Введение

Введение

Вопрос о роли либеральной буржуазии в русской буржуазно-демократической революции имел важнейшее значение для выработки тактики большевиков в 1905 г. От того или иного отношения к либеральной буржуазии во многом зависела тактическая линия пролетариата в революции. Этот вопрос нельзя было решать абстрактно, метафизически, на основе голой априорной схемы, как это делали меньшевики. Последние заучили истину, что революция 1905 г. буржуазна, и на этом основании утверждали, что буржуазия должна стать её передовой и руководящей силой.

В. И. Ленин дал образец творческого марксизма, глубоко и всесторонне разработав вопрос о роли буржуазии в буржуазно-демократической революции применительно к новым условиям классовой борьбы в эпоху империализма. Ленин указывал, что в России буржуазия не была заинтересована в решительной победе над царизмом, «ибо иначе рабочим тем легче будет, как говорят французы, «переложить ружьё с одного плеча на другое», т. е. направить против самой буржуазии то оружие, которым снабдит их буржуазная революция, ту свободу, которую она даст, те демократические учреждения, которые возникнут на очищенной от крепостничества почве»^1{1}.

В исторических условиях России создалась парадоксальная ситуация, которую Ленин определил следующим образом: «Победа буржуазной революции у нас невозможна, как победа буржуазии… Преобладание крестьянского населения, страшная придавленность его крепостническим (наполовину) крупным землевладением, сила и сознательность организованного уже в социалистическую партию пролетариата, — все эти обстоятельства придают нашей буржуазной революции особый характер»².

Особый характер русской буржуазно-демократической революции состоял в том, что всё её развитие, размах и формы определяла борьба пролетариата. Массовая стачка — специфически пролетарское средство борьбы — играла первостепенную роль в вовлечении в революционную борьбу крестьянства и в подготовке всенародного вооружённого восстания против самодержавия. Поэтому руководящая роль в революции 1905–1907 гг. принадлежала рабочему классу.

Либерально-кадетская и меньшевистская историография. Буржуазная историография³ изображает земско-либеральное движение как «самоотверженное служение общенародным нуждам». Так, Д. И. Шаховской полагает, что на «демократическое» направление земской политики повлияли «сознанная всем обществом в шестидесятых годах потребность коренного обновления жизни и чувство неоплатного долга перед вчерашним рабом», а также привлечение к земской работе «лучших элементов» русской интеллигенции⁴. И. П. Белоконский рассматривает «Союз освобождения» как организацию, объединившую «все оппозиционные силы населения, направленные к одной цели: уничтожению старого строя и замене его демократической конституцией. Эта организация сыграла громадную роль в освободительном движении вообще и в земском в частности»⁵.

Подобно либерально-кадетским историкам меньшевистские авторы⁶ доказывали «право» либеральной буржуазии на руководство буржуазно-демократической революцией. Нельзя согласиться с историком Л. Г. Мамуловой которая видит «заслугу» Веселовского в том, что якобы «он, вопреки буржуазно-либеральной концепции «народного» характера русского земства, показал преобладание дворянства в земстве и классовую направленность его деятельности в интересах помещиков»⁷.

Конечно, Веселовский не может отрицать абсолютное преобладание в земских собраниях дворян, но он утверждает, что состав земцев-землевладельцев с течением времени, особенно с 90-х годов, заметно демократизировался в связи с раздроблением дворянского землевладения и увеличением среди «второго элемента» представителей свободных профессий, которые несли в земство свои демократические «интеллигентные идеалы» и «традиции».

Это привело к тому, что «идейно и даже персонально грань между «вторым» и «третьим» элементами в 90-х гг. в значительной мере была нарушена»⁸. Идя рука об руку с передовыми слоями «второго элемента», «представители «третьего элемента» накладывали печать демократизма на всю земскую работу…»⁹. Таким образом, Веселовский недалеко ушёл от буржуазно-либеральной концепции «внеклассового», или «народного», характера земства.

В соответствии с этой концепцией Веселовский утверждает, что идеологами «Союза освобождения» и образовавшейся на его основе кадетской партии были главным образом представители свободных профессий.

Теория «синтеза» земской среды с «бессословной» интеллигенцией противоречит историческим фактам. Сам Веселовский вынужден был признать, что «усиление роли «третьего элемента» встречало противодействие не только со стороны администрации, но и в среде земских деятелей. На этой почве в 90-х и 900-х гг. происходил ряд конфликтов с управами у врачей и статистиков» ¹⁰.

