридическое признание самоуправления общины и общинного суда, имевшего право самостоятельно рассматривать дела так называемой «низшей юстиции».

Когда начались приглашения иностранных колонистов, правители и отдельные феодалы вовсе не намеревались пересматривать свои отношения с массой местного крестьянского населения. Однако этим планам помешала классовая борьба подданных, особенно эффективно использовавших в период колонизации такую ее форму, как бегство. Понимание, что без уступок крестьянам доходов увеличить не удастся, и нужда в деньгах, становившаяся с развитием товарно-денежных отношений все более острой (за переход на «эмфитевтическое право» жители старых поселений уплачивали, в отличие от колонистов, единовременно крупные денежные суммы), заставили правителей, а также светских и духовных феодалов пойти на превращение в держателей на «эмфитевтическом праве» значительной части и местного населения. Одновременно держания на местном праве во многом приблизились к положению держаний на «эмфитевтическом праве», от которых в XIV в. они отличались главным образом отсутствием письменного договора.

Одним из важнейших итогов происходивших социальных процессов было практическое исчезновение слоя несвободных — потомков невольников эпохи раннего феодализма, да и вообще восходивших к этому времени различных сословных градаций в среде сельского населения. К XIV в. образовался единый в правовом отношении крестьянский класс (в Польше «кметы», в Чехии «седлаки», в Венгрии «иобагионы»). Лица, входившие в его состав, различались между собой не по юридическому статусу, а по имущественному положению.

В условиях втягивания крестьянского хозяйства в товарно-денежные отношения имущественная дифференциация в среде крестьянства, существовавшая в какой-то степени и ранее, определенно углубилась. Наметилось выделение сравнительно немногочисленной группы богатых крестьян, активно участвовавших в торговле зерном и скотом.

Основную массу населения составляли держатели, владевшие, как правило, полным или половинным наделом. Наряду с ними может быть выделена группа малоземельных крестьян, владевших лишь небольшим участком земли и домом или только домом и частично подрабатывавших в хозяйстве господина или у богатых крестьян (в Польше и Чехии этот слой крестьян был известен под наименованиями «загродники», «халупники», в Венгрии — «желлеры»). Наконец, в источниках упоминаются и работники, проживавшие по чужим дворам и вовсе не имевшие своего хозяйства (в Польше и Чехии они обозначались старым термином «челядь», в Венгрии, по-видимому, и на эту прослойку распространялось название «желлеры»). Дворы малоземельных составляли сравнительно небольшую часть крестьянских усадеб, численность же прослойки работников источники определить не позволяют. Часть таких работников, проживая на господском дворе, использовалась для работы в господском хозяйстве, которое в XIII—XIV вв. было сравнительно невелико и рассчитано на удовлетворение потребности в продовольствии феодала и его семьи. Для основной массы держателей отработки, как правило, не превышали одной-двух недель в году.

Описанные здесь процессы охватили не всю территорию Центральной Европы. Даже в Чехии, где они отличались наибольшей интенсивностью, известны крупные имения, где не было перевода крестьян на новое право, а отработки достигали нескольких дней в неделю. Кроме того, имеющиеся источники освещают в основном положение во владениях государей, крупных феодалов и церкви. В имениях мелких и части средних феодалов, как полагают некоторые исследователи, существенные перемены вообще могли не иметь места.

В различных странах переход на денежную ренту происходил с разной степенью полноты. В Чехии во многих случаях натуральные взносы приобрели полусимволический характер, вносились скорее не для удовлетворения потребностей, a «in signum dominii» (в знак подчинения господину). По отношению к Польше этого уже утверждать нельзя, а в Венгрии роль натуральных взносов была вообще более значительной.

Эти оговорки не могут, однако, изменить главного вывода: в Центральной Европе XIII—XIV вв., как и в Западной в XII—XIII вв., произошли важные социальные изменения, которые привели к улучшению социально-правового положения крестьян, упрочению их прав на свое владение и укреплению хозяйственной самостоятельности крестьянского хозяйства. Подобные изменения, в свою очередь, способствовали росту производительных сил, увеличению продуктивности хозяйства и товарных излишков, развитию товарообмена между городом и деревней.

