§ 3. Дворцовые перевороты середины века

§ 3. Дворцовые перевороты середины века

Осенью 1740 г. императрица, уже давно страдавшая мочекаменной болезнью, серьезно занемогла, возбудив толки о будущем российского престола. Правда, вопрос о самом наследнике престола уже был как будто решен. Еще задолго до этого момента один из приближенных Анны, К. Левенвольде, был послан по европейским дворам присмотреть жениха для племянницы Анны Ивановны — мекленбургской принцессы Анны Леопольдовны (до крещения в 1733 г. она именовалась Елизавета Екатерина Христина как дочь Екатерины Ивановны и герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского).

Так в России появился 19-летний принц Антон-Ульрих Брауншвейгский, где его приняли на службу и после нескольких лет закалки в военных действиях с Турцией женили летом 1739 г. на царицыной племяннице, весьма недалекой, флегматичной, хотя и миловидной девушке. 12 августа 1740 г. появилось на свет дитя, с пеленок именуемое Иваном Антоновичем. Анна Ивановна сама была его восприемницей и именно в нем видела будущего наследника престола. Французский посланник Ж. Шетарди писал в предсмертные часы Анны Ивановны: «Я вижу, что здешний народ близится к моменту освобождения от ига иностранного министерства, чтобы подчиниться господству иностранной династии».

Главный же нерешенный вопрос был в другом — кому быть регентом до того, как младенец станет мужчиной. Именно это занимало головы виднейших сановников Анны Ивановны. Сами родители младенца в качестве возможных кандидатур не фигурировали, хотя некоторые иностранные послы предполагали Анну Леопольдовну регентшей. Ближайшие же подручные Бирона постепенно склонялись к мысли назначить регентом его, так как сам Бирон весьма стремился к этому.

Кабинет-министры А. П. Бестужев (выдвиженец Бирона) и князь А. М. Черкасский убеждали сенаторов в целесообразности этой кандидатуры. Б. X. Миних, трезво оценивая ситуацию, видимо, не возражал, а А. И. Остерман, как всегда в таких случаях, был болен и отлеживался дома. Сама же императрица, подписав поднесенный ей манифест о наследнике, вопрос о регентстве не поднимала. И только, когда медик, португалец Рибейра, объявил о безнадежном положении царицы, давно заготовленный и обсужденный в кругу высших сановников (ставленников того же Бирона) манифест о регентстве Бирона был подан умирающей императрице на подпись. Анна Ивановна дважды откладывала подписание манифеста, но в конце концов после беседы с принесенным к ней в кресле хитрым и осторожным подагриком А. И. Остерманом манифест был подписан.

Регентом стал Э.-И. Бирон. Подвластный ему Сенат на другой день преподнес ему титул высочества и полмиллиона рублей в год. Впереди были 17 лет полного господства, ибо Иван Антонович, по манифесту, должен был стать совершеннолетним лишь по истечении этого срока. Если с младенцем что-нибудь случится, наследниками должны стать его братья, а регентом опять тот же Бирон. Все, казалось, было прочно, на «законном основании»… Однако давно зревшее недовольство временщиком не угасло, а все более разгоралось. Уже вскоре после назначения регента вокруг принца Антона-Ульриха стали собираться недовольные. Это были в основном гвардейцы Семеновского полка, подполковником которого он был. Однако недовольство было быстро подавлено, виновные наказаны. Принцу Антону-Ульриху публично в Сенате зловещим А. И. Ушаковым была прочитана мораль, а в итоге принц подал в отставку со всех постов. И тем не менее у временщика не было никакой опоры ни при дворе, ни в гвардии, которой командовали, казалось, верные ему иностранцы.

И действительно, регентствоБирона продолжалось до смешного короткое время — 3 недели! 8 ноября не кто иной, как честолюбивый фельдмаршал Миних и его адъютант подполковник Манштейн, вступив в контакт с Анной Леопольдовной и вырвав у нее благословение, с группой гвардейцев в 80 человек ночью приступили к Летнему дворцу, где жил Бирон. Охрана дворца, человек 300, не препятствовала заговорщикам, и X. Манштейн с двумя десятками солдат легко проник в спальню временщика. Разбуженный регент пытался сопротивляться, но, быстро связанный офицерским шарфом, в накинутой солдатской шинели был доставлен в Зимний дворец.

Таков был еще один дворцовый переворот, при котором пал зловещий временщик, ловкий интриган и деспот, пославший тысячи людей на смерть и пытки.

С падением Бирона взаимная грызня придворной клики не прекратилась. Муж вновь объявленной правительницы принц Антон-Ульрих теперь постоянно жаловался, что он генералиссимус, а все дела идут по-прежнему через честолюбивого Ми-ниха. Поговаривали и о том, что А. И. Остерман, этот виднейший и опытнейший государственный деятель, остался также недовольным, так как первым министром стал Б. X. Миних, а ему, Остерману, дали лишь чин великого адмирала.

