С дирижабля… и на воду

С дирижабля… и на воду

Пилотируя над зоной, носящей название «шахматной вырубки», в северной части Гатчинского аэродрома, я несколько уклонился от обычного маршрута и снизился до четырехсот метров. Случайно взглянув вправо, я увидел, что недалеко от меня плывет огромный дирижабль. Облетев его вокруг, я прочел надпись на борту: «СССР-В-2-Смольный».

Рядом с этой махиной мой самолет казался маленькой птичкой. Снизу громадного кокона на паутинных стропах висела металлическая гофрированная кабина, окрашенная в серебристый цвет. Ряд круглых окошек располагался по ее бокам, и с левого борта ясно была видна дверь, чуть побольше, чем у самолета АНТ-9, с которого я совершал первый свой прыжок. По бокам кабины, чуть спереди, два мотора работали на малом газу. Облетев дирижабль несколько раз вокруг, я последовал за ним и вскоре увидел разостланные на земле посадочные сигналы, эллинг и многочисленную стартовую команду, стоявшую возле посадочных знаков.

Плавный, тихий полет дирижабля заинтересовал меня. «А что если организовать прыжки с парашютами из этого летательного аппарата?» — раздумывал я, сидя в кабине своего самолета и глядя на дирижабль. Вернувшись на свой аэродром, я навел справки о воздухоплавательной части, которой принадлежал дирижабль, и скоро познакомился с его командиром.

В Советском Союзе, насколько мне было известно, никто еще из дирижабля не прыгал. Если первые прыжки покажут, что можно использовать дирижабль для этих целей, то почему бы, спрашивается, не обучить парашютному делу команду дирижабля и не использовать его для выброски парашютистов, скажем, в процессе обучения или для выполнения других задач? Командир дирижабля со мной согласился, и мы договорились, что я во время ближайшего полета совершу прыжок из этого дирижабля.

Ранним утром я подъехал к эллингу. Внутри было еще темно. Сквозь редкие окна неяркое августовское солнце бросало желтые снопы света на огромную спину и бока дирижабля. Скоро начался процесс вывода дирижабля из эллинга. Я не случайно говорю: процесс.

Сборы были длинны и утомительны. Меня, привыкшего к моментальным взлетам, раздражала длительная процедура подготовки дирижабля к полету. Стартовая команда, состоявшая из шестидесяти человек, держась за свисающие с боков стропы, с криком и уханьем медленно выводила дирижабль из эллинга. Когда наконец он был уже на площадке, началась процедура уравновешивания, то есть приведения веса экипажа и груза в соответствие с подъемной силой дирижабля. Наконец все готово. Моторы запущены и мягко работают на малом газу.

На самолете набор первой тысячи метров идет быстро. Дирижабль, оставив площадку, набирал высоту медленно, большими кругами. Однако летать на нем было приятно. Не было толчков на взлете, плавные движения напоминали езду на легковом автомобиле по хорошей асфальтированной дороге.

Набрав высоту чуть больше шестисот метров, дирижабль, мягко урча моторами, вышел на расчетную прямую. Глядя через открытую дверь гондолы, я рассчитываю место приземления и, когда оно подходит к переднему обрезу двери, мягко сгибаюсь в пояснице и валюсь за борт.

Метров шестьдесят падаю, потом тяну за вытяжное кольцо. Раскрытие парашюта происходит медленнее, чем при прыжке с самолета. Но скоро мягкий толчок раскрывшегося купола ставит меня в вертикальное положение. Принимаю удобное сидячее положение и взглядом ловлю кокон дирижабля. Вижу его значительно выше себя. На втором заходе прыгнул мой прежний командир звена Г. Голицын. Все шло нормально.

Когда дирижабль возвратился, мы вместе с командиром проанализировали поведение машины после наших прыжков и пришли к выводу, что дирижабль вполне пригоден для выпуска парашютистов. Оказалось, что в момент отделения парашютиста режим полета дирижабля не менялся, хотя логично было предположить увеличение подъемной силы за счет веса отделившегося парашютиста. Можно было ожидать рывка дирижабля вверх. На деле этот рывок был незначителен. Однако чтобы окончательно убедиться в резонности наших выводов, было решено еще раз произвести выброску не менее четырех парашютистов.

…В тот день я предложил Евдокимову подняться вместо меня, чтобы выпустить стажеров и прыгнуть самому. Евдокимов охотно согласился. Все расселись на свои места, и вскоре дирижабль ушел в воздух.