Центральноевропейское держание на «эмфитевтическом праве» можно признать принципиально однотипным с французской цензивой. Однако если во Франции освобождение сервов и создание цензивы сопровождались ограничением сеньориальной юрисдикции и распространением в той или иной мере на земли феодалов и их держателей сферы действия государственных органов, то в странах Центральной Европы одновременно с процессом внутренней колонизации и создания держаний на «эмфитевтическом праве» шел процесс перехода в руки феодалов сначала низшей, а затем и высшей юрисдикции над подданными.

Данное обстоятельство приобретало особое значение, когда со второй половины XIV в. стали намечаться перемены в характере аграрных отношений в Центральной Европе. Перемены эти вызывались сходными причинами, но по-разному проявлялись в отдельных странах. Важнейшим фактором было завершение во многих районах процессов внутренней колонизации, что ограничивало возможности повышения доходов путем освоения новой земельной площади. Имело значение и прогрессирующее обесценение монеты, в которой фиксировались размеры денежных платежей. Между тем потребности господствующего класса в обстановке развития товарно-денежных отношении не уменьшались, а, наоборот, увеличивались. И хотя феодалы так и не пошли в массовом порядке на общий пересмотр заключенных договоров и повышение размеров ренты, они пытались увеличить свои доходы иным образом.

Рассматривая положение в целом, можно выделить пути, по которым пошли феодалы. Один из них, наиболее полно осуществившийся в Чехии, состоял в том, чтобы повысить доходы с держаний на «эмфитевтическом праве», формально не нарушая имеющиеся соглашения. Это достигалось с помощью «перемера» полей, в результате чего увеличивалось число наделов, с которых должна была поступать установленная договором рента, а также благодаря взиманию разного рода чрезвычайных сборов (или «помощи»), имевших способность превращаться в постоянные налоги. Наконец, были ужесточены санкции за нарушение договора — неаккуратная уплата давала основание для увеличения повинностей в несколько раз.

Другой путь заключался в возврате от теряющих ценность денежных платежей к натуральным поборам. Такая тенденция может быть прослежена на венгерском материале, где эти поборы внедрялись с помощью общегосударственных актов. Так, в 1351 г. был введен новый побор в пользу землевладельцев — «девятина» — девятая часть всех плодов и вина а по закону 1397 г. в собственность феодала отходила треть выловленной рыбы. Еще один путь — в создании собственного, производящего на рынок хозяйства феодалов, что и дало бы возможность резко увеличить доходность их имений. Хронологически ранее всего дворянское предпринимательство проявилось в такой отрасли, как рыболовство, например в Чехии. Эта практика касалась крестьян в основном лишь постольку, поскольку их усилиями создавались пруды для разведения рыбы. Более глубоко затрагивало взаимоотношения крестьян и феодалов создание последними собственного зернового хозяйства в целях продажи его продуктов на рынок. Подобное хозяйство основывалось на барщинном труде крестьян и зачастую создавалось на отобранной у них земле.

Отдельные попытки создать подобное хозяйство там, где для этого были благоприятные условия, предпринимались в конце XIV—XV в. по всему Центральноевропейскому региону, но широкий размах они приобретали прежде всего там, где стремления феодалов к повышению доходности своего хозяйства совпадали с международной экономической конъюнктурой. Интенсивное экономическое развитие ряда стран Западной Европы (прежде всего Нидерландов) привело к выделению ряда районов с повышенной плотностью городского населения, потребности которого в продовольствии (прежде всего хлебе) не могли быть удовлетворены местной деревней. Тем самым создавался новый емкий рынок сбыта сельскохозяйственных продуктов из тех частей Европы, где они не поглощались полностью местным рынком. Разумеется, такая возможность могла быть реализована там, где имелись удобные (в то время преимущественно водные) пути доставки этих продуктов в районы потребления. Применительно к такому району, как Нидерланды, речь могла идти в первую очередь о землях у южного побережья Балтийского моря. С конца XIV до конца XV в. ареал земель, на которые оказывала воздействие эта конъюнктура, расширялся, захватив в Центральноевропейском регионе польские земли.

О становлении здесь в широких размерах фольварочно-барщинного хозяйства убедительно говорят данные о происходившем с конца XIV в. росте отработок, которые уже начинают измеряться не числом дней в году, а числом дней в неделю. Статут князя Януша Мазовецкого 1421 г. устанавливал общую для всего княжества норму барщины — один день в неделю с полного надела («лана»), а в церковных имениях Малой Польши, по данным, собранным Яном Длугошем, отработки в ряде случаев достигали уже двух-трех дней в неделю. Резко возросли, в частности, транспортные повинности, так как крупные феодалы стремились сами доставить зерно в балтийские порты, не прибегая к посредничеству местных купцов. Начался также экспорт «лесных товаров», в которых нуждалось зарождавшееся промышленное производство Западной Европы. Все это вело к явлениям «феодальной реакции».