Весьма существенную роль играла и внешнеполитическая ориентация Б. X. Миыиха. Почти одновременно с Анной Ивановной скончался другой европейский скипетродержатель — австрийский император Карл VI. Назрела война Австрии и Пруссии, которая решила захватить у Австрии Силезию. Фельдмаршал Миних настоял на нейтральной позиции России в предстоящей войне за «Австрийское наследство». Больше того, фельдмаршал добился заключения с Пруссией союза в декабре 1740 г. Это вызвало неудовольствие в придворных кругах, включая и Брауншвейгскую чету, которая держала сторону Австрии. В итоге правительница издала указ, где полномочия Миниха были резко сокращены. Б. X. Миних остался недоволен, заговорил об отставке, будучи уверенным, что ее не примут. Но отставку все-таки приняли, и фельдмаршал оказался не у дел. Теперь старый А. И. Остерман стал первым. Но тотчас началась новая борьба. Обозначился и основной соперник Ос-термана — вице-канцлер граф М. Г. Головкин. К тому же Анна Леопольдовна также установила с Остерманом прохладные отношения. Один лишь принц Антон-Ульрих все еще подчинялся его влиянию.

Дворцовый переворот Елизаветы. Тем временем полным ходом развивалась придворная дипломатическая интрига, главным вдохновителем которой был французский посланник маркиз Ж. де ла Шетарди. Он прибыл в Россию с заданием любыми средствами содействовать войне России и Швеции. Кроме того, французская дипломатия пыталась втянуть Турцию в войну с Россией. Франция в войне за «Австрийское наследство» была союзницей Пруссии и стремилась укрепить прусский тыл, подогревая реваншистские устремления шведских правителей. Однако подробнее об этом будет речь в другой главе. Сейчас нам важно отметить, что в феврале 1741 г. Шетарди получил задание подготовить «дворцовый переворот» в пользу Елизаветы Петровны.

Интрига с Елизаветой началась с помощью ее придворного лекаря Г. Лестока, который связал ее с Шетарди. Вскоре присоединился и другой партнер, шведский посланник Э. М. Ноль-кен. Оба дипломата усиленно делали вид, что из-за Елизаветы готовы объявить войну Швеции с Россией, где (подумать только!) Швеция выступит защитницей наследия Петра I.Из донесений Шетарди явственно выступает весьма сдержанная линия поведения Елизаветы, которая то и дело «охладевала» к замыслам переворота. Летом 1741 г., когда переговоры подошли к решительной стадии, а Швеция уже объявила войну России, Елизавета стала требовать обещанного ей шведского манифеста, где было бы объявлено, что война идет за освобождение русского престола от иностранцев. Елизавете нужны были и деньги — 15 тыс. червонцев. Шетарди всячески избегал денежного вопроса, туманно обещав лишь две тысячи. Манифест от имени главнокомандующего действующей армией Левенгаупта все же был издан, однако практического распространения он не получил.

Оба дипломата вытягивали из будущей императрицы письменное обещание льгот для Швеции, имея в виду главное — территориальные уступки. Надо сказать, что такового обязательства Елизавета упорно не давала, и переговоры уже шли на убыль. Этому способствовал и проницательный А. И. Остер-ман. В октябре 1741 г. он, чувствуя недоброе, уже требовал, чтобы Шетарди был отозван французским правительством. Наконец, в конце ноября 1741 г. сама правительница Анна Леопольдовна имела «крупный» разговор с Елизаветой, где было обращено внимание на частые посещения Шетарди дома Елизаветы и дан совет прекратить эти встречи. Это был тревожный сигнал. Но это было не самое опасное, ибо переговоры с дипломатами и так были бесплодными. Дело в том, что Елизавета с помощью Лестока постепенно приводила в порядок традиционный механизм дворцовых переворотов — придворную гвардию.

С молодых лет отличавшаяся весьма вольным поведением, принцесса Елизавета была в тесном контакте с гвардейцами, дружа с красавцами-гренадерами. Великолепно сложенная, живая, веселая и, как говорили, ослепительно красивая, она пользовалась большой симпатией среди гвардейцев. В годы мрачной бироновщины и засилья иностранцев связи Елизаветы с гвардией крепли. Дворянская гвардия видела в ней наследницу Петра I, символ раскрепощения от господства иностранцев. Число сторонников Елизаветы среди дворян-гвардейцев росло.

И вот наступила главная опасность для предстоящего переворота. 24 ноября был отдан приказ всем гвардейским полкам (около 5 тыс человек) быть готовыми к выступлению против шведов, чтобы отразить их наступление на Выборг. Ближайшее окружение Елизаветы — М. И. Воронцов, А. Г. Разумовский, П. И. и А. И. Шуваловы и Г. Лесток настаивали на немедленном перевороте.