С более тонкой фальсификацией классовой природы земско-либерального движения и вышедшей из его недр кадетской партии мы встречаемся у меньшевистского публициста и историка А. Мартынова.

В отличие от Веселовского, пытавшегося доказать, что классовые различия между «вторым» и «третьим» элементами под влиянием развивающихся капиталистических отношений всё более и более стирались, Мартынов считает, что «освобожденцы» и «земцы-конституционалисты» представляли собой две качественно различные струи в возродившемся либеральном движении.

Но «как ни опасались земцы-конституционалисты серьёзных социальных реформ в аграрной области и немедленного наделения крестьян одинаковыми с ними политическими правами, — развивает свою точку зрения Мартынов, — они, однако, вынуждены были в конце концов с этой программой примириться ради устранения «правительственной и народной анархии». С другой стороны, как ни равнодушны были освобожденцы в большинстве своём к интересам среднего и крупного землевладения, тем не менее отсутствие революционного движения буржуазных масс, на которое эти идеологи могли бы опереться, и боязнь революционного движения пролетариата толкали их на союз с умеренными земцами-конституционалистами» ^и.

Компромиссная платформа, на которой объединились земцы-конституционалисты с освобожденческой профессиональной интеллигенцией, не могла импонировать народным массам. В новой партии, которая начала формироваться на почве подготовки к выборам в булыгинскую думу, «традиции земского помещичьего либерализма» быстро «вытеснялись идеологией чистого буржуазного либерализма» ¹².

Таким образом, и Веселовский, и Мартынов в своих конечных выводах близко подходят друг к другу. Оба они утверждают, что в возникшей на базе земско-либерального движения кадетской партии быстро «выветривались» традиции земского помещичьего либерализма и она выступала как наиболее последовательный идеолог капиталистического прогресса. Отсюда вытекало признание меньшевиками гегемонии либеральной буржуазии, в лице кадетской партии, в буржуазно-демократической революции.

Либеральная историография идеализировала перводумцев-кадетов, утверждая, что они «были проникнуты одним чувством и одним желанием — отдать все свои силы интересам народа» ¹³. Кадеты не вступили в сделку с царизмом, а, наоборот, отвергли все его попытки достигнуть компромисса. «Два раза, — пишет Н. Ф. Езерский, — в октябре 1905 года во время переговоров с графом Витте и в июле 1906 года конституционно-демократическая партия была близка к власти, и оба раза власть миновала её, потому что партия не дала себя ослепить её миражем и не пошла ни на какие компромиссы, не ослабила даже на минуту свою оппозицию старому режиму» ¹⁴. Кадетские историки уверяли, что влияние кадетской партии в I Думе с течением времени расширялось и крепло. Напротив, Трудовая группа постепенно теряла своих членов, недовольных радикализмом её лидеров, и к концу думской сессии значительная группа якобы откололась от фракции трудовиков и вместе со многими беспартийными крестьянами образовала особую крестьянскую партию, которая решила во всём поддерживать мирную, парламентскую тактику кадетской фракции. Если тем не менее не удалось спасти Государственную думу, то объяснялось это тем, что преобладавшая в ней партия народной свободы «не вполне верно оценивала борющиеся силы и положение вещей… она несколько преуменьшала жизнеспособность старого режима и преувеличивала силу народного движения», но кадетская партия «разделила эту ошибку не только с левыми партиями, но и самим правительством, которое обнаруживало сверх того полную растерянность» ¹⁵.

Труды советских историков. Из историков-марксистов первым начал разработку истории революции пятого года, и в частности роли в ней буржуазии, М. Н. Покровский. На его пути как учёного и политического деятеля были и ошибки, и колебания, и заблуждения. Одной из главных его ошибок как историка было преувеличение значения торгового капитала в истории России. По Покровскому, «стержнем всей нашей хозяйственной системы был торговый капитал», который и определял всю внутреннюю и внешнюю политику царской России. Основным фоном, на котором развернулась революция 1905–1907 гг., с точки зрения Покровского, была борьба промышленного капитала с торговым капиталом. В соответствии с этим Покровский в своих ранних работах явно недооценивал уровень сознательности и организованности массового революционного движения. Он утверждал, что рабочее и крестьянское движения в начале XX в. были стихийно революционны, преследовали чисто экономические цели и их можно было «повернуть во всех направлениях». И вот промышленный капитал решает воспользоваться начавшимся массовым движением, чтобы, опираясь на него, покончить с царским самодержавием — «политически организованным торговым капиталом», по определению Покровского.