Закономерным следствием ухудшения положения крестьян в такой ситуации явилось усиление классовой борьбы в деревне. На начальном этапе «феодальной реакции» распространенной формой борьбы крестьян была жалоба в государственный суд на нарушение договора. Подобные жалобы иногда давали положительный эффект, но с течением времени все реже. Кроме того, подобный путь борьбы был нереален для крестьян, не обладавших письменными договорами. Важной формой борьбы становился уход крестьян из владений тех феодалов, где условия для их деятельности ухудшались. Он осуществлялся как в легальной (переход), так и в нелегальной (бегство) форме. Вопрос о крестьянском переходе и сыске беглых занимает большое место во второй половине XV в. в законодательстве всех трех центральноевропейских государств. Следует отметить, что речь шла не столько об ограничениях крестьянского перехода, которые имелись и раньше, сколько о явной тенденции к ликвидации самого этого обычая. Одновременно ряд актов упрощал процедуру сыска беглых и усиливал санкции за их прием. Стало также отвергаться практически признававшееся ранее за городами право оставлять в своих стенах беглых, проживших в них определенный срок. Интенсифицировались и такие более активные формы борьбы, как отказ от исполнения повинностей, нанесение ущерба барскому имуществу, разбои. По сравнению с предшествующим периодом подобные выступления крестьян против существующего порядка стали более массовыми.

Должно быть также отмечено массовое участие крестьян в гуситском движении, в особенности на его высшем этапе — на рубеже второго и третьего десятилетий XV в. Помимо самого факта активного участия крестьян в центральных социально-политических конфликтах этого периода, заслуживает внимания определенная их восприимчивость к проповеди уничтожения всего существующего порядка (разделения общества на сословия и государства) и установления равенства имуществ, исходившей от представителей левого крыла таборитов — идеологов городской бедноты. Крестьяне приняли участие не только в массовых паломничествах на «горы», организованных гуситскими проповедниками, но и в попытках создания укрепленных «лагерей» для «ревнителей божьей правды».

В наиболее известном из них, Таборе, где на начальном этапе его существования была предпринята попытка осуществить равенство имуществ на практике, поселились многие деревенские жители Южной Чехии. Много крестьян вошло и в состав «полевых войск» гуситов. Гуситские военные уставы фиксировали их право на получение определенной доли военной добычи. Однако в гуситском движении крестьянству не принадлежала ведущая роль, в нем оно не выступило как самостоятельная сила и не выдвинуло своих особых требований.

Для изучения высших форм классовой борьбы крестьянства в эпоху развитого феодализма особый интерес представляет крестьянское восстание в Трансильвании 1437—1438 гг. О том, чего добивались крестьяне, дает хорошее представление текст соглашения, заключенного в июле 1437 г. дворянами Трансильвании с крестьянскими представителями под давлением восставших. По этому соглашению крестьянам гарантировались право перехода и возможность свободно распоряжаться своим имуществом по завещанию, а их повинности должны были ограничиваться уплатой небольшой денежной ренты, натуральными приношениями полусимволического порядка и барщиной в размере одного дня в год. Наложенные на население натуральные поборы, такие, как «девятина» — девятая часть зерна и вина или десятина свиней и пчел, подлежали ликвидации. За соблюдением принятых решений должен был наблюдать особый орган — крестьянское собрание.

Содержание этого документа ясно показывает, что крестьянство боролось за сохранение позиций, завоеванных им в XIII—XIV вв., за ликвидацию всех новшеств, внесенных «феодальной реакцией», за создание условий для успешного развития самостоятельного крестьянского хозяйства. Вместе с тем само появление такого соглашения — яркое свидетельство размаха классовой борьбы и силы восставшего крестьянства. Оно было заключено после поражения, нанесенного трансильванским дворянам крестьянским войском, которое также сумело овладеть одним из главных центров области — г. Клужем. Восстание было подавлено лишь после ряда сражений, в которых крестьянам противостояли соединенные силы трансильванского дворянства и городов. Проявленное крестьянами умение воевать и организованность лишь отчасти могут объясняться участием в восстании на первом этапе мелкого дворянства. Немалую роль сыграло, по-видимому, само положение Трансильвании как пограничной области, подвергавшейся постоянным набегам турок, где, очевидно, вооруженная самооборона была обычной практикой.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ГОРОДА В ПОЛЬШЕ, ЧЕХИИ И ВЕНГРИИ