Момент был критический, и Елизавета решилась. В первом часу ночи легкие сани понесли ее к гвардейским казармам Преображенского полка. Войдя туда в сопровождении преданных ей гвардейцев, Елизавета обратилась к ним с речью, содержание которой нетрудно угадать. Около 200 присутствовавших там гвардейцев присягнули Елизавете. Двадцать всадников поскакали с этой вестью в остальные казармы, и полки в течение часа были собраны на дворцовой площади. Тем временем с большой группой гвардейцев Елизавета направилась к Зимнему дворцу. Отдельные отряды были посланы для ареста А. И. Ос-термана, Б. X. Миниха, М. Г. Головкина, барона X. В. Мини-ха, генерал-майора И. Альбрехта, обер-гофмаршала К.-Г. Левенвольде и генерал-комиссара С. В. Лопухина, шуринов Остер-мана братьев Стрешневых и др. Главный отряд стремительно направился в кордегардию Зимнего дворца, неся будущую императрицу на руках. Охрана дворца, за исключением четырех офицеров, перешла на сторону Елизаветы. Легко и быстро произошел арест Брауншвейгской четы — сонные люди не оказали сопротивления. Главным арестантом стал несчастный младенец, которому было 1 год 3 месяца.

Переворот совершился. Ночной дворец осветился огнями и стал наполняться толпами знати, спешившими поздравить новую императрицу. Был собран совет, где приняли участие канцлер князь А. М. Черкасский, тайный советник К. Бреверн, фельдмаршал И. Ю. Трубецкой, адмирал Н. Ф. Головин, генерал-прокурор Сената Н. Ю. Трубецкой, вернувшийся из ссылки А. П. Бестужев, обер-шталмейстер А. Б. Куракин.

Как видно из списка, здесь были и бывшие подручные Бирона и люди, не стоявшие близко к новой императрице. Подлинные сотрудники Елизаветы были еще в тени. Совет принял текст присяги. Иа другой день под грохот пушек царица вступила во дворец, и началось приведение гвардейских полков к присяге. А фельдмаршал Б. X. Миних, барон К. Л. Менгден, граф А. И. Остерман и граф М. Г. Головкин были заключены в Шлиссельбург.

Брауншвейгское семейство вместе с фрейлиной Юлией Менгден поначалу было отправили за границу (они уже добрались до Риги). Потом решение было внезапно изменено. Около года семейство прожило в Динамюнде (под Ригой), а затем, в январе 1744 г., было отправлено в Раненбург, откуда летом того же года переведено в Холмогоры (под Архангельском). Несмотря на опалу и лишения, Анна Леопольдовна почти ежегодно увеличивала свое семейство. В Холмогорах у них было уже, не считая первенца, четверо детей (Екатерина, Елизавета, Петр и Алексей). После родов четвертого ребенка Анна Леопольдовна скончалась 28 лет. Здесь, в Холмогорах, осиротевшее семейство прожило на полутюремном режиме до 1780 г., когда по приказу Екатерины II детей (принц Антон уже умер к тому времени) вывезли в Данию.

Судьба Ивана Антоновича. Что же касается низвергнутого младенца-императора, то в Холмогорах его изолировали от остального семейства, и он пробыл там в полном одиночестве под надзором некоего майора Миллера до 1756 г. Затем внезапно Иван Антонович был тайно переведен в Шлиссельбург — скую крепость.

Долгие годы мальчик-узник рос в невыносимых условиях. По инструкции надзирателю гвардейскому капитану и его сменщику прапорщику предписывалось постоянно быть в «казарме» с арестантом. «А кроме ж вас и прапорщика, — говорилось в инструкции, — в эту казарму никому ни для чего не входить… когда ж для убирания в казарме всякой нечистоты кто впущен будет, тогда арестанту быть за ширмами, чтоб его видеть не могли». Нетрудно понять, что в этих условиях юноша вырос физически и морально надломленным, человеком с расшатанной, болезненной психикой.

Офицерская охрана еще к тому же постоянно издевалась над ним. Это проглядывает в донесениях некоего охранника Овцына о том, что «хотя в нем болезни никакой не видно, только в уме несколько помешался». Мальчик что-то еще смутно помнил о прошлом и в припадке гнева называл себя великим человеком, принцем. «Дня три как в лице кажется несколько почернел, — пишет перепуганный Овцын об одном из таких припадков, — и чтоб от него не робеть… воздержаться не могу; один с ним остаться не могу; когда станет шалеть и сделает страшную рожу, отчего я в лице изменюсь, он, то видя, более шалит». Так продолжалось долгие годы, вплоть до 1764 г.

Итак, 28 ноября был издан манифест, обосновавший все права на престол новой императрицы. Новая государыня раздавала милости направо и налево. А. Г. Разумовский, П. И. и А. И. Шуваловы, М. И. Воронцов были сделаны камергерами. Гвардейские офицеры всех полков и офицеры Ингерманланд-ского и Астраханского полков получили желаемое — треть годового жалованья, солдаты Преображенского полка — по 12 тыс. руб., Семеновского и Измайловского — по 9 тыс. руб., Ингерманландского и Астраханского — по 3 тыс. руб. Гренадерская рота преображенцев была отмечена особо — получила звание «лейбкомпании», а капитаном ее стала сама царица. Всем им пожаловано было потомственное дворянство и деревни (каждый рядовой лейбкомпании получил по 29 душ крепостных). Итак, механизм, исправно сработавший, был, так сказать, вознагражден.

