Пролог

Пролог

В пятницу 4 октября 1957 г. с ракетодрома Советского Союза поднялась в небо необычная ракета. Её последняя ступень, пронизав толщу атмосферы, вывела на орбиту первый в мире искусственный спутник Земли. Он уже кружил над планетой, когда известие об этом событии достигло берегов Америки.

…В Вашингтоне на приёме, устроенном советским посольством в честь участников конференции по координации планов исследования космического пространства, немногие гости обратили внимание на рассыльного, который, проскользнув между столиков, передал телеграмму одному из членов американской делегации Беркнеру.

Беркнер, прочитав телеграмму, поднялся со своего места и постучал по стакану. «Я хочу, — сказал он, дождавшись тишины, — сделать поразительное сообщение. Редакция „Нью-Йорк таймс“ извещает меня о запуске Советским Союзом спутника Земли. Я поздравляю наших советских коллег с этим достижением».

…Вечером того же дня «Эйр-Коммандор» — личный двухмоторный самолёт президента Эйзенхауэра — приземлился на Геттисбергском аэродроме. Эйзенхауэр «бежал» из Вашингтона от неприятностей, связанных с бурными событиями в Литл-Роке,[1] из-за которых последняя неделя показалась ему самой тяжёлой за всё время пребывания в Белом доме. Он надеялся провести несколько спокойных дней на своей ферме и за игрой в гольф отвлечься от надоевших забот. Но не успел Эйзенхауэр войти в дом, как раздался телефонный звонок и пресс-секретарь Хегерти сообщил, что почти сразу после отлёта президента информационная служба Белого дома доложила о запуске на орбиту советского искусственного спутника Земли.

…Приблизительно в это же время в столовой офицерского клуба «Арми Рэдстоун Арсенал» за ужином встретились директор оперативного отдела армейского управления баллистических снарядов Вернер фон Браун и член группы экспертов по системам вооружений при штабе армии генерал-лейтенант Джеймс Гейвин. Бывшие враги по оружию сошлись, чтобы обсудить и выработать план действий, который приблизил бы осуществление их мечты о создании космического оружия.

Сообщение о советском спутнике прозвучало для них подобно удару грома. Для Гейвина, страстно мечтавшего об уничтожении коммунизма с помощью атомной бомбы, оно оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения. Ему казалось чудовищным, что западные союзники так и не решились поднять оружие против Советского Союза, как об этом прозрачно намекал Уинстон Черчилль. Его недоумение было тем более глубоким, что он приписывал Америке обладание мощью, которая «превосходит человеческое понимание» и благодаря которой она уже якобы пришла к руководству миром.

Фон Браун перенёс потрясение со стоицизмом, который даётся только большим опытом. Глядя прямо перед собой, он хмуро усмехнулся своим мыслям. Он перешёл на сторону американцев, чтобы в следующий раз не оказаться в лагере проигравших, и никогда не скрывал этого. Но теперь, когда на его глазах рушился миф о превосходстве американской техники, Браун снова ощутил тот неприятный холодок, который преследовал его в горах Баварии, где он прятался от отрядов СС в охотничьем замке своего брата Магнуса, ожидая каждую минуту, что бывшие друзья найдут и уничтожат его раньше, чем он как ценный «трофей» успеет попасть в руки американцев.

Обернувшись к сидевшему за соседним столиком Макэлрою, которому вскоре суждено было стать министром обороны США, Браун произнёс вполголоса: «Ну, теперь в Вашингтоне разразится настоящий ад!». И не ошибся. Утром 5 октября новость о появлении «красной звезды, сделанной в Москве», распространилась по всей стране. Радио- и телевизионные компании прервали свои передачи, чтобы ретранслировать в эфир записанный на плёнку звуковой сигнал «советской Луны».

За сдержанными комментариями большинства ведущих газет угадывалась растерянность. Несмотря на то что Советский Союз в точном соответствии с условиями Международного геофизического года заранее сообщил о своём намерении произвести запуск спутника, многие обозреватели либо вообще отказывались верить случившемуся, либо изощрялись в леденящих кровь пророчествах. Предсказывалось даже, что, если русские захотят этого, Нью-Йорк может оказаться разрушенным в ближайшие же дни.

Напуганный апокалипсическими предсказаниями, обыватель быстро терял голову. В Клифтоне полицейские и пожарные бригады атаковали дерево, в ветвях которого, по утверждению свидетелей, запутался «советский спутник»; тяжёлый нервный шок получил один из ньюйоркцев, когда, собравшись понаблюдать за полётом спутника, неожиданно обнаружил у себя за спиной подкрадывавшегося с пистолетом в руках полицейского; ссылаясь на Библию и спутник, призывал покаяться своих прихожан перед скорым концом света преподобный Мартин Клут, пастор церкви Святого милосердия в Вашингтоне; на бирже началось падение акций — уже к 8 октября их общая стоимость снизилась на 4 млрд. долл. Впрочем, это не касалось акций компаний, связанных с производством электронной аппаратуры и ракетостроением, — они раскупались нарасхват.

Паника разрасталась, превзойдя в первые же дни по своим размерам знаменитую истерию 1948 года, вызванную слухами о высадке марсиан в Нью-Джерси. Однако всё это было только пеной, подобно той, которая обычно всплывает на поверхность закипающего варева. Отвратительная сама по себе, она была всего лишь побочным продуктом более глубинных процессов, которые невольно привёл в движение запуск первого советского спутника.