На протяжении XII в., особенно в его конце, на территории Польши и Чехии шел процесс социально-экономической трансформации торгово-ремесленных центров («подградий») в города. Наиболее интенсивно развивались центры транзитной торговли (Краков, Прага). Городов было немного, но они были достаточно крупными. Можно говорить о едином типе центрально- и восточноевропейского крупного города XII в. (включая Древнюю Русь) как важного узла транзитной торговли, политического центра отдельных земель (княжеств).

Города находились в феодальной зависимости от князей, в пользу которых их жители несли ряд феодальных повинностей, принося княжеской казне значительный доход.

Не следует, однако, переоценивать экономическое развитие централь-европейских городов XII в. При цветущей транзитной торговле ремесло в них только начинало развиваться. Горожане продолжали заниматься сельским хозяйством как вспомогательным занятием, ибо доходы от ремесла не были достаточными. Специализация ремесленного производства находилась в зародыше. И хотя качество городской ремесленной продукции было выше, чем в сельском ремесле, но (за некоторыми редкими исключениями) ниже, чем в Западной Европе, и поэтому оно не было связано с внешней торговлей. В ней и в XII в., и позднее преобладала продукция сельского хозяйства. Эти особенности, объясняемые относительно поздним возникновением городов как торгово-ремесленных центров, обусловили отставание городов Центральной Европы от западноевропейских, а в результате и отсутствие у них эмансипационных стремлений.

В XIII в. города Польши, Чехии, Венгрии достигают более высокой степени развития. Наряду с внутренними причинами в этом сыграл роль и процесс так называемой внешней колонизации, охвативший все области экономической, социальной и политической жизни этих стран, в том числе городов. «Городская колонизация» выражалась в том, что пришедшие, в основном из Германии, «гости» («госпиты») основывали в этих странах свои города с письменно фиксированным правом по образцу городского права той земли, откуда они пришли, или же, что было намного чаще, поселялись в местных городах и предгородских поселениях, получая для них аналогичные правовые гарантии. «Городская колонизация» способствовала расширению торговых связей городов, прогрессу ремесленного производства и фактическому освобождению их от наиболее грубых форм зависимости от сеньоров.

По городскому праву, принесенному колонизацией, город оказывался лишь номинально зависимым от короля или князя, обладал судебным и податным иммунитетом, мог облагаться только денежным налогом, имел статус самоуправляющейся общины во главе с локатором-войтом, правда при наличии контроля представителя государя. Отрицательным результатом колонизации был приток в города иноэтничного (главным образом немецкого) населения, занявшего ключевые позиции во внутригородской жизни. Вскоре в городах началась борьба за полное самоуправление, закончившаяся в различных странах по-разному. Но почти везде место войта занял избираемый самими горожанами магистрат как орган самоуправления городской коммуны.

Внутренняя социальная структура города, как и в Западной Европе, была трехчленной: патрициат, ремесленники, беднота. Власть в городе находилась в руках немецкого патрициата, однако до XV в. в городах рассматриваемого региона не было открытого антагонизма между патрициатом и ремесленниками, что сглаживало формы борьбы ремесленников за участие в городском самоуправлении: во многих городах представители ремесленников мирным путем вводились в городской магистрат. Эта особенность внутригородской социальной борьбы отчасти объяснялась процессом колонизации, в ходе которого члены городской общины экономически, политически и в определенной мере этнически противостояли как единое целое окружающему местному миру, несмотря на существующее имущественное и социальное неравенство в их среде, отчасти более поздним и замедленным развитием города в регионе, вследствие чего там до XV в. еще не образовалась «плебейская оппозиция». В городах региона очень трудно отличить собственно социальную борьбу от столкновений разных этнических элементов, поскольку уже с XIV в. в большинстве городов Польши и Чехии часть ремесленников и городская беднота состояли из местного населения. Этническое напряжение внутри города, переплетавшееся с социальным, постепенно нарастало и вылилось в XV в. в ряде городов Чехии и Венгрии в крупные восстания.