Сразу же было объявлено об уничтожении Кабинета и восстановлении в правах Сената. Сенат был обновлен, в него вошли: фельдмаршал князь Ив. Ю. Трубецкой, тайный советник А. П. Бестужев-Рюмин, обергофмейстер С. А. Салтыков, генерал-прокурор князь Н. Ю. Трубецкой, обер-прокурор И. О. Брылкин, великий канцлер князь А. М. Черкасский, адмирал граф Н. Ф. Головин и др.

Наряду со старыми выдвигались и новые фигуры. После торжественной коронации 25 апреля 1742 г. родственник царицы принц Гессен-Гамбургский стал генерал-фельдмаршалом, А. Г. Разумовский — обер-егермейстером, в графское достоинство возведены Бестужевы-Рюмины, генерал Чернышев и т. д.

Однако эти выдвижения еще не остановили ожесточенной реакции против иностранцев (среди новых фигур были такие фамилии, как Шварц, Грюнштейн и др.). Необходим был процесс над бывшими заправилами. И он был проведен. В январе 1742 г. Б. X. Миних был приговорен к четвертованию, А. И. Остер-ман — к колесованию, К.-Р. Левенвольде, К. Л. Менгден, М. Г. Головкин — к отсечению головы. После инсценировки приготовлений к казни осужденным была объявлена милость Елизаветы: казнь заменена ссылкой Б. X. Миниха в Пелым, А. И. Остермана — в Березов, К.-Р. Левенвольде — в Соликамск и т. д.

Интриги вокруг престола и война со Швецией. Итак, на трон взошла дочь Петра Великого. В ходе нашего изложения мы уже не раз касались облика Елизаветы. Теперь это была не юная дева, ей было уже 32 года. Она так и не вышла замуж, хотя в списке ее женихов были и Людовик XV, и герцог Шартрский, и герцог Бурбонский, и инфант дон Карлос, и граф Мориц Саксонский, и герцог Курляндский, и маркграф Карл Бранденбургский, и Людовик Брауншвейг-Люнебургский, и принц Конти и др.

По-прежнему красивая, веселая и живая, Елизавета без ума любила празднества. Мастерица танцевать, она была способна провести в танце весь бал, меняя несколько платьев кряду. Как истая женщина, Елизавета любила наряды, в ее гардеробе было около 15 тыс. платьев (дважды она их не надевала!). Новая императрица окружала себя атмосферой беспрерывных маскарадов, оперных и комических спектаклей. Она любила наряжаться, особенно в мужское платье, любила сама наряжать актеров, особенно молодых людей. Русский двор теперь не видел грубых и жестоких развлечений, должность шута Елизавета устранила вскоре вовсе. Отлично владевшая французским, неплохо немецким, императрица слыла образованным человеком, хотя до конца жизни была искренне уверена, что в Англию можно проехать каретой.

Поначалу императрица старательно вникала в государственные дела. В конце 1741-го и за 1742 г. она семь раз побывала на заседаниях Сената, в 1744 г. зафиксировано уже только 4 посещения. Несмотря на внешнюю простоту поведения, Елизавета была далеко не простодушна и не легко подчинялась влияниям. Не сразу, например, были подобраны кадры на важнейшие государственные посты. Почти тотчас же по вступлении на престол Елизавета снова подверглась сильнейшему дипломатическому давлению со стороны Франции. С воцарением дочери Петра на престоле Швеция не прекратила войны, разоблачив тем самым всю фальшь своего лозунга борьбы за наследников Петра I.

Однако Елизавета, поставив вопрос о войне согласно пресловутому манифесту Левенгаупта, объявила, что отныне причины для войны нет, и просила французского посланника Шетарди о посредничестве. На первых порах Шетарди так и поступил, уговаривая К. Э. Левенгаупта прекратить войну, но быстро получил нагоняй из Версаля. Сделав головокружительное «сальто», Шетарди объявил теперь Елизавете истинные причины войны Швеции — реванш за поражение от ее отца. Теперь он угрожал ей уже шведским оружием, если не будет требуемых территориальных уступок. Одна из влиятельнейших и самых близких к Елизавете фигур, лейб-медик Г. Лесток употребил все свои силы, дабы склонить Елизавету к выгодному Франции решению. Ведь недаром Лесток, не в пример абсолютно бескорыстному А. И. Остерману, получал так называемую пенсию от французского короля в 15 тыс. ливров ежегодно.

Шетарди и Лесток решили привлечь нового вице-канцлера Алексея Петровича Бестужева. Однако А. П. Бестужев в присутствии Елизаветы проявил мужество и решительно заявил Шетарди, «что он заслуживал бы смертную казнь, если бы стал советовать уступить хотя бы один вершок земли — надобно вести войну!».