Эта концепция, разумеется, была далека от ленинского понимания характера и движущих сил первой русской революции. Следует, однако, подчеркнуть, что на протяжении 1923–1931 гг. Покровский неоднократно пересматривал и углублял свои взгляды, всё более приближаясь к ленинской трактовке русского исторического процесса.

В статье «О русском феодализме, происхождении и характере абсолютизма в России» (1931 г.) М. Н. Покровский признал неправильной свою формулировку о том, что самодержавие — это «торговый капитал в шапке Мономаха». Теперь он определяет самодержавие как феодальное по происхождению и своей классовой основе ¹⁶. Продолжая работать «пылесосом», как назвал сам Покровский очистку «непроветренных углов» своего мировоззрения, он радикально меняет свой взгляд на роль буржуазии в революции. Если раньше он утверждал, что «до декабря 1905 г. кадеты, употребляя биржевые термины, играли на повышение революции», то в своих последних выступлениях в печати Покровский ставит эту проблему на правильные рельсы. В статье «1905 год» он писал: «Наша буржуазия в 1905 г. не была ещё той сплошной реакционной массой, какой становится буржуазия в момент социалистической революции. Но она была ближе к этому состоянию, чем какая бы то ни было другая буржуазия в какую бы то ни было из предшествующих буржуазных революций… И вот почему вопрос о борьбе с буржуазией не сходил ни на одну минуту с основного фона той картины, в которую развёртывалась революция» ¹⁷.

Одной из первых специальных работ, в которой политическое движение русской буржуазии рассматривалось с марксистско-ленинских позиций, была книга С. Е. Сефа «Буржуазия в 1905 году», вышедшая в 1926 г. Но в ней вопрос о генезисе буржуазных партий в России по сути дела не был даже поставлен. Структура же книги могла дать повод к неправильным заключениям. Анализ буржуазного оппозиционного движения автор начинает с политических выступлений крупной промышленной буржуазии, тем самым как бы признавая за последней приоритет в либеральной оппозиции самодержавию. Сеф отдал дань концепции «торгового капитализма», заявляя, что черносотенные защитники русского самодержавия «представляли интересы феодального землевладения и торгового капитализма», а «общеземские съезды олицетворяли собой нарождающийся аграрно-промышленный капитал» ¹⁸. По Сефу, расхождение в политических взглядах в торгово-промышленном мире Москвы между так называемыми найдёновцами и «молодыми» «шло по линии дифференциации интересов промышленного и торгового капиталов» ¹⁹.

Автор ограничивает своё исследование рамками 1905 г. на том основании, что политическая активность крупной буржуазии «к концу года замирает», а деятельность кадетов в 1906–1907 гг. уже освещалась в работах А. Слепкова «Классовые противоречия в I Государственной думе» (М., 1923) и С. Г. Томпсинского «Борьба классов и партий во второй Государственной думе» (М., 1924) ²⁰.

Вслед за Сефом В. В. Рейхардт утверждал, что с весны 1906 г. крупный капитал вовсе отказывается от большой политики, чтобы пробыть вплоть до годов войны и второй революции в роли «лакея Кит Китыча»²¹.

В последнее время точку зрения Сефа — Рейхардта воспринял И. Ф. Гиндин. По его мнению, крупная буржуазия «отказалась в начале 1906 г. от проектов создания своей самостоятельной политической партии» и «всю свою возросшую силу и классовую организованность» направила по прежнему руслу — на учреждение «представительных организаций, отстаивающих её узко экономические домогательства»²².

Представление о том, что с конца 1905 — начала 1906 г. крупная буржуазия уходит с политической сцены, разделяет и В. С. Дякин. Он пишет, что «лишь летом 1905 г. в кругах крупной буржуазии возникла было идея создания особой торгово-промышленной партии, но вслед за тем эта идея была оставлена и вместо политической партии верхи российского капитала создали в 1906 г. предпринимательскую организацию — Совет съездов представителей промышленности и торговли»²³.