Характерным признаком внутригородской социально-экономической жизни стали ремесленные цехи, по своей структуре, функциям и характеру эволюции не отличавшиеся от классического западноевропейского цеха. Все более усиливавшаяся цеховая регламентация и тенденция цехов к монополизации производства и сбыта в своих узкокорпоративных интересах приводили к напряженным отношениям между ремесленниками-производителями и потребителями их товаров, т.е. между ремесленниками разных цехов. За пределами города цеховая монополия вела к конфронтации горожан с сельским населением. Известное «право мили», исключавшее конкуренцию сельских ремесленников в городе и его ближайшей округе, в конечном счете тормозило развитие городского ремесла.

Город постепенно превратился в обособленную хозяйственную единицу, где вся основная продукция ремесла изготовлялась на месте, а торговля ею находилась в руках самих горожан. Приток высококачественных импортных товаров при качественном отставании собственного ремесла привел к утверждению ряда охранных мер против иностранных и иногородних купцов, передав торговлю с ними в руки местных купцов. Таким образом, наряду с купечеством, занимавшимся экспортом продукции сельского хозяйства, в городах появилась группа купцов-перекупщиков. Но там не сложился слой купечества, занимавшегося сбытом продукции местного ремесла вне рамок ближайших рынков. Развитие ремесла, способного проникать на более отдаленные рынки Западной Европы, не стало основой расцвета ни одного крупного города в регионе. Напротив, в крупнейшие процветающие города превратились те, которые издавна были центрами транзитной торговли (Прага, Краков, Вроцлав, ганзейские города Поморья). Ремесленная продукция центральноевропейских городов находила, однако, сбыт в Восточной и Юго-Восточной Европе. Но эти рынки были в руках купечества тех стран, куда эти изделия ввозились.

Особую категорию городов во всех странах региона представляли города — центры горнорудных разработок, где очень рано стал использоваться наемный труд, уже в XIV—XV вв. возникали элементы раннекапиталистических отношений, развивались острые социальные конфликты. Однако эти города оставались малыми анклавами в море феодальных отношений.

При отмеченных общих чертах развития города Польского, Чешского и Венгерского государств обладали в XIII—XV вв. рядом специфических черт и глубоких отличий. Наиболее экономически и особенно политически развитыми были города Чешского государства XIV в. (Прага, Кутна Гора, Брно, Вроцлав и др.). В Чехии возникла чрезвычайно густая сеть городов. Был основан огромный, даже по более поздним критериям, город — Новое Место Пражское. Большое развитие получили торговля и ремесло, достигшее значительной степени специализации. Существовали тесные торговые связи с городами соседних немецких земель. Несмотря на противодействие королевской власти укрепилась и приняла законченные формы цеховая система. Среди городов доминирующее положение занимала Прага — столица королевства, а при Карле IV и столица всей Германской империи. Подавляющее большинство городов было королевскими и лишь несколько — частновладельческими. Горожане в большинстве городов довольно рано выкупили «рихту» — институт королевского представителя в городах — и стали пользоваться полным самоуправлением. Города в Чехии не стали поддержкой королевской власти, очевидно, потому, что королевская власть не искала их союза, к тому же во внутренней политике Люксембургов иногда явно проявлялись антигородские тенденции. Постепенно города сформировались в третью политическую силу в стране после короля и шляхты. В XIV в. завершился процесс консолидации бюргерства в самостоятельное сословие. В конце XIV — начало XV в. шел постепенный процесс чехизации ремесленников и патрициата, что обостряло межэтнические отношения.

В городах существовали глубокие внутренние социально-экономические противоречия, что позволило им (прежде всего Праге) стать очагом гуситского движения. Города наряду с рыцарством были основной движущей силой этого движения. В ходе гуситских войн благодаря самостоятельной политике городов чрезвычайно вырос их политический вес и авторитет в стране, они стали непременными и активными участниками земских сеймов. К середине XV в. они прочно заняли место в сейме, обрели фактически полную независимость от королевской власти и значительно укрепили свое экономическое положение, поскольку оказались собственниками части бывших земельных владений католической церкви и бежавшего немецкого патрициата. Чешский город превратился в коллективного феодального сеньора. Города стремились к осуществлению в масштабах страны своих торгово-ремесленных монопольных интересов. Однако на этом пути было неизбежным столкновение с дворянством, не желавшим мириться с возросшей политической силой городов. К тому же монополистические тенденции городов в торговле препятствовали начавшемуся во второй половине XV в. подъему дворянского хозяйства и усилению его связей с рынком (см. выше). Столкновение между дворянством и городами также было неизбежным и на экономической почве.