На помощь Шетарди прибыл бывший шведский посланник Нолькен. Напор на Елизавету возрастал. Позиции были неравны, так как, по словам Бестужева, «медик имеет возможность говорить с нею по целым часам наедине». И тем не менее Елизавета приняла сторону А. П. Бестужева — военные действия со Швецией были продолжены. Вернув из ссылки и облегчив участь жертв бироновского режима (в частности, были восстановлены в чинах В. В. и М. В. Долгорукие), Елизавета рискнула вместе с тем смягчить участь и Э.-И. Бирона, переселив его из сурового Пелыма в Ярославль. Окружив себя преданными ей людьми, постоянно покровительствуя гвардии и бывая на пирушках лейб-компании, Елизавета, видимо, ни на минуту не забывала о существовании Ивана Антоновича. Почти тотчас по восшествии на престол она вызвала в Россию своего племянника герцога Голштинского Карла-Петра-Ульриха.

Роковые заботы императрицы о странном племяннике. Герцог был то самое «кильское дитя», призрак которого витал при воцарении Анны Ивановны, и тот «чертенок», о котором с беспокойством вспоминала Анна Леопольдовна. Карл-Петр-Ульрих прибыл в Россию в феврале 1742 г. 14-летним мальчиком. Это был противовес свергнутому Ивану Антоновичу. Это было и исполнение знаменитого «тестамента» матери Елизаветы. Правда, по «тестаменту» герцог Голштинский имел первенство перед Елизаветой как потомок Анны Петровны, но он тогда был неправославным. Теперь же Елизавета крестила мальчика, и, став Петром Федоровичем, он приобрелвсе, так сказать, права на престол. Уже 7 ноября 1742 г. он был официально объявлен наследником. Назначение было неожиданностью для всего окружения Елизаветы. Об этом знали лишь Лесток, О. Брюммер (гофмаршал герцога) да новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич. В таких делах Елизавета не советовалась. Первое стремление добросердечной императрицы освободить Брауншвейгское семейство сменилось потом твердым решением отправить их в безвестность.

Меры по отношению к низвергнутой чете были усилены после так называемого заговора Антония де Ботта. Слух о нем разнессяпо Петербургу в июле 1743 г. Дело, как оказалось, заключалось в том, что маркиз де Ботта, австрийский посланник, в кругу лиц, пострадавших от елизаветинского переворота, высказался в пользу Ивана Антоновича и, видимо, встретил словесную поддержку. Аресты и допросы охватили более десятка лиц. Это были главным образом родственники бывшего гене-рал-кригс-комиссара С. Лопухина и жены М. П. Бестужева. Виновным урезали языки либо сослали в отдаленные места. Этот заговор был великолепным поводом для Лестока погубить обоих братьев Бестужевых (что, скажем, во времена бироновщины было совсем нетрудно). Однако Елизавета твердо верила в невиновность обоих братьев и, несмотря на неоднократные нажимы, даже не сняла их с ответственнейших постов. Вскоре после заговора Ботта, в 1744 г. семейство Брауншвейгского принца переводят в Холмогоры, а в 1756 г. принц Иван Антонович попадает в Шлиссельбург. Веселая, добродетельная императрица, бывшая на троне 20 лет, имела постоянную привычку засыпать лишь на заре, даже тогда, когда этот образ жизни стал сказываться на цвете ее лица, и это при ее буквально болезненном отношении к своей красоте. К этой привычке примыкала и другая странность: Елизавета обожала, чтобы перед сном ей щекотали пятки, что часто длилось до самого утра. Видимо, страшны были ночи царственных особ в эпоху дворцовых переворотов.

Поставившая было с помощью нового окружения все на серьезную основу, Елизавета с течением времени государственным делам уделяла все более ничтожное время. Высшие чиновники буквально изнывали от простоев в делах, проистекавших от вихря удовольствий, в котором кружилась эта государыня. Бумаги лежали годами. Известно, например, что ответ на письмо Людовика XV о рождении у него сына она подписала через 3 года. В какой-то мере ситуацию исправляли некоторые министры.

Фаворитизм как закономерное явление эволюции дворянского государства неизбежно развивался и при Елизавете. Фаворитом номер один был Алексей Григорьевич Разумовский. До него, правда, у Елизаветы также были фавориты (А. Б. Бутурлин, гофмейстер С. К. Нарышкин, гвардейский сержант А. Шубин), но певчий императорской капеллы, обладавший могучим басом и не менее могучей фигурой, надолго завоевал сердце Елизаветы. Простой черниговский казак привлек внимание Елизаветы задолго до ее восшествия на трон, сделавшись вследствие этого управителем ее имений. Фавор Разумовского был довольно длительным. Некоторые историки потратили немало сил для доказательства тайного брака Елизаветы и Разумовского. Немало мифов и о детях от этого брака.