На высоте 600 метров дирижабль описал три круга. Каждый круг сопровождался прыжком одного из парашютистов, плавно опускавшегося на середину стартовой площадки. Четвертым должен был прыгать Евдокимов.

С интересом ожидая его прыжка, я наблюдал с земли, как дирижабль, описав четвертый круг, миновал расчетные точки и, не выпустив парашютиста, поплыл почему-то дальше.

Теряясь в догадках о том, что же могло случиться, я стоял на площадке и смотрел вслед дирижаблю, уходившему к горизонту. Вскоре я и вовсе потерял его из виду. Что за напасть? Однако все вскоре выяснилось. Евдокимов торопился домой. Чтобы не возвращаться домой на автомашине, он решил прыгнуть на свой аэродром. Дирижабль изменил курс, и парашютист выбросился, как задумал. Расчеты его, к сожалению, не оправдались.

Евдокимов плохо рассчитал точку отделения, и его снесло на лес.

Он запутался парашютом в высоких соснах и беспомощно повис на ветвях, в одиночестве созерцая лес. Неизвестно, сколько бы он так провисел, если бы командир дирижабля, наблюдавший с высоты невеселое положение парашютиста, не подлетел к комендантскому зданию на аэродроме и не бросил вымпел с запиской о случившемся.

Впрочем, это происшествие не могло перечеркнуть главного. Наши прыжки доказали, что выбросить большой десант с дирижабля при выполнении тактических заданий вполне возможно.

А вскоре из этого же дирижабля мне пришлось выпустить одиннадцать комсомольцев города Гатчины, которые прошли курс теоретической подготовки в кружке Осоавиахима.

Парашютиста при приземлении подстерегают всякие неожиданности. Нужно было предусмотреть разные варианты. Как, например, должен вести себя парашютист, если ему в силу обстоятельств придется снижаться над водной поверхностью, «приводняться»? Этот вопрос требовал ответа. И не приблизительного, а точного, основанного на проверенных фактах.

Первый прыжок в нашей стране с посадкой на воду выполнил 6 мая 1931 года А. Г. Минов в присутствии летного состава ВВС Черноморского флота. И тем самым доказал полную пригодность обычного спасательного парашюта, не имеющего даже специального отцепного приспособления для использования в морской авиации. А доказать это было необходимо, потому что многие морские летчики относились к спасательному парашюту с сомнением.

Но что ни говори, это одиночный прыжок на воду. А как их проводить в массовом порядке? Какими правилами руководствоваться? Чтобы отработать технику посадки на воду, в 1934 году мне с целой группой товарищей довелось принять участие в работе специального сбора.

Мы взлетали с аэродрома, по пути набирали высоту и отделялись от самолета над широкой гладью озера Ильмень, неоднократно воспетого в старинных былинах и сказаниях. Однако не былины и сказания нас привлекали. На основе нашего опыта предполагалось написать инструкцию по прыжкам в воду.

И было установлено, что лучшим обмундированием для прыжков в воду будет обычный летный легкий комбинезон, спортивные туфли и шлем на голове. Никаких утеплений к обмундированию не предусматривалось, так как температура воды в то время была около двадцати градусов.

Основное отличие прыжка на воду заключалось в умении при снижении в воздухе освободиться от подвесной системы парашюта и привести в готовность спасательные пояса. Для этого, глубоко сидя на круговой лямке, надо было поочередно отстегнуть ножные обхваты и грудную перемычку. Надуть воздухом через горловину пояс, служащий плавсредством для парашюта, а затем свой спасательный пояс.

На расстоянии 7—10 метров от воды парашютист соскальзывал с подвесной системы, крепко держась обеими руками за лямки, и ждал приближения воды.

В момент касания воды ногами отпускал руки и погружался в воду с головой. Но сразу же выныривал, поскольку на нем был спасательный пояс. Благодаря ему держаться на воде было легко даже в зимнем комбинезоне и в меховых унтах, в которых мы прыгали позже. Прыгали много раз. В штилевую погоду и в ветер. При солнце, когда так трудно определить расстояние до воды, и в дождь.

Сейчас плавсредства для приводняющихся парашютистов неизмеримо усовершенствованы. Спасательная лодка наполняется газом автоматически, на ней имеются плавучие якоря и маленькие резиновые весла. Лодка, кроме того, снабжена радиопередатчиком и другими средствами жизнеобеспечения на 3–5 человек. В в 1934 году мы прыгали в воду со спасательными поясами, напоминающими резиновые круги, на которых дошколята учатся плавать.

Далеко вперед шагнула наша техника.