Во внутреннем развитии города в результате гуситского движения произошла значительная демократизация городской жизни, исчез старый патрициат, возник новый за счет усилившегося бюргерства, несколько повысился жизненный уровень средних и низших слоев горожан, что привело к известной нивелировке имущественного положения и условий жизни городского населения. В городской политике главное место заняли цехи, получившие много мест в магистрате. В целом для послегуситского города XV в. характерны «вертикальная мобильность» горожан, демократизм, моноэтничность, консолидация на новой идеологической основе (гусизм), осознание своей силы бюргерством и вытекающие отсюда политические амбиции, хотя экономическое развитие оставалось на прежнем уровне.

В Польше роль городов была скромнее. Немецкий патрициат городов не был заинтересован в создании самостоятельного польского государства, ориентируясь на иностранные или уже германизировавшиеся политические центры. В XIV в. экономически окрепший польский город с развитой цеховой системой в политической жизни заявлял о себе тем, что поддерживал попеременно того или иного князя, стремясь при этом лишь к увеличению своих привилегий, и не содействовал формированию в Польше единого государства. Эмансипировавшиеся в XIV в. от власти сеньоров и добившиеся широкого самоуправления города, однако, попали в зависимость от воевод, не добились полной автономии и не получили представительства в сословном собрании — сейме, т.е. роль их в политической жизни страны была незначительной.

В XIV—XV вв. в польских городах развивалось и совершенствовалось ремесло, в частности ткачество, продукция его стала предметом экспорта. Значительных успехов достигла транзитная торговля и ее центры, входившие в Ганзу: Краков, Львов, Гданьск. Расширилась внутренняя торговля, усилилась роль ярмарок. Купцы из городов Польши начали самостоятельно вести заграничную торговлю. В конце XIV в. в результате перемещения торговых путей на Балтику, а также из-за упадка восточных торговых путей вследствие агрессии Османской империи начался бурный расцвет балтийских городов. Для старых торговых центров Польши главной стала внутренняя торговля, что привело к их экономическому ослаблению. Вместе с тем в XV в. шел интенсивный приток в города польского населения.

В Венгрии в связи с замедленностью социально-экономических процессов города были продуктом главным образом «внешней колонизации». Города основывались немецкими колонистами во второй половине XIII в. на месте старых торговых центров с колониями «госпитов». В Трансильвании города, основанные выходцами из Саксонии, появились в 1140-х годах. Особенностью Венгрии было то, что городские привилегии получили лишь поселения на территории королевского домена. В XIV в. некоторые венгерские города добились самоуправления, но в экономическом отношении оставались слабыми, в значительной степени сохраняли аграрный характер. Слой купечества был невелик, так как монополия внешней торговли принадлежала феодалам. Тем не менее в конце XIV в. в городах возникает цеховая система, что, очевидно, было связано с перенесением в венгерские города норм городской жизни Германии. В XV в. происходит некоторая интенсификация городского развития и увеличивается политическое влияние городов. Так, король в 1405 и 1432 гг. запрашивает мнение городов по экономическим вопросам. В государственном собрании города впервые стали участвовать в 1445 г., однако заседали в нем эпизодически и не выступали там как самостоятельная политическая сила. Число городов оставалось небольшим. Многочисленные рыночные местечки в Венгрии не имели тенденции к превращению в частновладельческие города. В XV в. в связи с расширяющимся притоком местного населения в городах возникло сложное переплетение социальноэтнических противоречий, приводивших в ряде городов (Жилина, Буда) к крупным выступлениям против немецкого патрициата, причем на территории современной Словакии (тогда составлявшей северную часть королевства Венгрии) эти движения были связаны с процессом демографического и социального роста словацкой народности, представители которой требовали права (наравне с венграми и немцами) участия в городской жизни. С середины XV в. города королевства начали приходить в полный упадок в связи с процессом натурализации венгерской экономики в целом.

Таким образом, несмотря на разный уровень экономического развития в разных странах, города всего региона характеризовались более отсталым ремесленным производством по сравнению с Западной Европой и отсутствием политического союза с королевской властью.