Так или иначе, фаворит имел немногих и недолгих соперников. Простой казак был удостоен звания фельдмаршала, ни разу не командуя даже полком. По свидетельству современников, А. Г. Разумовский обладал большой трезвостью ума и многое воспринимал с иронией и не вмешивался в политику. Не скрывая своего происхождения, он навещал своих родных и принимал их в Петербурге. Младший брат его после отбытия срока обучения в Берлине и Геттингене еще совсем юношей был заботливо устроен президентом Академии наук. Фаворит был сыном своего времени, богатство его было сказочным, но это был не Бирон. Наоборот, внешнее бескорыстие его было на устах современников. Особенно известны были его карточные проигрыши, когда жадные до денег партнеры без стыда тащили их со стола. Императрица не оставляла его вниманием и тогда, когда с конца 40-х гг. у нее появился новый фаворит, юный красавец Иван Иванович Шувалов. Человек выдающегося влияния и проницательности, он был надежным помощником царицы в деловых вопросах. С А. Г. Разумовским его сближало важнейшее качество — бескорыстие. Вполне правдивы его собственные слова о себе: «Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности». И. И. Шувалов сыграл важную роль в создании и становлении Московского университета, он был также основателем и президентом Академии художеств.

Итак, под неустанной опекой Елизаветы находился наследник престола, будущий Петр III Федорович. Императрица сиживала над ним часами во время его болезней. Неугомонная попечительница стремительными темпами стала искать ему достойную невесту. Дело маркиза де Ботта и Лопухиных подстегнуло ее еще больше. Поначалу было две кандидатуры: саксонская принцесса Марианна, дочь польского короля Августа III, и София-Августа-Фредерика, дочь Ангальт-Цербстского принца. Менее знатное происхождение последней советники Елизаветы сочли более подходящим, к тому же принцесса Цербст-ская не была католичкой, а это для набожной Елизаветы было очень важно. Принцессе было послано 10 тыс. руб. и приглашение приехать в Россию. В феврале 1744 г. принцесса была уже в Москве, в июне ее окрестили, и появилась Екатерина Алексеевна, будущая Екатерина II. Летом 1745 г. состоялась свадьба.

Суетливые заботы Елизаветы о престоле дали России довольно странного наследника. Внук Петра Великого и внучатый племянник Карла XII, Карл-Петр-Ульрих имел равные шансы быть наследником как русского, так и шведского престолов. Циничные воспитатели юного герцога, рано оставшегося круглым сиротой, старались на всякий случай создать в голове мальчика двойственное мировоззрение, — с одной стороны, лютеранское, с другой — православное, ибо учение о религии есть составная часть мировоззрения тогдашнего человека. Подобный опыт привел к плачевным результатам. Бездарный по природе, слабый умом мальчик на всю жизнь затаил ненависть к книгам, особенно на латинском языке. Уже будучи императором, Петр III запретил держать во дворце книги на латинском. О. Брюммер, воспитатель Карла-Петра-Ульриха, был человеком крайне ограниченным, круглым невеждой, разбиравшимся лишь в лошадях. Забитый им мальчик, а потом уже юноша, рос человеком со странной психикой и причудливыми интересами.

Здесь, однако, мы должны оговориться, что для характеристики личности Карла-Петра-Ульриха историки пользуются главным образом мемуарами Екатерины II, т. е. источника, явно пристрастного к этой личности. Так, Екатерина отмечает, что, уже будучи женатым, он до страсти обожал кукольный театр и кукол вообще. Поздними вечерами и далеко за полночь супруг заставлял супругу играть с ним в куклы, причем это скрывалось от Елизаветы. У Петра Федоровича была и другая страсть: он любил дрессировать собак и мучил их целыми днями где попало — и на даче, и в комнатах дворца. Научившись играть на скрипке, он был способен долгими часами изводить слух окружающих его. По словам В. О. Ключевского, «его образ мыслей и действий производил впечатление чего-то удивительно недодуманного и недоделанного. На серьезные вещи он смотрел детским взглядом, а к детским затеям относился с серьезностью зрелого мужа. Он походил на ребенка, вообразившего себя взрослым; на самом деле это был взрослый человек, навсегда оставшийся ребенком». Петр Федорович с детства обожал прусского короля Фридриха II, но и это обожание вылилось в очередную довольно дикую странность. Великий князь мог дни и ночи напролет играть в деревянных солдатиков. Когда супруга его собралась рожать, Петр Федорович явился на помощь к ней в полной военной форме с огромной шпагой на боку. Потом у Петра Федоровича появились любовницы из фрейлин его супруги. Наследник стал часто напиваться и т. п.

Ко всему прочему наследник престола питал отвращение к России и ко всему русскому. Сам он ходил в голштинском мундире, окружил себя голштинскими офицерами, пренебрегал русской церковью, на богослужениях мог смеяться, показывал язык священнослужителям. Все это, разумеется, не ускользало от внимания придворных кругов, высших государственных сановников и от самой Елизаветы. Императрица порою чисто по-женски приходила в отчаяние. Однажды в беседе с австрийским послом Эстергази Елизавета жаловалась на слабость рассудка великого князя.