В действительности крупная буржуазия отказалась от мысли создать единую и исключительно торгово-промышленную партию, но Совет съездов был создан не вместо политической партии, а рядом с «Союзом 17 октября», в котором объединились верхи российского капитала с обуржуазившимися помещиками.

В статье И. Ф. Гиндина «Русская буржуазия в период капитализма, её развитие и особенности»²⁴ поставлен важный вопрос о генезисе русского либерализма. Он различает старый, или традиционный, земский либерализм и новый, или «настоящий, буржуазный либерализм», который, по его мнению, возник в России на рубеже XIX–XX вв. в среде буржуазной интеллигенции и принял сперва форму «легального марксизма», а затем «освобожденчества». Гиндин считает, что «новый либерализм… оставался до революции 1905 г. движением буржуазной интеллигенции и не пользовался поддержкой крупной буржуазии, которая по-прежнему была политически инертной»²⁵.

Попытка изобразить «освобожденчество» как движение буржуазной интеллигенции и на этом основании противопоставить его старому земскому либерализму означает возвращение к меньшевистской схеме Веселовского— Мартынова, доказывавших, что идеологами «Союза освобождения» и образовавшейся на его базе кадетской партии были в большинстве «профессиональные интеллигенты».

Нам представляется, что образование «Союза освобождения» было только этапом в развитии земско-либерального движения. Ядро Союза составляли либеральные помещики, но в новой организации они действовали в блоке с мелкобуржуазными «попутчиками» типа Кусковой, Прокоповича, Богучарского, Пешехонова и т. п.

Современная буржуазная историография отводит ведущую роль в первой русской революции либеральной буржуазии, а крушение «конституционного» строя, возвещённого манифестом 17 октября 1905 г., объясняет «непримиримой», «бескомпромиссной» позицией кадетов, отвергших соглашение с царизмом и требовавших его полной капитуляции. Вместо того чтобы стать мостом между «исторической властью» и народом, кадеты — элита русского либерализма — вошли якобы в союз с революционными партиями и своей негибкой, «самоубийственной» тактикой оттолкнули «либеральных» министров, подобных Витте и Столыпину, которые искренно желали работать совместно с «общественностью» над «обновлением» России²⁶.

Подобные фальсификаторские концепции, к сожалению, не разоблачаются достаточно глубоко и всесторонне советскими историками. И объясняется это тем, что проблема взаимоотношений буржуазии и царизма, особенно в период революции 1905–1907 гг., принадлежит к числу малоизученных сторон истории России. После выхода первого издания настоящей работы²⁷ прошло 30 лет. С тех пор не опубликовано ни одной монографии по данной проблеме.

Второе издание книги значительно отличается от первого. Автор не только расширил круг источников, лежащих в основе его труда, но и подверг пересмотру и уточнению многие из своих выводов и заключений. В книгу включены новые разделы: кружок земских деятелей «Беседа» (1900–1905 гг.), Парижская конференция оппозиционных и революционных партий (1904 г.), либералы и политические союзы профессиональной интеллигенции, партия демократических реформ, Всероссийский торгово-промышленный союз, легенда о противодействии кадетов займу 1906 г., «мирнообновленцы» и раскол «Союза 17 октября» в период первого междудумья. Гораздо полнее освещена во втором издании история таких законодательных актов, как указ 12 декабря 1904 г. «О мерах к усовершенствованию государственного порядка», акты 18 февраля и 6 августа 1905 г., манифест 17 октября, избирательный закон 11 декабря 1905 г., реформа Государственного совета, «Основные государственные законы» (апрель 1906 г.) и положение о выборах 3 июня 1907 г. Более подробно и последовательно, чем это было сделано в издании 1939 г., изложен ход переговоров, которые вели Витте, Трепов, Столыпин, Извольский и другие сановники с лидерами кадетов, мирнообновленцев и октябристов о вступлении их в министерство. Усовершенствована и структура монографии: вместо 13 глав теперь их стало 7.

Автор стремился, избегая упрощенчества и вульгаризации, показать идеи и события во всей их сложности и противоречивости, дать картину политического бессилия либеральной буржуазии, её неодолимого тяготения к сговору с царизмом, отравления ею политического сознания широких масс конституционными иллюзиями. Насколько это удалось, пусть судит читатель.