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ

Во второй половине XI и в середине XII в. в политической жизни Чехии и Польши произошли заметные изменения. Оба ранее единых государства разделились на ряд княжеств во главе с членами правящего княжеского рода, которые вели постоянную борьбу за обладание столицей и политическое верховенство. Начавшаяся в этих странах «феодальная раздробленность» должна оцениваться как качественно иное явление по сравнению с феодальной раздробленностью некоторых стран Западной Европы после распада империи Каролингов. В период политического разделения Чехии и Польши на отдельные княжества процесс образования феодального землевладения и класса феодалов и оформления их привилегированного статуса находился лишь в начальной стадии, и не могла идти речь о превращении уже существующих сеньорий в самостоятельные владения. Здесь скорее имело место разделение централизованной ренты между региональными группировками формирующегося господствующего класса, возможное потому, что централизованная система эксплуатации в обеих странах полностью упрочилась. Образовавшиеся княжества оказались довольно стабильными политическими организмами, и в дальнейшем не произошло их распада на массу более мелких владений — в руках государственной власти продолжал находиться значительный фонд земель. Третье центральноевропейское государство — королевство Венгрия вообще не разделилось на уделы. Но это различие не помешало идентичности основных процессов развития во всех трех странах. Правда, обстановка постоянной борьбы между князьями создавала в Польше и Чехии более благоприятные условия для развития процесса формирования церковного и светского феодального землевладения, о котором говорилось выше.

Этот процесс был сходен с аналогичным процессом в других странах Европы, но отличался одной существенной особенностью: хотя здесь также в ряде случаев земельные пожалования светским феодалам были условными, это, во-первых, касалось далеко не всех пожалований, а, во-вторых, даже носившие первоначально условный характер быстро превращались в наследственную собственность аллодиального типа. С XIII в. практика пожалований на ленном праве использовалась в своих владениях отдельными магнатами и церковными иерархами, а с XIV в. их стала практиковать и государственная власть (как, например, в Чехии). Но подобные владения так и остались в конце концов второстепенным элементом социально-политических структур иного характера. В Центральной Европе не сложилось ни системы земельной собственности, основанной на ленных пожалованиях, ни производной от нее системы феодальной иерархии, основанной на вассально-ленных связях.

Как и в Западной Европе, в Центральной образование церковного и светского землевладения сопровождалось приобретением феодалами судебного и податного иммунитета. Предоставление такого иммунитета означало существенное изменение в функционировании сложившегося в период раннего феодализма аппарата центрального управления. Его компетенция по отношению к отдельным группам населения сокращалась, сокращались и поступавшие в его распоряжение доходы (натуральные и денежные) и «службы» с населения, имевшие целью удовлетворять коллективные потребности господствующего класса. Государственный аппарат утрачивал не только власть и доходы, но и очень важную общегосударственную функцию их распределения, хотя формально традиционные органы управления продолжали существовать и дальше в неизменном виде.

Изменился и социальный облик лиц, направлявших деятельность государственных учреждений. В XIII в. их немалый авторитет в глазах общества зависел не столько от должностного положения, сколько от размеров их земельных владений и клиентелы, а также от их родственных связей в среде формирующейся землевладельческой аристократии. Такие должностные лица не могли быть послушным орудием в руках монархии.

Эти особенности позволяют понять некоторые характерные черты политики центральноевропейских монархий в переломный период. Если первоначально они пытались при поддержке группировок господствующего класса, заинтересованных в сохранении системы централизованной эксплуатации, поставить определенные препятствия росту крупного землевладения, то в дальнейшем они перешли к созданию «домена», выделяя из массы еще оставшихся объектом централизованной эксплуатации земель определенные владения, освобождая их от всякого подчинения местным органам власти и всяких повинностей в их пользу и предназначая доходы с них исключительно на содержание двора. Частью такого «домена» являлись в планах правителей и наиболее значительные города, основывавшиеся на этих землях при участии государственной власти.

В XIII—XIV вв. в Центральной Европе сложились социальные и политические институты, характерные для периода развитого феодализма. По сравнению с ранним феодализмом не изменились существенно ни состав, ни специфические функции такой особой социальной группы, как духовенство. Однако ее положение в обществе стало иным. Прежде всего с XII в. духовенство решительно вышло за стены «градов», о чем свидетельствует масса храмов, построенных начиная с этого времени в сельской местности. Большая часть из них постепенно превращалась в приходские церкви. Деятельность духовенства охватывала теперь все население страны, что способствовало росту значения и престижа церкви в общественной жизни. Духовное сословие не только очень увеличилось численно, оно превращалось в сложную социальную структуру со все разраставшимся аппаратом управления. Благодаря многочисленным дарениям церковь приобрела собственных подданных и доходы. Одновременно с уменьшением удельного веса государственных форм эксплуатации ослабевало и значение данного источника поступлений для духовенства.