Император Петр III. Так или иначе, но со смертью Елизаветы, наступившей 22 декабря 1761 г., императором стал Петр III. Первым актом нового императора было прекращение всех военных действий против Пруссии. При Петре III была уничтожена зловещая Тайная канцелярия. В развитие законодательства Анны Ивановны и Елизаветы при Петре III был принят важнейший государственный акт — Манифест о вольности дворянства. В короткое шестимесячное царствование Петра III была начата секуляризация церковных имений.

Важность этих мероприятий, их немалое историческое значение для судеб дворянской империи историки давно подтвердили. Несомненно, что государственная политика при Петре III и характеристика личности этого государя находятся в довольно сильном несоответствии. Роль Петра III как личности при проведении этих указов была ничтожна. Дворянский историк М. М. Щербатов рассказал одну из ядовитейших легенд о том, как был принят Манифест о вольности дворянства. Стремясь избавиться от наскучившей ему любовницы Е. Р. Воронцовой и собираясь веселиться с «новопривозною», Петр III объявил, что будет работать со своим секретарем Д. В. Волковым в особой комнате. Последнего действительно заперли в комнате и дали распоряжение подготовить какой-нибудь важный закон. Д. В. Волков собрался с мыслями, вспомнил то, о чем чаще всего говорили сановники, и написал проект Манифеста о вольности дворянства. Государь же веселился с княжной Е. С. Куракиной. Разумеется, это легенда, но весьма правдоподобная.

И тем не менее Петр III был личностью глубоко несимпатичной, а его прусская ориентация, равнодушие и нелюбовь к России, к официальной русской церкви возбуждали в среде дворянства недовольство, создавая шансы для очередного дворцового переворота. Все это отлично понимала его умная супруга.

Софья-Августа-Фредерика, Екатерина Алексеевна в православии, была из рода владетелей одного из бесчисленных мелких немецких феодальных княжеств, служивших в XVIII столетии своеобразным питомником, поставлявшим саженцы для укрепления и расцвета крупнейших европейских царствующих династий. Неудивительно, что с раннего детства Екатерина готовила себя к судьбе царственной особы. Обладая природным расчетливым умом, Екатерина еще в детстве решила, как писала о том позже, что наиболее подходящая партия для нее в Европе — это Карл-Петр-Ульрих, наследник российского престола. Брак по расчету, оказавшийся несчастливым и бывший, по ее уверению, фактически фиктивным около 9 лет, тем не менее не поверг ее в уныние и отчаяние. Волевая женщина все свои силы и способности употребила, по ее словам, на достижение трех целей: «1) нравиться великому князю, 2) нравиться императрице, 3) нравиться народу», т. е. высшему придворному обществу. Она мужественно терпела все дикие выходки своего супруга. Никто, как она, не был так старателен в выполнении обычаев православной церкви, что очень нравилось набожной Елизавете. Наконец, она была весьма скромна, тактична при дворе с его сложной сетью хитросплетений интриг. Долгое время к Екатерине, как пишет об этом она сама, относились весьма подозрительно. Однако честолюбивая молодая женщина в конце концов завоевала прочное расположение императрицы и в придворных кругах. Отлично владевшая французским и немецким, Екатерина прилежно и быстро выучилась русскому языку, хотя всю жизнь потом писала с большими ошибками. В дни одинокого супружества, она довольно много, хотя и беспорядочно, читала. Тут были и античные авторы, и довольно модные тогда французские энциклопедисты. Разумеется, образование ее оставляло желать лучшего.

Прожив долгую жизнь при русском дворе, Екатерина отлично усвоила его нравы, небезызвестны ей стали и тайные пружины власти. Когда Петр III взошел на престол, положение Екатерины стало весьма непрочным. Отношения ее с супругом, которого она, видимо, ненавидела всею душою, стали весьма прохладными. Петр III публично третировал и оскорблял ее. Придворные поговаривали о предстоящем заточении ее в монастырь и женитьбе Петра III на Е. Р. Воронцовой. В этой обстановке Екатерина постепенно собирает приводные нити старого механизма государственных переворотов. Поведение императора было настолько вызывающим, что в недовольных не было недостатка. Окончив войну с Пруссией, Петр III пустился защищать интересы своего родного карликового государства — Голштинии — и объявил из-за Шлезвига войну Дании. Он распорядился во всех российских православных церквях снять все иконы, кроме икон Спасителя и Богоматери. Он одел войска в прусскую форму, он на одном из званых обедов при великом множестве знати публично встал на колени перед портретом короля Фридриха II, называя его своим государем. Терпение дворянства лопнуло.

Дворцовый переворот Екатерины и убийство Петра III. Среди недовольных был человек, близкий Екатерине, — воспитатель ее сына Павла граф Никита Иванович Панин, известный дипломат елизаветинской эпохи, человек с большими связями и влиянием. Немалую роль в начальной стадии подготовки переворота сыграла княгиня Е. Р. Дашкова, урожденная Воронцова. Через ее мужа Екатерина устанавливала свои связи с гвардией.