В этих условиях духовная иерархия стала тяготиться зависимостью епископов и соборов от центральной власти, а приходских священников от тех феодалов, на чьих землях и на чьи средства приходские храмы были построены. На очередь в странах Центральной Европы стал вопрос о проведении здесь реформ, аналогичных «грегорианским» в Западной Европе. Первая половина XIII в. отмечена во всех трех центральноевропейских государствах рядом конфликтов между церковной иерархией, которую поддерживало папство и часть крупных светских феодалов, и государственной властью.

В итоге к середине XIII в. намеченная программа церковных реформ была в основном реализована. Был установлен целибат, выборы епископов стали проводиться не светскими правителями, а капитулами, были утверждены подсудность духовных лиц только церковному суду, а также подчинение приходского духовенства власти епископов (с определенным ограничением прав светских патронов). К исключительной компетенции церковных судов были отнесены и некоторые дела, касавшиеся всех членов общества (о браке, о нарушении присяги, о ересях и др.). В деятельности церковных судов широко применялись нормы канонического права того времени. Наконец, одним из результатов реформ стало признание за владениями церкви полного судебного и широкого податного иммунитета.

Не менее значительные изменения произошли и в положении профессиональных воинов — milites (рыцарей) — эпохи раннего феодализма. На протяжении XII—XIII вв. развернулся процесс превращения их основной массы в феодалов-землевладельцев. Разумеется, при этом между обеими группами не всегда была полная преемственность: часть раннесредневековых milites, не сумевшая приобрести земельных владений с крестьянами, в особенности те из них, в статусе которых имелись элементы личной зависимости, не попала в состав формирующегося дворянского сословия и в конце концов влилась в ряды крестьянства. В некоторых случаях, однако, как, например, в польской Мазовии, преемственность была почти полной, и здесь в состав дворянства вошел довольно большой слой лиц, которые обрабатывали землю своим трудом (так называемая «загродовая шляхта»). Впрочем, и в этом варианте определяющим для положения члена господствующего сословия был статус привилегированного феодала-землевладельца.

Комплекс прав и обязанностей владельцев феодальных вотчин складывался довольно быстро, и есть основание полагать, что совокупность соответствующих норм ко второй половине XIII в. стала реальностью во всех трех центральноевропейских государствах. В королевстве Венгрия эти нормы были письменно зафиксированы уже в начале XIII в. (так называемая «Золотая булла» 1222 г.). В Чехии и Польше это было сделано лишь в законодательных актах XIV в. (привилегии короля Яна Люксембургского 1310—1311 гг. для чешских феодалов, так называемый «Кошицкий привилей» 1374 г. для феодалов польских). Правда, и в этих документах были зафиксированы не все аспекты сословного статуса дворянства, например не нашел в них отражения такой существенный момент, как признание за феодалами права юрисдикции над подданными, вероятно, потому, что это само собой разумелось.

Характеризуя главные черты сословного положения дворянства, как оно определилось к XIV в., можно выделить следующие основные моменты. Во-первых, претерпело существенные изменения главное обязательство milites — обязательство несения военной службы. Оно было ограничено обязанностью участия в обороне страны; в случае похода за пределы страны феодалам полагалось денежное вознаграждение. В равной мере на государственную власть (по памятникам польского права) ложились обязательства выкупать феодала, попавшего в плен, и возмещать ущерб лицам, пострадавшим во время заграничного похода. Следует при этом добавить, что во всех центральноевропейских государствах речь шла о личной службе феодала, которая не стояла ни в какой связи с размером принадлежавшей ему земли.

Во-вторых, утвердилось право феодалов на использование всех возможностей, какие давало в руки соответствующему лицу обладание данной территорией и живущими на ней крестьянами (включая право охоты, строительства корчем и мельниц, устройства торга и др.), а также право наследования и распоряжения такой собственностью (к государству отходило имущество лишь такого лица, у которого вообще не имелось родственников).