Из высших сановников ей симпатизировали генерал-прокурор А. И. Глебов, генерал-фельдцехмейстер Н. П. Вильбоа, князь М. Н. Волконский, директор полиции Н. А. Корф. По мнению В. О. Ключевского, большую роль в заговоре сыграл малороссийский гетман граф Кирилл Григорьевич Разумовский. Он был полковником и любимцем лейб-гвардии Измайловского полка, а это, ввиду заговора, весьма важное обстоятельство. В гвардии сторонниками Екатерины являлись офицеры — пре-ображенцы П. Б. Пассек и С. А. Бредихин, братья Н. И. и А. И. Рославлевы и М. Ласунский из Измайловского полка. Наиболее активным был офицер конной гвардии 27-летний Григорий Орлов с братьями Алексеем и Федором. В конной гвардии активно действовали 17-летний унтер-офицер Г. А. Потемкин, 22-летний офицер Ф. А. Хитрово и др. К июню, по словам Екатерины, на ее стороне было около 40 гвардейских офицеров и до 10 тыс. солдат.

Толчком к выступлению послужила сумасбродная война из-за Шлезвига. Гвардии было приказано выступать. К тому же 27июня из-за волнений и выкриков солдат в пользу Екатерины был арестован Пассек. Это было сигналом для активных действий. В самом Петербурге царственных особ не было. Император веселился в Ораниенбауме, а Екатерина была в Петергофе, где оба 29июня должны были встретиться. Взбудораженный арестом Пассека Преображенский полк посылает гонца Алексея Орлова к Екатерине, который привозит ее в Петербург. В дело включились Дашкова и Панин. Был поднят Измайловский полк, в казармы которого привезли Екатерину. В присутствии самого К. Г. Разумовского солдаты присягнули новой императрице. Затем последовали в Семеновский полк. Тотчас после этого в Казанском соборе произошел торжественный молебен и в ектений была упомянута самодержица Екатерина II.

Все полки были направлены на окружение и захват караула Зимнего дворца. В нем Екатерина встретилась с Сенатом и Синодом, которые в полном составе присягнули новой императрице. Дело было сделано. Механизм, хорошо подготовленный, сработал четко и без осечек. При этом социальное господство помещиков России оставалось незыблемым.

Самодовольный и ни о чем не подозревавший Петр III со своим ближайшим окружением приехал в Петергоф и вместо торжества по поводу завтрашних своих именин (29июня) увидел опустевший старый дворец Монплезир. Кто-то сказал, что Екатерина тайно уехала в Петербург. Петр III, недоумевая, послал гонцов разузнать, в чем дело. Это были М. И. Воронцов, Н. Ю. Трубецкой и А. И. Шувалов. Их привели к присяге. По некоторым данным, М. И. Воронцов поначалу отказался присягать. Но, так или иначе, гонцы обратно не вернулись, и все стало ясно. Петр III решил защищаться с голштинским отрядом, но его отговорил присутствовавший там фельдмаршал Б. X. Миних. Решено было ехать в Кронштадт. Однако, подплыв на яхте с кучкой приближенных к Кронштадту, Петр III был встречен грубым окриком коменданта И. Л. Талызина, уже назначенного Екатериной. Талызин заявил, что будет стрелять из пушек, если яхта не удалится. Привыкший командовать лишь на вахт-парадах, Петр растерялся, забился в трюм и более ничего не предпринимал. Яхта отплыла вновь в Ораниенбаум. Отсюда был выслан А. М. Голицын с предложением Екатерине разделить власть, но из этого ничего не вышло. Тогда Петр III написал отречение, войска императрицы заняли Петергоф, а вечером Петра увезли в Ропшу, где 6 июля, через 6 дней после переворота, он был удушен. В манифесте была объявлена другая причина смерти — геморроидальные колики. Естественно, участники переворота были щедро вознаграждены как деньгами, так и «крещеной собственностью», т. е. крепостными крестьянами. Раздачи были невероятно щедрыми — по 300–800 душ крестьян. Григорий Орлов стал камергером, Алексей Орлов — майором Преображенского полка, Федор — капитаном Семеновского полка. Всем им дано по 800 душ крестьян. Княгиня Е. Р. Дашкова получила 10 тыс. руб., вскоре еще 24 тыс. руб. Гетман К. Г. Разумовский, Н. И. Панин, М. Н. Волконский — пожизненные пенсии по 5 тыс. руб. в год. Следуя всем правилам, выработанным столь долгой практикой дворцовых переворотов, Екатерина II вернула ссыльных и опальных. 6 июля в Сенате был написан манифест о восшествии Екатерины II на престол. 1 сентября Екатерина выехала в Москву на коронацию, которая произошла 22 сентября 1762 г.

Таков был последний дворцовый переворот из серии переворотов середины века.